Мини-чат | Спойлеры, реклама и ссылки на другие сайты в чате запрещены
|
|
|
У АНГЕЛОВ ХРИПЛЫЕ ГОЛОСА.
| |
| metressa | Дата: Среда, 20.04.2016, 11:14 | Сообщение # 16 |
Невролог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 150
| kotofyr, спасибо, мне очень стыдно, обязательно пересмотрю серию 
Жизнь надо прожить так, чтобы больше не хотелось
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Среда, 20.04.2016, 12:08 | Сообщение # 17 |
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| Грег и сам не до конца понял, почему решил проследить за Спаниэлем Уилсоном в «Гостеприимном Джо», но парень не разочаровал. Когда он сначала попытался прижать парня у музыкального автомата вежливостью, а потом заорал и метнул бутылку, Грег почувствовал восхищение нелогичностью происходящего. Похоже, что ему повезло, и этот Уилсон импульсивен и непредсказуем. Хватит надолго, чтобы занять тоскующий по головоломкам ум. Увы, парня живенько препроводили в полицейский участок и оставили там ожидать участи. Когда его уводили, то странное и непредсказуемое, что на миг то ли вселилось в кроткую и незлобивую душу, то ли проглянуло из-под слоя внешней воспитанности, уже исчезло, и карие глаза перебегали с предмета на предмет с недоумением и чуть ли ни с ужасом. Если бы к тому времени уже увидела свет «Зелёная миля» Кинга, Грег даже пожалуй смог бы заставить себя вообразить в воздухе кружащийся рой мелких угольно-чёрных мошек, постепенно белеющих. Но «Зелёной мили» и кинговского образа одержимости тогда ещё не было. Был жгучий интерес и недоумение, и Грег поспешил вслед за блюстителями закона.
- Кто вы ему? Кем приходитесь? - поинтересовался полицейский, очевидно, не представляя себе, что может заставить кого бы то ни было внести залог за человека совершенно незнакомого.
- Мы здесь на медицинской конференции, - сказал Хаус. - Он — мой приятель. Но ещё он мой начальник. Если не удастся получить его на поруки, он мне изгадит остаток жизни. Вы позволите мне связаться с адвокатом? Думаю, дело можно будет как-то уладить.
Когда Уилсона вывели, вид у него был такой, словно он провёл в заключении не пару часов, а пару пожизненных заключений. Парень явно не привык проводить уик-энды в тюремной камере. Выглядел он испуганным, ошеломлённым и вообще человеком, пережившим крушение привычного мира. В качестве первой медицинской помощи его следовало напоить, чем Грег и занялся со всей ответственностью.
И преуспел. Меньше, чем через час этот Уилсон лыка не вязал — пьяно смеялся, хватал Грега за руки и пытался рассказать, какой он несчастный из-за рухнувшего брака или какой он счастливый из-за рухнувшего брака — не разобрал пока. «Или низкая толерантность к алкоголю, - подумал Грег. - Или парень себя совсем загнал». Он вспомнил сон Уилсона на конференции и пластиковый стаканчик с кофе и одним-единственным блинчиком на его тарелке в буфете и решил, что, пожалуй, второе вероятнее. Он попытался спасти дело закуской, но когда вернулся от стойки, куда отходил сделать заказ, увидел, что опоздал — Уилсон улёгся головой на стол и спит, макая каштановый чуб в лужицу из пролитого бурбона.
Самым разумным было, пожалуй, встать и уйти, оставив этого чудика расплачиваться за выпитое и объясняться с вайтером перед закрытием. Но Грег сообразил, что если парень, как ему сказали в полиции, расплатился за разбитое зеркало, в бумажнике у него, должно быть, вошь на гребешке. А раз так, могло воспоследовать очередное обвинение и статус рецидивиста. Это было бы уже слишком, поэтому Грег подозвал официанта, сам расплатился по счёту и затряс нового знакомого за плечо:
- Эй! Ау! Алкоголик, вставай! Я тебя в номер на себе не потащу.
Уилсон приоткрыл мутные глаза и хныкающе заявил:
- Ну, я с ночи... Пусть его запишут во второй половине дня.
Грег засмеялся:
- Ты не только алкоголик, ты, похоже, ещё и трудоголик. Вставай, вместилище порока!
Он вздёрнул нового знакомого за шиворот и пинком вышиб из-под него стул, исключив возвращение на место. Уилсону волей-неволей пришлось как-то держаться на ногах.
- Просыпайся, - потряс его за плечи Грег.- Эй! Алло!
- Я номер номера не помню, - сказал Уилсон, очевидно, вернувшись в реальность, и захихикал над получившимся каламбуром.
- Я помню. Вперёд! - всё так же за шиворот Грег потащил его к выходу.
- Конверт! Конверт! - дёрнулся подопечный за забытой собственностью.
- Да на, не плачь!
Его пришлось поддерживать и на кровать в номере буквально свалить, после чего он моментально отключился. Зато Грег получил доступ к личным вещам для тщательного досмотра. Оказалось, парень и правда трудоголик, кроме того зануда и педант — в чемодане целых три галстука — для недельной-то конференции, документы, медицинские журналы, все почирканные красным маркером, плеер с диском классического джаза и записная книжка, исписанная номерами и адресами с вложенной программой конференции. Носки были свёрнуты по парам и упакованы — каждая пара в отдельный пакетик. Ещё таблетки от головной боли, беруши, носовые платки, гигиеническая присыпка, дезодорант, пачка презервативов, карманный фонарик, перочинный нож, кипятильник для воды, маленький набор инструментов «на каждый день» и такой же маленький швейный набор для экстренных нужд — несколько пуговиц, иголка, разноцветные нитки на маленьких катушках, миниатюрные ножнички. Ещё пачка сухого печенья и шоколадный брикет. В общем, парень был вполне себе экипирован на случай внезапной высадки на необитаемый остров.
Разошедшись в своём исследовательском зуде, Грег заглянул ещё и в карманы, и в бумажник мирно спящего Уилсона. Нашёл билет на автобус — использованный, прошлого месяца и даже не счастливый, кредитную карточку, и две фотографии - белокурой стервы с ямочками на щеках и прыщавого парня, чем-то напоминающего самого Уилсона — очевидно, наиболее любимый или наименее знакомый из родственников. Наличности практически не было — немного мелочи, но и с ней педант-Уилсон обходился аккуратно — рассортировывал по отделениям для монет разного достоинства — вот не лень же! И этот тип бьёт бутылками зеркала и съезжает на заднице по перилам! Грег только головой покачал, закрывая за собой дверь.
Утром Джеймса тошнило, неприятно напоминая тюремную камеру. Он страдающе зависал над унитазом и пытался вспомнить, как попал в гостиницу. Голова раскалывалась — её хотелось придерживать руками, но во всех минусах был большой плюс — развод с Сэм и все вчерашние неприятности отодвинулись на второй план, как малосущественные. Собственная физиология занимала его сейчас куда больше.
