Мини-чат | Спойлеры, реклама и ссылки на другие сайты в чате запрещены
|
|
|
Дом восходящего солнца
| |
| Korvinna | Дата: Суббота, 22.09.2012, 14:28 | Сообщение # 16 |
Кардиолог
Награды: 4
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 1063
Карма: 8200
Статус: Offline
| Quote (MarishkaM) никогда не была на подобных лекциях... эти проповедники все такие шарлатаны?
Виртуозы!  Хаус оценил, Quote (Anais) - Вам хлопают, потому что вы отрицаете то, что установили три минуты назад. Если бы пророк Даниил последовал вашей риторической тактике, ему удалось бы избежать ямы со львами.
Dixi et animam levavi
|
| |
| |
| Anais | Дата: Воскресенье, 23.09.2012, 00:35 | Сообщение # 17 |
Психотерапевт
Награды: 5
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 1609
Карма: 10028
Статус: Offline
| kotofyr, спасибо 
MarishkaM, главная претензия не так к шарлатанству этих лекторов, как к непрофессионализму даже в шарлатанстве
Добавлено (23.09.2012, 00:35)
---------------------------------------------
Не выхожу из мотеля вот уже третий день. Кажется, что время остановилось, и только количество солнечного света в окне и календарь "Мишлена" напоминают о том, что оно еще существует. И зеркало. Избегаю своего отражения, но когда не удается, не узнаю бледного исхудавшего типа c потухшим взглядом. Он выглядит одновременно моложе и старше меня. Он сух и сжат как заархивированный файл, нечитабельный без подходящей программы. Это человек без возраста и без желаний.
Сентябрь в Индиане выдался солнечный, нo выходить на улицу становится не только сложнее, но и бессмысленнее. Все что нужно для существования существует в номере. Еда. Вода. Обезболивающие. Телевизор. Чем ближе грань, тем приземистее пирамида Маслоу.
Дурацкие вопросы посещают все чаще. Зачем люди так навязчиво отсчитывают время? Зачем ездят по дорогам? Зачем изобретают все более эффективные транспортные средства, единственная цель которых сэкономить время, которое тратится на изобретение все более бестолковых путей его потратить? Зачем висит на стене календарь? Кто его повесил? Кто снял снимки на разворотах? Кому какая разница, сентябрь сейчас или апрель? Чего я хочу?
Самым простым ответом было бы: "хочу жить". Но это ложь. То, что я не хочу умирать, вовсе не значит, что я хочу жить. Если я что-то понял за свою карьеру, так это то, что рак пожирает не только клетки организма, он пожирает способность желать, и в первую очередь - способность желать жить. С буддийской точки зрения это лучшее, что может с вами произойти. И с точки зрения рака тоже. К сожалению, со способностью не желать рак не справляется. Не хотеть, чтобы было больно, не хотеть тошноты, не хотеть зависимости от окружающих, не хотеть слабости, не хотеть терять сознание, не хотеть задыхаться, не хотеть не хотеть, не хотеть умирать - вот все, что остается у вас на последнем этапе.
Но прислушиваясь к себе, узнаю, что это не совсем так. У меня осталось одно желание. Оно противоречиво и смутно, беспокойно и слишком похоже на ответственность, поэтому так трудно назвать его ответом на вопрос "чего я хочу?".
Мое нежелание умирать настырно связывается с желанием жизни для Хауса. Потом и с желанием увидеть Хауса. С тревогой, со стыдом несбыточного обещания, с жалостью, со стыдом за жалость, c острой нехваткой, с любовью, с надеждой, черт бы ее побрал. А это слишком много чувств для последнего этапа.
Ложусь на кровать и смотрю в потолок. Смотрю в окно. Судя по солнечному свету сейчас должно быть где-то около шести вечера. Во мне осталось слишком мало времени, чтобы потратить его на злость. Не думаю, что воспоминания - способ получше для траты времени, но они меня не спрашивают.
До Нашвилла мы никогда не задерживались на одном месте больше суток. Не только из соображений безопасности, но и потому, что при постоянном движении создается иллюзия, что можно избежать времени. В Теннеси выяснилось, что неизбежного избежать невозможно. Bнезапно выросший передо мной электрический столб не был последствием зачарованности сельским пейзажем.
Мотоцикл серьезно пострадал, а я, вылетев из седла, отделался лишь ушибами на боку.
- Когда раздавали удачу, ты получил две по цене одной, - говорит Хаус, помогая подняться с асфальта, но темные очки не снимает.
Сейчас можно сказать то, что давно пора. И это удача.
- Я не смогу больше продолжать.
Он подходит к расквашенному мотоциклу и тщетно пытается его завести. Мотоцикл издает хриплое похаркивание и смолкает окончательно. Может быть навечно.
Если я могу абстрагироваться от полыхания в груди, так это исключительно благодаря склонившейся над мотоциклом фигуре, которая продолжает и продолжает тщетно вертеть ключ зажигания.
- Хаус, это бесполезно.
