У АНГЕЛОВ ХРИПЛЫЕ ГОЛОСА.

wilhelm

Дата: Воскресенье, 25.10.2020, 18:01 | Сообщение # 541

Невролог

Награды: 0

Группа: Пациент

Сообщений: 232

Карма: 354

Статус: Offline

Ура, дифдиагноз!:) Лечат!

tatyana-ilina-61

Дата: Воскресенье, 25.10.2020, 19:54 | Сообщение # 542

Окулист

Награды: 0

Группа: Персонал больницы

Сообщений: 148

Карма: 56

Статус: Offline

Ну, Хаус точно Холмс smile

Повезло этому Маттео...

Спасибо огромное за долгожданную проду! heart

hoelmes9494

Дата: Вторник, 24.11.2020, 20:04 | Сообщение # 543

фанат honoris causa

Награды: 0

Группа: Персонал больницы

Сообщений: 4345

Карма: 6358

Статус: Offline

Парень, пытавшийся позвонить по телефону, что-то быстро и многословно стал объяснять Хаусу. Тот кивнул, а потом махнул рукой.
- О чём он? – спросил Уилсон.
- Парамедики сюда не ездят, - сказал Хаус. – Раньше могли прислать бригаду из Бенито-Хуарес, но с тех пор, как больница сгорела, и того нет. Так что вся надежда на пикап Диего. Хотя, если вспомнить, на каком убойном транспорте мы тебя сюда доставили, может, это и к лучшему. Ладно, я буду с ним пока. А ты иди, сандалии надень, гамен.
Только тут Уилсон вспомнил про свою занозу в ступне. Она оказалась острым осколком ракушки. Подцепив ногтями, он выдернул этот осколок и выдавил капельку крови. И почему-то показалось добрым знаком, что он укололся именно ракушкой, а не осколком стекла или острым камнем. Ракушка была частью берега, не искусственно привнесённой посторонними людьми – аутентичной этому миру, вобравшему его так органично и властно, как когда-то лесное озеро с серебристой от луны зыбью. И боль от её укола была органичной, такой, как надо, дополняющей все его пять обострённых чувств. Но сандалии всё-таки , действительно, стоило надеть, да и прихватить из номера хоть какие-то деньги – мало ли, что.
Он понятия не имел, где находится населённый пункт, куда они едут, и что он из себя представляет, но, не смотря на это, почувствовал лёгкое возбуждение и приподнятость. Просто от того, что с этой поездкой его сузившийся до гостиничного номера и клочка пляжа мир сделается чуть шире, и через него, может быть, напомнит о себе, покажется хоть краешком, та, другая, жизнь, которой он некогда тоже был аутентичен. До слова на букву «Р».
Когда он вернулся, обутый не в сандалии, а в кроссовки, и с бумажником, пострадавший был в смутном сознании, очень напоминая эпилептика после жестокого статуса. Молодая женщина сидела с ним рядом и что-то успокаивающе говорила, поглаживая по плечу, а Хаус, стоя на коленях, снова щупал пульс. Остальные вполголоса обсуждали происшествие. Мало-помалу Уилсон разобрался, что молодая девушка – сестра пострадавшего, а пожилая – их мать. Диего же, по-видимому, жених девушки. Остальные – просто приятели, собравшиеся ради хорошей погоды и выходного дня окунуться и покидать мячик и теперь совершенно выбитые из колеи неожиданным происшествием, что выразилось в их крикливом сорочьем разговоре с широкой размашистой жестикуляцией, характерной для темпераментных южан.
Насколько Уилсон смог понять, ловили вновь зарывшегося в песок угря. Двое парней, загребая руками, пересыпали песок, здорово напоминая старателей времён золотой лихорадки.
- Тодавиа эста… эста каргато, - сказал Уилсон, с трудом припоминая слова. (может быть, он заряжен)
- Но, - коротко отрезал один из золотодобытчиков. - Эс делициозо (нет, это вкусно)
- Сведение счётов с гастрономической выгодой бонусом, - прокомментировал Хаус – Эти мексиканцы – практичные парни. Хотя нет… - тут же поправился он. – Если только он не свистнул этот студебеккер в каком-нибудь захолустном музее.
Пикап Диего был похож на вырвавшийся из-под обстрела грузовик времён кинохроник вьетнамской войны – песочного цвета, обшарпанный, побывавший во многих передрягах. В кузов Диего побросал какие-то матрасы – на них и уложили полубессознательного Маттео Марко. Уилсон влез следом, чтобы приглядывать за сердечным ритмом в дороге. Хаус сел в кабину – в кузов забраться он вряд ли смог бы.
- Если что, - велел он Уилсону, - стучи, - и скомандовал Диего: - Вамос! (поехали).
Не смотря на свой неказистый вид, грузовичок оказался семижильным: с места взял вполне себе приличную скорость, пересёк пляж и запылил по дороге – по той же, по которой они ездили в Бенито-Хуарес, только свернуть сейчас пришлось не к долине кактусов, а проехать через мост и оказаться на длинной широкой пустоши, покрытой розоватой песчаной пылью.
Уилсона слегка поташнивало от встряхиваний, но было не до себя и своих ощущений – пульс у пострадавшего по-прежнему оставлял желать лучшего. Мерцательная аритмия с приличным дефицитом. Уилсон подозревал, что если сейчас снять ЭКГ, форма зубцов тоже может оказаться самой причудливой.
Было беспокойно: если снова остановка сердца, что он сможет сделать, как проводить реанимацию одному? Стучи - не стучи, а Хаусу запрыгнуть в кузов будет проблематично – разве что советом поможет, хоть и бесценным, но не материальным всё-таки.
Однако, повезло - ничего такого ургентного не случилось. Маттео, бледно-серый, загруженный, так и пролежал всю дорогу, петлявшую вдоль залива по какой-то красноватой песочной пустоши, где опять то и дело попадались огромные кактусы и отдельные редко стоящие белые и жёлтые дома с открытыми верандами, по брови заросшие пышной южной зеленью. Перед некоторыми паслись козы и рылись в пыли куры. Перед некоторыми играли дети. А не перилах одной из веранд сидел и перебирал струны гитары смуглый пожилой мужчина с обнажённым торсом. Постепенно, однако, дома стали встречаться чаще, пустошь с домиками кончилась, и они вдруг снова оказались на берегу моря, где раскинулся ярко освещённый в начинающихся сумерках низкорослый тесно застроенный городишко, чем-то напомнивший Уилсону тот самый кемпинг на границе Техаса.
На Шильде значилось, насколько он смог прочитать, «Лос-Сантос» - что-то вроде «Святыня», что ли? Надо будет потом спросить у Хауса.
По узким улочкам, петляя, добрались до тоже приземистого, но уже довольно значительного здания из бежевого кирпича. На вывеске над распахнутой дверью с высоким крыльцом издалека бросалась в глаза чаша со змеёй.
Грузовичок лихо тормознул перед этим самым крыльцом и, качнувшись на разболтанных рессорах, встал. Уилсон, вытянув шею, увидел за дверью узкий, уходящий куда-то в глубину здания коридор, без окон, но ярко освещённый галогеновыми лампами. Вдоль выкрашенных светлой краской стен стояли каталки, накрытые простынями, кто-то в глубине здания громко переговаривался – вернее, перекрикивался взлетающей мексиканской скороговоркой. Мелькнул человек в хирургической пижаме. Он нёс что-то вроде стойки для внутривенной инфузионной системы. Наконец, в дверях появился охранник в синей робе, привлечённый, по-видимому, шумом мотора.
Диего быстро сказал ему несколько слов, дождался кивка, соскочил с водительского места и побежал внутрь, на ходу что-то выкрикивая по-испански. Хаус открыл свою дверь, спрыгнул на землю – неудачно, скривился и схватился за бедро. Ни черта не работали мексиканские таблетки – это уже ясно было.
На крыльце снова показался Диего и с ним два санитара с носилками. Вышел худой смуглый парень в белом халате, очень молодой, но держащийся уверенно – похоже, что врач.
- Американцы? – спросил он отрывисто и с акцентом. – Электрическое поражение? Вы – врачи? Этот человек сказал, вы проводили реанимацию?
- Си, доктор, - кивнул Хаус.
Санитары полезли в кузов, Уилсон стал помогать, и, пока Хаус объяснялся с врачом, они благополучно спустили пострадавшего на землю и занесли внутрь. Там вдоль коридора оказался целый ряд дверей, за одну из которых санитары и понесли носилки, жестом оставив Уилсона и позвав за собой Диего.
- Они его кладут, - сказал подошедший со спины Хаус. – Понаблюдают. Поддержат сердце. Этот парень перескажет родным, что нужно, и без нас. А ты иди за мной - сделаем КТ. Я обо всём договорился.
Он тоже теперь говорил рубленными фразами и отводил взгляд.
- Боишься? – прямо спросил Уилсон.
Хаус хмыкнул:
- Мне-то чего бояться? Это ты бойся, - выдержал паузу и признался. – Боюсь. Методика твоей комплексной терапии была в стадии разработки – сам знаешь, а теперь, наверное, и вовсе зависнет на неопределённый срок. Ни отдалённых результатов, ни статистики. Чёрт его знает, на какие результаты надо рассчитывать. А ты мнительный. Тебе сейчас лучше, и ты что-то там уже составил у себя в голове, какую-то виртуальную сканограмму. Окажется, что действительность не настолько соответствует твоему представлению, насколько бы ты хотел, и ты снова начнёшь картинно умирать, а я – полной ложкой хлебать твою депрессию, твой страх и твои истерики.