И следовало поскорее разобраться с ней, потому что на одиннадцать часов Джеймс был заявлен содокладчиком, а стрелки на часах неумолимо приближались к десяти.
Когда он ворвался в конференц-зал, свободных мест почти не было, и уже заканчивались прения по предыдущему докладу. Его появление, да ещё и с опозданием, как и предполагал Джеймс, вызвало нездоровое оживление коллег — кто-то в передних рядах даже со смешком прокомментировал: «выспался, наконец», вызвав весёлое фырканье соседей. Джеймс завертел головой, прикидывая, куда бы понезаметнее пробраться и, конечно, сразу же увидел саркастически кривящего губы Бовэ. О чём думал маститый коллега, глядя на опоздавшего Уилсона, можно было даже не гадать.
А в третьем ряду обнаружился вчерашний собутыльник, который радушно скалился и махал Джеймсу рукой. Рядом с ним оставалось свободное место и, поскольку все остальные места были заняты, приходилось предположить, что место для него новый знакомый придержал нарочно.
- Думал, ты не придёшь, - понизив голос, проговорил он, когда Джеймс уселся рядом, не зная, как себя вести. - Но надеялся до последнего — не мог отказать себе в удовольствии посмотреть, как ты обблюёшься прямо на кафедре. Ты вчера заснул в салате — помнишь?
- Ты меня напоил, - обвиняюще откликнулся Уилсон.
- Брось. В рот я тебе не наливал. Нужно отвечать за свои поступки самому, нариш йингл.
- Не зови меня так! - сердито потребовал он, пихнув соседа локтем.
- Поумнеешь — перестану. Толчок этот не возвращаю, а то до кафедры не дотерпишь — весь эффект пропадёт. Видишь, какой я великодушный.
- Да ты в моих вещах рылся! - не сдержал возмущения Джеймс.
- Вещи могут рассказать о людях гораздо больше, чем люди о вещах. Где-то читал. Кстати, твои вещи сказали мне, что ты — редкостный зануда.
- Слушай, - Джеймс почти забыл, где он находится и повернулся, чтобы посмотреть собеседнику в глаза. - Что ты ко мне пристал, а?
- Ты мне должен, - напомнил Хаус.
- Я же уже сказал...
- А я тебе ответил, что не всё в деньгах. Ты будешь меня развлекать. Конференция гораздо скучнее, чем заявлена, а с тобой не так скучно.
- Я тебе клоун?
- Ага, типа того, - нахально согласился Хаус.
Джеймс почувствовал острое желание снова двинуть локтем — на этот раз повыше, в ухо, например, но опоздал — Хаус сам двинул к нему по узкой поверхности доски для писания пластиковый стаканчик.
- Выпей — легче станет.
Бог знает, почему, но Джеймс послушно выпил. Стало легче.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Среда, 20.04.2016, 12:13 |
| |
| |
| metressa | Дата: Среда, 20.04.2016, 13:09 | Сообщение # 18 |
|
Невролог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 150
| hoelmes9494, спасибо, очень атмосферно и легко читается!
Жизнь надо прожить так, чтобы больше не хотелось
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Суббота, 23.04.2016, 20:09 | Сообщение # 19 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| хxxxxx
С девочками, танцующими сапатеро, не вышло — оказалось, не смотря на свою курортную сущность, городишко ведёт исключительно дневной образ жизни, и все призванные обслуживать туристов заведения закрываются довольно рано. В единственном баре, где пиво и съестное продавали после восьми, разрешалось курить, и воздух от табачного дыма казался сизым.
- Я, конечно, скоро умру, - сказал Уилсон, едва заглянув вовнутрь через приоткрытую дверь, - но не хочу прямо сейчас. А здесь нужно быть вулканцем, чтобы хоть как-то получать кислород из этой жуткой смеси. Возьми себе пару пива, ещё чего-нибудь - и лучше посидим на берегу. Я видел там шезлонги, и за ними, вроде, никто ревниво не присматривает.
- Тебя просквозит. На берегу холодно, - возразил Хаус. - А ты и так еле дышишь.
- Куртка у меня тёплая, и сомневаюсь, что я лучше смогу дышать взвесью перегоревших табачных смол.
- Ну, ладно, - сдался Хаус. - Тебе что взять, кроме пива?
- Ничего. Я не голоден.
- Но пиво-то, по крайней мере, будешь?
- Пиво буду, - со вздохом согласился Уилсон.
Ему и пива не хотелось, но он видел, что каждое лишнее доказательство его слабости и болезненного состояния сильно расстраивает Хауса, кроме того, в пиве всё-таки были какие-никакие калории, и какие-никакие градусы, чтобы притупить его тоску, а от любой пищи тошнило.
Хаус нырнул в дымовую завесу бара и вскоре появился с бумажным пакетом и торчащими из карманов стеклянными горлышками.
- Я однажды отбил у бутылки шампанского горлышко мечом — лихо, совсем как в «Canard-Duchene» , - похвастался он, но тут же задумчиво добавил. - Правда, не только горлышко — бутылка вся вдребезги разлетелась.
Он надеялся, что Уилсон хотя бы улыбнётся. И, Уилсон, прочитав эту надежду в его глазах, честно постарался. Не вышло. Слишком сильно давило грудь, напоминая о том, что он там, за грудиной, носит в себе. Хотя пока это была пневмония — не опухоль, но он всё равно не мог отвлечься. Да ещё этот приступообразный мучительный кашель.
- Это сухой плеврит, - упорствовал Хаус. - Сначала был бронхит, и рефлекс с бронхов, но ты себя даже послушать не давал, а теперь у тебя пневмония, и заинтересованная плевра. Я же слышу, что кашель изменился. У меня абсолютный слух, и различать пятьдесят оттенков кашля мне, между прочим, раз плюнуть.
- Это бифуркационный кашель, - спорил с ним Уилсон, хмуря густые брови. - Это моя тимома.
Но, может быть, Хаус и был прав — пневмония начала подбираться к нему ещё в августе — усилением кашля, слабостью, ночными потами. Они тогда ещё бродяжили — правда, уже оставив мотоциклы, обзаведясь вместо них старенькой «маздой» с лёгким двухколёсным прицепом для палатки, одеял и всего скарба, которым даже бродяги перекати-поле обрастают поразительно быстро. Хаус несколько раз порывался провести аускультацию его лёгких, даже купил для этого стетоскоп, но Уилсон отчаянно сопротивлялся и делал вид, что всё о`кей. Он постоянно помнил, что его расчётный срок — конец сентября, только что крестики в календаре не ставил, а сентябрь приближался неумолимо, и стетоскоп в руках Хауса казался жутковатым знамением неизбежности. Уилсон и прежде видел, как оно бывает, когда ещё вчера сохранные пациенты вдруг сразу, обвально, ломаются, и в какие-нибудь две-три недели проходят путь зрелости, старости и смерти. У него даже была своя теория иного видения времени онкологическими больными, как в одновременно и лёгкой, и пронзительной повести Шмитта.