- Ты слишком быстро сдаешься, - он поднимает мотоцикл, жмет на педаль газа, и снова, и снова поворачивает ключ. Спорить с ним точно так же бесполезно, поэтому облокачиваюсь о столб и жду. Небо светлое и по нему бегут шматы облаков. Вдалеке солнце бликами отражается от какого-то озера.
- Ты не умеешь смиряться, это твоя главная проблема, - говорю, лишь бы что-то сказать.
Неужели сработало? Хаус бережно возвращает мотоцикл в лежачее положение.
- Ты был хорошим боевым конем. Ты заслужил рай, в котором тебя будут ждать преданные "Ямахи", благородные "Хонды" и соблазнительные "Веспы". Я отпускаю тебе грех покушения на Уилсона. Покойся с миром.
Тщетно пытаюсь сдержать улыбку.
- Давай, твоя очередь, - Хаус швыряет мне осиротевшие ключи.
- Ты служил мне верой и правдой. На тебе было комфортно сидеть, и ты пожирал меньше бензина, чем утверждают маркетологи. Прощай, мой первый и последний "Харлей".
Хаус толкает меня кулаком в плечо.
- И все?
Разочаровывать его больно. Больнее даже, чем сполохи в груди.
- Прости, Хаус, но это все.
- Купим новый, не переживай.
- Хаус, мы не можем больше…
- У тебя на счету столько бабок, что хватит на десять "Харлеев". Можно заодно и мой сменить. У него, кстати, выхлопная труба издает странный звук, на тон выше, чем следовало бы. Ты не замечал? - он отходит к своему мотоциклу и принимается разглядывать его со всех сторон.
- Хаус...
- Вот царапина, которую оставил тот козлиный "Додж" при парковке, портит весь внешний вид.
- Хаус!
Резким движением снимает темные очки.
- Что?
Его глаза суровы и кричат "заткнись", но выдерживаю взгляд. Бессмысленно оттягивать момент, которого оба ждем. Бессмысленно исполнять роли не в том жанре, на который подписались. Бессмысленно делать вид, что мы герои роуд-трипа, будучи героями хроники о заведомо известном финале. Делаю усилие откровенности, и говорю:
- Мне не нужен новый "Харлей", мне нужна остановка. Я не могу продолжать дальше.
Странно, что мои слова его так раздражают, ведь не может быть, что он не понимает, что не видит, что настолько отрицает. Не может быть, что слова имеют удельный вес, но так и есть. Да и во мне самом что-то меняется, будто перелистнулась страница. Его лицо приобретает яростное выражение.
- И зачем ты это говоришь? Молчал бы лучше.
- Мне жаль, Хаус, но я всего лишь сказал правду.
- Мне известна правда, говорить о ней сейчас не за чем.
- Посмотри на меня. Разве ты не видишь?
- Я вижу испуганного идиота, который хочет обломать весь кайф.
Заражаюсь его раздражением.
- Ты считаешь, что если о проблеме не говорить, она исчезнет. Но ты же знаешь, что она не исчезнет. Почему ты боишься сказать вслух то, о чем тебе и так известно?
- Похоже, твоей карциноме стало скучно, и она пустилась в роуд-трип. Сейчас она как раз проезжает по провинциальным окрестностям твоего мозга.
Списал бы это на жестокость, не будь я слишком хорошо знаком с Хаусом. Он сейчас не более жесток, чем я. Хотелось бы облегчить ему этот момент, но понимаю, что дальше будет только сложнее.
- Четыре месяца сделали свое дело. Я знаю, что будет дальше, и ты знаешь. Как знаешь, что оно началось не сегодня. Как знаешь, что хуже будет становиться все быстрее. Мы обязаны сделать остановку, хотя бы на пару дней. И мотоцикл водить я больше не могу.
Он смотрит на меня почти обижено, как ребенок, которого в самый разгар игры в прятки позвали домой со двора, и я снова начисто забываю обо всем том, о чем только что пытался заговорить. Потом он снимает шлем, расстегивает кожаную куртку и садится рядом с моим почившим боевым конем.
- Знаю, - говорит, - только меня удивляет, что ты думаешь, что я позволил бы тебе продолжать водить мотоцикл. И меня возмущает твое постоянное стремление моноложить не к месту. За кого ты меня принимаешь? Я же врач, в конце концов, хоть и мертвый.
Уже не понимаю, серьезен он или нет.