- Я не мнительный, - сказал Уилсон. Больше сказать ему было нечего.
Хаус кивнул с выражением: «Ага, знаем…» - и, взяв его за плечо, направил вдоль коридора. Похоже, он знал, куда идти, потому что свернул раз, потом другой и бесцеремонно толкнул в сторону дверь-купе, ведущую в зал сканерной. У Уилсона сложилось впечатление, что его друг уже бывал здесь, но, впрочем, Хаус мог и виртуально ознакомиться с расположением служб больницы – подобных приложений у него, ограниченного в свободе перемещений в реальности, и в телефоне, и в ноутбуке было немеряно. В любом случае, в нужный зал он попал безошибочно.
Сканер здесь был точно такой же, как в «ПП», и аппаратная похожа, только само помещение теснее и с низким потолком – не факт даже, что отвечающее требованиям техники безопасности, но Уилсон уже привык к мексиканской необязательности соблюдения ряда условностей. Возле сканера спиной к ним, что-то высматривая на панели, стоял невысокий довольно широкоплечий мужчина в белом халате, фигура которого показалась Уилсону смутно знакомой. Однако, он ещё не успел понять, откуда мог бы знать этого человека, как мужчина обернулся.
- Дига? – вслух удивился Хаус. – Вы здесь откуда?
Похоже, Дига удивился ещё больше:
- Дайер? Экампанэ? Дайер, эстас виво? ( вы живы?)
- Комо вес, - буркнул Хаус (как видите)
- Сколько уже прошло? Полтора месяца? – Дига перешёл на английский, на котором говорил с сильным акцентом, но понять было можно.
- Почти два, - Хаус отвечал отрывисто, словно ему был неприятен разговор, и он рад бы был его избежать. – Я думал, вы уехали.
- Я тоже думал уехать. Но центр в Бенито-Хуарес будут восстанавливать, и я, - Дига развёл руками, словно показывая, что обстоятельства оказались сильнее, но он не в претензии. – Ну а вы? – с любопытством повернулся он к Уилсону – тому показалось, что с несколько наигранным оживлением. – Как вы себя чувствуете, сеньор Дайер?
- Оживающим, - тоже лаконично ответил Уилсон, попутно каламбуря свой псевдоним. – В отличие от доктора Коварда.
- О, да! – Дига скорбно поджал губы. – Это ужасное несчастье – огромная потеря для всего научного мира, и вы сами, как уникальный клинический случай, уже тому свидетельство.
«Ах ты, лицемер! - про себя подумал Уилсон. – Какое тебе может быть дело до научного мира, раз он был твоим другом? Но нет, больше ведь приличествует сожалеть о судьбах человечества, чем о себе», - и тут же при этом сам поймал себя на том, что ещё несколько месяцев назад на похоронах Хауса тоже пытался блеять что-то похожее, пока от невыносимой тоски не унесло крышу и не развязало язык.
- Ну, ещё бы, - отогнав непрошеное воспоминание, проговорил он. – По прогнозам моих коллег я уже должен быть, как минимум, с месяц мёртв.
- Месяц – немало, - задумчиво проговорил Дига. – Иногда месяц совсем немало. Иногда считаешь время на минуты, на секунды - и тогда месяц даже много. Вы хотите делать КТ? – спохватился он.
Уилсон побоялся, что Хаус может съязвить, что, мол, нет-нет, и что они зашли в сканерную выпить чашечку кофе. Но Хаус, кажется, сейчас не был способен на сарказм.
- Если это возможно, - смиренно попросил он, - я бы хотел сам посмотреть.
- Хорошо, идите в аппаратную. Я сейчас.
Он повернулся к Уилсону уже с совершенно профессиональным выражением лица:
- Нужно снять одежду и лечь на стол. Во время процедуры следует стараться сохранять неподвижность, пока не будет дана команда…
- Да знаю я, - стеснённо буркнул Уилсон, стаскивая ветровку.
Дига ушёл в аппаратную вслед за Хаусом, и он остался один на белом металлическом выдвижном столе сканера. Хрупнул микрофон при включении, но никто ничего не сказал, только стол пришёл в движение и вдвинул его вовнутрь бело-стального цилиндра. В отличие от аппарата МРТ КТ-сканер работает бесшумно, и исследуемому трудно понять, в какой момент рентгеновские лучи проходят через его тело, высвечивая на экране монитора послойную томографию. Поэтому нужно просто неподвижно лежать и слушать команды из аппаратной. От волнения и прохлады пустого помещения познабливало, и Уилсона накрыло своеобразное дежа-вю – не совсем дежа-вю, потому что так, действительно, было. Только в Принстоне, почти полгода назад. Тогда КТ делал ему Хаус, после их короткой сумасшедшей трёхдневной поездки за его, Уилсона, несуществующей любовью. Хаус болтал в своей привычной саркастической манере – и вдруг замолчал. И это молчание было красноречивее любых слов, Уилсон уже по нему понял, что их авантюра с двойной дозой химии, в своё время спасшая от рецидива рака Таккера, не удалась – опухоль не уменьшилась и не сделалась операбельной, на что они оба тогда рассчитывали.
- Хаус? – тревожно окликнул он, и сам не понял, в воспоминании или сейчас, вслух. Оказалось, что вслух, потому что из аппаратной через микрофон Хаус откликнулся:
- Лежи смирно, не дёргайся.
- Я не дёргаюсь, - сказал он. – Что там у меня? Не молчи.
- Подожди, - мягко попросил Хаус. – Ничего плохого – просто подожди, хорошо? Не хочу ошибиться.
- Нам не с чем сравнить, - проговорил Дига. – Вы привезли старые снимки?
- Они мне не нужны. Я помню всё по срезам, - сказал Хаус и выключил микрофон. – Вот это, например, что? Этой штуки тут не было.
- Похоже на частичную инкапсуляцию соединительной тканью. Наверное, лучевой ожог.
- Она стала меньше и плотнее. Почему плотнее? Я такого не видел раньше.
- А вы такое комбинированное лечение видели раньше?
- Регресс в целом около двадцати процентов. Это неплохо. На столько я даже и не рассчитывал.
Дига кивнул, но справедливости ради тут же заметил:
- К сожалению, операбельности мы всё равно не достигли. Даже если бы он был покрепче и можно было бы сразу провести ещё один сеанс, это ничего не дало бы. Вот здесь – видите? Это глубокая инвазия, заинтересованы перикард и главный бронх.
- Вижу инвазию, но там ткань тоже уплотнилась – практически, как при демаркации.
- Даже если бы состоялась отчётливая демаркация, никто бы не взялся. Эта штука сидит верхом у него на сердце и обсасывает его, как леденец. А вы с раковой тканью знакомы не понаслышке, доктор Хаус: её только тронешь – и всё поползёт. Дырка в сердце, дырка в лёгких – кто такое выдержит? И какой хирург согласится так рисковать? Попробуйте, когда он немного окрепнет, провести ещё хотя бы одну лучевую – тимома почтительно относится к гамма-излучению. Но только она, - Дига постучал кончиком карандаша по изображению тимомы на экране, - в конечном итоге всё равно победит. Теперь, правда, не так скоро.
- Ну, и какой тут прогноз, по-вашему? – хрипло, словно через силу, спросил Хаус.
- Да вы всё сами видите. Год у него теперь, я думаю, точно есть. Может, больше, если инкапсуляция, действительно, имеет место… Два или два с половиной. По правде сказать, я и на это не рассчитывал. Когда Кавардес первый раз показал мне стартовые сканограммы, я, честно говоря, подумал, что он сошёл с ума и принялся ставить опыты на людях, не получив достаточной репрезентативности на крысах. У него такие идеи и раньше были, так что я себя просто соучастником преступления чувствовал. Но отказать я ему никогда не мог – он был Богом поцелован, а я – что? Администратор… - его голос дрогнул и он поспешно отвернулся, но, справившись с собой, снова заговорил:
- Вы же помните, как я попытался отключить жизнеобеспечение, а вы мне помешали? Ну конечно, помните, такое не забудешь, - тут же сам себе ответил он. - А я просто отчаянно трусил. Хотелось, чтобы всё поскорее закончилось, и чтобы я не был замешан. Чтобы пациент умер от рака, а не от лечения рака в моём отделении. Я тогда и на кончик ногтя не допускал, что что-то может удаться на такой убойной терапии. А ваш Дайер – уникальный тип: взял – и не умер.
- Его зовут Уилсон, - зачем-то вдруг сказал Хаус.
- Я знаю, - спокойно кивнул Дига. – И он уже, наверное, изнемогает от неизвестности.
Он дотянулся и снова включил микрофон. Побуждающе посмотрел на Хауса, давая понять, что предоставляет говорить с пациентом ему. Это было правильно.
- Старик, в целом неплохо, - сказал Хаус. – Регресс двадцать пять процентов. У нас снова появилось время.

Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.

tatyana-ilina-61

Дата: Среда, 25.11.2020, 14:36 | Сообщение # 544

Окулист

Награды: 0

Группа: Персонал больницы

Сообщений: 148

Карма: 56

Статус: Offline

Взял – и не умер, и снова появилось время...

Как всегда, эффект присутствия и самые тёплые чувства к героям и автору. Спасибо огромное! heart

hoelmes9494

Дата: Вторник, 01.12.2020, 18:59 | Сообщение # 545

фанат honoris causa

Награды: 0

Группа: Персонал больницы

Сообщений: 4345

Карма: 6358

Статус: Offline

- Я думал, он давно уехал – в Канкун или ещё куда, - нарушил молчание Уилсон, когда их автобус тронулся с места. Диего со своим пикапом отправился восвояси уже давно, а они задержались – сначала с КТ, потом Дига качал для Хауса какие-то прежние материалы, оставшиеся от Кавардеса, и пришлось дожидаться последнего автобуса, уже по темноте.
- Я тоже так думал, - рассеянно отозвался Хаус, глядя в окно. Там, за окном, огни городка уже остались позади, и виднелись только чёрные силуэты кустов на фоне тоже чёрного, но всё-таки чуть посветлее, неба.
- Он одинок, - сказал Уилсон. – Как и мы с тобою. Одинокого человека ничто не держит и ничто не гонит.
Хаус не ответил, продолжая смотреть в окно, словно не расслышал.
- О чём думаешь? – спросил Уилсон.
Не поворачиваясь, тот пожал плечами:
- Ни о чём. И обо всём сразу. Я бодрствую, но ни на чём не сосредоточен – значит, мозг пребывает в хаотичной активности.
- А знаешь…- помолчав, снова заговорил Уилсон. - У меня такое ощущение, что этим вечером мы с тобой закрыли какую-то очень важную, но дочитанную до последней буквы страницу книги, а дальше листы вырваны, и никак не узнать, чем кончится эта книжка.
- Голубиная? – хмыкнул Хаус.
- Ну… да.
- Чем она кончится, как раз совершенно известно. Самый цимес – эти твои вырванные страницы. И сколько их…
- Мало, - невесело усмехнулся Уилсон.
- «Мало» - понятие относительное. Ещё пару месяцев назад их было куда меньше. Так что, амиго, держи хвост трубой.
- Да ты сам не держишь хвост трубой. О, смотри! Опять эти фаллические символы!
Они снова ехали мимо долины кактусов, и рыже-красный грунт отливал под луной глубоким оттенком венозной крови. Странный низкий гул, отдалённый, но нарастающий, вдруг привлёк внимание Уилсона. Он прижался щекой к стеклу и увидел, как жёлто красный треугольник огней плавно поднимается над заливом, постепенно удаляясь и тая.
- Что? – ахнул он. – Самолёт?
- Да, здесь небольшой аэропорт. В основном местные линии, но принимает чартерные рейсы из Нью-Йорка.
- Здесь? Вот в этом Лос-Сантосе? Да он же, как просто большая деревня!
- Ну и что? Мексиканские города, особенно курортные, обычно всё-таки поменьше Лос-Анджелеса, - пожал плечами Хаус, словно досадуя на недостаточные размеры мексиканских городов.
Уилсон замолчал, обдумывая полученную информацию. Значит, прямо у них под боком имелся город со своим аэропортом, а Хаус о нём даже не упомянул, когда, например, ему нужна была аптека. Не упомянул, но в поисках любезного сердцу оксикодона не мог не проверить. Нет, в самом деле, не мог…
- Ты ведь знал, что в этом «Лос-Сантосе» есть больница, - наконец, вслух уличил Уилсон, и по тому, как он это проговорил, было понятно, что он видит отчётливую связь слов про хвост трубой с этой своей фразой.
Хаус, видимо, связь тоже уловил – он поморщился, но ответил честно:
- Знал. Я здесь был.
- И что в больнице есть сканер, тоже знал. А говорил мне про Канкун и Веракрус. Потому что я был слишком слаб, чтобы доехать до Канкуна или Веракруса, но недостаточно слаб, чтобы не добраться в Лос-Сантос?
И снова Хаус притворился глухим.
Его состояние всё больше тревожило Уилсона. Раньше за Хаусом не водилось привычки убегать от ответов. Правда, раньше и Уилсон не был составной частью его диагностической головоломки.
Автобус снова свернул к берегу, колёса зашуршали по галечнику. На мелкой водяной зыби запрыгали, дробясь, лунные блики вперемешку с отблеском фар. Это уже был конец их пути: каменный зуб, с которого Уилсон прыгал в воду, песчаный пляж, отель. Автобус должен был сделать остановку и отправиться дальше, в Сан-Андреас и Медельин.
Хаус потянулся за тростью.
- Там же не двадцать пять процентов регресса, да? – спросил вдруг Уилсон, и пальцы промахнулись мимо рукоятки.
- Двадцать пять, - упёрся Хаус. Он, наконец, ухватил трость и поднялся с места, удерживаясь за спинку сидения, потому что автобус всё ещё ехал.
- Тогда почему ты мне не показал снимки?
- Потому что ты в данном случае пациент, а не врач.
- Ты врёшь мне.
- Думай, что хочешь. – и покачнулся, потому что тут-то как раз автобус и затормозил, двери – допотопные гармошки – с шипением разошлись.
Камни под ногами ещё не успели отдать дневное тепло, и казалось, будто под них запрятан гигантский обогреватель. Ветра не было, но воздух не казался совершенно неподвижным – залив словно дышал. Вдалеке, на освещённой части пляжа, снова играли в мяч. Уилсон увидел, что фасад отеля украсили иллюминацией – разноцветные огоньки то загорались, то гасли, то начинали бегать, выписывая разные фигуры в самых невообразимых сочетаниях: пальмы, паруса, чайки, и тут же вдруг сани и северные олени, а потом человек в шубе на водных лыжах, запряжённых дельфинами.
- Смотри-ка, это же к рождеству, - указал он Хаусу, решив больше не возвращаться к теме процента регресса, как к совершенно бесперспективной.
- Этого ещё не хватало, - предсказуемо проворчал Хаус.
- Не понимаю, что ты в этом видишь плохого? Это же радостное событие, праздник.
- Радостное событие рождения всеобщего заблуждения? Праздник вранья? Ты не знаешь, сколько крови лилось именем этого несуществующего нечто?
- Да какая разница, чьим именем! – Уилсон даже руками всплеснул - Кровь лилась и будет литься в силу дурной стороны натуры человека, а праздник как раз активирует его лучшую сторону, а значит снижает общий накал агрессии и уменьшает кровопролитье.
- Лучшую сторону – это обжорство и пьянство?
- Радость и веселье. И любовь к ближнему.
- Любовь к этому так называемому «ближнему» – это всего-навсего отсутствие ненависти. Равнодушие.
- Знаешь, - проговорил Уилсон, помолчав. – Ещё полгода назад я был настолько глуп и слеп, что мог бы тебе и поверить. Но сейчас слушать твои рассуждения о равнодушии мне, извини, смешно.
- Это почему? – с интересом повернулся к нему Хаус.
- А это потому, амиго, что вот ты, например, понятия не имеешь, что это такое, равнодушие. И нечего рассуждать о состоянии, которого никогда не испытывал.
- Ты уверен? – скептически хмыкнул Хаус, но Уилсон посмотрел ему прямо в глаза, и он отчего-то стушевался под этим взглядом.
- Уверен.
- Да ладно, - буркнул Хаус капитулируя. – Нарядим кактус ракушками, если тебе так хочется, нарежемся и будем петь рождественский псалом, как пара мартовских котов. А потом попросим Санту покатать тебя на дельфинах – ты себя последнее время просто отлично вёл.
- А что будет дальше? – вдруг спросил Уилсон странным голосом.
Здесь, в дальнем конце пляжа было почти темно, но блики иллюминации всё-таки пробегали по их лицам, и тёмные глаза Уилсона вспыхивали и гасли, отражая эти огни.
- "Будет ласковый дождь, будет запах земли и проворных стрижей щебетанье вдали, - процитировал вдруг Хаус. - И проснётся весна, чтобы встретить рассвет, и она не заметит, что нас уже нет"
Уилсон узнал чуть жутковатое и отчаянно печальное стихотворение из рассказа Рэя Брэдбери.
- Надо же! Наизусть помнишь… А что же насчёт хвоста трубой?
Хаус, чуть сощурившись, посмотрел поверх его головы. Сказал непонятно:
- Это само собой… Ну, пошли, что ли, скорее? А то проклятая нога разнылась, как зуб – опять полночи спать не даст.
И это тоже было тревожащей новостью – Хаус никогда прежде – никогда-никогда – не жаловался вот так, вдруг. И Уилсон снова спросил – но уже не вслух и непонятно вообще, у кого: «а что будет дальше?»

Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.

tatyana-ilina-61

Дата: Среда, 02.12.2020, 13:13 | Сообщение # 546

Окулист

Награды: 0

Группа: Персонал больницы

Сообщений: 148

Карма: 56

Статус: Offline

Цитата hoelmes9494 (

)

- А что будет дальше? – вдруг спросил Уилсон странным голосом

Вот вроде и знаю ответ, а всё равно тревожно...
Спасибо за проду, дорогой автор!
heart

hoelmes9494

Дата: Четверг, 03.12.2020, 19:49 | Сообщение # 547

фанат honoris causa

Награды: 0

Группа: Персонал больницы

Сообщений: 4345

Карма: 6358

Статус: Offline

Он, однако, понятия не имел, что «дальше» последует прямо на следующий день и окажется таким… ну, просто ошеломляющим.
Хаус, намучавшийся за ночь со своей бессонницей и болью, ещё спал, когда его телефон вдруг ожил. Уилсон с опаской протянул руку и принял звонок – с опаской, потому что заговорить вполне могли по-испански – Хаус заводил знакомства легко и непредсказуемо – и тогда разобрать искажённую мобильной связью скороговорку ему вообще без шансов.
Но в трубке заговорили, хоть и с акцентом, но по-английски:
- Экампанэ, это Альфонсо Дига.
- Это не Экампанэ, - сказал Уилсон. – Это Дайер, - и испуганно спохватился. – А что? Что-то случилось? Вы из-за меня звоните? Из-за моей КТ?
- Нет-нет, не нужно волноваться, - поспешно успокоил его доктор Дига. - О вас ничего нового – хороший регресс. Я сейчас звоню насчёт другого дела. Тот пациент, которого вы привезли – ему намного лучше. К нему только что приезжала девушка, сестра, и она мне рассказала, как вы проводили реанимацию на берегу, и как поставили диагноз, и нашли угря…
Уилсон терпеливо слушал, не совсем понимая, куда он клонит.
- Я просто вот что подумал, - продолжал Дига. – Вы здесь живёте уже давно, это стоит денег. А сейчас ведь такое время - начался сезон, в Бенито-Хуарес на месте больницы одни развалины, а люди будут переедать и перепивать, калечиться на скутерах и сёрфах, тонуть, драться, нанося друг другу увечья. Дети окажутся слишком чувствительны к экзотической кухне или смене климата. Значит, все поедут к нам. Да уже едут. И экстренные случаи, и острые. А тут дело к рождеству… Я и подумал: вы ведь недалеко живёте. Не хотите подработать?
Уилсон стиснул трубку вспотевшей рукой.
- Подработать? То есть… кем?
- Врачами, разумеется. Не санитарами же с вашими знаниями и вашим опытом. Тут такое дело... Я пока исполняю обязанности заведующего отделением скорой помощи. Временно, но до конца года – точно. И вот я в состоянии административного коллапса, потому что даже не могу отпустить сотрудников на рождественские каникулы – их некем заменить. Раньше, в прошлые годы, помогали коллеги из онкоцентра, но теперь, после пожара, они уехали. Какие-нибудь пару недель, до Рождества и Нового года, а? Вам ведь не помешает несколько лишних песо?
- Вы шутите? - разом осипшим голосом проговорил Уилсон.
- Я серьёзен, как похоронная процессия. Так что? По рукам?
- Нет, постойте… А лицензии? Мы же не совсем… И документы… Ну, вы знаете, - он не был уверен, что разговор о поддельных документах и их с Хаусом нелегальном положении – телефонный разговор.
- У меня мохнатая лапа в полицейском департаменте, - рассмеялся Дига. – Потом, здесь – не ваш этот…как его? Принстон? Здесь на формальности смотрят сквозь пальцы, лишь бы нашёлся тот, кто возьмёт на себя ответственность. А это буду я. И что мне ваши лицензии, когда я знаю, кто вы на самом деле.
- Постойте-постойте, - Уилсон быстрым движением провёл по голове как бы стараясь взлохматить волосы, вот только волос у него больше не было. – Но… а если что-то случится и понадобится как раз исполнение формальностей?
- Очень просто: я везде буду ставить свою подпись, и получится, что вы – это я, просто меня очень много, и платить мне тоже нужно очень много, – он рассмеялся собственной шутке и добавил уже серьёзно. – А когда заплатят мне, я заплачу вам.
- Подождите… - Уилсон в замешательстве принялся тереть ладонью загривок. – Я… я не могу…
- Не хотите? – разочарованно, но и понимающе вздохнул Дига.
- Да нет, - решился он, наконец. – Наоборот, я хочу. Даже очень. Но я ведь ещё не совсем здоров и…что скажет Хаус… э-э… Экампанэ…
- Пожалуйста, - попросил Дига, - не сочтите за труд позвонить мне, когда посоветуетесь с доктором Хаусом, - и трубка, щелкнув, замолчала.
Уилсон стоял и смотрел на неё так же, как в детстве смотрел на внезапно появившиеся в картонных углях декоративного камина настоящие тикающие часики. Ощущение, что к нему только что наведывался Санта-Клаус собственной персоной, не оставляло его. Предложение Дига было не просто заманчивым – оно было волшебным. Словно он уже торчал на берегу Стикса, ожидая старика в лодке и гоняя во рту медяшку за проезд, как вдруг к нему подошёл ангел в слепительно-белых одеждах и властно взял за плечо:
- Ты это куда собрался Джеймс Эван Уилсон? А работа? А больница? Ишь, чего вздумал!

Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.

Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Пятница, 04.12.2020, 17:41

tatyana-ilina-61

Дата: Пятница, 04.12.2020, 16:19 | Сообщение # 548

Окулист

Награды: 0

Группа: Персонал больницы

Сообщений: 148

Карма: 56

Статус: Offline

Вот молодец Дига! Это же как раз то, что нужно Уилсону, да и Хаусу тоже.

