Мини-чат | Спойлеры, реклама и ссылки на другие сайты в чате запрещены
|
|
Пять часов пополудни под созвездием рака.
| |
hoelmes9494 | Дата: Среда, 24.02.2016, 21:47 | Сообщение # 616 |
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| Цитата Tani ( ) Да, что у них там, традиция народная - Дай Хаусу по лицу! Не, ну никто никого ж не бьёт - чего ты?
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
|
|
| |
Tani | Дата: Среда, 24.02.2016, 22:25 | Сообщение # 617 |
Кардиолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 534
Карма: 765
Статус: Offline
| А кое-кого следовало бы!
Sometimes reasonable men must do unreasonable things© ...милосердие в каждом движеньи, а в глазах, голубых и счастливых, отражаются жизнь и земля©
|
|
| |
hoelmes9494 | Дата: Пятница, 04.03.2016, 23:47 | Сообщение # 618 |
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| Примерно через час, когда я в кабинете изображаю заполнение медицинской документации, а на самом деле пытаюсь освоить объёмный рисунок, приняв за модель таблетку викодина, положенную перед собой на лист бумаги, ко мне врывается возбуждённая Венди. - Доктор Хаус, у нас ЧП! - Докладывайте Уилсону — он у нас главный — я-то при чём? - Не могу, доктор Уилсон сам в нём участвует. - То есть? - Они с доктором Лейдингом подрались в коридоре перед приёмной. Их разнимают. Но там только Блавски и Кэмерон. Идите — вас скорее послушают. Ух ты! Пока я со своей хромотой и тростью добираюсь, события успевают продвинуться. Уилсона держат за руки Чейз, охранник снизу и Блавски, Лейдинга — Кэмерон, охранник сверху и Вуд. Оба вырываются. Кроме них присутствуют Корвин, Рагмара и Буллит. У Лейдинга разбиты губы, из носу капает на хирургическую пижаму, оставляя красные кляксы. Уилсон белее парадной скатерти, кашляет. На губах тоже кровь. Цирк! - Уилсон, дурак, ты — главврач, с ума свихнулся, что ли? - пыхтит Чейз, прилагая все силы к удержанию «главврача» от эскалации насилия. Блавски молчит, вцепившись Уилсону в левое запястье обеими руками, вижу, что глаза её залиты слезами. Охранник, нежно обхватив его за талию, пытается оттянуть назад. Кэмерон дёргает Лейдинга за плечо и повторяет, как заведённая: - А ну, перестань! Слышишь? Перестань! Охранник удерживает Лейдинга за плечи, Вуд - за руки. Но тот всё ещё порывается пинаться. - Даю обоим десять секунд на то, чтобы опомниться,- говорю громко. - После этого каждому насильно будет введён пропофол и вызвана полиция. Время пошло. Пыхтение и возня замирают. Ещё несколько секунд добровольные секьюрити удерживают бойцов, после чего медленно выпускают. Уилсон садится на корточки, прислоняется к стене и всё ещё кашляет. - Если кровит из лёгких, - говорю Уилсону, - то ты — труп, - и Лейдингу: - А ты — зэк. Вуд, уведи его в ординаторскую онкологии, остановите кровь, осмотрите нос, нет ли перелома. Чейз, Уилсона — в ОРИТ, искать источник кровотечения. Я сейчас подойду. Выискиваю глазами наиболее адекватного и информированного свидетеля — прихватываю за локоть Кэмерон: - Ты с начала видела? Иди-ка сюда. Затаскиваю в приёмную, зажимаю в угол. - Рассказывай. - Я была на лестнице — поднималась из амбулатории. Увидела, что возле приёмной стоят Лейдинг и Блавски и ссорятся. Мне не хотелось, чтобы они меня заметили, поэтому я остановилась на площадке и не стала подходить. Они меня там не видели — продолжали разговаривать на повышенных тонах. - О чём? - Я не поняла. Вроде Лейдинг ей что-то плохое сделал. Она говорила: «Меня тобой навсегда, что ли, Бог наказал?». В это время Уилсон вышел из аппаратной. Он их тоже услышал. Мне показалось, он... ну, его как будто задел их разговор — он передумал идти, куда собирался, и вместо этого пошёл к ним с перекошенным лицом. В это время Лейдинг как раз засмеялся, но совсем невесело, и сказал гадость. - Какую именно гадость? Да не красней ты, как школьница — я должен знать, за какие гадости главврачи ломают носы подчинённым — хотя бы в целях собственной безопасности - вдруг тоже что сболтну не вовремя. - Такое вы вряд ли просто так сболтнёте. Он сказал: «Нет, это тебе-то выбирать с кем пороться? Ни одной здоровой бабы — одно гнильё бесполое: что ни роды — то урод. Правильно вас пачками кастрируют». Уилсон уже был рядом, после этих слов он его схватил за плечо, развернул к себе и ударил в лицо кулаком. Не очень сильно, как будто сам от себя не ждал, что ударит. Лейдинг вроде как отшатнулся, а потом сам схватил его за грудки. Ну, они сцепились. Блавски закричала, чтобы звали охрану. Я подбежала, стала хватать за руки Лейдинга. Потом из пультовой выскочил Буллит, стал звонить, а Венди побежала вас звать. Ну, и из ОРИТ прибежали Чейз и Корвин, а Рагмара и Вуд уже после, вместе с охраной. - Подожди. Ты говоришь, что Лейдинг схватил его за грудки. А ударил? Удар ты видела? - Да. Он его два раза ударил — в солярный узел, сбил дыхание, а потом вот так, сбоку, локтем. - Ясно, - говорю. - Ещё нам этой всей истории не хватало, когда по больнице рыщет в поисках компромата доктор Смит. Теперь хоть молчи о ней, хоть ори — так и так плохо. Боюсь, что им обоим предстоит дисциплинарная комиссия, и чем всё закончится для Уилсона — бог весть. Ладно. Я — в ОРИТ.