- Ты хочешь об этом поговорить? Хорошо, давай поговорим. Ты скоро умрешь. Тебе осталось месяц, два, от силы три. Тебе будет становиться все хуже. Скорее всего, на следующей неделе тебе станет очень трудно дышать. Потом ты начнешь терять способность ясно мыслить. Впрочем, это уже началось. Ты станешь мечтать о смерти, но одновременно будешь хвататься за любой шанс поверить в то, что смерть не конец всему. Еще через некоторое время тебя одолеет слабость, и ты едва ли сможешь ступить и шагу без посторонней помощи. У тебя будут трудности с пищеварением и испражнениями. Голова будет кружиться, и иногда ты будешь терять сознание, довольно часто. Ты станешь похожим на собственную тень. Да ты уже стремительно теряешь в весе. Скоро ты совсем потеряешь аппетит, сон и эрекцию. Метастазы будут появляться в самых неожиданных местах, и ты познаешь те части собственного организма, о которых знал только из учебников и рентгеновских снимков твоих пациентов. Тебе будет так больно, что ты позавидуешь даже мне. Ты скоро проклянешь тот день, в котором родился, но вместо того, чтобы наслаждаться теми днями относительного благополучия, которые тебе еще отпущены, ты хочешь заниматься проговариванием того, что успешно настигнет тебя без всяких разговоров.
Да, он серьезен. И он настолько серьезен, что я не хочу слышать то, что он говорит, зачем-то подбираю свой шлем, прижимаю его крепко груди, и иду вперед по дороге. Или назад?
- Куда ты? Я же говорю правду! - орет Хаус. - Я всего лишь говорю то, что и так тебе известно!
Но я продолжаю идти, словно могу от него удрать. Словно могу удрать от времени, от грани, от себя, от правды. Придорожная пыль оседает на губах, проникает в гортань, и на нее легко списать кашель, который сгибает меня пополам.
- Это только начало! - доносится голос Хауса. - Давай поговорим об этом. Что ты чувствуешь? Насколько это плохо? Какие мысли приходят тебе в голову, когда ты не можешь продолжать идти дальше?
Он мстит. Он же мстит мне. Слышу рев газующего мотоцикла, который через несколько мгновений оказывается сбоку от меня. Слезящиеся глаза не позволяют толком разглядеть лицо Хауса, они видят только очертание головы.
- Ты забыл свой шлем, - высекаю слова будто из камня.
- Твое патологическое неумение молчать скоро будет стоить тебе очень дорого. Ты обязан научиться ингибировать свой центр Брока, если хочешь в будущем эффективно распределять недостаточный кислород, - Хаус протягивает бутылку минералки. – Пей. И не переживай, правда никуда от нас не денется.
Пока пью и перевожу дыхание, Хаус ковыляет обратно к столбу, подбирает шлем и возвращается, тщательно пытаясь сгладить усиливающуюся хромоту. Но я прикусываю язык.
- Садись сзади, - говорит, с трудом взбираясь на мотоцикл, - остановимся в Нашвилле. Продадим последний "Харлей" и купим мини-ван. Как порядочные граждане.
Живите в доме - и не рухнет дом. ©
Сообщение отредактировал Anais - Воскресенье, 23.09.2012, 02:41 |
| |
| |
| MarishkaM | Дата: Воскресенье, 23.09.2012, 02:04 | Сообщение # 18 |
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 8154
Карма: 28518
Статус: Offline
| Quote (Anais) Я же врач, в конце концов, хоть и мертвый.
мне было больно читать. а правда Хауса доставила почти физическую боль. как люто.
потрясающие диалоги. Анаис, спасибо!
… врут, восклицая «Я этого не переживу!». Врут, когда клянутся «Без тебя я умру». Они умирают и живут дальше. А у тех, кто упорствует и оборачивается, отчаянно болит шея…© Korvinna (2012) Феникс безвыходно
|
| |
| |
| Korvinna | Дата: Воскресенье, 23.09.2012, 03:12 | Сообщение # 19 |
|
Кардиолог
Награды: 4
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 1063
Карма: 8200
Статус: Offline
| Quote (Anais) То, что я не хочу умирать, вовсе не значит, что я хочу жить. Если я что-то понял за свою карьеру, так это то, что рак пожирает не только клетки организма, он пожирает способность желать, и в первую очередь - способность желать жить. С буддийской точки зрения это лучшее, что может с вами произойти. И с точки зрения рака тоже. К сожалению, со способностью не желать рак не справляется. Не хотеть, чтобы было больно, не хотеть тошноты, не хотеть зависимости от окружающих, не хотеть слабости, не хотеть терять сознание, не хотеть задыхаться, не хотеть не хотеть, не хотеть умирать - вот все, что остается у вас на последнем этапе.
и
Quote (Anais) Но прислушиваясь к себе, узнаю, что это не совсем так. У меня осталось одно желание. Оно противоречиво и смутно, беспокойно и слишком похоже на ответственность, поэтому так трудно назвать его ответом на вопрос "чего я хочу?".
(смайл, который долго молчит, зажмурившись)
Quote (Anais) Скорее всего, на следующей неделе тебе станет очень трудно дышать. Потом ты начнешь терять способность ясно мыслить. Впрочем, это уже началось. ...
Хаусовская констатация фактов.
Dixi et animam levavi
|
| |
| |
| Anais | Дата: Понедельник, 24.09.2012, 00:00 | Сообщение # 20 |
|
Психотерапевт
Награды: 5
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 1609
Карма: 10028
Статус: Offline
| В Нашвилл приезжаем поздним вечером, и останавливаемся в мотеле подороже, чем обычно. Это значит, что девушка за стойкой ресепшена хоть и жует жвачку, но носит некое подобие униформы, в пахнущей хлоркой комнате - телевизор с плоским экраном, а на кровати в матрас не проваливаешься. Правда, это так же значит, что девушка требует удостоверениe личности хотя бы одного из нас.