Но пока для него дни оставались днями, не превращаясь в годы, и каждый закат он встречал с глубоко скрытым ужасом обречённости. Хаус, если и догадывался, всё равно наверняка не знал, что он чувствует на самом деле, а он не хотел говорить, отвлекаясь от этого ужаса только тогда, когда смотрел свои воспоминания — смотрел, как кино - и львиную долю экранного времени в этом кино занимали сцены с Хаусом, диалоги с Хаусом, даже музыка за кадром звучала в нём из-под пальцев Хауса, как будто Уилсон задался вдруг целью перебрать и переосмыслить всё, что было и будет между ними с первого дня знакомства до последнего дня его жизни. Потому что Хаус, сам того не зная, загадал ему головоломку, сделавшись единственным, кто не ушёл. Единственным, от кого не ушёл он сам. Всё остальное: жёны, любовницы, работа, друзья, коллеги, даже родители - отодвинулось от него, перестав иметь хоть какое-то значение, сделалось будто за матовым стеклом, как, должно быть, закономерно отодвигается от мертвеца мир живущих. Хаус был юридически мёртв, и поэтому Хаус беспрепятственно оставался рядом — реальный, ничем не отгороженный, осязаемый, близкий.
«Мне нужно, чтобы ты был со мной», - попросил он в минуту отчаяния, и Хаус выполнил его просьбу, как выполнял почти все его просьбы. Серьёзно, Уилсон не мог вспомнить ни одного случая, чтобы Хаус, поворчав положенное время, не прогнулся бы и не сделал что-то — пусть с вывертом, пусть в хаусовском стиле — но по его просьбе. Он нарочно перебрал так несколько лет, просеивая словно через частое сито — и не зацепился.
Однако, сколько ни делай вид, что пневмония не имеет к тебе никакого отношения, рано или поздно наступает момент, когда игнорировать её просто становится невозможно. У Уилсолна этот момент настал однажды утром, когда Хаус, беспокойно поглядывая на него, привычно-ловко сворачивал палатку после очередной ночёвки, чтобы закинуть её в прицеп.
Прошедшую ночь Уилсон не спал — погружаясь то в жар, то в холод, он проглотил две таблетки аспирина, но недомогание только усилилось. Тогда Уилсон занялся мародёрством и обшарил карманы брошенной куртки Хауса, рассчитывая найти викодин. Не нашёл, зато наткнулся на короткое письмо от Чейза, которое тут же прочитал при свете фонарика. По крайней мере, стало понятно, откуда Хаус получает денежные переводы и посылки с лекарствами «до востребования».
Отчаявшись, снова лёг и, дрожа, прижался к спящему Хаусу. Заснуть — не заснул, но, по крайней мере, лежал, подрёмывая, пока не проснулись птицы. С каким бы удовольствием он в другое время прислушивался на рассвете к их голосам. В первые годы их дружбы, когда Хауса ещё не настиг инфаркт квадрицепса фемори, им обоим нравилось совершать такие короткие вылазки подальше от цивилизации, и всегда «жаворонок» - Уилсон успевал насладиться красотой просыпающейся природы до того, как «сова» - Хаус, продрав глаза, привычно поднимал её на смех. Помнится, пару раз с ними оказывались Бонни и Стейси. При Стейси Хаус делался мягче, и шутки его тоже становились мягче, но всё-таки, несмотря на такое благотворное действие женского общества, Уилсону нравилось быть в таких вылазках с Хаусом только вдвоём. Это было их хобби, их общее занятие, времяпровождение в «клубе посвящённых».
Близость конца сделала для восприятия Уилсона всё иным, словно, тряхнув калейдоскоп, сложила узор иначе, и птичьи голоса теперь ранили его слух до физической боли.
Поэтому, как только они разошлись, Уилсон выбрался из палатки, умылся, даже сварил кофе себе и Хаусу, а вот выпить уже не смог — затошнило.
И пока проснувшийся Хаус ел, собирал вещи и скатывал палатку, он сидел у костра на обрубленном стволе тополя, тихий и безучастный ко всему, не говоря ни слова. Обеспокоенный до глубины души, Хаус пытался задевать и провоцировать его, чтобы вывести из ступора. Он не отвечал.
- Вставай, - сказал Хаус. - Поехали.
Он попытался встать. Улыбнулся извиняющейся улыбкой, лёг на землю и закрыл глаза.
Хаус почувствовал, как его облили невидимой ледяной водой. Больше не обращая внимания на желание или нежелание Уилсона, он выхватил свой стетоскоп, как кинжал из-за пояса. Температура у Уилсона была небольшая - по Цельсию не выше тридцати семи и семи, но нижняя доля лёгкого зловеще молчала.
- У тебя пневмония, ты слышишь? - затряс он Уилсона за плечо. - Всё равно вставай — я не могу лечить твою пневмонию, когда ты здесь валяешься на земле. Слышишь,Уилсон? Соберись! Это ещё не конец, это — лечится. У нас ещё есть время, - и он подхватил его и практически силой запихнул в машину, и первую инъекцию антибиотика сделал внутривенно прямо в машине, остановившись у какой-то допотопной миссии. Там, в миссии, они и провели неделю, пока Уилсон не почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы поискать что-то другое. Ну, то есть, это он думал «поискать» - Хаус твёрдо знал, куда им нужно.
На шезлонгах нашлись ещё и клетчатые одеяла — специально для постояльцев «Эл сол де тарде», и они устроились удобно.
Вечерело, волны подкатывали, шлёпались о камни и отползали обратно.
- Океан пахнет огуречным рассолом, - сказал Уилсон. - Но там, действительно, рассол, и в нём плавают морские огурцы — ты как-то пошутил про их половую мощь — помнишь? Тогда смешно получилось...
- Только не говори, что завидуешь им в этом смысле, - сказал Хаус, протягивая ему бутылку пива.
- А сейчас не смешно... - он сделал глоток и прикрыл глаза. Настоящего ветра не было, но воздух не был неподвижным, и он ощущал его кожей лица и рук, как чьи-то невесомые прикосновения.
- Хотел бы я, чтобы там что-то было...
- Ничего там нет, Уилсон. Всё есть только здесь. Цепляйся до сорванных ногтей и вывороченных зубов, амиго. Оно того стоит.
- Я так устал.
- Тот отдых тебе не понравится.
Уилсон открыл глаза. Теперь в них блестел слабый оттенок ярости:
- Вот зачем ты мне это говоришь? Ты нарочно растравляешь и растравляешь, как будто задался целью...
- Ну? - Хаус поднял глаза. - Чего замолчал? Продолжай: какой-такой целью я, по-твоему, задался? Может, ты не так уж и неправ? - он порылся в своём кульке. - Хочешь чипсинку? Со вкусом малосольного огурчика и укропа — почти со вкусом океана — смотри.