В ОРИТ — в манипуляционной, которую здесь называют «шейкер», за то, что в ней не выполняются инъекции, а только приготавливаются для них смеси.- Чейз осматривает Уилсона с помощью ларингоскопа, пренебрегая правилами техники безопасности. Здесь же на кушетке, болтая короткими ножками, сидит Корвин и целенаправленно расковыривает небрежно заделанный край дерматина - Почему без перчаток? - спрашиваю Чейза. - Бешенство заразно. И что какой унылый? Боишься, что это твоё кривое рукоделие в бронх подкравливает? - Нет, я вижу источник, - говорит Чейз. - Нёбная дужка кровит. А дальше слизистая нависает... Помните, Хаус, у нас мальчишка был? Я понимаю, о чём он, и внезапно меня прошибает холодный пот, как законченного неврастеника перед визитом к стоматологу. Уилсон, которому, казалось, бледнеть уже некуда, умудряется совсем выцвести, как восковой. Корвин с интересом поглядывает на него, продолжая ковырять клеёнку. Протягиваю руку пригоршней, сжав пальцы, как будто он - кошка, и я собираюсь чесать ему под подбородком. Уилсон, дёрнувшись, делает попытку отстраниться. - Н-ну?! - грозно прирявкиваю я. Начинаю тоже, как настоящий неврастеник, боящийся истины, издалека: околоушные, подчелюстные, шейные, над- и подключичные, в какой-то момент вздрагиваю, как от электрического тока, и даже Корвин успевает, быстро сощурившись, вопросительно дёрнуть подбородком, но тут же, слава богу, вспоминаю: падение с мотоцикла, сломанная ключица. - Нет, это ерунда. Не то... Уилсон, тебе нигде не больно? - Конечно, ему больно, - фыркает Корвин вместо него. - Скажешь тоже! Лейдинг ему локтем вот сюда врезал - как же не будет больно? И с каких пор ты начал спрашивать больных — просто ткни посильнее и посмотри, как реагирует — делов-то! - А кости? Ноги? Вот тут? - не слушая ворчания карлика, дотрагиваюсь до гребня подвздошной кости — Уилсон прыскает от щекотки, дёргается. - Смешно ему, - так же брюзгливо комментирует Корвин. - Позвоночник? - Я - в порядке,- неуверенно уверяет Уилсон. - Я возьму биопсию из-за дужки,- говорит Чейз, беря в руку баллончик с аэрозолем. - Пройду через эту складку толстой иглой — если там что-то есть, оно попадётся. Давай, Джеймс. Открывай. Тихо-тихо, не давись — дыши носом. - Всё-таки ты идиот, - говорит с удовольствием Корвин, качая головой, пока Уилсон, морщась, пытается проглотить анестетик. - А если бы он тебя в грудь ударил? Там у тебя такое рукоделие — даже не шитьё, а штопка. Ты — брык, и — всё, конец. В чью пользу сальдо? Нельзя же быть таким идиотом! - Да я не думал затевать драку, - оправдывается Уилсон - Как-то само... - «Само», - передразнивает Корвин. - У человека с мозгами не должно получаться «само». Уилсон на это не отвечает, потому что Чейз снова берёт его за подбородок, понуждая открыть рот, и входит пункционной иглой. Движения его чёткие, экономные, профессиональные — и когда это он успел стать таким, что на него приятно смотреть, если он за работой? - Есть. Кир, подай стекло из ящика. - он выжимает материал на стекло. - Отнесу Куки? - Подожди, - сипит Уилсон. - Я сам взгляну. Зафиксируй. - Без окраски? - Брось. Я же не студент, - из-за анестетика ему трудно глотать слюну, трудно говорить, поэтому в качестве последнего аргумента просто протягивает руку и требовательно и сердито щёлкает пальцами. - Ну, подожди, я зафиксирую... И я вижу, что Корвин уже вытащил из ящика спички и горелку и зажёг проспиртованный фитилёк. Мне нравится запах горящего спирта — кабинет биологии в школе, лаборатория в университете, первые годы работы, когда я сам, приплясывая от нетерпения, торчал за спиной лаборантки, порываясь не то заглянуть в микроскоп, не то ухватить её за грудь. Когда в моей жизни появился Уилсон, эта грудь стала ещё и предметом дружеского трёпа — мы сравнивали впечатление. Чейз проносит стекло через огонь — раз, другой и третий, фиксируя материал. - Ну, хорошо, - говорит вдруг Корвин. - Вот допустим, что ты сейчас посмотришь — и увидишь то, чего боишься. Что будешь делать? Химию? Лучевую? Операцию? - Ничего не буду делать. Жить... - А если увидишь, что всё в порядке, пойдёшь застрелишься? - С чего бы? - То есть, тоже будешь жить? А тогда зачем смотреть? Что это тебе даст? - Хочу знать, - Уилсон отвечает сумрачно и коротко. - Ты — мазохист, - мягко, почти ласково, говорит Корвин. - Может, ты и Лейдинга двинул именно в надежде получить в ответ? Ты бы валялся у приёмной, истекая кровью, тебе бы сочувствовали, тебя бы жалели, плакали бы над тобой... Глаза Уилсона широко раскрываются, в них зажигается какой-то странный потусторонний свет: - Мне? - переспрашивает он. - Меня? Надо мной? - и, вдруг угаснув, тихо смеётся, опустив голову и скептически покачивая ею из стороны в сторону. - Готово, - удручённо вмешивается Чейз. - Смотри. Микроскоп стоит на столике у окна. Уилсон встаёт и, забрав стекло у Чейза, аккуратно пристраивает его на предметный столик. Меняет наклон зеркала, подстраивая свет, прильнув глазом к окуляру, наводит резкость — спокойно, размеренно, очень сосредоточенно. Картина: «врач-онколог за работой». - Аутовивисекция, - комментирует Корвин. - Редкое зрелище. Я смотрю на всё это, и мне на плечи вдруг наваливается такая усталость,что, кажется, так бы сейчас и заснул стоя. Тихо, одними губами, почти без выражения, я говорю Корвину: - Продолжай зубоскалить, недомерок — когда ты выберешь лимит, я тебя задушу. Уилсон, вопреки моим надеждам, услышавший этот шёпот, поднимает голову от окуляра и смотрит мне в глаза — очень пристально. - Хаус, всё хорошо, - говорит он таким странным тоном, каким, наверное, принято успокаивать не слишком маленьких, но всё ещё очень неопытных и неуравновешенных детей. - Я не вижу атипии — простой отёк, кровоизлияние. Надо кровь сдать на свёртываемость... У меня слабеют ноги, и я сажусь на стол. Хочется остаться одному и просто сидеть и тупо пялиться в стену — кажется, это я превысил лимит ответной реакции на события окружающего мира. - Сорвалось? - хмыкает Корвин. - Сценарий оказался слабоват для настоящего ангста? Никто не успевает ему ответить — в перевязочную, держа перед собой, как щит, мобильник, входит Венди: - Доктор Кадди, - но когда я привычно протягиваю руку, отводит телефон в сторону и передаёт Уилсону. - Вас. - Ах, да, точно, - говорю, - забыл, кто теперь тут настоящий начальник...
УИЛСОН.