Конспирация Хауса оставляет желать лучшего, но он без трости и в шлеме. Я еле стою на ногах, и когда говорю, что у меня рак на последних стадиях, это не вызывает сомнений в моей честности, но и отмазкой не служит.
- Тем более, - говорит девушка, - если вы тут, не дай Бог, умрете, как мне потом объясняться с властями? - и мне приходится достать водительские права.
Покуда девушка переписывает мои данные в регистрационную книгу (благо, мотель не настолько хорош, чтобы обзавестись ксероксом), Хаус периодически жмет на звонок на стойке, который дребезжит противным звуком.
- Не могли бы вы не делать этого? - с натяжкой улыбается девушка.
- У меня обсессивно-компульсивное расстройство, - заявляет Хаус, и продолжает стучать по звонку.
- Во сколько завтрак? - спрашивает на фоне звона.
- В семь... то есть в восемь, -рассеяно отвечает девушка.
- Там подается еда для вегов?
- Вы имеете в виду веганов или вегетарианцев?
- И тех и других.
Девушка совсем теряется.
- Я спрошу у повара, но он приходит к утру.
Хаус особенно яростно бьет по звонку.
- Неужели вы не можете позвонить ему прямо сейчас?
- Уже поздно, сэр, я не могу тревожить коллегу в его выходной день.
- Ваш повар мужчина или женщина?
- Я хочу спать, - не выдерживаю.
- Мужчина. Вот, распишитесь, - девушка возвращает документы, кладет передо мной регистрационную книгу, и я подписываюсь под неверно переписанным номером моей социальной страховки. - Я спрошу утром.
- Не беспокойтесь, мы обожаем мясо, - Хаус делает финальный удар по звонку и забирает ключи от номера.
- Нам стоит подумать о будущем, - говорю ему по дороге в номер.
- Оно у тебя слишком короткое, чтобы о нем думать, - Хаус поворачивает ключ в замке и присвистывает, - королевский люкс!
- Я имею в виду твое будущее. Поскольку мы вынуждены изменить стиль жизни, как думаешь, сколько времени возьмет у властей узнать о том, что фальсифицировавший свою смерть доктор Грегори Хаус - жив, и разгуливает на свободе? И как думаешь, узнав об этом, сколько времени у них возьмет понять, что тот самый доктор Грегори Хаус, который жив, не является тем доктором Грегори Хаусом, который погребен, и начать задаваться вопросами о кончине того, кто погребен вместо доктора Грегори Хауса? Ты ведь, наверняка, задумывался о том, что такие приметы как "хромота" и "трость" довольно трудно замаскировать накладными усами.
Хаус заваливается на одну из кроватей.
- Слишком много упоминаний о смерти в одном предложении, Уилсон. Опять.
- Хаус, я серьезно.
- Я могу прожить без трости, и делать вид, что я обдолбан и нетрезв. Впрочем, совершенно не обязательно делать вид. Я просто уйду в запой! - его глаза внезапно озаряются озорным блеском, и он срывается с кровати. - Мини-бар! Какая роскошь! Целых три "Бадвайзера" и, конечно, главное достояние штата: бутылка "Теннеcси"!
Хаус откручивает пробку, и отправляет содержимое бутылки в глотку.
- И ты полагаешь, что обдолбанность и нетрезвость подозрений не вызовут.
Хаус не отрывается от пойла.
- Неужели ты не понимаешь, что ситуация изменилась, и поскольку мы вынуждены останавливаться на несколько дней в одном месте, это действительно может быть опасным?
Хаус вытирает губы рукавом куртки.
- Нет, это совершенно невозможно! Четыре месяца я был благословлен избавлением от твоих нравоучений, и я уже было начал обожать твой рак за то, что он изменил твою занудную личность, и превратил тебя в кайфового парня. Как же я мог забыть, что взаимосвязанность не означает причинно-следственность? Зануда исчез не благодаря раку, а несмотря на него. Стоило твоей заскучавшей карциноме напомнить о себе, как старый добрый Джеймс Уилсон тут как тут. Джеймс Уилсон, с эмпирической точки зрения, почему ты на время перестал быть занудой, и вдруг снова им стал?
Смотрю на него, изображающего паяца, и новой волной накатывает усталость.
- Потому, Хаус, что моя проснувшаяся карцинома впервые за эти четыре месяца напомнила мне о том, что мир не вертится вокруг меня, за что я ей очень благодарен. А тебе я благодарен за то, что ты целых четыре месяца заставлял меня поверить, что мир вокруг меня вертится. Тебе почти удалось.
- Почти? - Хаус выпячивает нижнюю губу. - А я так старался.
- Я знаю, - говорю совершенно серьезно.
- Ты был гораздо забавнее, когда думал только о себе. Эгоизм тебя облагораживает.