- Давай, - Уилсон протянул руку, и Хаус щедро сыпанул ему чипсов в ладонь.
Внутривквеливание 2. Иногда они возвращаются.
Джеймс протянул руку и Хаус щедро сыпанул ему чипсов в ладонь.
После окончания конференции в Луизиане Джеймс вернулся домой с каким-то странным ощущением, как будто нашёл и потерял что-то не то, чтобы очень нужное или полезное, но забавное и симпатичное, вроде игрушечной хитрой головоломки или бумажного змея с непонятными иероглифами.
Он несколько раз вспоминал странного доктора в парусиновых шортах, но относился к этому воспоминанию, как к перевёрнутой странице хорошей книги — подумать только, в те времена вся жизнь представлялась ему хорошей книгой. Он навестил родных, где выслушал точно отмеренную порцию материнских упрёков из-за развода с Сэм, закрутил лёгкий необременительный роман с медсестрой соседнего отделения, ещё раз съездил в Принстон — туда, где последний раз видели Дэвида - там была благотворительная столовая, и следовало справляться время от времени. А потом навалилась обычная будничная рутина, поэтому звонок на мобильный телефон с незнакомого номера не всколыхнул в душе ровно ничего — ему часто звонили больные. И голос, показавшийся смутно знакомым, осведомился так же, как обычно:
- Доктор Уилсон? Я же не перепутал номер?
- Нет, я вас слушаю, - сказал он с тщательно скрываемой досадой — день был не из лёгких, и продолжения его в виде консультации по телефону не хотелось.
- У меня есть два билета на сегодняшний вечер на «монстр-трек», - сказал голос. - Но тебе придётся оплатить их самому, потому что я на мели — всё спустил на шлюх ещё в понедельник.
- Что-что? - ошеломлённо переспросил он.
- Проблемы со слухом? Могу посоветовать толкового сурдолога. Я сказал: заплати за билеты — и мы можем круто провести вечер.
- Да кто это?! - воскликнул он, окончательно сбитый с толку.
- А у тебя ещё и Альцгеймер, Нариш Йингл?
- Хаус!
Телефонный собеседник засмеялся.
- Слышу в твоём голосе ликующие нотки. Скучал по мне?
- Какого... - начал он, и вдруг осёкся, почувствовав, что Хаус прав, и что он — ну, не то, чтобы скучал, но был совсем не против ещё раз увидеться с этим оригинальным типом. И посмотреть с ним вместе на сшибающиеся на арене грузовики, хрустя попкорном и запивая впечатление «будвайзером», было бы, пожалуй, неплохо, но...
- А ты где? - растерянно спросил он.
- Сижу в телефоне, - хохотнул Хаус. - Выгляни в окно.
Ну, тачка у него была так себе, зато очки классные. А билеты оказались настолько недешёвыми, что Уилсону пришлось загонять свою природную бережливость под стол пинками.
Но, надо сказать, он ничуть не пожалел. Вечер оказался восхитительным. Густые сумерки переговаривались неоновой рекламой с только угадывающимся, почти невидимым блеском звёзд. Они сидели так близко к арене, что запахи перегретых моторов и смазочного масла окутывали их, как облако хорошего мужского дезодоранта, было тепло и немного празднично.
- Когда в нас полетят кровавые ошмётки, пригнись, - сказал Хаус. - Потому что смертельные случаи не исключены. Вообще, тут всякое бывает. Стивен Кинг об этом уже писал — знаешь?
- Это вообще-то мой пакет, - робко пискнул Джеймс, когда длиннопалая рука Хауса выгребла из его бумажного пакета здоровую горсть попкорна и набила им рот своего владельца. За несколько минут до этого Хаус от попкорна, предлагаемого разносчиком, отказался, заявив, что будет чипсы, если Джеймс их ему купит. Джеймс и купил.
- Вавина! - жуя, откликнулся Хаус, а немного восстановив дикцию, уточнил:
- Ты, в самом деле, скуп до безобразия, Шейлок, или здесь что-то другое?
Джеймс напомнил, что поскольку они весело проводят время вообще-то за его счёт, то, видимо, другое, но Хаус тут же спросил:
- Кстати, что там говорит кашрут насчёт воздушной кукурузы? Тебе не представляется, что это, - он поднёс кусочек к глазам Джеймса, - чем-то напоминает раздвоенное копыто?
- Тогда это, - Джеймс тронул ещё тёплый попкорн мизинцем, - чем-то напоминает рога.
- Вот так вы и библию толкуете, - погрозил пальцем Хаус. - На, я не жадный, - и щедро сыпанул Джеймсу чипсов в ладонь.
xxxxxx
- Тебе не холодно? - озабоченно спросил Хаус.
- Пока нет. Можешь ответить мне на один вопрос?
- Задай — посмотрим.
- Там, в Луизиане, где мы познакомились, ты просто чувствовал себя виноватым за шутку, и поэтому внёс за меня залог?
- Я не чувствовал себя виноватым. Я ничем тебе не повредил — даже слегка отпиарил. Лет через пять — помнишь — тебя именно поэтому вспомнил и рекомендовал в президиум Малер.
- Да? А я думал, он мою работу читал...
- Ну, мало ли он работ читал. Он тебя в лицо запомнил, а если бы не я, не запомнил бы.
- Хорошо, ты не чувствовал себя виноватым — тогда почему? Любовь с первого взгляда?
- Ты ведь уже спрашивал об этом, - напомнил Хаус, глядя вдаль — туда, где ещё не успокоенные темнотой, подрезали последний закатный свет силуэты чаек.
- И ты ни разу не сказал правды. Отшучивался и врал.
- А тебе это важно? Сейчас?
- Мне сейчас всё важно, - просто сказал Уилсон и ещё глотнул из бутылки, запивая с трудом съеденную чипсину.
- Я тебя увидел, - сказал Хаус, по-прежнему не переводя взгляда. - Там, в буфете. Заглянул за твою чернильную завесу, подсмотрел, что ты за ней прячешь, и увидел плохого парня, крепко-накрепко запертого в одиночной камере. Стало интересно. Захотелось внести залог, взять его на поруки и посмотреть, на что он способен, если его выпускать из камеры хоть изредка. И я сейчас не про тот обезьянник говорю.
- Да, я понял, но... и это всё?
- А тебе мало?
- Вообще-то мало... Это не объясняет того, что ты мёртвым прикинулся, лишь бы проводить меня на тот свет.
Хаус, наконец, перестал смотреть в сторону горизонта и повернул лицо к Уилсону.
- С того дня прошло довольно много дней, амиго. Кое-что изменилось.
- Я стал твоей привычкой? - слабо улыбнулся Уилсон.
- Ты стал существенной частью моей жизни. Слишком существенной, - добавил он совсем тихо и с болью.