- Надеюсь, ты не собираешься скрывать факт драки? Имей в виду, Смит уже знает. - Мне безразлично, - говорю. Хотя не совсем безразлично — шевелится робкий интерес: кто ей донёс? - Тебе не может быть безразлично. Ты пока ещё главврач, и ты ударил подчинённого. - Я знаю. - Тебя ждёт дисциплинарная комиссия. - Я знаю. - И что ты об этом думаешь? - Ничего. - Ты как-то странно разговариваешь. Ты в порядке? - Да. Это просто анестетик. - Какой анестетик? - Чейз взял у меня биопсию из слизистой глотки. - Зачем? - Ему показалось, что там может быть метастаз. - Джеймс! - Но там всё чисто. Ложная тревога. - Уилсон... ты в порядке? - Да. - Дисциплинарная комиссия в пятницу на нашей базе. Готовься, что будешь говорить. -Почему на вашей? - Уилсон, очнись, ты, как будто, проснуться не можешь. Мы — учебный госпиталь, в том числе и постдипломного образования. Вы все перелицензируетесь на нашей базе. Дисциплинарная комиссия тоже всегда формируется здесь. И для вас, и для Мёрси, и даже для Центральной. Трансплантационная комиссия заседает здесь же. Ты забыл? - Ах, да, точно. Действительно, забыл. - Ты, правда, в порядке? - Конечно. - Не помню,чтобы ты раньше так легкомысленно относился к заседанию дисциплинарной комиссии. Это не просмотр порно на рабочем месте, не систематические опоздания — это драка: ты подчинённого избил. - Я знаю. - А если ещё всплывёт, что ты лечился в психиатрии... - Ты звонишь напугать меня? - перебиваю. - Я не напугаюсь, не трудись. - Я звоню, - обиженно — и отчётливо — втолковывает она, - чтобы ты продумал линию обороны. Подключи Хауса, Блавски. У тебя могут быть крупные неприятности, если тебе не удастся найти убедительные аргументы в пользу неизбежности избиения доктора Лейдинга. - Неприятности? Тюрьма? Казнь? - Дай уже трубку Хаусу! - не выдерживает она. - Он рядом? Молча протягиваю ему телефон. Таким образом, то, что говорит Кадди слышать я перестаю, а слышу только реплики Хауса — половина диалога, как половина фигурки в детской книжке для раскрашивания, по которой следует дорисовать вторую половину.: - Да что ты говоришь! Первый раз слышу... А о чём я должен волноваться?... Можно, я как-нибудь в свободное время об этом поволнуюсь?... Нет, он в порядке... Нет, я этого не сделаю... Мне всё равно — это вопросы твоей собственной паранойи... Пока ещё это — моя больница, и я буду решать, кто и чем здесь наделён... Кого заставить? Меня заставить? Сколько угодно — любопытно будет посмотреть на этот цирк... Что? Из-за разбитого носа?... Кому поперёк горла? Тебе поперёк горла?... А кому?... А при чём тут я вообще?... Когда? Сегодня?... Ну, нет, сегодня не получится — мне тут ещё одну жизнь спасти надо... Догадливая... Нет, это здесь не при чём... Отлично, продолжай мучиться... Всё, пока! Он раздражённо обрывает связь и возвращает телефон мне, хотя он не мой, а Венди. Мне хочется поговорить с ним о произошедшем, об этой драке, из-за которой могут быть неприятности не только у меня, но и у него, о разговоре с Кадди, но не при Корвине и Чейзе. - Который час? - вместо этого спрашиваю я. - Я сейчас должен пункцию Марте... чтобы ей успеть на сканер. - Давай я сделаю, - неожиданно предлагает Корвин. - Я сделаю, а Чейз подержит — ты своими трясущимися руками ей весь спинной мозг расковыряешь. Украдкой смотрю на свои пальцы — действительно, подрагивают. Странно, а мне казалось, что я спокоен. - Правда? - говорю. - Это было бы очень кстати. Спасибо вам огромное. Корвин морщит нос точно, как Хаус, и откликается теми же словами, с той же интонацией: - Ой, перестань... Своей занудной благодарностью ты убиваешь на корню любой человеколюбивый порыв. Чейз, пошли. Хаус склоняется над микроскопом, подкручивает винт под своё зрение и созерцает препарат молча и сосредоточенно. Я чувствую — задницей чувствую — что он злится и просто набирает нужный градиент давления, чтобы устроить мне хорошую взбучку. Это игры для новичков, насчёт того, что я якобы главный врач, а он — мой подчинённый. Тот, кто работает в больнице с первого дня открытия, прекрасно понимает, кто тут на самом деле Главный Врач. - У меня в кабинете есть бурбон, - неожиданно говорит он, не отводя взгляда от окуляра. - Знаю, что предпочитаешь виски, но тебе сейчас в твоём положении привередничать не приходится. Пошли? На мгновение вдруг откуда-то из паха поднимается к горлу короткая удушливая волна паники: «А вдруг я что-то пропустил, а вдруг там, под объективом, действительно...». Хаус читает мои сомнения, как раскрытую книгу: - Забавная штука — страх. Ты бы возненавидел всякого, кто сказал бы, что я — лучший гистолог, чем ты, и правильно, кстати, сделал бы, потому что, как гистолог, ты на порядок лучше, но сейчас ты сам себе втюхиваешь эту кощунственную мысль, и тебе в голову не приходит посмеяться над её абсурдностью.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Суббота, 05.03.2016, 10:53 |
|
| |
Izolda | Дата: Суббота, 05.03.2016, 00:33 | Сообщение # 619 |
Невролог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 243
Карма: 62
Статус: Offline
| Лейдинг - клинический идиот, и это не лечится. Причем дважды идиот. Потому что наехал на Уилсона как на больного и как на друга Хауса. Тут он очень крупно попал.
Цитата hoelmes9494 ( ) Чейз снова берёт его за подбородок, понуждая открыть рот, и входит пункционной иглой. Движения его чёткие, экономные, профессиональные — и когда это он успел стать таким, что на него приятно смотреть, если он за работой? За это просто отдельное спасибо!
Цитата hoelmes9494 ( ) - Забавная штука — страх. Ты бы возненавидел всякого, кто сказал бы, что я — лучший гистолог, чем ты, и правильно, кстати, сделал бы, потому что, как гистолог, ты на порядок лучше, но сейчас ты сам себе втюхиваешь эту кощунственную мысль, и тебе в голову не приходит посмеяться над её абсурдностью. Какая восхитительная мысль!
|
|
| |
Вера-Ника | Дата: Суббота, 05.03.2016, 17:30 | Сообщение # 620 |
Кардиолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 759
Карма: 85
Статус: Offline
| Цитата hoelmes9494 ( ) Не, ну никто никого ж не бьёт - чего ты?
уже бьют...
Жаль, Лейдингу мало попало.
|
|
| |
Tani | Дата: Суббота, 05.03.2016, 22:05 | Сообщение # 621 |
Кардиолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 534
Карма: 765
Статус: Offline
| Цитата Izolda ( ) Правильно вас пачками кастрируют Ой, да кто бы говорил!
Цитата Вера-Ника ( ) уже бьют... Ах-ха! Я только немного другой расклад предполагала. И не такой кровавый. А нельзя все свалить на Смита? Создал мол нервную, нетерпимую обстановку во вверенном коллективе, довел до срыва...
Sometimes reasonable men must do unreasonable things© ...милосердие в каждом движеньи, а в глазах, голубых и счастливых, отражаются жизнь и земля©
|
|
| |
Izolda | Дата: Суббота, 05.03.2016, 22:20 | Сообщение # 622 |
Невролог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 243
Карма: 62
Статус: Offline
| Цитата Вера-Ника ( ) уже бьют...
Жаль, Лейдингу мало попало. будем надеяться, что ему еще прилетит!
|
|
| |
Вера-Ника | Дата: Воскресенье, 06.03.2016, 13:49 | Сообщение # 623 |
Кардиолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 759
Карма: 85
Статус: Offline
| Цитата Izolda ( ) будем надеяться, что ему еще прилетит!
Да, ведь ещё неизвестно, с какого попугая он на Блавски наехал! Уилсон и Кемерон же только заключительную часть слышали, может, там и до того что-нибудь такое было, что в перспективе обеспечит ему многочисленные ушибы мягких тканей и прочие телесные повреждения.
Цитата Tani ( ) А нельзя все свалить на Смита? Создал мол нервную, нетерпимую обстановку во вверенном коллективе, довел до срыва... Боюсь, такое там не покатит. Разве что выяснится, что он тайком распылял какую-нибудь "сыворотку правды", у которой побочное действие - повышение уровня агрессии. С него, правда, станется.