Спасибо за маленькую, но действительно ошеломляющую проду! doctor

hoelmes9494

Дата: Вторник, 12.01.2021, 15:36 | Сообщение # 549

фанат honoris causa

Награды: 0

Группа: Персонал больницы

Сообщений: 4345

Карма: 6358

Статус: Offline

Уилсон нервничал и не мог усидеть на месте. Он прошёлся несколько раз по номеру – бесцельно и бессмысленно, воткнул в розетку чайник, потом спустился в буфет за круассанами и печеньем, вернулся, нервно всухомятку сжевал пару печений, заварил кофе, а Хаус всё спал. Будить его было бы свинством, но и терпеть больше сил не было.
Уилсон открыл окно, постоял перед ним, вдыхая тёплый солоноватый воздух, и снова с тоской подумал о морозном зимнем воздухе рождественского Принстона. О скрипе снега под ногами, о вечере, когда деревья белеют от инея, а вокруг фонарей толчётся мелкая колючая крупа, и идти даже от машины до подъезда знобко, а пар от дыхания влагой оседает на ресницах. Но зато дома ждёт горячий шоколад с кубиками маршмеллоу и бормочущий какую-нибудь чепуху телевизор, под который так сладко дремать, согревшись, особенно рядом с тоже расслабленным, опустившим колючки Хаусом. Они часто проводили вместе рождественские вечера, хотя Хаус, по большому счёту, рождество за праздник не считал, а он, Уилсон, скорее должен бы был праздновать хануку. Но, с другой стороны, праздник рождества - это был повод для хорошего вечера, а таких поводов ни тот, ни другой старались не упускать. И сейчас Уилсон тосковал и по таким вечерам тоже. И по снегу. Ну, что, казалось бы, такого притягательного в этом агрегатном состоянии воды? Влажный холод, впивающийся в пальцы, стоит взять в руки комок. И тем не менее, он сейчас бы не пожалел никаких сокровищ за просто залепленный в стекло окна снежок.
Наконец, терпение лопнуло. Уилсон присел на край кровати Хауса, нерешительно положил ему руку на плечо.
- Отвяжись, - не открывая глаз, буркнул Хаус.
- Извини, - смутился Уилсон, но руки не убрал.
- Ну, чего тебе? Ты в порядке? – запоздало «сработал» привычный «пульсоксиметр».
- Со мной всё хорошо. Просто… надо посоветоваться.
- По поводу?
- Звонил Дига… - и, торопясь и сбиваясь, Уилсон пересказал суть предложения временно исполняющего обязанности главврача, от волнения так тиская пальцы одной руки другой, что они побелели, и даже вроде пробуя их на излом.
Пока он говорил, Хаус окончательно проснулся и повернулся к нему лицом, но только всё больше хмурился, слушая. Этого Уилсон и боялся. Он сбился, начал что-то с жаром доказывать, приводить какие-то нелепые доводы, сам почувствовал их нелепость – и умолк. Хаус смотрел всё так же хмуро – наконец, спросил - неожиданно сочувственно и мягко:
- Ну, а ты чего так разволновался-то? Смотри, даже губы трясутся…. Ну, предположим, мы на это предложение купимся. Кто платит музыку?
- Дига сказал…. Он сказал, что сейчас он – верхняя точка администрирования. Над ним фактически никого нет. Он оформит всё на себя, а нам отдаст живые деньги. Без оформления.
- Ага. То есть, опять на грани уголовщины….
- Хаус… Мы и так нелегалы, а ты – в бегах. Нам вроде нечего терять. А деньги… Мне кажется, нам не помешает немного подработать. И это только до Нового года. Что ты думаешь?
Хаус не торопился с ответом. Кряхтя, сел в постели, потянулся за джинсами.
- Что я думаю? – наконец, переспросил он. - Думаю, что тебе это нужно, а Дига пусть пеняет на себя. Давай, звони ему.

Автобус в Лос-Сантос ходил три раза в день – их устраивал семичасовой. Можно было проснуться на рассвете, не спеша, позавтракать, да ещё и успеть искупаться. Понаехавшие курортники к этому времени ещё не продирали глаза, и на пляже было пустынно.
Уилсон сразу припомнил свои принстонские привычки и одевался на работу непременно в костюм с галстуком – только лёгкий, летний, специально купленный в Бенито-Хуарес. Хаус фыркал и обходился джинсами и футболкой.
В больнице они выполняли сразу несколько функций – как и обещал, Дига распустил на праздники почти весь персонал. Хаус вместе с мексиканкой-медсестрой дежурил в приёмной, с ходу раздавая блиц-диагнозы и отсеивая почти половину обратившихся с рекомендацией: « подуй на бо-бо и не морочь людям голову». Что интересно, на него не жаловались – очевидно, местные не были избалованы медицинским политесом, а курортники воспринимали мелкие неприятности со здоровьем, как весёлое приключение. Уилсон, который плохо понимал, а ещё хуже говорил по-испански, во врачи первого контакта не годился, но зато он, как оказалось, весьма успешен в малой хирургии, особенно если речь шла о детях – его попытки завести беседу казались им такими комичными, что у больницы появлялась возможность экономить на обезболивающих. Впрочем, надо отдать ему справедливость, само обезболивание он тоже проводил на очень высоком уровне, комбинируя средства с максимальным эффектом и максимальной же безопасностью при минимальных дозах. Правда, сэкономленные лекарства не возвращались в аптеку, а поступали в распоряжение больного бедра Хауса. Но это обстоятельство, кажется, не особенно отягощало совесть доктора Уилсона – в конце концов, персонал всегда пользовался расширенной страховкой на все виды медицинских услуг, и то, что в больнице Лос-Сантоса они не могли занять официального положения, сути не меняло.
Хаус уставал. Он, по-прежнему, спал крайне мало и беспокойно, кроме того, начал по ночам работать с материалами, переданными Дига, и что-то его в этих материалах не устраивало – он сердито рвал бумагу с записями и ругался на скудность медицинских интернет-библиотек. Несколько раз он требовал с Уилсона биологический материал для исследования и брал кровь, всевозможные соскобы и скарификации – так активно, что эти несколько раз Уилсон чувствовал себя немножко лабораторной крысой.
- Метод Кавардеса никуда не годится, - говорил Хаус, карандашом по привычке постукивая себя по середине лба или вертя его в пальцах. – Экстремальные условия на «авось». Ну, повезло, сработало, но ты же чуть на тот свет не уехал, а если бы не тот парень с костным мозгом, то и уехал бы. Да и эффект временный. Это – не вариант, этим её не переиграешь.
- Кого? – спросил Уилсон, закономерно предполагая, что он ответит «опухоль».
- Смерть, - сказал Хаус. – Эти все открытия Кавардеса – игрушки для неё. Ну, отступит на шажок-другой. А глобально так ничего не сделаешь. В лучшем случае, выиграешь пару лет, повезёт – больше, вот, как у тебя. А нужно вмешиваться в химизм клетки. Не снаружи кувалдой по ней колотить, а её саму научить держать удар. Но вот где найти эквивалент кувалды для биохимии? Ты знаешь?
- Нет, - ошеломлённо ответил Уилсон.
- А вот я догадываюсь. Есть у нас такие клетки, которые плевать хотели на все кувалды, которые живут себе и живут, делятся и делятся, и в которых сама идея смерти как будто и не заложена. Знаешь такие клетки, Уилсон? Ты их должен знать.
- Раковые?
- Раковые, да. Вот только склонить к сотрудничеству того, против кого собираешься создавать коалицию – это уже такой уровень дипломатии, который только в психушке. Хотя… почему нет?
А вот разговоры про психушку пугали Уилсона больше всего. И он чаще всего включал строгого надзирателя по режиму:
- Так. А ты на часы смотрел вообще? Ну-ка ложись спать сию минуту – честное слово, начну тебе снотворное в пиво подмешивать.
Иногда он сомневался, правильно ли сделал, что втянул Хауса в авантюру Дига, но нет, похоже было, что работа в приёмном оказывает на его друга скорее положительное, чем отрицательное влияние. А уж самому Уилсону эта работа была вообще тем, «что доктор прописал». Занимаясь в больнице, он отвлекался от мрачных мыслей о своём не слишком радужном прогнозе, от остаточных болезненных ощущений, от тоски по дому, даже от беспокойства за Хауса. У него появился хороший аппетит, и он немного набрал вес, стал лучше спать, почувствовал в мышцах уже почти забытую упругость и силу, и однажды даже в шутку предложил Хаусу поединок по армрестлингу, в котором раньше обычно у него выигрывал – во всяком случае, на левых. У него-то левая была ведущей, а Хаус, скорее, мог похвастаться силой правой, упражняемой тростью. Нет, Хаус завалил его без особого труда на этот раз, но уже то, что ему пришло в голову это проделать, было хорошим признаком.
Сам Хаус, надо сказать, тоже был доволен работой в больнице, и почти по той же причине, что и Уилсон. Он не говорил этого, и не признавался в этом даже себе, но опухоль Уилсона, и всё то, что он про себя называл «маленький ад на двоих», подорвало его психику гораздо больше, чем можно было видеть со стороны. Постоянная тяжесть на душе, постоянная тревога сформировали глубокую тревожную депрессию, закручивающуюся, как небольшой мрачный водоворот, воронкой. Он каждую минуту ждал беды, хотя даже сформулировать для себя не мог, что это за беда, и откуда её ждать. Ум его оставался ясным, но эмоциональная сфера изнашивалась очень быстро. Его мучили кошмары, но бессонница была хуже кошмаров. Он боялся ложиться спать, потому что боялся не суметь уснуть. Поэтому падал в постель, только чувствуя, что уже отключается. Но и то иногда самого сознания, что он ложится спать, было достаточно для того, чтобы сон испарился. Ему нравилось, когда Уилсон, сидя рядом, касается его, перебирая волосы, потому что это здорово успокаивало, и тогда он хорошо засыпал, и мог спать, усыплённый этой рассеянной, почти машинальной лаской Уилсона, крепко и сладко. Но он ни за что не признался бы в этом, и, уж тем более, не попросил бы. Он только позволял Уилсону так делать – хорошо, что Уилсон, кажется, сам догадывался, как Хауса успокаивает такой массаж, и прибегал к нему в самые тяжёлые для его друга часы.

Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.

Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Вторник, 12.01.2021, 15:37

tatyana-ilina-61

Дата: Среда, 13.01.2021, 22:00 | Сообщение # 550

Окулист

Награды: 0

Группа: Персонал больницы

Сообщений: 148

Карма: 56

Статус: Offline

Цитата hoelmes9494 (

)

Ему нравилось, когда Уилсон, сидя рядом, касается его, перебирая волосы, потому что это здорово успокаивало, и тогда он хорошо засыпал, и мог спать, усыплённый этой рассеянной, почти машинальной лаской Уилсона, крепко и сладко.

Очень люблю такие и в прямом, и в переносном смысле трогательные моменты smile

Спасибо!

hoelmes9494

Дата: Понедельник, 18.01.2021, 11:29 | Сообщение # 551

фанат honoris causa

Награды: 0

Группа: Персонал больницы

Сообщений: 4345

Карма: 6358

Статус: Offline

Но Уилсон и сам ещё был далеко не в форме. Язва на груди, например, у него заживала медленно, и он всё ещё носил наклейку, особенно, когда купался, да и одышка появлялась при малейшем напряжении, даже просто при быстрой ходьбе.
- Просто нужно тренироваться, - говорил он и даже начинал понемногу бегать трусцой вдоль кромки воды по плотному песку пляжа, только выдыхался сразу же и, согнувшись и упершись ладонями в колени, кашлял, восстанавливая дыхание. Кардиограмма у него тоже пока была далека от идеальной, а для расстройства желудка хватало пустяка, вроде слишком острого соуса или жирного бурито. Тут уже Хаус стоял на страже и – благо, опыт был огромен – вовремя виртуозно тырил с тарелки Уилсона то, что, по его мнению, было излишним или тяжёлым для пищеварения. Уилсону это нравилось – он бурно протестовал, пытался перехватить вороватую руку Хауса или даже слегка ткнуть её вилкой, но самым лучшим при этом было то, что Хаус вроде бы, как раньше, просто ворует его еду, а не бдит за нагрузкой на желудок. То есть, можно было на время убедить себя, что он здоров, и у них всё, как раньше.
В этом была, правда, одна серьёзная опасность: он начал надеяться. Видя, как Хаус вгрызается в записи Кавардеса и штудирует цитохимию, Уилсон исподволь всё больше проникался соблазном: «А что, если он сможет? Что, если обещанные два-три года растянутся на четыре, а то и пять, а то и шесть?» Думать так было сладко и головокружительно, но Уилсон предвидел, с какой силой можно после таких мыслей приложиться «мордой об стол», увидев на очередном КТ отчётливое прогрессирование. И – он это прекрасно понимал – с не меньшей, если не с большей, силой это «приложит» и Хауса, для которого к потере надежды прибавится крах собственных научных, медицинских теорий. А он и раньше воспринимал такие, к счастью, редкие неудачи крайне болезненно. И лучше было генерировать в себе скепсис, попутно осаживая и Хауса, чтобы не зарывался. Но было всё равно щекотно от надежды.
Работа в больнице помогала и от надежд, и от безнадежности..
Город между тем всё больше обрастал рождественскими украшениями, хоть и с южной спецификой, но всё равно напоминающими привычные предрождественские дни Принстона. Наконец, начался Посадас, наступил день Святой Марии, означавший здесь официальное начало рождественских праздников. На улицах продавали в наскоро сооружённых киосках ромеритос и фаршированную индейку, везде сверкала и переливалась праздничная иллюминация – звёзды, пальмы, олени, изображения волхвов, готовых исполнять желания и дарить подарки вместе с традиционным Панчо Клаусом, сменившим тёплый не по погоде колпак на широкополую шляпу и цветное пончо, к церкви потянулись бесчисленные девы с младенцами на ослах или – за неимением их – украшенных пони в сопровождении своих Иосифов.
- А я и не надеялся дожить до Рождества, - сказал Уилсон, по дороге с работы глядя на всё это великолепие из окна автобуса. – Здорово красиво. Только снега не хватает.
- Китч, – ненатурально поморщился Хаус.
- Пусть китч. Рождество вообще китч, любой праздник – китч. Похороны – не китч.
- Тоже китч, - сказал Хаус. – Но унылый. Устроим праздничный ужин?