- И ты решил, что игра стоит свеч?
- Не понимаю тебя... - насторожился Хаус, снова поднимая голову.
- Мы в Бенито-Хуарес, - сказал Уилсон. - Мы ведь не сёрфингом заниматься сюда приехали. Ты опять плетёшь интригу, опять мной манипулируешь, - и добавил, передразнивая Хауса. - Амиго.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Воскресенье, 24.04.2016, 10:55 |
| |
| |
| Triest5609 | Дата: Суббота, 23.04.2016, 22:01 | Сообщение # 20 |
|
Невролог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 236
Карма: 20
Статус: Offline
| Так он и сказал правду.....
|
| |
| |
| metressa | Дата: Понедельник, 25.04.2016, 13:13 | Сообщение # 21 |
|
Невролог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 150
| Он сказал что-то типа" там было энное количество человек и только тебя я счел интересным"
Спасибо за проду! Столько трогательных моментов из их прошлого, поскольку мы знаем, что Уилсон не умрет, фик кажется очень светлым, но без приторности..
Жизнь надо прожить так, чтобы больше не хотелось
|
| |
| |
| olllima | Дата: Вторник, 26.04.2016, 14:05 | Сообщение # 22 |
|
Мед. брат/сестра
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 33
| А точно Уилсон не умрет? Он сам, автор, как-то сказал, что никогда не знает, чем закончатся ее произведения..Вот я и опасаюсь....
|
| |
| |
| drebezgi | Дата: Вторник, 26.04.2016, 14:15 | Сообщение # 23 |
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 3459
Карма: 13464
Статус: Offline
| olllima, за этим произведением следуют события "29 февраля". нет?
 Работай головой! 2593!!!
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Вторник, 26.04.2016, 15:27 | Сообщение # 24 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| drebezgi, нет, "Истории, начатой с эпилога" Но суть дела не меняется - Уилсон, как Ленин, жил, жив и будет жить
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
|
| |
| |
| Конфетка | Дата: Вторник, 26.04.2016, 15:42 | Сообщение # 25 |
Кардиолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 755
Карма: 1812
Статус: Offline
| hoelmes9494, если я правильно понимаю, следом идет даже не "История...", а "Звонок в новогоднюю ночь", верно? 
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Вторник, 26.04.2016, 17:19 | Сообщение # 26 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| Конфетка, верно
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
|
| |
| |
| Вера-Ника | Дата: Вторник, 26.04.2016, 18:49 | Сообщение # 27 |
|
Кардиолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 759
Карма: 85
Статус: Offline
| Эх, мой любимый жанр, из серии "как это было на самом деле, или о чем умолчали авторы сериала" 
Вкусненько так, жду продолжения, облизываясь 
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Суббота, 30.04.2016, 22:30 | Сообщение # 28 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| Продолжение внутривквеливания.
- Я тебя не первый раз тут вижу, - сказал Хаус, неожиданно возникая у него прямо за спиной. - Что ты здесь околачиваешься? Решил пообедать позавчерашним супом на халяву?
С того вечера, когда они вместе смотрели «монстр-трек», прошло около трёх месяцев, и за это время Хаус ещё трижды вытаскивал Джеймса из дома, не слишком церемонясь и не считаясь ни с настроением Джеймса, ни с его готовностью почти единолично нести их общие расходы, но, как это ни странно, в итоге Джеймс каждый раз приходил к заключению, что, в общем-то, совсем неплохо провёл вечер.
Один раз это был зал игровых автоматов, где Хаус долго объяснял ему какую-то собственного изобретения систему ставок. Система была сложной, и прилично выпивший Джеймс мало, что в ней понял, но она работала - Хаус в тот вечер остался в выигрыше. По ходу дела он вытянул из Джеймса довольно много сведений о его семье, узнал о сумме алиментов Саманте, назвал её стервой, а его — идиотом, тут же подбил категорически отказаться от выплат и выдвинуть встречный иск, а на освободившуюся сумму купить музыкальный центр, который немедленно выбрал и оплатил кредиткой Джеймса в почему-то круглосуточном музыкальном магазине. В процессе транспортировки в нагрузку к музыкальному центру случайно попали две полуобнажённые девицы с маракасами и дудкой, и они все вместе составили, по меткому определению Хауса, «какофонический квартет»., притом ударная установка была наспех собрана из крышки от ведра, пустой стеклянной бутылки и кухонного венчика для взбивания сливок, а в качестве духовых сошла обёрнутая фольгой от шоколадки расчёска. Основная проблема состояла в том, что из всех четверых более или менее играть на своём инструменте — насмерть раздолбанной гитаре — мог только Хаус, но приличный градус алкоголя в крови у всей компании обуславливал определённую непритязательность вкуса.
Утром протрезвевший Джеймс потратил больше часа на уборку перевёрнутой вверх дном квартиры, с трудом отправил громоздкую штуку обратно, в магазин, рассыпаясь в извинениях и потратившись на грузчиков, принял пару таблеток аспирина и зарёкся когда-нибудь ещё выпивать в компании такого безбашенного типа, как Хаус.
Его зарока хватило на три с половиной недели — как раз до телефонного звонка.
«На этот раз никакого алкоголя, - сказал Хаус. - Мы играем в лакросс — не хочешь посмотреть? Товарищеский матч любительских команд — только и всего. Ну, может, по банке пива после матча, и то если будешь очень просить. Мне нужна поддержка трибун — я со старших классов стик в руки не брал».
Осторожно прикинув, чем рискует, Джеймс согласился, и это, действительно, была просто игра в лакросс, и хотя команда Хауса безбожно продула, непохоже, чтобы это огорчило взмокшего от беготни дефенсемена. А после игры они шатались по парку, ели мороженое и сладкую вату, влёгкую кадрили девушек, и Джеймсу было легко и приятно смеяться острым шуткам Хауса или задумываться над его неожиданно глубокими замечаниями. Но кое-что всё никак не давало ему покоя и, верный своей привычке до конца анализировать любые намечающиеся отношения, он, наконец, прямо спросил:
- Почему ты вот уже второй раз зовёшь составить тебе компанию именно меня, хотя мы едва знакомы? Похоже, с близкими людьми у тебя не очень... или что?
Хаус остановился резко, как будто грудью в начинающихся сумерках на что-то налетел, и повернулся к нему лицом. Второй раз Джеймс про себя удивился, какими тёмными делаются при вечернем свете его светлые вообще-то глаза.
- Задавай вопрос, - сказал Хаус, - только если совершенно уверен, что хочешь услышать ответ. Понял?
Джеймс несколько оторопел от вдруг прорезавшейся в голосе только что беззаботно болтавшего Хауса металлической нотки, а сам Хаус, выдержав короткую паузу, повернулся и снова неторопливо двинулся по дорожке, засунув руки в карманы и словно бы не обращая внимания, следует его спутник за ним или остался на месте.
