Ой, простите, проститееее! Меня просто вечером отвлекли, и вот(((( Запоздала.
А Муза моего нельзя ногами, он тогда сбежит ваще))))))) Shanse, очень извиняюсь за облом(( я не специально))
Sone4ko19, уже выкладываю:)
И ко мне спокойно можно на "ты";)
____________________________
Продолжение, оно же окончание.
Сопли в сахаре)))) Тапки принимаются;)
* * *
Две недели Хаус наслаждался бездельем. Он даже перестал изводить себя размышлениями о Кадди. Он довольно часто разговаривал с матерью, ни о чем конкретном, так – приятные беседы двух любящих друг друга людей; много читал, смотрел телевизор, играл на рояле, ел и спал.
Но к концу второй недели Хаус ощутил беспокойство. Хотелось куда-нибудь деть себя. Нет, ему не было скучно. И на работу он тоже не рвался - кому захочется проводить часы в клинике? Впрочем, сложные медицинские загадки Хауса сейчас тоже не привлекали. Пусть его команда с ними возится. Может, у них что-то и получится. Кадди, наверное, бесится, что его так долго нет…
Он представил ее в гневе: глаза сверкают, грудь вздымается, кулаки сжаты. Она выкладывает ему все, что думает о нем и о его способах ставить диагнозы, а он отвечает ей, любуясь на ее новую кофточку, а точнее – на вырез, а если еще точнее, то…
Приехали.
Хаус закрыл глаза. Он соскучился. И вовсе не по вырезу, а по перепалкам с Кадди, по искрам, которые то и дело сверкали между ними, по ее улыбке. Но ведь теперь нельзя просто вернуться и продолжать…продолжать работать и общаться. Теперь же надо что-то делать. Принять решение, в конце-то концов.
Он надеялся, что ему повезет, и они с Кадди заключат негласную сделку. Он вернется, сделав вид, что ничего не было (два слова - тьфу, ерунда!), а она примет его игру, молча соглашаясь с тем, что так будет лучше для всех. Он предполагал, что она сейчас вся в сомнениях, поэтому малодушно надеялся на выход из ситуации в стиле «само собой рассосется». Ну а если нет...что ж, они поговорят и расставят все точки над i.
К концу третьей недели добровольной ссылки Хаус уже не находил себе места.
- Ты мне надоел, - заявила ему мать в пятницу утром, за завтраком.
- Спасибо, мама, я тоже тебя люблю, - Хаус с мрачным видом вонзил зубы в бутерброд.
Миссис Хаус рассмеялась:
- Твой хмурый облик вгоняет меня в тоску, - и заметила, как бы между прочим: - А твоя К. там больше не может без тебя, имей совесть.
- Она не моя.
- Фактически, конечно, нет. Клиника принадлежит…
- Клиника? – Хаус сделал непередаваемое выражение лица, которое должно было означать всё, что он думает о столь дешевых способах подловить его. «Дешевых, но действенных», - сказал он сам себе и помрачнел еще больше.
- А ты что подумал? – с самым невинным видом спросила его миссис Хаус, хитро сверкая глазами, и продолжила степенно намазывать на тост апельсиновый джем.
- Ничего, - пробубнил её сын. – Но ты права, мне пора. А то Кое-Кто уволит меня Кое-отКуда.
- Да, конечно, не стоит терять эту работу, - с серьезным видом кивнула миссис Хаус.
- Потеряю – приеду к тебе, буду выращивать табак и коноплю на заднем дворе. Пожалуйста, будь готова на всякий случай к такому повороту событий, - сказал Хаус, допивая свой кофе, с теплом посмотрев на мать.
- Не беспокойся, я всегда готова, - засмеялась она.
Он улыбнулся ей и встал из-за стола:
- Пойду, соберу вещи.
- Хорошо.
После обеда Хаус с матерью стояли возле его машины и прощались. Миссис Хаус обняла сына и, улыбаясь, произнесла:
- Не обижай её.
- Да она сама кого хочешь обидит! – он возмутился и надул губу, словно маленький мальчик.