|
|
| |
hoelmes9494 | Дата: Вторник, 08.03.2016, 23:20 | Сообщение # 624 |
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| - Точно, - говорю. - Страх - это очень смешно. А рак — так вообще со смеху помрёшь. - Ну, у тебя-то сейчас всё в порядке, - говорит он непривычно — а главное, неожиданно - мягко и успокаивающе. - Пойдём. Пойдём, надо поговорить, - встаёт и ковыляет к двери, а по дороге ещё треплет меня по плечу, жестом как бы увлекая за собой — что-то вроде: «очнись, пойдём» - и от его руки тепло и уверенность. Когда это успело случиться с нами? Когда он оказался «сверху», подмял и подчинил меня полностью? Как-то незаметно, исподволь. Но мне хорошо так. С ним. За ним. И ничуть не тягостно его превосходство, от которого я так опрометчиво берёг себя долгие годы. Как же всё переменилось! Неужели это мой рак сделал с нами такое? Или его больница? Он другой, совсем другой. Я другой. Всё вокруг стало другим. Но не чужим, а словно в калейдоскопе, когда те же стёклышки — другим узором. И я не могу до конца понять, плохо это или хорошо. Или и плохо, и хорошо... - Уилсон, рот закрой — бабочка залетит. Ты идёшь или будешь торчать здесь, как гвоздь в подошве? - Я иду, - говорю, спохватываясь, и мы перемещаемся в его кабинет, где он достаёт из ящика стола пузатую бутылку с коричневой жидкостью и две широкие мензурки вместо стаканов. - Господи! Подарить тебе нормальные бокалы? - Нет. Это для пущей романтики. Эй, сначала пей — не пытайся говорить одновременно с глотанием — поперхнёшься. Анестетик-то не отошёл ещё? Давай-давай... Выпил? Теперь слушаю. Выдай мне версию, почему физиономия коллеги тебе сегодня особенно напомнила боксёрскую грушу? «Он заботится о вас?» - «Он говорит...» - «Кто же верит словам...» - «Да, он заботится обо мне». -Хаус, он сказал... - Я знаю, что он сказал. Кэмерон слила. Важнее, что ты будешь говорить на заседании «дисциплинарной комиссии». Вряд ли ты захочешь дословно повторить его слова. Поэтому придумай или версию-лайт или удачную брехню, которую не опровергнуть. - А может, ничего и не надо говорить? Тот, кто слил про драку, сольёт и про психушку. - Доказательств нет. - Ну, с работы, пожалуй, не выгонят. А должность... Хаус, в самом деле, ну, какой из меня главврач! Это даже уже не смешно. - Ну, да, это не смешно - мы договорились: смешно — это страх, а обхохочешься — это рак. Я запомнил. -Да я серьёзно. - Ты несерьёзно, - говорит он, повторно наполняя наши импровизированные бокалы. - Тебе нужно это место, и ты можешь на нём отлично работать. Но ты совсем не пытаешься сопротивляться, а я устал делать это за тебя. Мне надоело, понимаешь? Ты определись уже: хочешь жить или превратить своё пятилетнее, или сколько там повезёт, умирание в сериал вроде «Санта Барбары»? - Хаус... - я же понимаю, что он нарочно накачивает меня бурбоном и подначивает нарочно, чтобы развязать мне язык, чтобы наверняка. Ну а что ж, почему бы нет - в конце концов, он — мой друг. С кем так и говорить, как не с другом. - Хаус, я хочу. Хочу жить. Но у меня совсем нет на это сил — ни физических, ни душевных — никаких. Я полтора месяца простоял, глядя в стену — какого сопротивления ты от меня хочешь? Я — не ты, я не умею терпеть боль... Ты научился. Или это врождённый талант, и ты его с молоком матери впитал. - Вряд ли. Я — искуственник. Не выдерживаю — улыбаюсь. - Ну, ладно, пусть с плацентарным кровотоком. - Продолжай, - и толкает ко мне по столу снова наполненную мензурку. Если отличительная черта хорошего бурбона — запах жжёной пробки, то бурбон у Хауса просто отличный. - Да нечего продолжать, - говорю. - Я хочу жить и работать хочу, но ты же видишь... у меня ни черта не выходит. Всё криво, всё смехотворно глупо, как будто я обречён на это вечное аутсайдерство до самой смерти... через пять лет. Обстоятельства, люди, события, даже вещи, даже чёртов эскалатор, который я сам проектировал — все как будто расписаны по ролям в этой идиотской пьесе... - Ну-ка, покажи, кстати, что там тебе оставил на память эскалатор? Рёбра точно не сломаны? Давай! - перегнувшись через стол выдёргивает рубашку у меня из брюк и не выпускает — тянет к себе, чтобы я подошёл. - Красиво! Отпечаток движущейся лестницы на рёбрах - это пикантно. Здесь больно? - Не трогай. Нет никаких переломов. - А здесь? - продолжает он с садистическим удовольствие ощупывать мой синяк. - Хаус, не надо — мне правда больно. - Вот в этом ты весь. Будешь скулить вместо того, чтобы пойти на рассасывающую физиотерапию. - Мне нельзя физиотерапию, и ты это знаешь. - Зато анальгетики тебе можно. - Я и так получаю. Чейз назначил. - И насколько больно с ними? - На тройку-четвёрку. - А без них? - Было где-то на семь. - Разница в четыре балла — много. Значит, это не просто парацетамол. Что ты получаешь и почему не согласовал? - Почему не согласовал? Я согласовал. Внёс в журнал изменений и исправлений на пульте. Там есть графа. Препарат входит в список «условно-нейтральных». Да Чейз и сам смотрел протокол... - Почему ты лечишься у Чейза, а не у меня? - вдруг спрашивает он, глядя давяще и пытливо. - Чейз — хирург. Ты — диагност. Диагностировать тут нечего. - А если не врать? Мне не хочется отвечать, но знаю, что он не отстанет, и неохотно скомкано признаюсь: - Не знаю... Оставил тебя про запас... Ты же сам говоришь, что устал... Если совсем надоест, я... Просто не к кому будет больше... Пальцы мои суетятся, заталкивая рубашку обратно, в брюки, под ремень. Хаус молчит, сжав губы — о чём-то сосредоточенно думает. И вдруг поднимает голову — смотрит снова в упор, но совсем иначе — даже цвет глаз другой: - Чудак, - говорит он тихо. - Я устал от твоих рефлексий, а не от тебя. От тебя я не устаю... самая жизнерадостная панда во всём бамбуковом лесу. И снова не могу удержаться — фыркаю смехом. И мне даже вроде не так больно уже. - Ну, ладно. Мне нужна эта должность, эта работа. А что делать-то? Я же, действительно, не могу повторять перед комиссией то, что он сказал Блавски. Во-первых, Блавски там тоже будет, а во-вторых... - Ты же понимаешь, что это он спёр твой дневник, а потом подбросил его мне? Отсюда его академические знания твоих постельных страданий — ты сам ему козырей полные руки сдал. Вообще-то, я даже зауважал его за такую многоходовку. Только не мог понять, зачем он цеказэшников — читай фэбээровцевовцев — подключил. А теперь и это понял. Блавски, как главврача, он из игры вынес, тебя вынес, меня, считай, тоже вынес. А направление у нас какое? Онкологическое. И ближайший претендент на трон у нас, соответственно, кто? - Ну, ты же не хочешь, чтобы я всё это комиссии рассказал? - Никто не хочет. Хотя... видимо, кто-то всё-таки хочет. Тот, кто слил драку. Тот, кто был там. В дневник ты её подробности записать, надеюсь, ещё не успел — Кадди позвонила практически сразу. Значит, кто-то из прямых очевидцев. Кто? - Сам Лейдинг. Если подать историю должным образом, проскочит за потерпевшего. - Лейдингу заклеивали пластырем губы в ординаторской. И делал это Вуд. Друг при друге они звонить и ябедничать не стали бы. Сойдёт за алиби, как думаешь? - А кто ещё мог? Буллит? - Ему удобнее и проще. Он один в пультовой. С другой стороны, зачем ему? Законопослушием он не отличается, Лейдинга недолюбливает, к тебе, напротив, хорошо относится. - Ладно, согласен. А кто отличается законопослушием? Кэмерон? Венди? Чейз? Корвин? - Чейз и Корвин были с тобой, Кэмерон — со мной. Послушай, а Блавски? - Что? - пугаюсь я. - Нет-нет... Что ты! Нет! - Но тогда у нас не остаётся кандидатов. - Венди? - Венди тайно в тебя влюблена. - Зато болтушка. Хаус, стоп! А охрана? - Охрана? - Ну да. Охрана. Здоровые парни, которых ты нанял, не глядя, после нападения сумасшедшей. Что, если среди них чей-то засланец? - Чей? Министерства? ЦКЗ? ФБР? Кадди? - Ну... не знаю. По всякому может быть... - Может, - кивает он, задумавшись на миг. - И лучше бы, если бы это было так. Хаус... а если я просто скажу, что он оскорбил близкого мне человека, но я не могу вдаваться в подробности? - Детский лепет. Не прокатит. Думай ещё. - Ладно, подумаю... Ну, что ты смотришь? Я подумаю. Мне нужна эта работа. Я хочу жить и хочу быть главврачом в твоей больнице. И самой жизнерадостной пандой во всём бамбуковом лесу. Время до разбора ещё есть - не меньше суток впереди... А вот у Марты до приговора времени может оказаться меньше. Как думаешь, они уже сделали пункцию? Её можно брать на сканирование? - Пойдём. А потом я ещё тебя в аппарат затолкаю.
