Мини-чат | Спойлеры, реклама и ссылки на другие сайты в чате запрещены
|
|
|
У АНГЕЛОВ ХРИПЛЫЕ ГОЛОСА.
| |
| wilhelm | Дата: Воскресенье, 26.07.2020, 08:53 | Сообщение # 526 |
|
Невролог
Награды: 0
Группа: Пациент
Сообщений: 232
Карма: 354
Статус: Offline
| Дорогой автор, Вы здесь? Окончание истории будет? Огромное спасибо за Ваше творчество!
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Воскресенье, 26.07.2020, 18:37 | Сообщение # 527 |
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| wilhelm, Да, я здесь, и если знаете кого-то ещё, кто потерялся, сообщите ему новый адрес сайта. пожалуйста.
А вот и прода:
Уилсон подумал, что рискует – с Хауса бы сталось и врезать за излишнюю кинестетичность, но он уже больше часа прислушивался к неровному дыханию и звуку скребущих по простыне ногтей, когда Хаус то сжимал кулаки, то снова бессильно разжимал их, и его терпение тоже подошло к концу.
К его удивлению, Хаус не стал сопротивляться тому, что он привлёк его к себе и принялся медленно успокаивающе поглаживать – ну, почти не стал. Похоже, совсем издёргался и изнемог, не то бы не позволил подобных вольностей по отношению к себе, а тут послушно прислонился, даже глаза прикрыл. Уилсон, как анальгезис-сомелье, сносно оперировал не только фармакологическими препаратами, он, образно говоря «собаку съел» и на физических способах воздействия на стресс и боль. Уже скоро десять лет плотно интересовался этим вопросом, и наконец-то применял свои навыки к адресату, ради которого, собственно, эти знания и выискивал по книгам, статьям и сайтам.
Адресат оказался благодарным – довольно скоро выровнял дыхание и начал погружаться в дремоту, расслабленно отвесив челюсть. Потом ещё дважды вздрагивал, засыпая, но глаз не открыл.
«Вот что с ним происходит? – думал про себя Уилсон, осторожно большим пальцем проводя по надбровным дугам своего друга, словно хотел разгладить глубокую складку между ними. – Это побочное действие некачественных мексиканских препаратов? Или хронический стресс, в котором он просто надорвался? Или что-то ещё, что он скрывает? Может быть, у него опять галлюцинации? Кошмары? Панические атаки? Или это не психика, и он чувствует внутри себя что-то чужеродное, пугающее? Развивающуюся болезнь? Зачем он заговорил про рак? А, может быть, дело во мне? Он что-то узнал, понял своей врачебной чуйкой такое, о чём не может сказать? Прогрессирование? Да нет, не может быть – мне же лучше. Это ему хуже. Но… а вдруг это – своеобразная субституция? Или…. И что моё собственное подсознание пыталось мне сказать через мальчика из сна? - вдруг вспомнил он. - «А что, если весь этот мексиканский вояж – плод больного воображения умирающего от рака психа, который на самом деле лежит где-нибудь в Принстоне, а морфия в него влито столько, что он запросто видит море, скалы, и кактусы?»
Да ну, ерунда, никогда, даже в прекоматозном состоянии он не путал реальность и иллюзию. «А Хаус путал», - словно кто-то шепнул на ухо, и Уилсон вздрогнул от неожиданности.
Продолжение двенадцатого внутривквеливания.
В палатку они так больше и не вернулись – заснули у костра. А пробуждение было драматическим – у Хауса от случайной искры затлела штанина джинсов, он проснулся от жгучей боли и теперь, забыв про трость, скакал и ругался спросонок последними словами на огонь, на себя, на Уилсона и даже на ни в чём не повинные пострадавшие, штаны.
- У меня с собой есть пантенол, - сказал Уилсон. – Если ты перестанешь плясать и взбрыкивать и дашь мне осмотреть ожог, я, возможно, смогу помочь.
Вняв разумной речи, а, может быть, обессилев, Хаус обрушился на хвойную подстилку и задрал штанину, обнажив на голени интенсивно красное пятно с мелкими пузырьками и мазками сажи от прогоревшего денима. Уилсон подсветил себе брелком ключей, чтобы получше разглядеть - в бору светало, но ещё не настолько, чтобы заниматься хирургией при естественном освещении
- Вторая степень с малой площадью поражения - поставил он диагноз, приглядываясь к пузырькам, грозящим слиться в волдырь – Жить будешь. Подожди, я сейчас принесу аптечку.
Сумчатый Кролик оставался верен своим привычкам. Аптечка помещалась у него в отдельной торбочке и, не смотря на свою компактность, вмещала довольно много – в том числе и дезинфицирующий раствор, и пантенол, и стерильные салфетки в упаковке.
- Посвети мне, - попросил он Хауса, протягивая фонарик-динамку. – Нужно промыть сначала – там обгоревшие нитки. Не бойся, я осторожно, только ровно свети.
- Похоже, что я боюсь? – хмыкнул Хаус.
- Похоже-похоже, - «успокоил» Уилсон, смачивая салфетку.
- У меня тут гриб, - вдруг сказал Хаус и тут же дёрнулся и зашипел от боли.
- Где? – удивился Уилсон, для которого, занятого перевязкой, слово «гриб» могло сейчас означать только паразитирующий на коже микроорганизм, но тогда Хаус должен бы был сказать «грибок».
- Под рукой, - сказал Хаус. – Не сразу понял, что это, а теперь я его, кажется, ладонью раздавил. Большой…
- Сейчас, подожди, - Уилсон поддел ногтем крышечку тюбика и выдавил на ожог Хауса немного крема. – Я закрывать не буду – пусть подсохнет, но не опускай штанину пока.
- Было бы там теперь, что опускать, - сокрушённо вздохнул Хаус, разглядывая испорченные огнём джинсы.
- А что же твои скаутские навыки не подсказали тебе окопать костровище? – поддел Уилсон. – Или этому обучали уже после того, как ты смылся?
- А твои скаутские навыки подсказали тебе захватить лопату?
Уилсон пожал плечами, сходил к своему мотоциклу и вытащил из багажника короткую узкую лопатку, длиной всего сантиметров сорок-пятьдесят.
- Marsupial lepus, - хмыкнул Хаус.
- Quod erat demonstrandum, - улыбнулся Уилсон. – Показывай свой гриб. Если он не схимник и мизантроп грибного мира, у нас будет к завтраку жульен. Уверен, это не частные владения. Лягушки распевали что-то очень демократическое и народное, а значит, пару десятков плодовых тел мы вполне можем себе позволить.
- И ты думаешь, здесь будут трюфели? – поинтересовался Хаус, указывая на лопатку.
- Да я просто взял её, чтобы тебе показать. Для грибов у тебя агрегат куда более подходящий, - он указал на трость Хауса. – Жаль, что тебе приходится на неё опираться.
- Ну конечно… На моей трости лес клином сошёлся, - хмыкнул Хаус и взял нож. – Это же ещё проще, чем шампуры. Смотри, сколько их под ногами.
- За какие-нибудь полчаса они набрали пару дюжин маслят, три дождевика и один боровик – ну, во всяком случае, они пришли к решению, что это маслята, дождевики и боровик.
- Губчатые грибы практически безопасны, - заявил Хаус, вываливая добычу у костра. – Можно отравиться сатанинским грибом, но у него характерная розоватая окраска ножки, и он синеет на изломе.
- Хаус, - напомнил Уилсон. - У меня рак. С ним как-то меньше тревожишься о такого рода ошибках. К тому же, сатанинский гриб в Европе употребляют в пищу.
- Как и мухоморы, - согласился Хаус. – Вопрос в том, какова цель – набить желудок или опустошить голову. Между прочим, я пил настойку на мухоморах из русской водки.
- Да? – изумился Уилсон. – И как?
Хаус покачал головой:
- Честно говоря, не помню. Но, когда я проблевался и немного пришёл в себя, мне рассказали, что я катал на мотоцикле сразу трёх девчонок с первого курса. Я не поверил, всё порывался спросить у Кадди – она могла это знать хотя бы понаслышке – но, видишь, упустил свой шанс.
-С тобой невозможно понять, когда ты перестаёшь шутить и начинаешь грустить, - сказал Уилсон, принимаясь чистить грибы.
- Ни то, ни другое. Я просто поведал тебе тёмный эпизод биографии.
- Тёмный в том смысле, что ты ни минуты из него не можешь вспомнить?
Хаус коротко рассмеялся – как ключами на связке брякнул. И тут же спросил:
- Куда мы теперь? Какие планы, кемосабе?
А Уилсон задумался. Прошедшая ночь со звёздной россыпью, призрачным лунным светом, лягушачьим хором и серебристой рябью на воде словно снова придвинулась к нему.
- А знаешь… - медленно проговорил он. – Я сначала-то как раз хотел этакий Лас-Вегас: джаз-банд, коктейли, женщины…
- А сейчас?
- Больше не хочу. Может быть, потом… Хотя, нет, у меня, наверное, вообще не будет никакого «потом» - в этом всё и дело. Я просто не хочу. Знаешь… мы поедем дальше, если ты не против, но мы не будем заезжать на эти карнавалы, хорошо?
- Как скажешь, - спокойно и покладисто кивнул Хаус.
- Ночью я проснулся и просто вышел отлить, - зачем-то попытался объяснить он. И, пока подбирал слова, подумал, что сейчас Хаус что-нибудь непременно съязвит. Но он не язвил – просто ждал.