- Между нами никогда не было места для двух эгоистов.
- Уилсон, но наличие двух альтруистов превращает любую социальную ситуацию в безвыходную дилемму. Два альтруиста навечно застрянут у открытой двери, покуда каждый будет стараться пропустить другого.
- Именно поэтому давай вернемся в исходное неравновесие. Подумай о своем будущем.
- Прекрати занудствовать, ты меня утомил.
- Вот так лучше.
- Ты сейчас поощряешь меня за то, за что упрекал три минуты назад. Человеческая непоследовательность - худший бич цивилизации.
Ну и пусть последнее слово остается за ним. Снимаю куртку, разуваю ботинки и иду в ванную.
- Не забывай, что у меня есть украденные документы, - доносится голос Хауса сквозь закрытую дверь, - на имя Эрика Формана! Он не посмеет их аннулировать!
Высовываю голову из двери и качаю ей. Хаус пожимает плечами:
- Даже Отелло когда-то играли белые актеры.
Когда возвращаюсь из душа, Хаус уже спит в обнимку с бутылкой виски.
Живите в доме - и не рухнет дом. ©
Сообщение отредактировал Anais - Понедельник, 24.09.2012, 00:09 |
| |
| |
| MarishkaM | Дата: Понедельник, 24.09.2012, 10:48 | Сообщение # 21 |
|
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 8154
Карма: 28518
Статус: Offline
| Quote (Anais) Эгоизм тебя облагораживает.
какой же он... Хаус!
Quote (Anais) Даже Отелло когда-то играли белые актеры.
дааа, по крайней мере, на оперной сцене точно  (вспомнился великолепный Анлантов)
от этой части как-то особенно сильно веет безысходностью и безвыходностью.
верно потому, что впервые вопрос будущего Хауса произнесен вслух. каким оно будет? и будет ли вообще? (мне здесь вспомнились слова Хью из допов: Wilson is not long for this world, but House— the implication is that he’s probably not long for it either).
Анаис, спасибо. очень жду продолжения
… врут, восклицая «Я этого не переживу!». Врут, когда клянутся «Без тебя я умру». Они умирают и живут дальше. А у тех, кто упорствует и оборачивается, отчаянно болит шея…© Korvinna (2012) Феникс безвыходно
|
| |
| |
| Anais | Дата: Четверг, 27.09.2012, 03:16 | Сообщение # 22 |
|
Психотерапевт
Награды: 5
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 1609
Карма: 10028
Статус: Offline
| Теплая струя ветра. Темно. Что-то не так. Шевелящееся пятно занавески на приоткрытом окне. Окончательно просыпаюсь. Встаю с кровати, смотрю в дверной глазок. Стремительно и бесцельно движущийся по парковке силуэт похож на поломанный автомат, из которого чья-то жестокая рука не вытащила батарейки. Такое впечатление, что за ним гонятся видимые только ему одному демоны. На какое-то время он останавливается у "Харлея", извлекает трость, и продолжает наворачивать круги, чуть менее запинающиеся.
В таком состоянии его не видел очень давно. То ли Хаус все это время хорошо скрывал боль, то ли она его не так сильно тревожила, то ли я и впрямь настолько зациклился на бесшабашном удовольствии, что ничего вокруг не замечал, но кроме нескольких таблеток викодина в день и новой черной трости, ничего не напоминало о том, что Хаус не полностью здоровый человек.
Викодин Хаус доставал только ему одному известными путями. Не спрашивал, и он не рассказывал, кто присылает ему скоростным "Федексом" раз в месяц в почтовое отделение очередного захолустья посылку на мое имя, которую я забирал. Этим кем-то теоретически мог бы быть Эрик Форман, но он им не являлся, поскольку Эрик Форман, хоть и был благородным мужем, подставлять свою задницу в таких масштабах не стал бы даже ради Хауса. Кроме оптовых количеств викодина, посылки содержали так же кодеин, морфин, оксикодон, фетанил, карисопродол, бронходилататоры, стероиды и на этом мое любопытство заканчивалось. Такая трогательная запасливость со стороны Хауса навевала одновременно и спокойствие касательно будущего, и тревогу касательно настоящего. Вздумай какой-нибудь полицейский обыскать мой рюкзак, и Хаус уже сегодня получил бы соседа по будущей камере. Впрочем, подобная перспектива была не худшим вариантом из всех возможных.
Хаус снова останавливается, заглатывает таблетку, потом делает еще пару взвинченных кругов, пристегивает трость к мотоциклу, и движется к номеру. До того, как неслышно открывает дверь, успеваю лечь и замереть.
Он подходит к окну, опирается локтями о подоконник, лбом - о сжатые кулаки, и стоит в такой позе бесконечно долго. Эта окаменелость гораздо страшнее метания по парковке, потому что в ней застыла безнадежная безвыходность.