Пункцию они, действительно, уже сделали, но образец ещё у Куки. - Ликвор был чистый, - Чейз одновременно и сообщает нам информацию, и успокаивает Марту — тоном, глазами. - Прозрачный, без примесей, вытекал под нормальным давлением. Сейчас, через пару минут, позвоню в архив. В анализе крови формула тоже выправляется. - Ну, вот и отлично. Поехали на сканирование пока. Ты как себя чувствуешь, нормально? - обращаюсь я к Марте. - А ты? - улыбается она. - Я уже всё знаю. И я на твоей стороне. Иногда слов просто не хватает для доходчивого донесения своей мысли. Например о том, что сеять раздор во врачебном коллективе, работающем, как команда, плохо, наушничать — плохо, оскорблять людей, бить их в болевые точки — плохо. Ты — главный врач, а главный врач не может позволять одному своему сотруднику делать атмосферу невыносимой для нескольких других, и если удар по лицу-единственный способ воздействия, то он тоже годится, потому что здесь любая цена не слишком велика. - Ну? - Хаус с победоносным видом пихает меня локтем. - Вот тебе готовая речь — надеюсь, ты конспектировал? - Я запомнил. - Какая речь? - настораживается Марта. - Тебя вызвали на разбор? -А говоришь «всё знаю», - поддразнивает Хаус. - Почему так быстро? Откуда узнали? Кто-то позвонил? Из наших? Кто? - Понятно, что кто-то им позвонил, но кто, мы не знаем. Неважно. Обойдётся. Лучше скажи, после антибиотиков есть какие-то изменения? - Не пойму. Вроде слабость меньше. А может, это субъективно. У Чейза в этот миг звонит телефон, он немного нервно откидывает крышку, говорит «да»,слушает и расплывается в улыбке: - Это Кир. Атипии в ликворе нет. А лимфоцитарный плеоцитоз — есть. - Хорошо. Но всё-таки сканирование надо. Садись в кресло, Марта.поедем. - Да зачем мне кресло, - протестует она. - Я хожу. Пойдём пешком. - Ладно, пойдём пешком, только не торопись. - Зачем пешком? - удивляется Чейз. - Я же здесь, - и подхватывает её на руки. Плотненькую, как булочка, и совсем не лёгкую Марту он подхватывает легко, как ребёнка, и видно, что готов нести её так, куда угодно, и это почему-то выглядит так естественно, что у меня возникает желание сфотографировать их — хоть на телефон — а потом показать... Кэмерон? Бедная Кэмерон! Ну, вот почему мир так устроен, что чьё-то счастье обязательно должно оплачиваться чьим-то несчастьем? - Боб, тебе тяжело! Поставь меня! - протестует Марта. - Ну, хорошо, я поеду в кресле, если ты так боишься, хотя чего ты боишься, не знаю. Шов уже давно зажил - мне не больно. - То, что шов зажил, это хорошо-о, - мурлычет ей в ухо Чейз, - это о-очень, о-очень хорошо-о... Он так это поёт, растягивая слова, что у меня внизу живота что-то поджимается — совсем даже не неприятно, и я невольно чуть задерживаю дыхание. - Надо всё-таки Кадди позвонить, - вслух задумывается Хаус — похоже, и его проняло. - Спросить, на какое время планируется разбор, - поспешно озвучивает он наспех придуманную отмазку, перехватив мой взгляд. - А ты что подумал? В сканерной всегда немного холодно — так полагается для правильной работы аппарата, но пациентам некомфортно, и меня, например, стоит лечь на стол, сразу схватывает дрожь. Но сейчас на столе Марта, а я в пультовой, и на экране загружается картинка в реальном времени. У меня хороший глаз — я отчётливо вижу, что инфильтраты, хоть и не ухудшились, сделались как бы «суше», воспалительная реакция вокруг них стихает, и контур становится виден отчётливо. Да и интенсивность изменилась. Они явно реагируют на пенициллин. Хаус и Чейз налегли на меня с двух сторон, щекотно и влажно дышат в уши, переговариваясь: - Вот здесь — смотрите. - Уилсон, дай старую картинку параллельно. Ну? - Отчётливо. - Подведи линейку так же. Ну, и сколько. - Минус три. - Не достоверно. -Так суток не прошло. А где плюс три хоть недостоверно? - Три в любом случае недостоверно. - Если несколько по минус три, это уже достоверно. - Ну конечно! Будешь ты меня ещё тут статистической оценке исследований учить! Я нажимаю кнопку переговорника: - У тебя всё хорошо, малыш. Инфильтраты реагируют на лечение — значит, это не метастазы, а боррелиоз. Нужно продолжать пенициллин. - Малыш? - как громом поражённый переспрашивает Чейз, и только тогда я понимаю, какого дурака свалял. - Точно, это — доказательство, - тут же подхватывает Хаус. - Я тоже зову так Кадди, как только у меня встаёт. А ты, наверное, Кэмерон, да? Я едва успеваю хлопнуть по кнопке, чтобы отключить микрофон. - Господи! Перестаньте! Я... я не знаю, почему я её так назвал. Это впервые. Ты сейчас подумаешь чёрт-те-что, Чейз, и я опять буду идиотом выглядеть с любой стороны, но мы... я просто... просто... Хаус вдруг с силой сжимает мне пальцами плечо, понуждая замолчать, а Чейзу говорит обо мне в третьем лице - неожиданно серьёзно и спокойно: - Он просто нередко чувствует себя чудовищно одиноким, потому что ему за пятьдесят, потому что жить осталось два понедельника, семьи не вышло, его лучший друг — хреновый эмпат, а твоя жена — едва ли ни единственный человек, проявляющий искренний интерес к тому, что происходит у него в душе. Так что сексом между ними даже и не пахнет — скорее уж, это стриптиз, но ты успокойся, потому что у шеста не Марта. Я чувствую, как кровь приливает к моему лицу — даже ушам делается горячо. Чейз вперяет в меня испытующий и, вместе с тем, сочувственный взгляд и даже рот у него приоткрыт. - Перестань, - болезненно морщусь я, но Хаус упрямо качает головой: - Я ни слова неправды не сказал. Скажи, что я солгал. Ну? Скажи. Я солгал? - Ты не солгал, - с трудом выдавливаю из себя. Чейз — умница, Чейз с классическим равнодушием пожимает плечами: - Ну... это нормально... чувствовать себя свободно и говорить без стеснения с тем, с кем дружишь. Почему нет? Так все поступают. Просто я не знал, что вы — друзья. Марта как-то не говорила... - Может, мы достанем её уже из ящика,- предлагает Хаус. - Она, наверное, замёрзла. Продолжайте пенициллин — будем надеяться,что это её вылечит... Уилсон, твоя очередь, полезай. - А может быть... - Давай-давай. Знание — сила, незнание — слабость. Вперёд. Пока Чейз отводит в палату Марту, я занимаю её место и несколько минут лежу спокойно, после чего у меня появляется и начинает сосать тревожный червячок: почему так долго? Что он там делает? - Хаус! - окликаю я, но вспоминаю, что сам отключил переговорное устройство, и он не может меня услышать. Что происходит? Индикатор показывает, что сканер включен. У меня нет часов — я оставил их в пультовой, но я чувствую, что чертовски долго. Или мне кажется? Нет, не кажется...Что там такое, чёрт побери! - Хаус! - ору уже во весь голос. Проблема в том, что самостоятельно выбраться из сканера не так-то просто — туда увлекает подвижная платформа, управляемая снаружи, и места повернуться практически нет. Я ударяю кулаком по кожуху, и он отзывается гулко — кто бы ни был в аппаратной, он не может, просто не может не услышать, что что-то не так. Но индикатор по-прежнему мирно горит, показывая, что я нахожусь под жёстким излучением недопустимо долго, а щелчка переговорника я не слышу. Вообще ничего не слышу. - Хаус, мать твою!!! Ты там жив?!! Ничего. Господи, что с ним? Надо всё-таки выбираться, если я не хочу светиться по ночам. Кое как, извиваясь ужом, дотягиваюсь, наконец, до управления платформы. Дальше проще — скатываюсь со стола, бросаюсь в пультовую... Хаус спит. Все бурлящие восклицания и вопросы замирают у меня на кончике языка, а протянутая рука зависает. Он спит крепко и спокойно, положив голову на сложенные руки, ровно сопит, и рот расслабленно приоткрылся. Безмятежный, как ребёнок и, как ребёнок же, беззащитный в этом внезапно подкравшемся и накрывшим в одно мгновение сне. Я отключаю сканер, осторожно протягиваю руку поверх его руки к клавиатуре. Даже не знаю, шла ли запись, успел ли он включить настройки прежде, чем отключился сам. Просматриваю картинку. Да, есть. Ух, ты! Ну и красота же у меня в средостении! Словно сумасшедший художник набрал на кисть