- Я впервые почувствовал себя не противопоставленным всему остальному. Ну, ты понимаешь, о чём я: самосознание, «я», как таковое – то, что приходит к нам при рождении . но формируется окончательно только годам к трём – я про это. А теперь я, как будто утратил…. Нет, - быстро поправился он. - Как будто расширил это за пределы своего организма… своего тела. Как будто не видел картину снаружи, а был…. Как будто вставился в эту картину, как персонаж. Звёзды, лягушки, озеро, ивы, Джеймс Уилсон, сосны, лунный свет - всё на равных, без разницы. Это было… как откровение. Я почувствовал себя так, как никогда раньше не чувствовал – как кровь течёт по сосудам, как шевелятся петли кишок, как сердце сжимается и разжимается, как серотонин расходуется в клетках мозга.
- Как шевелятся реснички эпителия в носу, - совершенно серьёзно, без улыбки, добавил Хаус.
- Ты смеёшься?
- А должен?
Уилсон покачал головой, поджав губы и не зная больше, что сказать. Он не выразил того, что хотел, и не понимал, как это сделать. Ему казалось, что Хаус – прагматик, где-то даже циник – ни за что не поймёт его.
- Хочешь попробовать стереть границу между тобой и миром без тебя? – мягко спросил Хаус. – Думаешь, так тебе будет легче… подготовиться? Принять? А в Лас-Вегасе, думаешь, ты сам будешь стираться быстрее этой границы и, может быть, сотрёшься даже прежде, чем умрёшь?
Это было настолько правильно, настолько точно, что Уилсон даже челюсть отвесил от удивления – похоже было, будто Хаус просто взял – и влез ему в голову. Нет, он такие штуки и раньше проделывал, но сейчас виртуозность попадания просто зашкалила – он нашёл те слова, которые Уилсон искал, но не смог отыскать. Поэтому он просто совершенно искренне выдохнул:
- Да!
- Ну, совсем без заездов в населённые пункты всё-таки не получится, - рассудительно заметил Хаус. – Нам будут нужны бензин, продукты, выпивка… Ладно, прикинем новый маршрут. Мы же всё равно едем на юг, да?
Уилсон кивнул.
Добавлено (26.07.2020, 18:38)
---------------------------------------------
хххххххххххх
Ни в Канкун, ни в Веракрус, чтобы пройти обследование, они до рождества не попали. Первым начал жать на «паузу» Хаус, что уже само по себе было симптомом. Хаус никогда прежде не прятался от знания – он мог прятаться от обстоятельств, оттягивать решительные действия, ожидая, что всё «само рассосётся», но знать он предпочитал сразу и точно. А тут вдруг испугался, почти запаниковал. Уилсону на вид было лучше, а томограф мог всё это видимое улучшение сразу и больно свести на нет. И Хаус тянул, откладывая переезд то на завтра, то на послезавтра.
А в конце ноября уже совсем было намеченная поездка сорвалась из-за Уилсона, который умудрился заболеть лакунарной ангиной.
Так-то ничего удивительного – ему уже лет десять настоятельно советовали удалить миндалины, но он отказывался, уверяя, что его носоглоточное кольцо ещё «не в таком плачевном состоянии, чтобы от него избавляться», хотя и «ловил» ангины примерно раз в два года. А тут, на фоне падения иммунитета и затянувшегося лучевого пневмонита, привычное воспаление в горле не заставило себя ждать.
В первые часы Хаус испугался – у Уилсона свечкой поднялась температура, пропал голос, и лимфоузлы раздулись до размера шариков для пинг-понга. К тому же он сипел, что боль аж от нижней челюсти до солнечного сплетения.
«Уж не медиастинит ли?» - подумал Хаус, холодея тоже от нижней челюсти до солнечного сплетения. Но рыхлые пылающие миндалины с островками гнойного налёта его немного успокоили. Немного. Потому что, во-первых, одно другому не мешает, а во-вторых, для Уилсона в его теперешнем состоянии была опасна любая зараза, и, уж тем более, добрый старый стрептококк, устойчивый к половине антибиотиков и радостно формирующий непредсказуемый иммунный ответ.
Двигаясь автоматически, Хаус натрусил в стакан с водой порошка антисептика, сунул Уилсону: «полощи», - и сделал то, чего за последние десять лет не делал ни разу – полез на сайт дифференциальной диагностики - «Позор! Позорище!».
Уилсон послушно направился в ванную, но был остановлен резким окриком:
- Куда? Голова закружится – сбрякаешь, как мешок утильсырья. Полощи в постели! Вон, лоток возьми.
- Писать мне тоже в постели? – кротко уточнил Уилсон.
- Можно подумать, для тебя это – прямо что-то неслыханное, - фыркнул Хаус. – Ты с месяц под себя ходил, вообще не заморачиваясь, а тут подавай ему хрустальный писсуар в золотом ватерклозете. Полощи в постели, сказал!
Уилсон, возможно, заспорил бы, но в этой категоричности заботы снова увидел то, что его в Хаусе всё сильнее тревожило и беспокоило, поэтому, больше не возразив, взял лоток и принялся полоскать горло, как велено, сидя на кровати.
Хаус нервно кликал мышкой. Наконец, раздражённо захлопнул ноутбук:
- Нужно в аптеку ехать. Это – время. Сейчас вколю тебе что-нибудь жаропонижающее, ты полежишь, а я сгоняю на мотоцикле. Я постараюсь быстрее.
- Не старайся быстрее, - возразил Уилсон. – Ещё не хватало тебе в аварию попасть.
- Никуда я не попаду – я на курсе лучшим байкером был.
- Слушай, - вдруг почему-то вспомнил Уилсон. – А ты в детстве на велике много катался?
- Лет с двенадцати до отъезда в мед я был кентавром.
- Вот почему я всё время вижу его с велосипедом…
- Кого?
- Мальчика. На берегу.
- Слушай, - обеспокоенно нахмурился Хаус. – У тебя температура ещё выше, что ли, поднимается?
- Да нет, нет, я же не брежу. Просто этот навязчивый сон… Да я тебе рассказывал…
- Он что, всё ещё мучает тебя?
Уилсон покачал головой, мягко улыбнулся:
- Он не мучает…
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Вторник, 28.07.2020, 10:56 |
| |
| |
| tatyana-ilina-61 | Дата: Воскресенье, 26.07.2020, 21:08 | Сообщение # 528 |
Окулист
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 148
Карма: 56
Статус: Offline
| Ура, новая прода! Прекрасная, как всегда! Тёплая и восхищённая благодарность!  
|
| |
| |
| wilhelm | Дата: Вторник, 28.07.2020, 12:32 | Сообщение # 529 |
|
Невролог
Награды: 0
Группа: Пациент
Сообщений: 232
Карма: 354
Статус: Offline
| hoelmes9494, спасибо огромное за проду!
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Среда, 12.08.2020, 10:46 | Сообщение # 530 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| Хаус уехал в аптеку, а он снова лёг и стал вспоминать их последний вояж - как они скатывались на своих мотоциклах, всё южнее и южнее, останавливаясь то в небольших хостелах, а то и прямо в лесу, если позволяла погода. Во время таких остановок, у костра, не отвлекаясь ни на телевизор, ни на антураж привычных баров, ни на боксёрские матчи или бои грузовиков, они много и серьёзно говорили, узнавая друг о друге то, о чём не успели узнать прежде. И Хаус там представал для Уилсона в совершенно другом свете – из-под привычной личины игрока и хулигана-тинейджера всё отчётливее проступала мудрость старца и, в то же время, ранимость ребёнка. И если он прежде тщательно скрывал то и другое, то теперь Уилсону часто приоткрывались створки его раковины. И он впервые почувствовал, кроме постоянной угрозы очередной выходки, нередко смертельно-опасной, ещё и постоянно присутствующую хрупкость той внутренней жизнеобразующей иглы, которая как ни глубоко запрятана, всё равно уязвима. И ещё любовь к нему, Уилсону. Он и раньше подозревал о ней, догадывался, что небезразличен Хаусу, но вполне допускал, что просто надёжен, удобен, привычен – и только. А вот теперь приоткрыл для себя глазок и с восторгом рассматривал в щёлочку глубокое и сильное чувство, которое назвать дружеской привязанностью – слишком бледно. Нет, Хаус продолжал, когда хотел, бесить его цинизмом и доводить до белого каления ехидной проницательностью, принимаясь дразнить безжалостно и беспощадно. И всё-таки всё чаще выпадали минуты и даже часы, когда Уилсон проникал в пространство его сокровенности, и они становились так близки друг к другу, что ближе, по выражению Хауса, только секс с проникновением. И Хаус позволял Уилсону запускать пальцы в свои спутанные волосы и отвечал на его вопросы, не увиливая и не ломаясь. Более того, Уилсон и сам вдруг ощутил в себе ответное захватывающе сильное чувство, и это не было больше ни чувством долга, ни ответственностью, ни привычкой. Он перестал сомневаться. Он тоже любил Хауса той самой незамутнённой любовью, которую древние греки называли филией – хаусофилия, прикольно…
- Ты раньше никогда не был так откровенен со мной, – однажды сказал Уилсон после очередного рассказа Хауса о ссоре с отцом и уходе из дома в компанию хиппи, в которой Грег продержался всего три дня из-за их «слюнявых убеждений в доброте мира» и безжалостного избиения «одной девки» тремя мужиками под убойной наркотой.