Джеймс почувствовал себя уязвлённым и, в то же время, у него занозой засело в душе ощущение, что он и сам чем-то, совершенно того не желая, задел и обидел Хауса. Это было похоже на чувство вины. К счастью длилось оно недолго — Хаус заговорил на тему религии и в считанные минуты довёл Джеймса до белого каления, глумясь и издеваясь над всем тем, что Джеймс с детства привык, по крайней мере, уважать.
- Под Богом понимают ленность мысли, - говорил он, уплетая очередную порцию шоколадного пломбира. - Чем пытаться понять природу вещей и закономерности, позволяющие изменять их состояние, куда как проще свалить ответственность за всё на эфемерный образ — похоже на мифического старшего брата, которым аутсайдеры пугают одноклассников. Ты, кстати, как, пугал?
- Я не был аутсайдером, - возмутился Джеймс.
- Да ладно! Косой еврей-ботаник со страхом нарушить правила в глазах? Подозреваю, что ты служил весёлым развлечением для мелкоты своего класса, пока в девятом или десятом, наконец, не допёр, что иногда для дела полезно и в нос дать. Забавно, что после этого однокашники оценили твой интеллект, а не кулаки. Но в лидерах ты всё равно не ходил никогда — ни у пацанов, ни у девчонок.
Угадано было настолько точно, что Джеймс не нашёлся, что сказать. А Хаус спросил:
- Тебя, кстати, как дразнили? Ты на щенка спаниэля похож. Нет?
- С чего ты взял, что...
- Колись, - засмеялся Хаус. - Не то я тебе сам логин сочиню.
- Марсик, - признался Уилсон.
- Что? Это ведь не от бога войны, нет?
- Это от «marsupial rabbit», - объяснил он, ненавидя себя за то, что признаётся. - Хотя я вообще не понимаю, для чего это тебе говорю.
Хаус улыбнулся. Никак не прокомментировал ни его слова, ни насупленный вид — просто улыбнулся, и Джеймс вдруг почувствовал, что у него отлегло от сердца, и худшие из воспоминаний детства, словно пересоленный суп от добавленного в него риса, сделались менее горчащими и раздражающими от этой улыбки.
Третья их встреча состоялась нескоро — наверное, месяца через два, и Джеймс уже начал подумывать, что Хаусу сделалось неинтересно продолжать их случайное знакомство. Вот только он понять не мог, устраивает его это или нет. В Хаусе угадывался опасный возмутитель спокойствия, одно присутствие которого провоцирует законопослушных, больше всего на свете ценящих размеренность и разумность людей бить бутылками зеркала в барах или покупать за бешеные деньги совершенно ненужные музыкальные центры, не говоря уж о развратной игре на крышке от ведра в компании полуголой девицы с маракасами. С другой стороны, Джеймс никогда не чувствовал себя лучше, чем когда, вопреки своей натуре, вопреки своему воспитанию и даже мировоззрению, проделывал всё это. Наконец, он вынужден был признать, что попросту — теперь уже без всяких допущений - скучает по Хаусу и хотел бы увидеть его ещё раз. Почти целый день ушёл у него на борьбу с собой и попытки притвориться, что стёр из памяти телефона нужный номер, но когда последний пациент вышел из кабинета и пора было идти домой, в пустую прибранную квартиру, он сдался, наконец, и набрал этот номер, слабо представляя себе, что скажет. Может быть просто спросить, как у него дела?
- Долго же ты боролся со своей лучшей половиной, - сказал Хаус вместо «алло». - Куда хочешь пойти? Предлагаю луна-парк. Найдётся парочка аттракционов для настоящих мачо. Так и быть, подержу тебя за руку, когда начнёшь визжать от страха.
- Ты в детстве, видимо, в лошадки не доиграл, - сказал Джеймс, досадуя на то, как легко и точно Хаус его вычислил. - В возрасте Христа обычно забавы посерьёзнее.
- Вроде молитвы в Гефсиманском саду или распятия на кресте? - подхватил Хаус. - Надеюсь, хоть не ты меня поцелуешь на рассвете?
От такого намёка Джеймсу кровь бросилась в лицо и он подавился воздухом.
- Ты... - наконец, выдавил он, - какую мне роль отвёл в своей фантасмагории, мессия недоделанный? Я тебе что плохого сделал? Да пошёл ты совсем!
Было почему-то чертовски обидно — так обидно, что прямо хоть плачь. Ну, то есть, Хаус-то, конечно, ничего не имел в виду — вот только, сам того не зная, он неожиданно попал в болевую точку. Совершил Джеймс кое-что такое, за что задумаешься об осине, притом совсем недавно. Речь шла о диссертации — хорошей диссертации хорошего человека, талантливого, в общем, парня. Но при эксперименте — так получилось - результаты отличались от ожидаемых. А у него многое зависело, и он попросил. По хорошему попросил, глядя в глаза, зная, что Джеймс «нет» говорить не умеет. Он и не сумел — отвёл взгляд и вымученно кивнул. И перестал спать. Потому что диссертация — это не просто определённое количество шаров разного цвета в урне, это клинические рекомендации, методические указания и инструкции. А результат фальсифицирован. И это даже не кометология, где зачастую форма ушей определяет сознание. Это — онкология, более того, детская онкология. Но он ещё, даже на защиту идя, не знал точно, как поступит. А в прениях встал и разнёс. Вдребезги. И до сих пор звучат в ушах презрительные эпитеты, которыми после голосования щедро осыпал его прежний приятель. А тогда лицо загорелось огнём, и он ничего не ответил — закусил губу и вышел. Хотя знал, что поступил правильнее, чем мог бы, промолчав. А всё-таки неуютно сделалось, и на работе он теперь старался поменьше проводить времени в компании коллег, хотя, вроде, никто к нему хуже относиться не стал.
Хаус появился на следующий день — в кожаной куртке и перчатках, в больших мотоциклетных очках, крутя на пальце ключи за кольцо.
- Ты на меня вчера наорал из-за Грэма Уитнера, да? - спросил он понимающе, и Джеймс в очередной раз потерял дар речи, потому что Грэм Уитнер было имя того самого коллеги. - Чует кошка, чьё мясо съела...
- Что тебе нужно? - зашипел он, как та самая вышеупомянутая кошка в недобрые минуты, едва смог оправиться от изумления.
- Ты себя не в том винишь, - сказал Хаус, продолжая беззаботно вертеть ключи. - Ты винишь себя в том, что завалил его на прениях, хотя обещал помалкивать, а винить должен бы был в том, что обещал помалкивать, хотя ни с каких помидоров не должен был. Ты на самом деле никакой не иуда — ты тряпка. Но тряпка с совестью, что для тряпки довольно неудобно.
- Откуда ты узнал? - спросил Джеймс
- Ага, щас! Так я тебе и засветил своего информатора. Идёшь?
- Куда?
- Со мной?