Меня подмывает что-то сказать, спросить, сделать, но сдерживаюсь. За долгие годы нашего знакомства научился не вторгаться в его личное пространство в подобные моменты. Не то чтобы меня пугала его реакция, плевать я на нее хотел, если бы мог хоть что-то для него сделать. Не знаю, сколько лет должно было пройти, чтобы я понял, что любая попытка помочь только усугубляет его состояние, потому что дразнит, насмехается и не уважает эту самую безысходность.
Порой казалось, что Хаус, сам того не ведая, ожидал от окружающих почтения к его боли. Это не было ни капризом, ни требованием внимания, а больше походило на то, как некоторые мужья предпочитают, чтобы к уродству их жен другие относились с пониманием и без упрека.
Если ваш друг женился на женщине, которая вам не по душе, вам придется приглашать и ее в ваш дом, если не захотите портить отношения с другом. Не уверен, что научился не презирать уродливую супругу Хауса, но, по крайней мере, место на диване ей научился оставлять, поскольку о разводе не могло быть и речи.
Ловлю себя на том, что, как обычно, предаюсь абстрактным размышлениям, лишь бы отключиться от того, чему я стал свидетелем. Метод не из лучших. Да и не от Хауса не получается отключиться, а от нарастающей тревоги.
Хаус вздрагивает, видимо, засекая шевеление на постели. Должно быть, вглядывается в темноту. Старается как можно беззвучнее опуститься на кровать. Еще долго не засыпаю, прислушиваясь к неровному дыханию.
Когда просыпаюсь, солнце заливает номер яростным светом. Хаус раскладывает пакеты с едой на журнальном столике и шуршит целлофаном.
- Утро! - приветствует меня бодрым тоном.
Щурюсь. На утро не похоже, скорее - на полдень. Что-то сообщает мне о том, что ничего хорошего день не сулит. Что же именно? Тот я, который заснул позапрошлым вечером в Мемфисе, и тот я, который проснулся сегодня в Нашвилле, отличаются друг от друга.
Во мне будто пролегла трещина, которая тянется от солнечного сплетения к позвоночнику. Она ощущается так явно, что кажется, ее уже невозможно залатать. Она не пугает, не болит, лишь сообщает о себе как о непреложном факте, с которым моментально смиряюсь. Против нее даже у Хауса не найдется аргументов, и поэтому оставляю ее себе.
- Как спалось? - осторожно интересуюсь.
- Как и положено убитому лошадиной дозой "Теннесси": беспробудно и великолепно, -
нагло врет Хаус. - А ты, как я посмотрю, тоже ничего себе, - продолжает врать он, - поэтому поручаю тебе обмену "Харлея" на мини-ван. Доедешь до ближайшего трейд-ина? Мили две, не больше.
- Доеду, - заверяю.
Eдим молча и сосредоточено, словно старательное поедание бутербродов - главный смысл этой жизни. А трещина расползается в пространство между нами.
________________________________________________
Нашвилл ничем не отличается от десятков других городов, которые промелькнули перед нами за последние месяцы. Одноразовые, безликие, остриженные, вялые как очередь больных на прием к врачу, города. Еду медленно, и однообразность ландшафта навевает удручающее настроение. Америка, в которой родился, вырос, учился, мечтал, любил, работал, вдруг предстает передо мной своей изнанкой, рентгеновским снимком, словно чья-то рука срывает с нее кожный покров. Что-то не так с моими глазами, с сетчаткой, с процедуральной памятью или с оптическим нервом. Что-то серьезно не так, но прихожу к выводу, что искажение восприятия вряд ли несет физиологический характер. Дело скорее в том, что впервые за долгие недели оказываюсь один на один с самим собой.
Постоянное присутствие Хауса стало настолько само собой разумеющимся за время нашего вояжа, что его внезапное отсутствие опустошает все вокруг, сверху и снизу. Становится не по себе. Неужели так к нему привык, что не могу и часа без него просуществовать? Бред какой-то. Бред, говорю себе, но ощущаю холодный прилив паники, разверзающий трещину еще шире.
Гараж по обмену машин "Альфаси" обнаруживается между бензозаправкой и огромным "Таргетом". Спешиваюсь. В кондиционированной конторе меня встречает смуглая женщина лет сорока в джинсах и довольно откровенном топике. По акценту распознаю в ней израильтянку. Одну из тех, что ищут легких денег в стране неограниченных возможностей. Она выходит со мной на парковку, зажигает сигарету, и рассматривает "Харлей" оценивающим взглядом.
- Совсем новенький. Не жаль расставаться?
- Жаль, но пришло время остепениться.
- Жена? - понимающе подмигивает.
Невразумительно пожимаю плечами.
- Что они знают в свободе, правда? Женщины! У моего был один похожий. Он меня не спрашивал, - она делает глубокую затяжку, и наклеенными ногтями проводит по рулю. Поеживаюсь от неприятного скрипа. - Разбился по дороге в Тель-Авив. Вы когда-нибудь были в Тель-Авиве?
Качаю головой.
- Вы же еврей, нет?
- Откуда вы знаете?