- Просто теперь я уверен, что ты унесёшь мои тайны в могилу, не успев никому их слить, - жёстко сказал Хаус и, тяжело опираясь на трость, ушёл в густеющие лесные сумерки.
Уилсон тогда испугался, что Хаус снова замкнётся, что он почему-то рассердился или обиделся, но ночью в палатке, уже засыпая, вдруг почувствовал его крепкую хватку на своих плечах.
- Что с тобой? – встревожился он. – Что, Грег, что?
- Ничего, - буркнул Хаус. – Озяб. Спи себе, - но из объятий его не выпустил, пока сам не заснул.
Обо всём этом Уилсон думал сейчас, пока температура его не повысилась настолько, что мысли начали путаться, а ход времени утратил чёткость, и он уже не мог сообразить, как долго отсутствует Хаус. В номере сделалось жарко, хотелось пить, но горло болело и жгло, и даже, кажется, опухло, и у него развилась лёгкая водобоязнь на этой почве. Он был бы рад заснуть, но жар и головная боль не позволяли забыться, а веки жгло изнутри, как будто он лежал на солнечном пляже, прикрыв глаза.
- Это даже хорошо, что у тебя жар, - сказал мальчик.
- Что хорошего?
- Ну, тебя же от рака жаром лечили, значит, так ещё вернее. И ты опять здесь… Почему вы не поехали на КТ? Боишься?
- Он больше боится, - сказал Уилсон.
Мальчик понимающе покивал и сказал:
- Смотри, ты весь взмок. Сними хоть пиджак свой дурацкий – не убудет от твоей респектабельности.
- И то, правда, - Уилсон с облегчением стащил и бросил на камни пиджак, но сквозь рубашку солнце впилось в тело ещё яростнее. – Здесь нет воды? Пить хочется….
- Только солёная, - мальчик указал подбородком на океан. – Извини, так уж вот…
- Ничего, потерплю… Послушай, я спросить хотел. В прошлый раз… мне показалось, ты что-то имеешь в виду. А я не понял…
- Ты про иллюзорность. Да брось, я просто пошутил.
- Ну, нет, не обманывай. Ты не шутил. Ты меня на какую-то мысль натолкнуть пытался… А я не понял, - повторил он.
- Всё ты понял, просто боишься признаться даже самому себе.
Уилсон помолчал, привычно пересыпая камешки из ладони в ладонь и не решаясь заговорить о том, что его на самом деле беспокоит.
- Ты же… - наконец, начал он, запинаясь, - не имеешь в виду, что он может… что у него может… нарушиться… здравость рассудка?
Мальчик ответил не сразу. Как и Уилсон подобрал несколько камешков, один за другим бросил их туда, где, невидимый в белесом тумане, только угадывался океан. С сомнением пожал плечами, и неохотно обронил, не глядя на Уилсона:
- Он – человек…
- Он сильный, - тут же возразил Уилсон.
- Он – наркоман, - всё с той же интонацией заметил мальчик. – Он принимает психотропные препараты.
- Он их принимает гораздо меньше, чем прежде. Я вижу, он ограничивает таблетки, насколько только может.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
|
| |
| |
| taniwha | Дата: Среда, 12.08.2020, 12:26 | Сообщение # 531 |
Новичок
Награды: 0
Группа: Пациент
Сообщений: 1
| коротковато
|
| |
| |
| tatyana-ilina-61 | Дата: Среда, 12.08.2020, 21:21 | Сообщение # 532 |
|
Окулист
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 148
Карма: 56
Статус: Offline
| Цитата hoelmes9494 (  ) из-под привычной личины игрока и хулигана-тинейджера всё отчётливее проступала мудрость старца и, в то же время, ранимость ребёнка. И если он прежде тщательно скрывал то и другое, то теперь Уилсону часто приоткрывались створки его раковины. И он впервые почувствовал, кроме постоянной угрозы очередной выходки, нередко смертельно-опасной, ещё и постоянно присутствующую хрупкость той внутренней жизнеобразующей иглы, которая как ни глубоко запрятана, всё равно уязвима. И ещё любовь к нему, Уилсону.
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Воскресенье, 06.09.2020, 20:54 | Сообщение # 533 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| - Но ты же понимаешь, - хмурясь, с лёгкой, но всё же заметной досадой проговорил мальчик, - что это не тот случай, когда желание всё контролировать, действительно, равно контролю. Боль устанавливает свои правила – теперь ты сам знаешь.
- Теперь-то я знаю, - согласился Уилсон, - но что я…
- Просто помоги ему.
- Как? Ох, Боже мой! Да разве я бы не хотел, если бы…
- Серьёзно? А мне кажется, тебе понравилось положение опекаемого. В кои-то веки никакой ответственности за Грегори Хауса, не надо ждать звонков, не надо мчаться, сломя голову, терзаясь тысячью тревог. Пусть теперь он потерзается и помечется.
- Я такого не думаю, - напряжённо и уязвлено отозвался Уилсон.
- Тогда почему я тебе сейчас такое говорю?
- Просто… просто я…
- Не можешь поладить с собственным подсознанием, - понимающе кивнул мальчик. – Это бывает.
- Я не справляюсь, - признался Уилсон, опуская плечи. – Слишком боюсь – и за себя, и за него. Слишком… слишком потерял почву под ногами из-за всего этого… Я…я больше не верю в жизнь.
- В смерть верить, понятно, легче, - чуть усмехнулся мальчик. – Красиво, торжественно, и никакой ответственности за «потом».
- И вообще никакого «потом», - совсем тихо добавил Уилсон.
- А для него? – голос Хранителя стал жёстким. – Ты же понимаешь, что всё своё потом он свернул и бросил тебе под ноги, и у него этого «потом» тоже не будет. И, что самое дрянное, ему самому придётся позаботиться об этом – рака-то у него нет. Или же ты думаешь, что ему не тоскливо и не страшно то и дело зависать на этой мысли, опекая и подбадривая тебя?
- Нет, я, вот именно, думаю, что ему и тоскливо, и страшно. И думаю ещё, что это его ломает. Вот только, что делать, я не знаю.
Говоря это, Уилсон отвернулся от мальчика туда, где за белесым туманом угадывался призрачный влагой дышащий океан, но он всё время чувствовал, что его собеседник здесь. А теперь вдруг это чувство разом исчезло.
Он обернулся поспешно с заколотившимся сердцем: берег был пуст. Туман висел всё так же неподвижно, загораживая от взгляда всё, кроме ближней сферы, и под ногами у себя Уилсон видел мелкие высветленные солнцем камни и рядом – большие валуны. И океан всё так же дышал, ровно и безопасно, но он вдруг ощутил своё полное, безмерное, бесконечное одиночество не только на призрачном своём берегу – в некоем абсолюте, включающем сейчас и явь, и сон, и жизнь, и смерть. Удушливая тоска захлестнула горло петлёй и стала душить, и он рад бы был, задуши она его совсем, хоть до потери сознания, но было совершенно понятно, что ускользнуть его разуму в блаженство небытия не удастся. Хаусом, оставшимся в одиночестве после его, Уилсона, смерти, чувствовал он себя сейчас – вот кем.
А вокруг было тепло, мирно, спокойно, безлюдно – то, к чему он стремился много дней, а может быть, и все годы своей нелепой жизни: покой, одиночество, самодостаточность. И Уилсон сжал ладонями виски и закричал.
- Тише, тише… – пробился к нему сквозь туман словно бы ворчливый, но мягкий и успокаивающий голос. – Ну, вот чего ты разорался? Кошмары? На, попей…
Крепкая рука бережно придержала под спину, губ коснулся край кружки. Уилсон машинально глотнул, не открывая глаз – мятный чай. Сильно тёплый, но не горячий – в самый раз для больного горла.
- Хаус…
Хаус положил ему руку на лоб:
- Ну, ты и раскалился! Пей-пей, тебе нужно больше жидкости. Сейчас укол сделаю – я всё привёз. Пара дней – и будешь, как новенький. Давно надо было вырезать эти чёртовы гланды тебе. Каждый год ангины – не успеешь оглянуться, митральный клапан съёжится, как старый хрен на морозе.
«Теперь-то уже не успеет», - чуть не брякнул Уилсон, но вспомнил сон – и прикусил язык. Ощущение одиночества на пустом берегу притупилось, но он продолжал чувствовать его отголоски где-то в глубине подсознания. Он не хотел такого Хаусу, ни за что не хотел, ни на минуту.
- Ну, уж нет, - вместо неосторожных слов возразил он. - Чтобы я свои родные гланды пустил под нож маньяка в хирургической пижаме… Не бывать этому! Надеюсь, мексиканские антибактериальные хотя бы не хуже их анальгетиков.
- Хуже только агар-агар, - не слишком оптимистично заверил Хаус и принялся потрошить сумку, извлекая оттуда несколько упаковок таблеток и коробку ампул.
Он сделал укол непривычно больно, хотя обыкновенно укол у него получался невесомым и точным. И Уилсон с беспокойством понял, почему.
- Эй! У тебя руки дрожат.
Хаус диковато посмотрел на свои пальцы, которые, действительно, мелко подрагивали, и ничего не сказал.
- Ты пил сегодня свои таблетки? – не отставал Уилсон.