белой краски и давай малякать туда-сюда. Рубцы, швы, кальцификаты в узлах, трахея смещена — как я ещё дышу с такой красотой! Ладно, ерунда — главное, чтобы не появилось ничего нового, ничего пугающего, вгрызающегося неровно из ткани в ткань, бугрящегося контурами разрастания, окружённого туманом воспалительной инфильтрации. Внимательно просматриваю запрограммированные срезы — да нет, если бы что-то было, я бы заметил. Успокоившись на этот счёт, выключаю экран, пододвигаю себе ногой второй табурет, сажусь и, подперев кулаком подбородок, смотрю на спящего Хауса. Играю сам с собой в давнюю игру — пытаюсь представить его ребёнком или хоть подростком — когда он спит, как сейчас, или задумчиво улыбается, думая, что его никто не видит, какой-то своей неожиданно позитивной мысли, это уже не кажется совсем уж невозможным. Вдруг вспоминаю, как он признался мне, что его детское прозвище было Шуруп. Ничего себе, кстати - уж лучше, чем Сумчатый Кролик (marsupial rabbit), сократившийся постепенно до Марсика. Всё-таки есть, видимо, во мне что-то, вызывающее ассоциации с экзотическим животным миром. Кошусь на часы, лежащие на столе — ого, уже восемь. Неудивительно, что его вырубило - за последние трое суток он и шести часов не спал. Жалко будить. Но не в пультовой же оставаться. Протягиваю руку, большим пальцем провожу по щеке — там, где нет щетины, кожа у него нежная, тонкая. - Хаус, проснись... Ха-аус... - наматываю на палец кудрявую прядь, тихонько тяну, потом слабо, небольно начинаю подёргивать. - Хаус, проснись, здесь жёстко, холодно, пойдём домой спать. Наконец, добиваюсь своего. Он стонет, глубоко вздыхает и вдруг вскидывается ,как встрёпанный: - Ты... я же тебя... - Точно, - говорю. - Ты забыл меня в сканере и преспокойно дрыхнешь здесь. Я уже радиоактивен, как сто русских Чернобылей и ещё десяток японских Фукусим... Пойдём. Я посмотрел кино — всё чисто. - Уилсон, я... - Ты умираешь от усталости, Хаус. Пойдём домой, пойдём ужинать и спать. Даже я уже хочу спать. Пойдём. Вот твои таблетки, вот твоя трость. В твоей больнице всё в порядке, всё уже под контролем, по крайней мере, до завтра, и ты пойдёшь сейчас отсыпаться. Идём?
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Среда, 09.03.2016, 08:39 |
|
| |
Izolda | Дата: Среда, 09.03.2016, 00:17 | Сообщение # 625 |
Невролог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 243
Карма: 62
Статус: Offline
| Даааа, такого подарка на 8 марта я не ожидала. Это все так, так...слов нет. Не могу подобрать, они путаются и теснятся. Но все очень и очень правильно. Остается вопрос: кто позвонил?!
|
|
| |
Tani | Дата: Вторник, 15.03.2016, 23:26 | Сообщение # 626 |
Кардиолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 534
Карма: 765
Статус: Offline
| Цитата hoelmes9494 ( ) Бедная Кэмерон! Ну, вот почему мир так устроен, что чьё-то счастье обязательно должно оплачиваться чьим-то несчастьем? Несчастья Кэмерон это блюда состряпанные её собственными руками! При чем здесь счастье Марты?
Цитата hoelmes9494 ( ) Просто я не знал, что вы — друзья. Марта как-то не говорила... Все они там что-то недоговаривают друг другу... Вот откуда весь этот горький катаклизм!
Цитата hoelmes9494 ( ) В твоей больнице всё в порядке, всё уже под контролем, по крайней мере, до завтра, и ты пойдёшь сейчас отсыпаться. Да? Звучит как-то неубедительно...
Бедный Хаус! И это хозяин заведения! да он там как раб на галерах!
Sometimes reasonable men must do unreasonable things© ...милосердие в каждом движеньи, а в глазах, голубых и счастливых, отражаются жизнь и земля©
|
|
| |
kekika | Дата: Среда, 16.03.2016, 22:59 | Сообщение # 627 |
Аллерголог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 305
Карма: 550
Статус: Offline
| Цитата Tani ( ) Несчастья Кэмерон это блюда состряпанные её собственными руками! Эк вы круто рубанули там у всех рыльце в пушку, ну кроме "святой Марты", естеснно)), а уж попинать лишний раз Кэм - от этого видно уж никуда не деться, планида у нее здесь такая). А вообще все наши несчастья - это, так уж повелось, по большей части, и есть дело наших собственных рук. Только где вы там счастье то увидели, *мне бы такое зрение*.
Единственный предел — это небо. Ваше небо. Ваш предел.© Т.Х.
|
|
| |
hoelmes9494 | Дата: Понедельник, 21.03.2016, 11:14 | Сообщение # 628 |
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| Никакого «ужинать» у него не получается, даже до спальни добраться не получается. Когда я, включив чайник, возвращаюсь в комнату, он спит на диване — полулёжа, боком, оставив ноги на полу, словно упал, подстреленный, да так и остался. Наклоняюсь, снимаю с него кроссовки. Он протестующе мычит, рука привычной защитой тянется к правому бедру. - Не бойся-не бойся, я осторожно... Доверчиво расслабляется, позволяя разуть и расстегнуть пояс. Стараясь, как и обещал, не сделать больно, затаскиваю его на диван целиком, подсовываю под голову подушку, пытаюсь раздеть, насколько могу, потому что шесть часов без одежды — это восемь, а то и девять часов одетым. Он невнятно что-то бормочет во сне и бестолково, раскоординированно пытается участвовать в процессе — ему же надо всё контролировать, даже когда он вообще не в состоянии это делать. В итоге джинсы стянуть удаётся, рубашку снять — нет, просто расстёгиваю все пуговицы и, притушив свет, оставляю его в покое. Затем пью чай и ужинаю в одиночестве, но при этом поглядывая на спящего Хауса, лоб которого во сне сразу покрывается мелкой испариной — так вымотался, что вегетатику клинит - и думаю над своим выступлением на дисциплинарной комиссии. И чем больше думаю, тем хуже делаюсь, как человек — я это прямо-таки чувствую. Наконец, окончательно озлобившись, оставляю стакан со сладким чаем и несколько печений на журнальном столике и иду спать. И засыпаю сразу и крепко, словно никаких дисциплинарных разборок мне не предстоит, совесть моя чиста до хрустальности и вообще пошло оно всё подальше! Просыпаюсь ещё до будильника. Хаус спит по-прежнему в расстёгнутой рубашке, но чай выпит, а печенья съедены. То ли вставал ночью, то ли прямо во сне сжевал и запил. На его телефоне висит непринятый вызов от Кадди, на моём — от неё же, плюс сообщение из министерства: «По поводу инцидента с доктором Лейдингом назначено заседание дисциплинарной комиссии на... часов... минут... числа сего месяца. Явка обязательна. В случае невозможности явки по уважительной причине следует сообщить не позднее, чем за...» Ого! На завтра. Оперативно. С другой стороны, оно и понятно: мордобой на рабочем месте — это серьёзно, это не мелкое неподчинение или самоуправство. Главный врач при свидетелях дал в рожу подчинённому — это событие. Да уж, я, действительно, переменился — лет десять — даже пять — назад помыслить не мог, что такое будет обо мне. Впрочем, я и главврачом быть помыслить не мог - всегда казалось, что нет во мне качеств, необходимых для такой должности. Казалось, что и в Хаусе их тоже нет. Что ж, видимо, я вообще в людях ни черта не понимаю. Хотя завотделением-то он был хорошим — чего уж греха таить. Люди у него работали, как звери, невзирая ни на личную жизнь, ни на время суток. И не уходили — даже если пытались, шлёпались обратно, как гайки в магнитном поле - вон покойный Форман, например. Или Кэмерон. Или Хедли. За вычетом ушедших навсегда гораздо дальше всех больниц Штатов, вся первая команда здесь, да и вторая — тоже, а у меня с тех пор состав отдела трижды сменился. Видно, права была та девочка... как её звали? Ах, да, Ребекка... Она сказала мне, что слова ничего не значат, а я только сейчас начинаю понимать — не умом, а сердцем, что она имела в виду. Только сейчас, наделав столько ошибок, упустив столько возможностей. Да уж, видно, мы учимся прямо до гробовой доски и последний экзамен сдаём на смертном одре. Вот и как тут не поверить в бессмертие души? Хаус сбивает дыхание и стонет, просыпаясь. Он нередко просыпается со стоном — за ночь действие обезболивающих, принятых накануне, сошло на