- Вопросом на вопрос отвечаете. Взгляд у вас еврейский, мудрый. Слетайте в Тель-Авив, вам понравится.
- Там красиво?
- Там свободно. Люди другие, не такие как здесь, теплые. Никого не волнует, как ты одеваешься, сколько комнат в твоей квартире, и на каких ты тачках разъезжаешь. Вечный праздник. И все молоды, на улицах не встретишь никого старше сорока.
- А куда деваются те, кто старше сорока?
Женщина усмехается и протягивает сигарету. Отказываться почему-то неловко.
- Они уезжают в Теннесси.
- Вы скучаете по родине, - возвращаю сигарету.
- Да не очень. Идеализирую, наверное, - она стоит совсем близко, чуть ли не касается плечом. Странно, что чужой человек вторгается в мое пространство, и это не вызывает напряжения. - Там слишком жарко, а здесь слишком одиноко.
- Здесь тоже жарко, - говорю. - А одиноко, наверное, везде, когда мы теряем тех, кого любили.
- Вы приятный собеседник. Сразу видно - свой человек, - и тут же переходит к делу. - Доплачиваете три тысячи и получаете новую "Тойоту Сиенну". В нее можно посадить троих детей, собаку и хватит места для двух колясок, беременной жены и любовницы. Дальновидный выбор, если вы меня спрашиваете. Идет?
- Идет.
Она смотрит насмешливо и одновременно недовольно.
- И что, торговаться не будем?
- А нужно?
- Конечно. Иначе скучно. Менять такого красавца на груду металла, да еще в убыток? Жена не одобрит.
- Как вас зовут?
- Ошер. А вас?
- Джеймс.
- Ошер на иврите значит "счастье". Если бы вы жили в Израиле, вас звали бы, пожалуй, Хаимом. Хаим значит "жизнь". Как в "лехаим".
Трещина внутри внезапно дает о себе знать, и эта женщина тоже грозит треснуть по швам, разваливаясь на джинсы и топик.
- С вами все в порядке? - она вдруг оказывается совсем рядом, и теплая рука накрывает мой лоб. - Нет, не все, -заключает, - пойдемте внутрь, здесь слишком жарко.
Стою как вкопанный, не могу пошевелиться.
- Эй, Джеймс, да не переживайте так, я сделаю вам скидку. И жене объясните, что с алчными израильскими еврейками совершенно невозможно торговаться. Жена-то у вас ведь тоже еврейка, нет? Идемте, идемте.
Hе знаю, что именно со мной происходит, но, наверное, со стороны это выглядит нехорошо, потому что Ошер силой тащит меня внутрь, обняв за талию и перекинув мою руку через свое плечо.
В конторе она проверяет мне пульс, наливает воды, расстегивает мою рубашку и растирает грудь, по хозяйски, будто так и должно быть.
- В армии я служила в медицинских войсках. Думаю, у вас обезвоживание. Пейте много.
- У меня рак, - говорю, - и я начинаю умирать.
Почему-то чувствую облегчение. Тиски, сжавшие было грудь, ослабляют хватку, и трещина слегка сшивается. Будто слова - вылетевшая из дыхательных путей вишневая косточка.
Ошер садится на стол передо мной, с ногами, по-турецки, и кладет подбородок на ладонь.
- Расскажите еще, - просит.
И я начинаю рассказывать. Я слишком редко говорю о себе, и часто кажется, что разучился это делать. Но, оказывается, рассказывать просто и легко. Никаких усилий не надо прикладывать. Она не задает вопросов, только еле заметно кивает головой. A потом я замолкаю. Она некоторое время тоже молчит, но понимаю, что думает она сейчас о том, что ей рассказал, думает обо мне, держит меня в голове, и в каком-то смысле, моя жизнь продолжается. Хотя бы даже только в ее мыслях.
Потом она меняет позу, распрямляет ноги и зажигает еще одну сигарету.
В офис входит посетитель, но Ошер говорит, что не может сейчас его принять. Клиент делает попытку возмущения, но в него устремляется длинный ноготь, и хамское неамериканское "Не сейчас!". И вот она снова воплощение внимания.
- Ваш друг, наверное, удивительный человек, - говорит размеренно и спокойно, - раз он столько для вас сделал. Но в ваших словах гораздо больше его, чем вас, и странно, что хоть умираете вы, такое впечатление, что о нем вы беспокоитесь гораздо больше, чем о себе самом.
- А я думал, что говорил о себе.
- Ваш друг сильный человек, ничего страшного с ним не произойдет.
Такая уверенность обескураживает.
- Откуда вы можете знать? Никакой он не сильный, он просто мастер лицемерия.
- Похоже, вам нравится так думать. Знаете, что я вам скажу? Вам выгодно выставлять его в слабом свете. Вам выгодно забывать о себе, и заботиться о нем, и вам выгодно верить в то, что без вас ему конец. В ином случае от вашей жизни не останется никакого смысла. А, может быть, это и есть тот смысл, который до сих пор держит вас по эту сторону. Это зависимость. И она опасна. Вы должны умереть свободным.