х х х х

В тот раз праздничный ужин устраивала Кадди. «Ради усиления традиций корпоративности».
В рождественские праздники народ не спешил расхватывать дежурства, их приходилось впаривать, и особую ставку Кадди делала на одиноких: «Ну, послушай… Ну, что тебе делать одному дома? Объешься, опьянеешь, часок посмотришь телик - и свалишься спать. И вся радость? Я плачу за дежурство в Рождество двойную почасовую, а с полуночи до шести утра – тройную»
- И ты повёлся? – удивлённо спросил Хаус, разглядывая Уилсона, как некий редкий феномен. – А Джулия?
- Джулия улетает с сестрой на Багамы. Такая, понимаешь, дурацкая идея встретить рождество на Багамах…
- То есть, ты опять на грани развода?
- Нет, просто не люблю Багамы.
- Зато любишь ночные дежурства? Я вот-вот поверю.
- Если хочешь, да. Рождественские люблю.
- Только никому не говори об этом, не то ты обречён.
- Ну, почему? - улыбнулся Уилсон, - Здесь бывает интересно. Тем более в этом году. Кадди обещала, что рождественская ночь будет праздничной для всей дежурной смены, если, конечно, нигде не рухнет высотка и не сойдёт с рельсов метро.
- И ты повёлся? – повторил Хаус
- Ты забываешь, что я – член правления, и немного в курсе. Дух рождества – он, знаешь, даже в реанимацию проникает.
- И будет выражаться в том, что у реаниматологов вместо шапочек окажутся колпачки Санты?
- А вот оставайся тоже, - предложил Уилсон, лукаво подмигивая. – Сам увидишь.
Хаус прикинул размеры возможной тусовки. Если Кадди что-то затеяла, а затевать она, надо отдать ей должное, умела и любила, то она сама тоже будет присутствовать. Это раз. Далее: дежурный администратор со своими двумя помощниками из среднего персонала. Дежурный регистратор, дежурная хирургическая бригада, дежурная реанимационная бригада, дежурная бригада акушеров, скоропомощники, вспомогательная команда спасателей из трёх человек,– это неотложка. Дежурный фельдшер приёмного отделения, дежурный лаборант, процедурная медсестра, младшая медсестра и дежурный врач – это амбулатория. Дежурный по терапевтическим палатам, дежурный фельдшер в психиатрии, медсестра стационара, дежурный по онкологии - Уилсон, дежурный реабилитационного отделения – ему вообще дежурить незачем, но всё равно оставляют, дежурный «мальчик за всё» - координатор, который будет сидеть на телефоне – это стационар. В общем, как он подсчитал, компания набегала внушительная, и, очевидно, все эти подсчёты отразились на его лице, потому что Уилсон понимающе кивнул: ага-ага, мол, проникнись - проникнись.
Дух рождества, надо полагать, один из самых зловреднейших духов, лишающий людей рассудка – иначе, чем объяснить дальнейшее? Ну, не тем же, что ему вдруг сделалось тоскливо возвращаться одному в пустую квартиру и под бурбон бестолково залипать в экран, наблюдая трансляцию чужого веселья. Соблазнительно, конечно, было припрячь ради праздника и «утят», но, представив себе их вытянувшиеся физиономии, Хаус вздохнул и передумал.
Он отправился к Кадди выбивать свои двойные почасовые и, надо сказать, удивил её этим почти до обморока, особенно заявив, что на рождественскую ночь его устроит амбулатория. Впрочем, по здравом размышлении, ничего особенного в этом заявлении не было. Хаус. действительно, не любил работать в амбулатории, вот только на сей раз он планировал не столько работать, сколько развлекаться, а для развлечения в рождественскую ночь амбулатория подходила лучше всего, становясь практически сердцем больницы.
Кадди, как и говорил Уилсон, сама тоже явно покидать больницу не собиралась – в её кабинете пахло ванилью и корицей и, судя по всему, она как раз готовилась пить кофе в обществе какого-то смирно ожидающего на диване лощёного хлыща, цветом и размером носа готового посрамить самого Рудольфа. Вероятно, это был очередной претендент на вакантную должность мистера Кадди.
- Прошу прощения, - с самым приветливым видом обратился к нему Хаус. - Это не вы обращались ко мне пару недель назад по поводу преждевременного семяизвержения? Нет? Ужасная память на лица! Просто ужасная…, - и, сокрушённо покачивая головой, вышел, ощущая, как между лопатками спину сверлит красноречивый взгляд Кадди.
Время уже перевалило за шесть часов вечера, когда он проходил мимо регистратуры, где через барьер переговаривались новенькая медсестра, только заступившая на смену и помощник администратора - Майра Гонсалес.
- А этот что здесь делает? – услышал Хаус встревоженный шёпот новенькой.
- Вызвался дежурить по амбулатории, – объяснила всеведущая Майра и тут же сочувственно вздохнула: – Не повезло тебе.
- Сам вызвался? – удивилась сестра – новенькая-то она была новенькая, но о докторе Хаусе, похоже, наслышана. – Что это он вдруг? Заболел или уже отпраздновал?
- Проспорил доктору Уилсону, надо полагать.
- Это какому Уилсону?
- Завонкологией.
- Это такой симпатичный обходительный шатен? Какие у них общие дела с этим… этим?
- Они – лучшие друзья.
- Да быть не может!
Майра развела руками, словно говоря: « ничего не поделаешь».
Хаус резко обернулся в их сторону и громко гавкнул по-собачьи, заставив испуганно вздрогнуть, после чего скроил самую любезную физиономию, какую только мог, и приветливо улыбнулся во весь рот:
- С наступающим, девочки.
- С наступающим, доктор Хаус, - не дрогнула закалённая в боях Майра, пока новенькая держась за сердце, переводила дыхание.
Хаус кивнул и отправился искать Уилсона, но на середине коридора его настиг селекторный мужской голос, в котором он логически вычислил гнусавые нотки насморочного Рудольфа: «Внимание всем! Уважаемые коллеги и дорогие пациенты госпиталя. Наступает особенная ночь. Праздничная ночь. Не позволим нашим болезням и заботам омрачить нам светлый праздник Рождества. С этого мгновения и до шести утра в больнице, во всех отделениях, кроме родильного и реанимационного, будет работать внутренняя праздничная почта. Желающие принять участие могут получить бейджики с номерами у дежурного администратора. В кафетерии будут накрыты столы и организован праздничный фуршет. В восемь часов вечера в больничной часовне состоится рождественское представление, а в десять в вестибюле второго этажа начнут работать праздничные киоски и состоится бал-маскарад для всех пациентов и персонала, не задействованного непосредственно в лечебном процессе. Общий свет будет гореть до утра, кроме детского отделения, однако напоминаю о необходимости соблюдать тишину везде, кроме верхнего вестибюля, и прошу пациентов проявить чуткость друг к другу и веселиться, не мешая покою тяжелобольных и отдыху соседей по отделению».
«Ну, Кадди даёт! – восхищённо подумал Хаус. – Если так пойдёт, на следующий год за рождественское дежурство драться будут. И как это ей удалось уломать правление!»
Впрочем, по крайней мере, один из членов правления поддерживал идею обеими руками – Хаус наткнулся на него перед дверями собственного кабинета. На лацкане халата у Уилсона уже висел рядом с индивидуальным дозиметром пластиковый бейдж в виде вифлеемской звезды с номером «919» - явно, от праздничной почты.
- Что, играющих больше тысячи? – ткнул пальцем в номер Хаус. – Ни за что не поверю!
- Нет, всего сто одиннадцать. Просто у всех врачей первая девятка, у сестёр – тройка, у администрации единица, а у пациентов – номера двухзначные.
- И как же ты нацепил на себя гойский символ, о презренный артрит колена Израилева? – укоризненно вопросил Хаус.
Уилсон не впечатлился.
- На, я и тебе взял, - он протянул Хаусу совершенно такой же бейджик только цифры на нём означали «999». – Смотри, счастливое число.
- Счастливое число «777», и то для суеверных идиотов, - сказал Хаус и нарочно нацепил бейджик вверх ногами – так, что число на нём превратилось в «666». С победным вызовом глянул на Уилсона – и… по взгляду Уилсона понял, что всю эту комбинацию тот просчитал заранее.
- С-стервец! – не удержал он восхищения.
Уилсон лучезарно улыбнулся.

Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.

tatyana-ilina-61

Дата: Понедельник, 18.01.2021, 21:50 | Сообщение # 552

Окулист

Награды: 0

Группа: Персонал больницы

Сообщений: 148

Карма: 56

Статус: Offline

Цитата hoelmes9494 (

)

Работа в больнице помогала и от надежд, и от безнадежности.

– как же это классно сказано!
И вообще весь отрывок хороший. Если бы я могла так же лучезарно улыбаться, как Уилсон, я бы непременно это сделала smile