нет, и его сразу по пробуждении накрывает боль и тошнота — начало ломки. Знаю, что он старается не поднимать дозу, делать перерывы — борется со своей зависимостью изо всех сил, но союзников у него в этой борьбе немного, а противников хоть отбавляй. Приношу с кухни полстакана воды. Ещё на пороге слышу знакомое бряканье таблеток о пластик. - На, запей. Теперь минут десять его лучше не трогать, да и он, скорее всего, будет тихо лежать с закрытыми глазами и машинально поглаживать шрам на бедре. Я отправляюсь на кухню поискать, что можно приготовить на завтрак. Наконец, слышу осторожные шаркающие шаги, перемежающиеся постукиванием трости, щелчок язычка замка в двери туалета, звук льющейся воды. Разбиваю яйца на сковородку, посыпаю брынзой, укладываю колечки помидоров. Арахисовое масло — это для Хауса, сам я его не люблю. Кофе. Тосты. Кажется, всё. Он появляется из ванной, на ходу вытирая волосы. Знаю по опыту, что волосы он так и оставит, даже не попытавшись придать им хоть какую-то пристойную форму, а полотенце бросит в лучшем случае на диван. Не угадал. До дивана ему сегодня далеко, поэтому полотенце летит в меня - Вечно шипишь, что оно не на месте. На, положи на место. - Выходной сегодня не хочешь? - С чего вдруг? - Нога болит больше, чем обычно. - У тебя? Не знал, что у тебя больные ноги. Это беспомощно — это лишний раз подтверждает, что сегодня хуже. - У тебя. Бесхитростность его всегда немного обескураживает. Иногда настолько, что даже колючки приспускаются. - Она на работе болит не больше, чем дома. И на работе есть, на что отвлекаться. -Ну... хорошо. Как хочешь. Смотри: мне прислали вызов на дисциплинарную комиссию. - Уже завтра? Ух ты!. Кому-то здорово не терпится надрать тебе задницу. Речь подготовил? Я пожал плечами, вяло ковыряясь в яичнице и признался: - Не знаю, что говорить, Хаус. - Плохо. Что-то говорить всё равно придётся. Отмолчаться тебе не дадут. Я думаю, вариант Мастерс не самый худший. Лейдингу всё равно тонуть, как только Сё-Мин уберётся — топи его. Он заработал. - Это не слишком выигрышная позиция. Не добавляет очков стороне. - Хочешь каяться попробовать? Это могло бы сойти, будь Лейдинг главврач, а ты — подчинённый. - Я лучше буду правду говорить, как есть. - Худшее решение из возможных. Потому что Лейдинг правды говорить не будет. - Не хочу выкручиваться. - Тогда тебя и без тебя выкрутят, как мокрую тряпку. Думай ещё, Уилсон. Не хочу на тебя давить, но сам не сваляй дурака, ладно? - Я постараюсь пустить в ход всё своё обаяние, - обещаю я ему и уже тревожно начинаю посматривать на часы — мы опаздываем на утреннее совещание.
Но в приёмной перед кабинетом Хауса меня ожидает сюрприз — недобро настроенная Кадди. - Ты почему трубку не брал? Только теперь вспоминаю, что не отзвонился по пропущенному вызову. - Извини, не слышал звонка. - А почему не перезвонил? - Я... отвлёкся и забыл. Что-то случилось? - Случилось. Лейдинг написал в дисциплинарную комиссию целое обращение, где откровенно рассказал о причине конфликта. Он там пишет, что подвергался травле из-за своей мужской несостоятельности вследствие болезни, полученной на рабочем месте, и что особенно усердствовал, высмеивая и оскорбляя его, доктор Хаус. Возможно, поэтому он так болезненно отреагировал на сравнительно невинное замечание со стороны доктора Блавски. Он утверждает, что именно его слова послужили причиной его избиения с твоей стороны, и что они, действительно, могли бы показаться оскорбительными тому, кто не слышал предыдущей реплики. Поэтому он не винит тебя и даже готов извиниться перед Блавски. Более того, он даже уверен, что в более хладнокровном состоянии ты непременно разобрался бы в конфликте, и подобной ситуации не возникло бы, и ещё он сожалеет, что не проявил глубинного понимания ситуации — того, например, что ты не всегда в полной мере можешь контролировать свои эмоции и поступки - всё-таки полтора месяца реабилитации в психиатрической клинике зря не назначают. - А я тебя предупреждал, - невозмутимо говорит Хаус, пока я тщетно пытаюсь вернуть на место невольно отвесившуюся челюсть. - Ему поверили? - наконец, снова овладеваю даром речи я. - Ему поверили, потому что, к сожалению, Хаус заранее позаботился о своей репутации. Тебе предложено временно сложить с себя полномочия, до слушанья. - Подожди. А его, - Хаус бесцеремонно указывает на меня пальцем, - репутация что, уже ничего не стоит? - О, его репутация! - на губах Кадди появляется странная - и жёсткая и, вместе с тем, очень какая-то сочувственная улыбка. - Его репутации позавидуют Бони и Клайд, серьёзно. Самовольный анализ «левого» викодина, закончившийся на дне оврага, драка с санитаром в Ванкувере, пьяная драка в Соммервилле, незаконнорожденный ребёнок, подозрение на незаконную эвтаназию, хранение наркотиков без рецепта, психушка... Извини, Джеймс, я прекрасно знаю, какой ты на самом деле, но вот декорация получается такая... У меня в глазах темнеет — я чувствую, что мне нужно сесть, и плюхаюсь на диван. - Ну, ты же это несерьёзно, - кривится Хаус. - Повторяешь пустые сплетни, которые никакие комиссии, если это, действительно, серьёзные комиссии, а не шарлатанские сборища, в расчёт не принимают. За анализ «левого» викодина он уже давно своё получил, и то, что это совпало с несчастным случаем — чудовищное везение, на грани вероятного, о драках никто ничего не заявлял — значит, это просто выдумка, ребёнок был не у него, а у его подружки, и не от него. Эвтаназия вообще не доказана, и наркотик в кармане у врача-онколога может находиться необязательно для тёмных целей, а психушка неудивительна, если человека вот так огульно в глаза обвинять во всех грехах, да, впрочем, он и не был в психушке, потому что его метрическое имя — не Дюк Нукем. - То есть, я всё это придумала? -насмешливо спрашивает Кадди. - Не ты, - палец Хауса снова указывает в мою сторону, - Он сам справился. Литературное недержание. Обожает сочинять и записывать в виде дневника истории, в которых отводит себе роль главного злодея — кстати, психотерапевт одобрил для профилактики депрессии. Рефлексирующий идиот с нездоровой страстью к мазохизму и самокопанию порылся в своей жизни, надёргал из неё грязной ваты, сплёл какие-то фенечки и сунул их в стол, освобождая своё сознание и надеясь при этом, что никто, кроме него, его литературного убожества не увидит. Но желающие порыться в чужом столе среди людского стада не переводятся, так что теперь для него наступило время собирать камни. А поскольку он не только мой друг, но, вроде, и твой тоже, мы оба могли бы проявить понимание и оказать поддержку — согласна? - Ты, действительно, всё это сочинил о себе, Джеймс? - удивлённо спрашивает Кадди, а я не знаю, врать ей или говорить правду, потому что не совсем понимаю, на чьей она стороне. - Ну, чего ты его пытаешь? - сердится Хаус. - Думаешь, ему приятно? Тебе бы, наверное, тоже не понравилось, если бы я запустил в сеть тот порноролик, где ты визжишь и царапаешь меня во время оргазма. Кадди багровеет: - Что ты несёшь? Никакого такого порноролика нет! - А если б был? Кадди снова поворачивается ко мне: - Джеймс, прости, мне очень жаль, но... это было глупо с твоей стороны. Ты дал козырь против себя. - Знаю, - наконец разлепляю губы я, и она снова становится деловитой: - Одним из членов комиссии будет представитель министерства, который проводил у вас проверку в начале лета. Он полностью в курсе. - Монгольфьер? Глаза Кадди широко раскрываются: - Что? Как? Как ты его зовёшь? - Потому что напоминает люфт-баллон из чёрной резины. Правда, не такой забавный... Плохо, что он там будет... Ну, ладно, нам пора — сейчас утреннее рабочее совещание, передача дежурства... - Тебе нужен временный заместитель, - напоминает Кадди. - Да, хорошо. Я стараюсь держаться спокойно, но чувствую себя не лучшим образом, а тут ещё Хаус подливает масла в огонь: - Вот и думал ли ты, танцуя стриптиз у шеста, что найдётся желающий засунуть этот шест тебе в задницу? Нет? А надо было думать.