Джеймс открыл было рот, чтобы саркастически заметить, что вопрос куда подразумевает при ответе обозначение места или что-нибудь в этом роде, но вдруг понял, что ему, действительно, сейчас важнее не «куда», а «с кем». Поэтому молча взял куртку и сунул ноги в кроссовки.
И не было луна-парка. А вот луна была, и рокот мотоцикла, и ветер бьющий по лицу тёплой ладонью. И потом хлюпающая под ногами грязь на берегу какого-то пригородного озерка, и целый лягушачий концерт.
- Ну, ты чего примолк? - спросил Хаус. - Жалеешь новенькие кроссовки? Это ты правильно, новенькими они уже никак не будут.
- Зря ты, - сумрачно сказал Джеймс. - Я не такой, как ты думаешь.
- А как я думаю?
- Я не тряпка. И не тряпичник, кстати, тоже. Это я про кроссовки. С этим Уитнером я лоханулся — надо было сразу сказать... растерялся просто... Я не подлец.
- Забей, - отмахнулся Хаус. - Уитнер — козёл.
- Я знаю, как это выглядит, но я просто... - он поджал губы и отрицательно затряс головой, не совсем понимая, как сформулировать, но чувствуя, что сформулировать всё-таки необходимо.
- Ты — мазохист, да? - понимающе спросил Хаус. - Ну, вот как я не догадался! В следующий раз прихвачу плётку и наручники. Только чур не снимать процесс на камеру — я совсем недавно устроился на новое место, и, по-моему, начальница ко мне неровно дышит. Так что никакого компромата до первого отпуска. И придумай стоп-слово, а то я становлюсь неистовым, когда разойдусь...
И стало легко.
«Мне хорошо с тобой», - подумал Уилсон, но вслух не сказал — во-первых, постеснялся, во-вторых, была опасность подстегнуть разошедшегося Хауса к дальнейшим словесным инсинуациям на тему БДСМ
Но здесь, у благотворительной столовой, Джеймс встретить Хауса никак не расчитывал, поэтому вздрогнул от неожиданности и резко обернулся:
- Ты? Что ты здесь делаешь?
- Хороший вопрос, особенно учитывая, что я тебе его уже задал.
- Занимаюсь благотворительностью на досуге — привёз здешнему повару новый рецепт кулебяки с капустой... Теперь твоя очередь.
- Рецепт покажи.
Джеймс улыбнулся, согнутым пальцем постучал себя по лбу:
- Он здесь. У меня хорошая память. Твоя очередь.
- Я здесь недалеко работаю. Шёл мимо, увидел тебя — стало интересно. Ты-то ведь работаешь далеко, да и живёшь неблизко.
- У меня хобби наблюдать людей у последней черты. Поэтому и в онкологи пошёл.
- Думаешь, здесь последняя черта? Да большинство этих маргиналов не променяет свою жалкую жизнь на твоё благополучие, хоть ты им приплачивай. Человек, облечённый социальной ответственностью, всё равно, что гири на себя навешивает: у него столько условностей, правил, параграфов, он себе фактически не принадлежит. Он несвободен, а эти птицы небесные не сеют, не жнут, в житницы не собирают, а приходят сюда за дармовым супом. И они счастливее тебя, так что ты сюда не наблюдать — ты сюда завидовать ходишь. А я-то хорош, всё время забываю, что ты — мазохист.
Джеймс посмотрел на часы.
- Ну, на сегодня я лимит времени, отведённого на зависть исчерпал, а поскольку понятие свободы, судя по всему, прочно ассоциировано у тебя с дармовым супом, могу тебе на какое-то время эту свободу обеспечить — тут неподалёку, насколько я помню, небольшой китайский ресторанчик...
- Ну, нет, - поморщился Хаус. - Повара-китайцы в нём говорят явно по- корейски, а их пекинская утка, возможно, ещё вчера лаяла.
- Пекинская утка — почти то же самое, что суп из колбасной палочки, я слышал.
- Ничего подобного. Это, действительно, способ приготовления, запатентованный при дворе династии Юань. А вообще основная фишка китайской кухни — сделать продукт неузнаваемым. В отличие от японской, где каждый компонент должен звучать отдельно, собственным природным вкусом. А если ты хочешь попробовать, действительно, хорошую китайскую кухню, не ведись на рекламу — лучшие забегаловки о себе шепчут, а не кричат. Пошли, я покажу тебе подвальчик, где тебя точно не накормят соседским Рексом.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Воскресенье, 01.05.2016, 15:59 |
| |
| |
| drebezgi | Дата: Воскресенье, 01.05.2016, 00:31 | Сообщение # 29 |
|
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 3459
Карма: 13464
Статус: Offline
|  продолжение!
Работай головой! 2593!!!
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Воскресенье, 01.05.2016, 10:31 | Сообщение # 30 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| ххxxxx
Перво-наперво Хаус попросил позвать врача, который говорит по-английски, потому что одно дело, коверкая язык, кое-как поинтересоваться, где здесь ближайшая бензоколонка или заказать в кафе: «Пор фавор, сеньора, дос платос калиентес де ла карне», - и как ни изумлён будет взгляд официантки, что-нибудь съестное они, скорее всего, получат. И совсем другое — обсудить историю болезни и выслушать приговор, который совсем необязательно будет милостивым.
- Доктор Лопес Кавардес сможет вас принять через пару минут, - сказала светлая по местным понятиям аборигенка в униформе не то медсестры, не то санитарки.
- Эй, красавица, стоп. Ты же в гостинице постели перестилаешь, так что ты здесь делаешь? - узнал он девушку, с которой переговаривался у стойки рецепшен.
- Я работаю на двух работах, - пояснила аборигенка. - Ради заработка.
- Надеюсь, ваш доктор Кавардес не подстригает розовые кусты между операциями... ради заработка?
- Он этого не делает, - улыбнулась девушка. - Но садик у него есть. Не для заработка. Вот он, кстати. Сам вышел вам навстречу — это хороший знак.
Хаус не успел спросить, знак чего — доктор Кавардес странной подпрыгивающей походкой подошёл к ним. Он выглядел точь-в-точь,как ботаник-старшеклассник: лохматая голова, очки в дешёвой оправе, медицинский халат, который следовало постирать и накрахмалить ещё на прошлой неделе, джинсы и мокасины на ногах.
- Кто меня спрашивал? - и голос был под стать: тонкий, ломкий, непохожий на настоящий мужской.
- Я, - сказал Хаус. - Хотел получить консультацию по поводу болезни моего брата — мне указали на вас.
- Рак? - спросил Кавардес, как-то странно, по птичьи, наклоняя голову.
«Нет, геморрой, - чуть не вырвалось у Хауса. - Что ещё, кроме геморроя, и лечить в онкологическом центре Бенито Хауарес». Но он просто ответил:
- Да, - и протянул доктору Кавардесу пакет со снимками Уилсона.