Большое рождественское спасибо!
heart

hoelmes9494

Дата: Суббота, 30.01.2021, 18:53 | Сообщение # 553

фанат honoris causa

Награды: 0

Группа: Персонал больницы

Сообщений: 4345

Карма: 6358

Статус: Offline

Развлечения начались почти сразу. По внутренней связи объявили, что доктор Уилсон просит доктора Хауса прибыть в приёмное отделение для консультации. Это могло быть всё, что угодно, не исключая и, действительно, просьбы о консультации. Поэтому Хаус, посомневавшись, пошёл.
За небольшой временной ширмой на кушетке смирно сидели рядком три молодых парня – судя по возрасту и раздолбайскому виду, студенты. Доктор Уилсон с непроницаемым выражением казённой доброжелательности стоял перед ними, молча, в привычной стойке – растопыренные пальцы упираются в крылья подвздошных костей, голова чуть опущена, взгляд исподлобья, очень внимательный.
Щеки у всех троих были надуты, выражение округлившихся глаз несчастное, губы вытянуты и тоже скруглены, а из губ торчали металлические цоколи допотопных лампочек накаливания – тех, которые ещё можно встретить на каких-нибудь фермах, но которые из городских квартир и офисов практически вытеснил галоген.
- Опа-на, - сказал Хаус. – Электрика вызывали?
Уилсон обернулся к нему, но ничего не сказал. Действительно, слова были, пожалуй, излишни.
- Антикварная трёхрожковая люстра времён Великой депрессии, - прокомментировал Хаус. – Совокупная мощность сто восемьдесят ватт. Спектр тёплый… Парни, как вас угораздило?
Парни уныло замычали.
- Пари? – догадливо спросил Уилсон.
Мальчишки синхронно отрицательно замотали головами, попытавшись даже изобразить что-то вроде оскорбления.
- Карты?
Предположение Хауса оказалось более точным. Двое закивали. Третий тоскливо засопел.
- На третьем курсе в Чикаго я тоже как-то продулся в покер, - доверительно сообщил Уилсон, не то желая подбодрить пациентов, не то просто торкнуло рождественской ностальгией. – Это что. А вот мне пришлось идти объясняться в любви мисс Делавер, помощнице декана. Страшная старуха с жутким характером. Я бы лучше тоже люстрой побыл. Страшнее всего казалось: а ну, как она поверит?
- Не поверила? – заинтересовался Хаус.
Уилсон презрительно фыркнул, не одобряя такое недоверие к его талантам:
- Конечно, поверила. Строила мне глазки до конца семестра. Ужас!
- Зато полезный практикум, - заметил Хаус. – После неё у тебя такие финты без сучка без задоринки выходят.
Парень с длинными прямыми волосами, больше заслуживающими названия «космы», напоминающе замычал: мол, воспоминания студенческой юности – это прелестно, но у них тут насущный вопрос.
- Давай релаксант, - сказал Хаус, протягивая руку. Уилсон послушно вложил в неё шприц.
- Не дёргаться, зубы не сжимать, не то наша маленькая операция плавно перейдёт во вскрытие, - предупредил Хаус, нацеливаясь иглой.
Парень всё-таки дёрнулся. Но не сильно. Двум его спутникам лекарство ввёл Уилсон. Хаус посмотрел на часы:
- Ждём десять минут, потом вывинчиваем.
Один из студентов снова тревожно замычал.
- Не трусь, - сказал ему Хаус. – Мы заземлимся.
Он, действительно, аккуратно выждал десять минут и, подмигнув остальным двум, подступил к косматому.
- Смотрите, как это делается.
- Салфетку возьми, - напомнил Уилсон. – Тебе, как пианисту, пальцы ещё могут пригодиться.
- Учи учёного. Давай вон лучше, берись за предмет. И аккуратно – не кокни.
Он, проложив толстый слой марли, резко оттянул челюсть вниз и назад, вывихивая нижнечелюстные суставы. Обслюнявленная лампочка оказалась в руках Уилсона.
- Есть, - сказал Хаус. – Между прочим, самый действенный способ поставить челюсть на место – хороший хук. Но во избежание юридических накладок, мы к нему прибегать не будем. И – але-оп!
Зубы парня щёлкнули, чуть не оставив его без языка, а если бы не салфетка, то, возможно и оставили бы.
- На, - протянул ему Уилсон лампочку. – Волосок цел, можешь ещё куда-нибудь ввернуть попользоваться.
- Только куда попало не вворачивай. – вмешался Хаус. – Вывихивать тазовые кости ещё труднее, чем челюсти. Следующий!
Через считанные минуты парни убрались, гугниво благодаря и унося с собой лампочки в качестве трофеев.
- Разве тебе не весело? – спросил Уилсон.
- Весело наблюдать деградацию человеческой природы? Как тебе эволюционный ряд: обезьяна – неандерталец – человек разумный – Эдисон, изобретающий лампочку – обезьяна с лампочкой во рту.
- Спорим, они сейчас расскажут про этот фокус в общежитии, и к концу смены мы будем иметь здесь люстру, как в театре Стэнли?
- Будет зависеть от количества выпивки на одну человеческую субъединицу. Ты есть не хочешь? Кадди обещала пир в кафетерии.
- Сейчас ещё одного посмотрю – и пойдём, - пообещал Уилсон. – А к тебе там никого нет?
Хаус фыркнул, напоминая, что работа, если ей нужно, пусть позаботится сама его найти, но всё-таки выглянул в вестибюль амбулатории для рекогносцировки.
Там на стуле одиноко и флегматично почёсывалась полуобнажённая рыжеволосая стриптизёрша, вся обсыпанная сахарной пудрой и крапивницей.
- О! – сказал Хаус и, прихватив пузырёк с эпинефрином, направился к ней.
- Чем вам помочь?
Стриптизёрша подняла на него томные тёмно-голубые вусмерть пьяные глаза и нежно промурлыкала:
- Почешите мне спинку, пожалуйста. Очень чешется.
Хаус спинку чесать не стал, но, присмотревшись к волдырям, коротко осведомился?
- Шоколад или клубника?
- Мёд. Каштановый.
- Мёд?
- Да, я – медовая коврижка, меня сняли с ёлки, но облизать не успели.
- Жаль. Если бы облизали, реакция была бы меньше. Пошли в кабинет, почешу спинку.
Он сделал укол, сбросил шприц в лоток и посоветовал сменить имидж:
- Сделайтесь стеклянным шариком или хоть сосулькой. С медовыми добавками покончено, если не хотите чесать спинку круглосуточно, пока не начнёте задыхаться.
- Это аллергия, доктор? – всё так же томно спросила «медовая коврижка».
- А вы думали, у вас начался процесс карамелизации? - Хаус выдернул листок из рецептурного блокнота. – Сегодня и завтра по одной таблетке. И посетите аллерголога.
Он попытался выйти. Но был практически снесён волной разнокалиберных зайчиков, снежинок и гномиков, буквально затопивших амбулаторию. Оказалось, детский утренник закончился массовым расстройством желудка из-за каких-то конфет, которыми один из зайчиков угощал всех без разбора, и которые при ближайшем рассмотрении оказались таблетками детского слабительного, похищенного зайчиком и его подельниками – близнецами братом и сестрой - из аптечки многодетных родителей.
- В какой-то степени это даже полезно, - разобравшись в ситуации, успокоил Хаус девушку, сопровождавшую детей. – В праздники пищеварительный тракт перегружается, очищение не повредит. А, судя по количеству таблеток у этого парня, проблема, по крайней мере, у его сибсов налицо. Позвоните родителям, им нужно пополнить запасы и проконсультироваться у детского диетолога. Да, если что, туалет по коридору налево.
Отделавшись от «какающих мальчиков», как он сам про себя назвал оптом всех юных пациентов, Хаус совсем было собрался снова найти Уилсона, как вдруг в коридоре подросток-волонтёр в костюме снеговика замахал у него перед носом открыткой с изображением оленей в розовой пряничной упряжке:
- Три Шестёрки, вам письмо.
- Сам ты шестёрка, - только и пробормотал ошеломлённый Хаус.
В открытку были вклеены полоски бумаги с отпечатанным текстом, как в телеграммах: «Грегори Хаус, я тебя люблю. Это серьёзно, а не для игры в рождественскую почту. Не будь ты таким гадом, призналась бы в глаза. Но ты гад, и поэтому я ни за что не решусь. Пусть всё идёт, как идёт. С Рождеством»
- Эй! – спохватившись, замахал Хаус улепётывающему снеговику. – Эй, стой!
Но парень, не оборачиваясь, метнулся к лестнице и взбежал по ней на верхний этаж. Хаус обречённо отступил – игра в догонялки не была его сильной стороной.
Зато он мог расспросить Майру. Хаус кинул монетку в автомат в приёмной, вытрусил шоколадку с какой-то рождественской мурой на обёртке и захромал к столу регистрации.
- С Рождеством, Гонсалес.
- Отравлена? – живо поинтересовалась Майра, принимая шоколадку.
- Взятка, - разочаровал её Хаус. – Сейчас ко мне подбегал парень-снеговик, почтальон этой дурацкой почты. Не знаешь, кто он?
- Парень? – удивилась Майра. – Не знаю… Почту носят девушки-волонтёрки в костюмах снежных фей.
- Да нет. Парень-подросток. Ну, неужели ты не видела?
Майра озадаченно покачала кудлатой головой:
- Подростков среди волонтёров вообще нет. Не знаю, доктор Хаус… - и протянула шоколадку обратно.
- Да жуй уже, не отравлена, - досадливо отмахнулся Хаус.

Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.

tatyana-ilina-61

Дата: Воскресенье, 31.01.2021, 14:43 | Сообщение # 554

Окулист

Награды: 0

Группа: Персонал больницы

Сообщений: 148

Карма: 56

Статус: Offline

Приятное воскресное чтение с лёгкой детективной нотой на фоне мощного крещендо водно-бачкового инструмента smile

Хорошо-то как smile

Спасибо!