В кабинете уже полно сотрудников и Хаус, проходя на своё место, крепко хлопает Лейдинга по плечу и провозглашает: «Ябеда-корябеда, турецкий барабан! Кто бьёт в тот барабан, тот... в принципе, правильно делает». Я не сажусь за стол, а остаюсь на диване — Чейз подвигается ближе к Кэмерон, давая мне место. За стол проходит Хаус. - Уилсон получил чёрную метку с коряво написанным словом «низложен», поэтому временно полномочия надсмотрщика я узурпировал. Вообще, у нас, я смотрю, это место прямо, как вакансия учителя тёмных искусств в Хогвартсе. Дежурный, сводку! Ночь докладывает Корвин, и он, как всегда, лаконичен и чуть рисовано небрежен. Из оставленных под наблюдение отяжелела девочка с костной саркомой, но этого мы ждали, поступил с амбулаторного приёма парень с сочетанным раком — случай редкий и интересный: неходжкинская лимфома, а потом вдруг классический лимфогранулематоз, хотя так не бывает — не помню в литературе ни одного случая, нужно будет специально поискать. - Это — статья, - говорит строго Блавски, как будто на уголовное наказание намекает, а не на публикацию в научном журнале. - Это я его выявила, - не резко, но твёрдо заявляет Кэмерон. - Он — мой, и статья — тоже. - Поступил для подготовки к пересадке костного мозга Майкл Роббинсон, девятнадцать лет, - сообщает со своего места Трэверс, зав амбулаторией. Помню Майки. Три рецидива, первые два с очень неплохим ответом на трёхкомпонентную схему и хорошая длительная ремиссия почти десять лет. Трэверс говорит, что рецидив спровоцирован тяжёлым гриппом. - Донор по базе? - спрашивает Хаус. - Его сестра. - В терапевтическое отделение принята женщина для диагностического поиска, - продолжает Корвин. - Признаки неопластическго синдрома, но очаг не выявлен. - Потом посмотрю. - На пульте у Харта в графике опять залповые экстрасистолы, перебои, ему звонили, он сказал, что переживает психоэмоциональный стресс и уже принял успокоительное. - Судя по последним записям, его жизнь — сплошные стрессы. Ладно, с этим — всё. Что там у мистрисс Чейз? - Динамика по анализам положительная, переведена из ОРИТ в палату кураторского наблюдения, настаивает на выписке. - Педиатрия «Принстон-Плейнсборо» по младенцу ничего нового не сообщает? - У младенца всё хорошо — дышит, сосёт, температуру удерживает. - Сканирование ему провели? - Да, результаты они переслали — можете посмотреть. - А до меня никто не озаботился? - Расширен левый боковой желудочек, - с места говорит Чейз. - Некритично. Гидроцефальный синдром вследствие гипоксии и особенностей родов. Повторно взят анализ на ДНК — ну, это вы и так знаете. Хаус поднимает голову и долгим взглядом смотрит ему в глаза. Едва заметно чуть приопускает веки — Чейз в ответ так же незаметно кивает. - К нам поступают не только взрослые, - говорит Хаус, вертя в руках карандаш. - И медикаментозные психозы у них тоже бывают. Поэтому, раз уж мы выделили отдельную психиатрию, её не помешает усилить специалистом педиатрической специализации. Резюме прислал доктор Саймон Браун — он специалист по олигофрении, разработчик программы «особенные дети, оптимизация обучения и развития». Поскольку у него ещё сертификат по клинической фармакологии, я думаю, это — подходящий вариант, но окончательное слово оставляю за Блавски. - Ничего не имею против, - поспешно говорит Ядвига. - Браун — отличный специалист. - Ну, тогда на этом всё. Давайте работать.
- Ты не для пациентов этого Брауна взял, - уличаю я, когда Хаус остаётся один на один с историей болезни таинственной носительницы неопластического синдрома. - Увы, вынужден в чём-то согласиться с Лейдингом, - отвечает он, не поднимая головы. - Раз уж мои сотрудницы начали неудержимо плодить тупиц, приходится применять меры. Либо кастрация, либо... Только по морде меня не бей, сделай одолжение, а то я тоже на тебя нажалуюсь. - Тебя не за что бить по морде, - говорю, присаживаясь рядом на стул. - Ты делаешь добро. - Я себе делаю добро. Если чокнутая мамаша не сдала в приют чокнутого ребёнка, она обязательно будет тратить на него больше времени, чем может себе позволить. Найму спеца по глупым детям, чтобы занимался с ними прямо здесь — получу в своё распоряжение не только рабочее, но и свободное время их мамаш. Дьявольски хитрый план. - Никак не пойму, зачем ты всё время на себя наговариваешь плохое... - Ну, я, по крайней мере, этого в тетрадку не записываю.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Понедельник, 21.03.2016, 23:15 |
|
| |
Вера-Ника | Дата: Понедельник, 21.03.2016, 22:34 | Сообщение # 629 |
Кардиолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 759
Карма: 85
Статус: Offline
| Цитата hoelmes9494 ( ) Я себе делаю добро. Если чокнутая мамаша не сдала в приют чокнутого ребёнка, она обязательно будет тратить на него больше времени, чем может себе позволить. Найму спеца по глупым детям, чтобы занимался с ними прямо здесь — получу в своё распоряжение не только рабочее, но и свободное время их мамаш. Дьявольски хитрый план.
"Часть силы той, что вечно хочет зла, но вечно совершает благо" ?
|
|
| |
hoelmes9494 | Дата: Понедельник, 21.03.2016, 23:14 | Сообщение # 630 |
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| Цитата Вера-Ника ( ) "Часть силы той, что вечно хочет зла, но вечно совершает благо" ?
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
|
|
| |
|
Наш баннер |
|
|
|