- Профессор Люпин, вы не забыли принять своё лекарство? – криво улыбнулся Хаус.
- И точно ли, что злопамятный профессор Снейп не подлил вам в него оборотного зелья? – без улыбки продолжил Уилсон.
- Я плохо сплю, - сказал Хаус. – Это хвалёное лекарство викодину в подмётки не годится – боль убирает в три раза хуже, а побочных явлений в три раза больше.
- Кошмарные сны – это тоже побочка?
- И кто мне это говорит? Человек, который полчаса назад орал во сне, как будто его режут?
- Мне можно, - наконец, позволил себе улыбку Уилсон. – У меня жар.
- А у меня – ты. Это похуже жара.
- Я знаю, что тебе снится моя смерть, - сказал Уилсон.
Хаус вскинул голову и посмотрел на него так остро и резко, что Уилсон почти реально почувствовал его взгляд колющей крошкой в глазах. Но своего не отвёл.
- Имей в виду, я не собираюсь умирать в ближайшее время, - сказал он и даже указательным пальцем помахал перед носом Хауса. – Мне эта ремиссия непросто далась, и я не собираюсь пустить то, что выдурил у безносой, псу под хвост. У нас теперь появилось время. Вот закончится эта ангина, я ещё малость окрепну, и мы с тобой снова в сёдла, Хаус. Я хочу дышать ветром и не думать ни о чём. А потом я хочу вернуться в Принстон, найти адвоката и добиться для тебя оправдательного приговора и освобождения в зале суда, чтобы ты мог восстановить твою лицензию.Ты – врач, Хаус, ты должен быть врачом. Не кому-то должен – себе. Потому что это – твоя суть. Я раньше этого не понимал до конца, а теперь знаю точно. Ты должен вернуться к диагностике, должен спасать жизни. Моя жизнь – штука, конечно, приятная. Но это только одна жизнь, а ты…ты можешь больше.
- Нет, Уилсон, - угрюмо проговорил Хаус. – Я могу меньше.
- Ну вот… - с досадой проговорил Уилсон. – Сейчас ты достанешь из кармана эту свою хвалёную правду – ну, то есть, ту фигню, которую считаешь правдой, скомкаешь и забьёшь мне в глотку. Не надо. Горло и так болит. И это никакая не правда.
- А ты знаешь, что правда? – саркастически хмыкнул Хаус.
- Знаю, - не стал отказываться Уилсон. – Сейчас правда в том, что я жив и с тобой. И значит, все твои страхи и ночные кошмары – ложь.
Хаус вдруг фыркнул и помотал головой , словно изумляясь чему-то.
- Что? – не понял Уилсон.
- Подумал… Если бы Кадди услышала сейчас этот наш разговор, она заподозрила бы, что мы оба вдребезги пьяны. Никогда мы раньше с тобой так и о таком не разговаривали.
- Кадди? – удивился Уилсон. – Почему именно Кадди?
- Я стал часто и её видеть во сне, - признался Хаус.
Уилсон заподозрил, что он вдребезги пьян.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Воскресенье, 06.09.2020, 20:59 |
| |
| |
| tatyana-ilina-61 | Дата: Понедельник, 07.09.2020, 19:54 | Сообщение # 534 |
|
Окулист
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 148
Карма: 56
Статус: Offline
| Цитата hoelmes9494 ( ) - Имей в виду, я не собираюсь умирать в ближайшее время, - сказал он и даже указательным пальцем помахал перед носом Хауса.
Как хорошо, что он так говорит! И что они есть друг у друга и у нас... Спасибо, hoelmes9494!
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Понедельник, 14.09.2020, 21:01 | Сообщение # 535 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| Продолжение двенадцатого внутривквеливания.
Как и решили, почти всё время они проводили или в дороге, или на ночёвках в палатке, если не было дождя. Сон под потолком и в постели сделался редкостью. Уилсону словно казалось всё более душно в помещениях под крышей – даже останавливаясь в каком-нибудь придорожном отеле, он распахивал окна настежь или торчал на веранде, бесконечно брюзжа по поводу сырых простыней, затхлости, пыли и запаха доисторических клопов.
Но если он сам объяснял такую тягу к свежему воздуху уже высказанным прежде желанием единения с природой, то рационалист Хаус всё больше тревожился – со времени последнего КТ прошло уже около трёх месяцев, и отпущенное Уилсону время относительного благополучия заканчивалось. Миастения прогрессировала, опухоль росла, поддавливая средостение, и единение единением, но куда больше похоже было на то, что оксигенация понемногу падает, и Уилсону просто становится трудно дышать – пока незаметно для себя самого. А может быть, и заметно. Хаус подозревал, что в разговорах о своей болезни и скорой смерти Уилсон щадит его.
В любом случае, сам Хаус всё чаще стал настаивать на остановках и передышках, а в одном из небольших городков на пути вдруг заставил Уилсона купить тонкую и лёгкую, но тёплую ветровку, заметив грубовато:
- Ночи становятся прохладнее. Тебе сопли зачем? – и потом всё время следил за тем, чтобы Уилсон ветровку надевал.
Впрочем, погода всё ещё баловала их, не считая коротких тёплых дождей. Правда, и ехали они на юг, уже приближаясь к границе Мексики. Направление задал Уилсон, но теперь Хаус, то и дело увязающий в сети то с телефона, то с планшета, уже две недели, как точно знал, куда они едут.
Очередная ночёвка у них случилась на самой границе Техаса. Они как раз наехали на довольно большой и шумный кемпинг, со всеми перезнакомились, выпили пива, не отказались от простого, но сытного угощения, Хаус даже побренчал на гитаре и совсем уж было собрался расположиться на ночлег, но Уилсон, услышав о его планах, замотал головой так, словно ему сделали, как минимум, непристойное предложение:
- Не здесь. Хаус, прошу, давай ещё чуть-чуть проедем южнее. Вот смотри, - он развернул экран с изображением плана местности так, чтобы Хаус видел. – Мы сейчас вот здесь – видишь? Двадцать миль сюда по трассе – и будет природный парк со специальным гостевым домиком. Там даже какие-то парнокопытные водятся – антилопы, что ли…
- Знаешь, приличная антилопа тебе на расстоянии вытянутой руки не понравится. Это не особо маленькое и довольно свирепое, если его беспокоить, животное с рогами и копытами, - для виду посопротивлялся Хаус, но уступил, как с некоторых пор уступал Уилсону всегда и во всём.
Новые знакомые на скорый отъезд путешественников не обиделись, охотно растолковали им, как лучше проехать к месту, да ещё и всучили с собой кулёк еды и несколько бутылок пива. Очень кстати – забота о хлебе насущном, таким образом, могла их больше не беспокоить. Но с отъездом следовало поторапливаться – день клонился к вечеру.
- Чего тебе в кемпинге не ночевалось, - ворчал Хаус по дороге к мотоциклам. – Свежего воздуха, сколько хочешь. От дождя тент, вода, огонь – за которым, между прочим, не обязательно следить, всю ночь не смыкая глаз. А то смотри, скоро солнце сядет.
Уилсон отмалчивался и только, уже застегнув шлем, повернулся к Хаусу:
- Прости, пожалуйста, что тащу тебя в ночь, но… Просто я там останавливался недавно. Захотелось навестить знакомое место. И в гостевом домике, действительно, неплохо, а за огнём тоже не надо следить – там камин.
Хаус удивлённо оттопырил губу – забавно: оказывается, Джимми бывал в этих местах. А ему-то казалось, это он выбирает маршрут. «А что, если, - вдруг подумал он, - Уилсон догадывается о моём тайном плане, и сам тоже хочет его исполнения, но не хочет в этом признаваться?» Он испытующе посмотрел на своего спутника, но глаза Уилсона уже скрывали очки, а по заострившимся скулам и бледным щекам прочесть что-то было непросто.
Гостевой домик они еле нашли. Его, действительно, обступал густой парк, и пышные зелёные заросли скрывали стены почти до верха. Вблизи же Хаусу показалось, что из кустов торчит коробка из-под консервов – просто светло-серый правильный куб с плоской крышей и аккуратными маленькими окошками в каждой стене – вроде прорезей, которые делают на коробках для удобства грузчиков. Над входной дверью на проволоке висел тусклый фонарь.
- Хороший домик, - похвалил Хаус, оценивающе приглядываясь к строению. – Если только, конечно, волк не придёт, – и негромко насвистел «Три поросёнка» Черчилла.
Уилсон улыбнулся и вдруг громко позвал:
- Боб! Боб, старина, ты там?
В домике что-то заскреблось, дверь приоткрылась и наружу выглянула круглолицая девчонка лет десяти-двенадцати.
- Джессика! – узнал Уилсон. – А папа где?
- Папа ещё в апреле умер, - тонким голосом, но не писклявым, а призрачно-нежным проговорила девочка. – Рак…
Уилсон вздрогнул и беспомощно посмотрел на Хауса.
- Рак – третья по распространённости причина смерти после ишемической болезни и несчастных случаев, - сказал Хаус. – Или для маститого онколога это новость ?
- Да вы проходите, - спохватилась девочка – у неё был вроде бы правильный выговор, но с каким-то странным оттенком, Хаус сразу подумал, что перед ним не коренная американка. - Вы же переночевать? Я всё подам и приготовлю – не сомневайтесь. И цена прежняя.