- Говоря «не обижай её», я подразумевала «не обижай себя».
- Да я сам кого хочешь обижу! – радостно воскликнул Хаус, а затем добавил, тут же насупившись: - Это уже даже не метафора, мама. Это намек, и я смело сообщаю тебе, что он неприличный.
Миссис Хаус улыбнулась:
- Нормальный намек, вполне себе скромный.
- А вот и нет, но спорить я не буду, потому что мне пора, - Хаус поцеловал мать и сел в машину.
Миссис Хаус смотрела вслед удаляющемуся автомобилю и от всей души надеялась, что ее сын сделает все так, как нужно.
* * *
Кадди посмотрела на календарь. Прошло ровно три недели с того дня. Нет, она не зачеркивала дни красным фломастером. Она просто помнила. У нее вообще хорошая память. Например, она помнила, как Хаус пришел к ней и заявил, что она была бы хорошей матерью. Она помнила, какую волну гнева и отчаяния он поднял в ней этими словами. Она помнила, как его губы прикоснулись к ее губам, смешав в поцелуе ее отчаяние со своим собственным. Она помнила мгновение, когда в этом лихорадочном поцелуе странным образом утонули страх, боль и одиночество, и как они же вернулись обратно, стоило только Хаусу отпустить ее. Конечно, он все сделал правильно тогда. Лучше уйти раньше, чем позже.
Но три недели назад… Три недели назад он просто ушел. И она не знала, правильно это или нет. Она уже ничего не знала, потому что изнемогала от тоски по нему.
Поначалу она превосходно справлялась. Она испытала прилив какой-то бешеной любви и благодарности к своей работе, потому что, пока она занималась делами, ей было некогда думать о Хаусе. Конечно, ей приходилось думать о нем как о враче своей клиники, но это было совсем другое – она каким-то образом научилась абстрагироваться. Точнее, ей было просто не до эмоций, подобных тем, что она испытывала сейчас, находясь одна в пустом доме. Эта тоска обрушилась на нее как-то резко, словно копила силы для одного мощного, точного удара. В этот вечер Кадди чувствовала себя совершенно беспомощной.
Почему он не возвращается? Он достаточно уже наказал ее, сам о том не подозревая. Сказать ему? Что она скучала. Что на самом деле за всеми этими делами она безнадежно, до одурения скучала по его пошлым шуточкам, по его глазам, по его дыханию, которое иногда щекотало ее висок или шею – если он подходил к ней близко, слишком близко, непозволительно близко для отношений «начальник-подчиненный».
Кадди было уже все равно, что он скажет и сделает, когда вернется. Она не думала, как она будет решать их «маленькую проблемку». Пусть он поступает, как хочет. Она все примет. Она знала, что он сделает все так, как нужно. Так, как нужно ему.
Кадди думала о том, что она совсем расклеилась. Но сегодня можно. Она одна, никто ее не видит, она шатается по дому как неприкаянная. На ней смешные толстые носки и футболка Хауса, больше ничего. Гостиная выглядит почти таинственно в тусклом свете ночников. И никаких звуков, только ее собственные тихие шаги и размеренное дыхание. И никого нет рядом. Можно рыдать в голос и никто не услышит. Но она не собирается плакать из-за всей этой ерунды. Ей просто тоскливо и одиноко. Не в первый и не в последний раз.
«Переживу», - подумала Кадди, глядя в большое зеркало, что висело в прихожей. Отражение было не слишком уверено в этом оптимистичном прогнозе. Лиза вздохнула, стараясь взять себя в руки и пойти, например, поужинать.
Стук в дверь заставил ее замереть на полпути к кухне.
«Это не он, это не он, это не он», - то ли в надежде, то ли в испуге забилось сознание и отключилось. Не в буквальном смысле, но, открывая дверь, Кадди поняла, что мысли из головы исчезли, как класс. Осталась только парочка каких-то захудалых мыслишек, которые были вообще ни к месту.
За дверью стоял Хаус, и он был мрачен, как грозовая туча.