- Ну, не здесь же. Пройдёмте в кабинет, - и махнул рукой вдоль коридора, указывая направление.
Кабинет у него тоже напоминал птичью клетку — решётки на окнах, какая-то лёгкая, несерьёзная мебель, которая вызывала невольные ассоциации с жёрдочками, Хаус даже поискал глазами поилку в углу, но на полу стояла только кадка с карликовой берёзой.
Вместо компьютера доктор включил допотопный негатоскоп.
- Это распечатки, - сказал Хаус.
Тогда доктор вытряхнул содержимое пакета на стол.
- Разница между первыми и последними? - деловито спросил он.
- Четыре с половиной месяца.
С минуту он молча разглядывал снимки. Потом спросил:
- Вас уже кто-то консультировал?
- Да. Доктор Майер из Нью Джерси.
- Он вам не сказал, что случай неоперабельный?
- Да, но мы обратились за вторым мнением. Доктор Хаус из Нью-Джерси сказал, что существует экспериментальное комбинированное лечение.
- Хаус из Нью-Джерси? - переспросил доктор Кавардес, насторожившись. - О Хаусе из Нью-Джерси я слышал, но он ведь не онколог...
- Его специальность — общая диагностика. Широкий профиль. Он говорил, что ваш центр — единственный, где можно попробовать эту методику без официального благословения, обещал связаться с вами. Но он умер. Несчастный случай — не смог выбраться из горящего дома и погиб на пожаре. В газете был некролог.
- Он умер четыре месяца назад, - сказал Кавардес, обнаруживая свою осведомлённость. - А вы добрались сюда только теперь. Всё это время опухоль росла.
- Пришлось уговаривать и выжидать. Мой брат боится непроверенного лечения. Он — человек, далёкий от медицины, он не понимает, что жить осталось совсем недолго, если не попробовать что-то радикальное. Он только ругает врачей, говорит, что ему поздно поставили диагноз, зациклился на этом а не на своём лечении. Он умирает, а я... - Хаус всхлипнул и прижал к глазам платок, вдруг с удивлением почувствовав, что имитация слёз требует гораздо меньших усилий, чем он думал.
Кавардес снова принялся разглядывать снимки. Хаус знал их, как свои пять пальцев, и даже лучше — заинтересованы лимфоузлы, спаяны в грубый бесформенный ком, опухоль протянула щупальца к трахее, к перикарду, сдавила сосуды — вены на шее Уилсона теперь сделались отчётливо заметны, затронула симпатический узел — отсюда приступы удушья и этот навязчивый, выматывающий его кашель.
- Абсолютно неоперабельно, - повторил свой приговор Кавардес, но смотрел при этом как-то нерешительно, словно сам не был уверен до конца.
- Любые деньги, - хрипло сказал Хаус — ему говорили,что в мексиканских полулегальных клиниках этот аргумент тоже имеет диагностическое значение.
- На настоящий момент ни один хирург не возьмётся. Да и правильно сделает — чтобы зарезать человека насмерть, достаточно просто ткнуть его в сердце ножом — проще и дешевле. Впрочем, та четырёхкомпонентная химия, о которой вы говорите, ничем не лучше вышеупомянутого ножа. Вероятность просто того, что больной выживет, меньше пятидесяти процентов, а того, что будет толк — вообще ни о чём. Эта схема отличается от общепринятой по сути только тем, что...
Он начал объяснять, как объяснял бы человеку, несведущему в медицине — много слов, большая часть которых вообще не несёт информации. Хаус вдруг почувствовал, как на него наваливается невыносимая нечеловеческая усталость — он толком не спал уже с неделю, издёргался и извёлся, просчитывая, взвешивая и отметая все варианты, как маятник раскачиваясь от слабой надежды к полному отчаянию. К тому же, больная нога его после пары месяцев относительной ремиссии просто взбесилась и изводила мозг ноцицептивной импульсацией, создавая из ощущений разного рода целые пакостные симфонии боли. Он протянул руку и забрал снимки прямо из под носа всё ещё разглагольствующего Кавардеса.
- Я всё понял, мистер, - с презрением сказал он. - Репутация куда дороже человеческой жизни. Прощайте.
Он не рисовался — он и в самом деле был готов повернуться и уйти. Но если бы это могло решить проблему!
- Я ведь ещё не отказал, - заметил, как бы между прочим, Кавардес.
- Тогда просто назовите цену, а не набивайте её этой жевательной резинкой, которую у меня всё равно нет сил слушать.
Кажется, ему, наконец, удалось вывести онколога из себя.
- Вы совершенно уверены, что деньги решают всё, да? - язвительно спросил Кавардес.
- Будь я в этом уверен, на хрена б вы мне сдались? - устало откликнулся Хаус. - Препараты можно купить или украсть — велика проблема...
- А вы совершенно уверены, что хотите хорошенько помучить своего брата перед смертью, исходя из вероятности успеха меньше двадцати процентов?- спросил Кавардес, помолчав.
- Двадцать процентов — лучше,чем ничего.
- А что он сам об этом думает?
- Не знаю, - признался Хаус. - Он не в курсе, что я сюда пошёл. Но если он будет против, я его всё равно уломаю, так что решение за вами, а не за ним.
- Не так быстро, - Кавардес снял очки и принялся протирать их не особо чистым носовым платком, вынутым из кармана. - Я должен подумать. Нелегко быть последней инстанцией, потому что если я вам откажу, больше всё равно никто не согласится... Где вы остановились?
- В «Эл сол де тарде».
- Я вам сообщу своё решение завтра до десяти часов. Вас это устроит?
- А у меня есть, из чего выбирать?
- Вообще-то нет, - признал доктор Кавардес. - Кроме Бенито Хуарес вариантов у вас нет, разве что подадитесь куда-нибудь к вудуистским шаманам.
- Я узнавал, - сказал Хаус. - Вудуистские шаманы рак вилочковой железы не лечат.
Доктор Кавардес рассмеялся — ему показалось, что американец шутит.
- Вы хорошо себя чувствуете? - обеспокоенно спросила Оливия Кортни, когда он вывалился из кабинета доктора Кавардеса в коридор. - Что он вам сказал? Он берётся за лечение?
- Ничего не сказал. Ему нужно подумать... Послушайте, у вас тут есть что-нибудь... - такси, рикша?
- До отеля ходит автобус, - сказала Оливия. - Правда, расписание у него не особо строгое, но...
- И где остановка?
Она показала жестами, как пройти и даже нацарапала на каком-то бланке.
- Здесь запутанные улицы, - виновато объяснила она.
- Улицы? - удивился он.
Остановку он, однако, нашёл, потому что когда через два часа Оливия отправилась на ленч, она именно на остановке его и увидела — постоялец спал, сидя на скамье под навесом и выронив трость.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Воскресенье, 01.05.2016, 13:21 |
| |
| |
|
Наш баннер |
|
|
|