- Подожди, - Уилсон в замешательстве потёр лоб. – Рак? Почему же он ничего мне …
- А ты сам с этого начнёшь? – снова подал голос Хаус, и Уилсон проглотил остаток своего недоумения.
«Когда же он успел здесь побывать? - Хаус нахмурил брови, соображая. - Уилсон ездил к родным в Чикаго, - наскоро прикинул он, - ездил на конференции, пару раз покупал туристическую путёвку куда-то на острова. Значит, и без путёвки ездил. В Техас? Странно…»
Он не любил не знать о Уилсоне чего-то… чего-то такого… ну, вроде поездок в Техас. Поэтому тут же и спросил прямо, не откладывая:
- А какого чёрта ты здесь делал?
- Объезжал диких мустангов, - не моргнув глазом, сообщил Уилсон и подтолкнул его к крыльцу.
Девочка отступила, и они оказались в обшитом деревом небольшом помещении, из которого вели ещё три двери. Посередине, действительно, горел камин, и света было всего ничего – от него, да ещё от торшера с оранжевым абажуром. В аквариуме на столе плавали рыбки – гуппёшки, гурами и два меченосца, а на углу стола никелировано блестел электрический чайник, стилизованный под русский самовар.
- Этот молодчик, - указал Хаус девочке на гурами, - я вижу, здесь недавно.
- С той недели, - подтвердила Джессика, глядя на Хауса с удивлением. – Как вы узнали?
- Он такой, - сказал с шутливой гордостью за своего гениального друга Уилсон, - вроде Шерлока Холмса.
Хаус только плечами пожал:
- Просто, будь он здесь давно, твои гуппи уже остались бы без хвостов. Парень агрессивен на мелких. Лучше его отсадить.
- О, ты с ним знаком, - заметил Уилсон, всё ещё придерживаясь шутливого тона, за которым, как Хаусу показалось, прятался сейчас, как каракатица за чернильной завесой.
- У меня когда-то тоже был такой в аквариуме, - объяснил Хаус. – Десяток гуппи он кастрировал в одну ночь. Они ограниченно совместимы, но лучше не рисковать. Есть, куда его отсадить?
- В банку, - сказала Джессика. - Я сейчас затоплю печь, там полный котёл - вы ведь, наверное, захотите помыться…
- Постой, а почему ты? – спохватился Уилсон. – Ты что же, совсем одна тут? А Джордж?
- Джордж уехал за продуктами, вернётся только завтра. И хорошо, что вы приехали именно сейчас, одной неуютно.
- Тебе помочь с дровами?
- Да нет, всё и так готово – Джордж всегда оставляет запас в предбаннике, - она кивнула в сторону окна.
Только теперь Хаус заметил в конце утоптанной прогалины маленькую пристройку с трубой.
- Что это? – озадаченно спросил он – пристройка больше всего напоминала кухню, но без окон.
- Узнаешь, - пообещал Уилсон. – Через пару часов.
Джессика вышла, и они остались в гостевом домике вдвоём.
- Смотри, - сказал Уилсон, толкнув одну из дверей. – Здесь туалет. В комнатах отдельного не будет, так что лучше сразу запоминай, чтобы в темноте не тыкаться.
Изнутри помещение было обшито всё теми же деревянными панелями, пахло моющим средством и немного корицей. Впрочем, подумал Хаус, корица могла быть добавлена в моющие средства. На сливном бачке – наклейка: мотоциклист в развевающемся плаще и почему-то с оскаленными зубами – наверное, художник так представлял себе азарт скоростной езды. Небольшой шкафчик, на котором возвышалась пирамида из рулонов туалетной бумаги.
- Ну, хватит уже любоваться. Иди сюда, - Уилсон, кажется, прочно вошёл в роль экскурсовода. – Эта дверь в хозяйские комнаты, нам там делать нечего. А вот эта – в наши. Заходи. Тебе понравится.
Хаус переступил порог и – не удержался – присвистнул: комната была полна классического джаза: пианино в углу, над кроватью, на стене две гитары и саксофон, а вдоль всех стен – записи: от старых, ещё «асфальтовых», тяжёлых и хрупких, до микрофлэшек. Пестрота обложек одновременно и резала глаз, и то и дело ударяла под вздох острым дежа-вю, когда глаза успевали схватывать названия групп и альбомов. Хаусу даже на какой-то миг почудилось, что его растрёпанные и ещё не поредевшие кудри снова касаются плеч, на ногах узкие джинсы, а торс отливает серебристой тканью концертной рубашки, и самодеятельный конферансье вот-вот выкрикнет: «На сцене самая знаменитая джаз-банда на все окрестные школы: «Срочная реанимация». Гитары – Майкл Хопвелл и Рики Чак, саксофон – Брюс Джаннет, ударная установка - Стенни Кид. За роялем Грегори Хаус», - и Брюс первым, без слов – одним пронзительным своим саксом - выдаст «Go Down, Moses! Moses… Way down in Egypt land», а потом Грег и сам вступит хрипловатым, ещё не доломавшимся подростковым голосом: «When Israel was in Egypt land..., - а все остальные подхватят эхом: - Let my people go!»
Больше всего в коллекции покойного Боба было винила, да и многофункциональный монстр с двумя парами акустических колонок, занявший самое почётное место в комнате, был расчехлён именно в той части, где предполагалось проигрывать грампластинки.
- Ну? – спросил Уилсон со сквозящей в тоне гордостью. – Как тебе?
Хаус промычал нечто неопределённое, продолжая озираться. Про себя он всё ещё решал загадку: какое отношение имеет ко всему этому Джеймс Эван Уилсон, которого он, казалось, знает, как облупленного.
- Ты его лечил? – наконец, спросил он.
- Я понятия не имел, что он был болен, - помрачнел Уилсон. – Невнимательный. Наверняка какие-то признаки были.
- Когда вы виделись? Когда ты тут был?
- Зимой.
- Этой зимой?
- Этой зимой.
Ну, хоть что-то прояснилось – понятно стало, почему Хаус не знает об этой из ряду вон выходящей поездке Уилсона в Техас.
- Когда я в тюрьме был?
- Ага.
- Ну, и как тебя занесло в это место?
- Было Рождество, - сказал Уилсон, словно это уже само по себе всё объясняет.
Но Хаус не счёл объяснение исчерпывающим:
- И?
Уилсон пожал плечами:
- И все его праздновали. Нет, серьёзно, просто все подряд, - его голос окреп, в нём появилась даже какая-то пронзительность – не тональная, эмоциональная. – «Принстон Плейнсборо» - да вообще весь Принстон, если не весь мир, сходил с ума вокруг ёлок, обмотавшись мишурой. И везде чёртовы леденцовые трости. Серьёзно, я в те дни ни одного человека не видел без этой трости во рту. А торговый центр? Феечки, волшебные палочки, олени, Санта в миллионе обличий – в частности, в порочной связи с красноносым Рудольфом, чулки на каждом крючке, раззявившие рот в ожидании подарков, ангелы, пряники, рогатые месяцы и вифлеемские звёзды из всего, что блестит… Я так подробно говорю, чтобы ты проникся.
- Я проникся, - серьёзно кивнул Хаус.
- Тогда поймёшь. Какое-то время я держался, пока работа спасала, но потом наступили выходные.
- И? – снова повторил Хаус свой много подразумевающий вопрос.
- Изначально я просто хотел полететь в Чикаго навестить родных, - вздохнул Уилсон.
- Чикаго вроде бы в другой стороне.
- Знаешь, после того, как я смешал виски с пивом, мне было глубоко всё равно, в какой он стороне.
- Ты… так ты что, хочешь сказать, что был настолько пьян, что вместо Чикаго тебя занесло в Мирандо - Сити?
- Просто взял билет на ближайший рейс.
- А потом?
- А потом протрезвел и понял, что нахожусь на краю света без гроша в кармане, и, следовательно, выбор у меня ограниченный: просить денег на обратный путь у родителей или у Кадди. Только для того и другого нужно было либо телефон зарядить, либо заплатить за телеграмму. Вот я тогда и познакомился с Робертом. Он сам подошёл – наверное, у меня вид был, такой, вызывающий сострадание. Оказалось, держит гостевой дом. Предложил переночевать. Бесплатно.
- И получилась святочная история, - хмыкнул Хаус.
- И получился джазовый концерт на полночи. А когда пришли деньги, я просто взял – и остался ещё на три дня. А потом, через месяц, ещё на три. И ещё на три в феврале. Мне было здесь хорошо. Я поэтому и сейчас тебя сюда затащил. Вот только я не мог знать, что он… что его уже нет - Уилсон поджал губы и отчаянно и горестно затряс головой.
- Тут есть фото этого Роберта? – спросил Хаус, охваченный вдруг внезапным, но неотвязным подозрением.
- У Джессики в семейном альбоме должны быть. Зачем тебе?
Хаус не ответил. Вместо этого подошёл к роялю и откинул крышку. Пробно взял пару аккордов, обернулся:
- Строй безупречный.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
|
| |
| |
| tatyana-ilina-61 | Дата: Вторник, 15.09.2020, 14:29 | Сообщение # 536 |
|
Окулист
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 148
Карма: 56
Статус: Offline
| Невероятно интересно, спасибо!
|
| |
| |
| wilhelm | Дата: Пятница, 18.09.2020, 20:41 | Сообщение # 537 |
|
Невролог
Награды: 0
Группа: Пациент
Сообщений: 232
Карма: 354
Статус: Offline
| Очень атмосферно, спасибо. Я погрузилась.