Кадди очень хотелось улыбнуться, но почему-то не получилось. Вместо этого она как-то судорожно вдохнула, проклиная себя за это, и впустила его в дом. Хаус бросил на Кадди мимолетный взгляд, прошел в гостиную и уселся на диван, не снимая своей мотоциклетной куртки. Лиза закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и на мгновение прикрыла глаза, стараясь унять нелепое, дурацкое, ненавистное волнение.
Войдя в гостиную, она села в кресло напротив Хауса, слегка наклонившись вперед. Она молчала и ждала.
Он тоже молчал, но не в ожидании. Он смотрел на нее, отмечая, как трогательно она выглядит в его футболке и этих совершенно нелепых носках. В его футболке… Хаус скользил взглядом по ее ногам, от щиколоток к коленкам, от коленок к бедрам. Он перевел взгляд на руки. Тонкие запястья, предплечья. Хрупкие плечи. Шея. Губы. Слишком напряжены. Наконец он посмотрел ей в глаза.
Она едва не задохнулась от его взгляда. Такой тяжелый, серьезный и внимательный, словно чего-то требующий, но в то же время теплый и даже немного смущенный. Ей было тревожно и сладко от этого взгляда, она не знала, что за ним последует. И вдруг она почувствовала облегчение. Главное, что он пришел. Остальное было уже не так важно.
Хаус понятия не имел, что говорить. Он даже не знал, зачем пришел. По-крайней мере, думал, что не знал. Он смотрел и смотрел в ее глаза, выискивая в них ответы на незаданные и даже еще не созревшие вопросы. Он злился на нее за то, что она так все усложнила, он злился на себя за то, что принял все это всерьез и раздул в большую проблему. И он был счастлив видеть в ее глазах облегчение. Она ждала его.
- Ты - идиотка, - сердито сообщил он ей, скрестив руки на груди.
Кадди улыбнулась. Это было самое прекрасное признание в любви, которое она когда-либо слышала. Она улыбнулась шире, встала с кресла и тут же помрачнела. Она почувствовала слабость от пережитого волнения и с обвинением посмотрела на Хауса. Он не шевелился, внимательно наблюдая за ней. Она осторожно села к нему на колени, нагружая только здоровую ногу, уперлась руками в его плечи и тихо произнесла:
- Я думала, ты никогда не придешь.
- Ты идиотка, - ласково прокомментировал он ее глупые сомнения, и обнял за талию.
Его ладони заскользили вниз, и Кадди прикрыла глаза.
- От идиота слышу, - едва улыбнувшись, прошептала она и тут же судорожно вздохнула, так как Хаус забрался руками под ее футболку. Его футболку.
Кадди посмотрела на него. Он не улыбался, снова внимательно глядя на нее. Затем он положил ладонь на ее затылок и притянул к себе для поцелуя.
Это было совсем непохоже…это было вообще ни на что не похоже. Никто раньше никогда не целовал ее так беззастенчиво-безрассудно-безвозвратно нежно. Она потерялась в ощущениях, а потом сама прервала поцелуй и прижалась к Хаусу так крепко, как только позволяли законы физики.
- Ты задушишь меня, - прохрипел он, на мгновение прикрыв глаза от невыразимо прекрасного ощущения тепла, которое она дарила ему здесь и сейчас.
- Потом сама же и откачаю, если что, - прошептала Лиза.
Она слегка отстранилась и посмотрела на Хауса. Его глаза улыбались. Она была счастлива видеть его таким, и это чувство сделало ее легкой и уверенной. В себе, в Хаусе, в данной минуте, которую они проживали вместе. Она провела пальцами по его губам, и он прикрыл глаза. Она поцеловала его, одновременно стягивая с него куртку, и едва не ругнулась, потому что куртка была настырной и не желала покидать своего хозяина.
Лиза снова отстранилась, чуть подавшись назад, и они вместе сняли с него эту чертову куртку, которая тот час же оказалась на полу.
Кадди смотрела на Хауса и улыбалась. На нем была черная футболка. Её футболка.
FIN