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Понедельник, 28.09.2020, 09:55 | Сообщение # 538 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| - Ну, так играй, - как о само собой разумеющемся сказал Уилсон.
- Прямо сейчас?
- А что не так?
Хаус хмыкнул и, не глядя, нашарил за спиной табурет.
х х х х х х х х х
Хаус не врал – Кадди, действительно, стала сниться ему чуть не каждую ночь. Причём, эротическая составляющая, приправлявшая эти сны, заставляла его просыпаться в поту, с колотящимся сердцем и ковылять в душ, где он, ненавидя себя, быстро двигал рукой, прислушиваясь, не проснулся ли Уилсон, и стонал сквозь зубы больше от злости, чем от возбуждения.
Конечно, остаток ночи после этого отправлялся псу под хвост – Хаус лежал на спине, пялясь в потолок, и ненавидел себя. На пятый раз такого пробуждения он раздвинул кровати.
- Ты уже не умираешь. Обойдёшься без плюшевого мишки.
Уилсон в ответ смерил его внимательным взглядом и так многозначительно заметил:
- Я-то обойдусь, - что у Хауса засосало под ложечкой.
«Это просто воздержание. Спермотоксикоз, - думал он про себя. – Нужно снять шлюху – и всё пройдёт». Однако, что-то в глубине души убеждало его в том, что шлюхи и спермотоксикоз не при чём.
Всё же, верный своему правилу каждую гипотезу, даже самую безумную, проверять практикой, он выбрал время и нашёл деньги. Приближался декабрь. В «Эл сол де Тарде» начинался курортный сезон, поэтому появились новые постояльцы - номера мало-помалу заполнялись. Активизировались и туземки, торгующие телом. У них был свой особый столик на веранде открытого кафе и своё место на пляже, чтобы отдыхающие могли легко сориентироваться, кому и что предлагать. Хаусу приглянулась девушка, которой он раньше не видел - немного похожая на ту, что была нарисована на стене в баре – картинка, на которую, едва увидев, сделал стойку Уилсон. «Вот, значит, с кого писал свою русалку неизвестный художник, - подумал Хаус. – Надо будет сказать Уилсону, чтобы с ума не сходил», - но тут же понял, что ни за что не скажет, потому что открывать Уилсону обстоятельства их знакомства ему претит. Да и обратил-то он на неё внимание случайно - спустился в бар просто купить банку пива. Непривычно для мексиканского отеля светловолосая, стройная, даже хрупкая, девушка казалась пластичной, как танцовщица, и улыбчивой, только улыбка у неё была невесёлая - слишком задумчивая. Хаус понял, что хочет её – в сугубо животном смысле – и подсел. Для вопроса: «ты даёшь за деньги?» - испанского языка ему не хватало и пришлось изъясняться жестами, но она поняла, серьёзно кивнула, взяла его за руку и повела за собой в одну из комнат. Там, на не слишком свежей постели, от умелой, но бесстрастной стимуляции он так же бесстрастно и равнодушно кончил, расплатился и ушёл, даже не узнав, как зовут его партнёршу на час. А впрочем, на черта ему было её имя?
- Примитивное решение, - сказала ему Кадди в ту же ночь. – Всё списать только на воздержание. Честно говоря, ожидала от тебя чего-то более оригинального.
- Я старался, услышав стук копыт, думать о лошадях, а не о зебрах, - ответил он.
- Почему? Раньше о зебрах думать тебе было интереснее.
- Потому что здесь не водятся зебры, - сказал он, а потом проснулся – опять до рассвета и опять понимая, что больше не уснёт.
Наутро наступил декабрь. И, словно в ознаменование наступления нового курортного сезона, тут же, с утра, установилось мягкое тепло, небо прояснилось, ветер задул ровный, без порывов, завихрений и ливневых припадков. По залитой солнцем волнистой глади залива заскользили разноцветные вейкборды и виндсёрфы, на пляж высыпали волейболисты, кто-то уже затеял морской бой на скутерах и водяных пистолетах - хохот и крики долетали до отеля.
- А в Принстоне, наверное, снег… - сказал, стоя у окна и глядя на всё это оживление, Уилсон, хрипловато из-за всё ещё больного горла и, может быть, поэтому тоскливо. – Хаус, пойдём на воздух?
Хаус, не торопясь с ответом, протянул длинную руку и цапнул его за лоб, ощупью определяя температуру.
- Сначала укол и завтрак. И оденешься, как следует – не хватало, чтобы тебя продуло, и не хватало какого-нибудь миокардита ко всем твоим болезням.
Уилсон кивнул и безропотно подставил ягодицу, а потом так же послушно натянул свою лёгкую ветровку, хотя футболки вполне хватило бы. Впрочем, он надеялся, усыпив бдительность Хауса, ветровку потом снять.
В кафе при отеле стало заметно более людно, незанятыми оставались только два столика, за один из них они как раз и сели. Официант, по меткому выражению Хауса, «класса сервис-лайт» принял заказ на два бурито – с рыбой и курицей, два кофе и два творожных печенья с глазурью, из которых в итоге Уилсону досталась половинка. Интересно, что он сам этому очень обрадовался – Хаус так давно не воровал у него еду, что, как казалось Уилсону, даже утратил навык. Но нет, не утратил – виртуозно спёр печеньку и сразу засунул в рот – Уилсон едва успел отвоевать свою половинку, обломав большую часть глазури. Зато начинка целиком досталась ему.
- Я себя уже лучше чувствую, – сказал Уилсон, морщась от того, что крошки печенья царапали больное горло. – Но, ты знаешь, меня не оставляет ощущение, будто этот отель, и этот берег, и всё здесь – такая большая консервная банка, в которой мы с тобой вроде как копчёные сардинки – ну, по крайней мере, я, уж точно, копчёный. И всё время подмывает поискать, где там выбит срок годности, потому что мы его явно пересиживаем.
- Это не ко мне вопрос, - отозвался Хаус – невнятно из-за набитого в рот печенья. – Это ты подхватил ангину вместо того, чтобы поехать, наконец, в Веракрус сделать КТ.
- «В Веракрус сделать КТ», - передразнил Уилсон. – Предел мечтаний!
Хаус, наконец, проглотил печенье. Слегка переусердствовав – даже слёзы выступили – и объяснил по-Хаусовски честно и жестоко:
- Прежде, чем реально планировать, надо знать, каким сроком мы располагаем. Без КТ будет сложно – слишком большая погрешность.
- Ну хорошо, - не дрогнул Уилсон. – Давай поедем завтра. Я себя уже совсем нормально чувствую.
- «Нормально» - передразнил на этот раз Хаус. – У тебя жар.
- Субфебрилитет – это не жар. Даже ста нет. И потом, за рулём всё равно будешь ты.
- За рулём… чего? – насторожился Хаус, потому что пока ему в связи с поездкой в Веракрус представлялся только автобус.
- Мотоцикла, конечно. Ты же пока не угнал ламборгини.
- Мото… Эй! А у тебя точно ста нет? Ты что? Ты хочешь сказать, что мы поедем в Веракрус на мотоцикле?
- А что? Всего двести пятьдесят километров. За четыре часа доедем.
- Во-первых, не двести пятьдесят, а двести семьдесят, как минимум.
- От Принстона до Миранда-Сити было три тысячи с большим гаком.
- Сравнил! – фыркнул Хаус. - Мы ехали медленно, останавливались, ночевали. И после первого дня в седле ты, кстати, даже в кусты ходил враскоряку.
- Ну, знаешь, - обиделся Уилсон. – Это были всё-таки первые сутки, а с тех пор я…
- С тех пор ты пролежнями на заднице обзавёлся, которые едва-едва эпителизировались, - перебил Хаус. - Так что в Веракрусе я стащу тебя с седла без половины ягодиц.
- Ну, вот что! – глаза Уилсона недобро сверкнули. – А тебе не кажется, что, опекая меня, ты уже пережимаешь? У меня рак, а не квадриплегия с умственной отсталостью и буллёзным эпидермолизом в одном флаконе.
- Насчёт буллёзного эпидермолиза я бы не был так категоричен, - буркнул Хаус. – Кожа с тебя и сейчас ещё слезает пластами.
- Ничего, - хмыкнул Уилсон. – Кожа – субстанция сменяемая.
Продолжение двенадцатого внутривквеливания.
Он так и сказал Хаусу. Когда оказалось, что маленькое строение, похожее на сарай с трубой, на самом деле баня. И не сауна или турецкая парилка, а русская, которых на все штаты одна-две.
Пока Уилсон мылся под душем, Хаус дал волю своему любопытству и заглянул через низенькую деревянную дверь в небольшое, но отчаянно горячее помещение. Внутри было темновато и густо пахло распаренным деревом и дубовыми листьями. В углу гудела хорошей тягой небольшая каменная печь. К дальней стене, у печи, как в шкафу, крепилась деревянная полка, перед которой на полу стояла деревянная же лохань, на которую Хаус уставился, как на диковинный музейный экспонат:
- Она что, из дощечек сколочена? – спросил он с недоумением у подошедшего, одетого в одно полотенце вокруг бёдер, Уилсона.
- Не сколочена, а связана. Вот этими вот штуками, - Уилсон указал на обручи.
- И что, из неё полагается мыться?
- Нет, в ней веники запаривают. Мыться нужно под душем.
- А что потом нужно делать с пареными вениками? – выдержав некоторую паузу, с недоумением спросил Хаус.
Уилсон понял, что зашёл в тупик. Потому что после следующего ответа: «ими нужно хлопать друг друга», - Хаус решит, что у друга на почве раковой интоксикации поехала крыша, и не просто поехала, а в каком-то злопакостном сексуальном направлении. Хаус явно не имел о русской бане никакого представления, не смотря на всю свою эрудицию, как и сам Уилсон не имел его год назад, пока не познакомился с Робертом Конковом и его гостевым домиком.
- Я тебе сейчас покажу, - сказал он, отчаявшись придумать приемлемое объяснение – Ты давай, раздевайся.
Хаус послушался, но как-то настороженно. И выпутывался из одежды долго. Уилсон терпеливо ждал.
- Сначала под душ, - скомандовал он. – Потом туда, - и движением подбородка указал на дверь в парную.
И снова Хаус послушался – с таким видом, словно обречённо решил не спорить и уступать. Дождавшись его в предбаннике, Уилсон приоткрыл дверь в обжигающе-горячее помещение парилки и поманил Хауса за собой:
- Давай, заходи.
- Да там же дышать нечем! - возмутился тот.
- Не выдумывай, есть там, чем дышать. Да заходи уже – что ты, как маленький!- он подтолкнул его, и, пропустив мимо себя, дверь сразу плотно закрыл.
Хаус с опаской вошёл и замер, чувствуя, как ровный жар сначала охватывает, а потом пронизывает всё тело до самых костей, как из всех пор выступает горячая влага и начинает струиться по спине, по груди, по рукам – до кончиков пальцев.
Хаус любил тепло. От тепла расслаблялась вечно готовая к судороге увечная его четырёхглавая – теперь уже еле-еле двуглавая мышца. Вот и сейчас он почувствовал, как вместе с пропитыванием его всего насквозь этим жаром боль и напряжение уходят. Но у Уилсона-то был рак.
- Я просто уверен, что тебе с твоей опухолью здесь находиться совершенно противопоказано, - сказал он – не мог не сказать.
- Мне с моей опухолью среди живых уже находиться противопоказано, - откликнулся Уилсон из-за его спины. – Пара десятков лишних градусов тепла погоды не сделают. Иди, ложись на эту полочку – я тебе покажу, для чего нужны пареные веники. Осторожнее только, она горячая. Да на живот ложись – так лучше.
И снова Хаус с опаской послушался. Пронизывающий жар вызывал томную слабость, лежать было лучше, чем стоять. Хотя на полке он почувствовал себя рождественской индейкой на противне. Это не было похоже на сауну, где жар казался сухим и прозрачным, здесь жар был густым, обволакивающим, вязким, как мёд, он словно прилипал к телу.
Уилсон взял фигурный деревянный ковшик и, зачерпнув из курящейся паром лохани кипятку выплеснул его куда-то на затылок печки, где этот плевок кипятка взорвался паром, и Хаус, которому казалось, что жар на его коже уже достиг предела, почувствовал новую его волну, обжигающую почти до нестерпимости, но при этом странным образом ласкающую, как горячая женщина.
- А теперь – пареный веник, - голосом конферансье объявил Уилсон, и Хаус почувствовал прикосновение к коже чего-то жгучего, душного и мягкого, что словно бы вобрало в себя весь жар, а теперь прицельно ввело его Хаусу под кожу. И он не выдержал – тихо вскрикнул, как мог бы вскрикнуть в момент самого первого толчка оргазма – не от боли – от того, что достиг предела терпения.
Уилсон не был умелым банщиком, но он помнил, что делал Роберт, когда на полке лежал сам Уилсон, и старался повторять как можно ближе к оригиналу.
- Давай своё чёртово бедро, - сказал он Хаусу грубо и азартно, и приложил горячий веник прямо к шраму.
Хаус взвыл от неожиданности, но тут же с облегчением застонал – ещё кое-как сопротивлявшаяся прежде боль от прикосновения веника ушла совсем. Наслаждаясь этим нечастым для себя облегчением, он перевернулся на спину и увидел улыбку Уилсона и его мокрую от пота чёлку, упавшую на лоб, и тёмные, в сумраке парилки почти шоколадного цвета глаза. Он понял, что хочет запомнить его лицо таким.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Вторник, 29.09.2020, 17:11 |
| |
| |
| tatyana-ilina-61 | Дата: Понедельник, 28.09.2020, 17:13 | Сообщение # 539 |
|
Окулист
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 148
Карма: 56
Статус: Offline
| Просто замечательно написано, спасибо!
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Воскресенье, 25.10.2020, 17:38 | Сообщение # 540 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| ххххххххх
Всё равно в Веракрус они засобирались только через две недели. Хаус настоял на том, чтобы Уилсон долечился, а в ослабленном организме выздоровление зависало – долго держался унылый субфебрилитет, побаливало горло, покруживалась голова, снова воспалилась уже подживающая язва на груди. В этом, в принципе, не было ничего страшного – иммунитет оставался, хоть и не критично, но существенно подавлен, иного и ожидать было нельзя.
В номере они с начала декабря только спали, всё остальное время проводя на берегу, тем более, что погода установилась ровная, тёплая без зноя, и залив тоже радовал невысокой, отрадной сердцу сёрфингиста волной, ничуть не мешающей купаться. Уилсона, правда, в воду Хаус не пускал до тех пор, пока тот не устроил по этому поводу лёгкий скандальчик, снова сравнив Хауса с гиперопекающей нянькой.
- Если в твою дырку на груди заползёт ядовитая медуза и выжрет тебе сердце, пеняй на себя, - сдался, наконец, Хаус. Впрочем, Уилсон не злоупотреблял – плескался минуту-другую неподалёку от берега и снова выбирался на песок в облюбованном ими двоими уединённом месте, где, задумчиво глядя вдаль, подолгу застывал неподвижно. Хаус полюбил дремать, устроив голову у него на коленях и даже не протестуя, когда задумавшийся Уилсон запускал пальцы ему в волосы.
На берегу спалось спокойно, в номере – отвратительно. Каждую ночь его изводили сны – то пугающие, то уныло-тяжёлые, безысходные, то эротические с неизменным присутствием Кадди, к тому же, больное бедро ныло, не переставая, заставляя то и дело менять позу – увы, без малейшего эффекта.
А тут ещё у Уилсона появилась отвратительная особенность – во сне вдруг надолго замирать без дыхания в длинном апноэ. Не часто, и он от этого не просыпался, а вот Хаус пугался и с замиранием сердца ждал очередного вдоха. Он подозревал, что слышит эти паузы и во сне, и это именно они навевают ему самые отвратительные кошмары.
При тимоме такое могло быть и из-за нарушения рецепции после лечения, и из-за слабости дыхательных мышц, вызванной влиянием опухоли.
Уилсон чувствовал его состояние, но не имел понятия, как и чем помочь – только и мог сидеть на берегу, молча и неподвижно, и ласково перебирать спутанные седеющие пряди засыпающего друга.
Так он сидел, задумавшись, и когда его внимание привлёк вдруг пронзительный женский крик. Оказалось, что неподалёку от воды толпится народ, загораживая от него спинами эпицентр некоего события. Там, в эпицентре, кто-то стоял на коленях, а кто-то неподвижно лежал на песке, и этот, коленопреклоненный, активно двигал локтями, что-то с лежащим пытаясь сделать.
Знания испанского не было сильной стороной Уилсона, но возглас:
- Ай ун медико аки? ( здесь есть врач?) - он понял и встревожено хлопнул безмятежно спящего Хауса по плечу:
- Проснись, там что-то случилось!
Первая мысль была, что кто-то захлебнулся в воде, но Уилсон припомнил, что суета началась на берегу. Он не был внимательным, и просто скользил расфокусированным взглядом по неопределённой траектории, думая о своём, но всё равно мог поклясться, что никто в воде не барахтался, никто никого из воды на берег не выносил, и никто не призывал на помощь до этого единственного женского крика.
Он вскочил на ноги, едва Хаус освободил его колени от своей головы, и побежал, увязая в песке и мелкой гальке, обжигающей и колющей босые ноги. И сразу сбил дыхание – пневмонит всё ещё давал себя знать, поэтому, добежав, не сразу смог заговорить. Зато сразу оценил обстановку.
В нескольких метрах от воды на песке неподвижно вытянулся, напряжённо запрокинув голову, смуглый в нормальном состоянии, но сейчас, скорее, серый молодой мужчина в ярких до боли в глазных яблоках цветастых плавках. Уилсон заметил, что к его волосам не липнул песок, значит, волосы не были влажными.
Люди, сгрудившиеся вокруг, могли быть его приятелями или просто посторонними. Они возбуждённо переговаривались, но Уилсон улавливал только отдельные слова, не говорившие ему ничего существенного. Один из них держал в руках волейбольный мяч. Тот, кто стоял на коленях, пытался растереть лежащему грудь. Надобности в этом не было никакой – вероятно, просто от растерянности. Женщина, искавшая врача, пыталась дозваться другой, помоложе, которая, стоя, держала себя руками за плечи и раскачивалась с совершенно отсутствующим выражением лица.
- Соэ медико, - сказал Уилсон. – Омитис ( пропустите)
Он упал на колени перед пострадавшим и, наклонившись, приложил ухо к груди – вместо нормального ритма сердце словно барахталось в грудной клетке. Уилсон замахнулся и ударил кулаком в нижнюю часть грудины лежащего, мельком подумав, что будет, если его действия поймут превратно.
Парень, сидевший на корточках, взвизгнул высоким голосом, почти по-женски, но тот, что стоял с мячом, прикрикнул на него – резко и властно.
Уилсон снова прижался ухом к груди лежащего, одновременно нащупывая пульс на запястье. Трепыхания больше не было, но и нормального ритма – тоже. Сердце «мерцало» с приличным дефицитом. Дыхание вело себя не лучше.
- Кви пасо?(что случилось?)– спросил он, не оборачиваясь
Старшая женщина в ответ немедленно разразилась такой визгливой скороговоркой, что захотелось поскорее прикрыть уши ладонями.
- Пер фавор, - попросил Уилсон. – Хабла деспасио. Но ло энтиендо. (пожалуйста, говорите медленнее, я не понимаю).
- Она говорит, - пришёл ему на помощь успевший подойти Хаус, - что он играл в мяч и вдруг упал.
- А прежде был здоров? Эстаба бьен антес де Эсо? – попытался Уилсон, но, похоже, его не поняли.
- Эй, а он вообще дышит? - Хаус зажал трость подмышкой и, наклонившись, рукой потрогал лицо мужчины – бесцеремонно, как неодушевлённый предмет.
- Дыхание аритмичное, сердцебиение тоже.
- Дифдиагноз для внезапной потери сознания со срывом ритма. Ну?
- Инфаркт - наудачу ляпнул Уилсон первое, что пришло в голову.
- В его-то возрасте? – Хаус обернулся к приятелям своего внезапно обретённого пациента – Ле долия эль корасон?( у него болело сердце?)
- Но нунца, (нет, никогда)- ответила старшая женщина, уверенно мотнув головой.
Суета угасла – теперь только они двое, объявившие себя врачами, выступали на сцене, а остальные словно переместились в зрительный зал.
- Ещё идеи будут? – подстегнул Хаус.
- Тепловой удар? – Уилсон прижав к углу челюсти сонную артерию, пытался оценить критичность дефицита.
- Нет, - отбил Хаус. - Температура не повышена.
- Интоксикация?
- Нет посторонних запахов, не было рвоты, вряд ли наступила бы так быстро без предшествующих симптомов. Непонятно, что могло послужить ядом…. Ну, что ты там нащупал?
- Знаешь, - с сомнением проговорил Уилсон, - мне кажется, тонус мышц неестественно повышен.
- Значит, не кетоацидоз. Пульс не восстановился?
- Нет, мерцательная тахиаритмия так и сохраняется.
- Давай, давай ещё. Всё, что приходит в голову.
- Инсульт?
- Проверь равномерность тонуса и реакцию зрачков.
Уилсон оттянул веки, посетовал вслух:
- Фонарика нет…
- Ладошки-то есть.
Уилсон сообразил – прикрыл неподвижный глаз остающегося без сознания мужчины ладонью, и через мгновение ладонь убрал.
- Не инфаркт мозга, - кивнул Хаус.
- Гипогликемия? Глазные яблоки твёрдые.
- Тьене диабетес? – спросил Хаус у женщины. – Эстаба томандо медикаментос контра эль шуга? (У него диабет? Он принимал лекарства против сахара?)
- Но нунца, - женщина снова отрицательно покачала головой.
- Эстаба энфермо? (он был болен?)
- Но. Соло ун ресфриадо хасе мучо тиемпо ( только простудой давным-давно)
Хаус поморщился, не уверенный, что правильно понял. Но отрицательный жест подкрепил слова женщины.
- Нет у него гипогликемии. Подожди… ты говоришь, что тонус повышен? – он сам цапнул рукой мужчину за бицепс и сжал.
- Думаешь, эпи-приступ?
- Думаю… Донде эстабо кванде койо?( где он был, когда упал?) - резко обернулся он к мужчине с мячом. – Нецессито сабер эль лугар экзакто ( мне нужно знать точное место)
Человек с мячом явно удивился, но послушно показал вмятину в песке:
- Акуи. (здесь)
Хаус перехватил трость, как пику и ткнул концом в песок. Ничего не произошло. Тогда он принялся рыхлить по кругу, забирая всё шире. И вдруг под тростью что-то заизвивалось, задёргалось, взвивая песок фонтанчиком. Что-то похожее на змею, но короче, с нелепо расширяющимся по плоскости телом.
- Акне электрико! (электрический угорь) – воскликнул тот, истеричный, который взвизгнул, когда Уилсон нанёс прекардиальный удар.
Оказалось, в песке не то устроил себе нору, не то просто случайно оказался электрический угорь, чей разряд запросто способен не только человека, но и лошадь парализовать. По всей видимости, мужчина нечаянно наступил на него в пылу игры, и получил в отместку. Уилсон читал о них в проспекте ещё до того, как они пересекли границу, и сейчас вспомнил яркий рисунок с изображением этой странной твари – не то рыбы , не то змеи. Но как Хаус так точно вычислил не только тварь, но и её местоположение?
- Диос мио, - наконец, шевельнула губами женщина, до сих пор словно пребывавшая в ступоре.
- Как ты догадался? –спросил Уилсон, стараясь разжать мужчине челюсть – похоже было, тот прикусил язык.
- Исключите невозможное, - словами Шерлока Холмса ответил ему Хаус. – То, что останется, будет истиной, какой бы невероятной она не казалась... Иди в номер – посмотри, что у нас осталось из кардиопрепаратов…. Да иди, сказал, а не беги, легконогий Меркурий. Не то быстрее него окочуришься.
Уилсон всё-таки побежал – правда, из-за одышки аллюр получился натужным и рваным, но он спешил, как мог. Антиаритмики, стимуляторы, релаксанты, анальгетики – у них по-прежнему оставался изрядный арсенал, пополненный стараниями Оливии Кортни. Уилсон схватил шприцы, жгут, несколько коробок с ампулами и бросился обратно, на берег.
Ещё издалека он увидел, что Хаус, стоя на коленях, делает массаж сердца, а парень с мячом бросил мяч и старается изобразить что-то вроде искусственного дыхания тем неумелым способом, который в «ПП» с лёгкой руки Хауса называли: «рот – в мимо рта». Уилсон поднажал, снова увязая в песке, и только сейчас сообразил, что сандалии его валяются у камня, а он мечется босиком и уже чем-то занозил ступню.
- Опять остановка, - пропыхтел Хаус, нанося быстрые ритмичные удары в грудину пациента. – Дыхание неэффективно. Этот тип с ним взасос целуется, а не дышит.
Уилсон жестом предложил мяченосцу уступить миссию оксигенации несчастного ему. Но он переоценил свою жизненную ёмкость лёгких – резкого вдувания не получалось. И Хаус заклеймил его коротким:
- Ты – тоже. Коли лучше.
Уилсон хрупнул пару ампул, набрал в шприц с длинной иглой:
- Пусти.
Хаус посторонился, и он вогнал иглу прямо в сердце, нажал поршень.
- Качай сам, - велел Хаус и, предварительно прослоив между ним и собой край футболки, стал вдувать воздух мужчине в рот. Ему пришлось согнуться для этого в три погибели – Уилсон видел, что ему неудобно и трудно – в частности, и из-за больной ноги. Но, к счастью, инъекция подействовала, как надо, и сердце он запустил уже со следующего толчка. Краем глаза видел, что кто-то звонит по телефону – хотелось бы надеяться, что вызывает службу спасения.
- Дебе сер левадо аль госпиталь, - сказал Хаус (его нужно везти в больницу) - Носотрос тамбиен. Подриа нецеситар реанимацион эн эль камино(нас - тоже, может понадобиться реанимация в дороге)
Парень уже без мяча поднял руку, как школьник на уроке:
- Тенго уна камионето ( у меня есть фургон)
Хаус энергично кивнул, жестом показав, что нужно что-то доставить прямо сюда, и спросил:
- Комо ту номбре?( как твоё имя)
- Диего, - назвался парень.
- Комо се йамо? ( а его как зовут) – Хаус подбородком указал на лежащего.
- Маттео. Маттео Марко.
- Что он говорит? – не выдержал Уилсон.
- Просто представил нам своего друга. И когда ты испанский выучишь, лентяй! С августа ведь здесь живёшь…
Уилсон качнул головой:
- С ноября. С августа до ноября я умирал, а не жил - как-то не до испанского было.
- Оправдывайся-оправдывайся...
Парень уже убежал куда-то за мыс. Хаус с трудом поднялся на ноги. Уилсон подал ему трость.
- И что теперь делать? Он тяжёлый и нестабильный.
- Теперь мы едем в больницу. У этого Диего есть пикап или что-то наподобие, он нас отвезёт. Доставим больного, проследим, чтобы в пути не отяжелел.
Уилсон посмотрел на Хауса удивлённо – после пожара в госпитале Бенито-Хуарес он как-то привык к тому, что ближайшая больница в Веракрусе или Канкуне. Выходит, есть ближе?
- Километров шестьдесят, - сказал Хаус, виновато отводя глаза. – За час домчим.
Уилсон понял, что Хаус знал о том, что есть больница ближе Веракруса, и ещё понял, что там точно есть КТ-сканер.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Понедельник, 26.10.2020, 09:41 |
| |
| |
|
Наш баннер |
|
|
|