Должен? Кому должен? Кто она вообще такая, чтобы анализировать меня в гаражном офисе? Но она, как ни в чем не бывало, продолжает вторгаться в мою жизнь.
- Подумайте о себе. Чего вы хотите?
- Я хочу... хочу, чтобы он смог продолжать дальше, и без меня.
- Это не так, - говорит незнакомая женщина из другой страны, - вы хотите полной противоположности.
Слова как пощечина.
Меня передергивает от возмущения, и наваждение резко исчезает. Контора. Ряд автомобилей за окном. Резкий неоновый свет. Удушливый сигаретный дым. Почему она курит в помещении? Это незаконно.
- А еще вы хотите, чтобы он вас отпустил, но не можете попросить его об этом, потому что боитесь услышать положительный ответ. Как все сложно, Джеймс, нет? - она подмигивает.
- Слушайте, давайте ключи от машины и на этом закончим.
Бросаю на стол кредитку. Она идет к двери, закрывает ее и поворачивает ключ в замке.
- Давайте займемся любовью, Джеймс,- говорит она и садится мне на колени. - Вы ведь и этого хотите.
Ничего подобного я не хочу. Я хочу сесть в машину и вернуться в номер, к Хаусу, который...
- Тише, - шепчет она прямо в ухо, - не спешите умирать.
Пытаюсь скинуть ее с себя, но она только крепче прижимается ко мне бедрами, обвивает стул ногами, и из железной хватки не вырваться.
- Что вы делаете? Оставьте меня в покое!
- Жить так страшно, - она целует в шею, в щеки, находит мои губы, и ее дыхание тяжело и неприятно, - так страшно, правда?
Больше не понимаю, что она говорит. Она шепчет какие-то слова на иврите, и они похожи на заклинания. Шипящие и гортанные звуки лишают меня последних остатков воли, и чувствую, как крышкой на пару подскакивает жгучая ярость, которую невероятно трудно отличить от возбуждения. Рука ложится на промежность.
- Хай, - разбираю знакомое слово, - хай ве каям.
И впрямь, жизнь незаконным образом продирается сквозь меня и требует жизни в ответ. Она сильнее моих желаний. Сдираю с нее футболку. Избегая губ, впиваюсь ртом в налитую грудь, и, покуда во мне бурлит смесь из рационального стыда и абсолютно нерационального вожделения, совокупляюсь с женщиной из Тель-Авива. Коротко и ослепительно ярко. Как вспышка.
Мысль о том, что это в последний раз, настигает меня на финальных сокращениях мышц, и от нее хочется кричать.
- Тише, - смеется, - это всегда так, когда думаешь о себе.
Я не думал о ней. Ни на миг.
Она спешивается, натягивает джинсы, футболку, зажигает сигарету и садится за стол. Встаю, застегиваю молнию. Хочется провалиться сквозь землю, но обыденность движений Ошер успокаивает. Она заполняет бумаги, протягивает:
- Распишитесь, Джеймс, - перехватывает мою руку, - именем Хаим Бузагло. В память о моем, который меня не слушал. Я все поняла. Эта сделка и вы не будете иметь ничего общего. Ваш "Харлей" стоит гораздо больше моей "Тойоты", и я найду, кому его загнать. Израильская мафия, правда?
Собираюсь возразить, что так не бывает, но она подносит палец к губам.
- Анонимная сделка взамен на обещание, что не станете жаловаться на сексуальное домогательство. А то в этой вашей Америке ни к кому и в баре не подкатишь без адвоката наперевес. Вы ведь честный человек, правда?
Она протягивает руку, и я ее жму. Дольше, чем требуется законами приличия. Слишком интимно. Не выпуская моей ладони, она говорит:
- Никто не может быть в ответе за своего ближнего, только за себя самого. Передайте вашему другу, что он хороший человек. Он ведь хороший человек, нет?
- Спасибо, - говорю, потому что больше нечего, и снова становится стыдно.
- Пойдемте, я покажу вам вашу новую черепаху.
Перед тем как сажусь в серебристую "Тойоту", во мне находятся слова.
- Вы хорошая женщина. Не ваша вина в том, что ваш парень вас не послушался.
- Я знаю, - отвечает Ошер и улыбается, - моя вина в том, что я не могла его отпустить.
Живите в доме - и не рухнет дом. ©
Сообщение отредактировал Anais - Пятница, 28.09.2012, 14:38 |
| |
| |
| AlyonkaS | Дата: Четверг, 27.09.2012, 06:59 | Сообщение # 23 |
Психотерапевт
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 1720
Карма: 4915
Статус: Offline
| Ох, как я люблю тему привязанности, независимости, нашего стремления быть нужными и выбора, который делаем у грани. Близка она мне.
Anais, можно надеятся на развитие, или будут лишь вопросы без ответов?
Сообщение отредактировал AlyonkaS - Четверг, 27.09.2012, 07:06 |
| |
| |
| kotofyr | Дата: Четверг, 27.09.2012, 13:38 | Сообщение # 24 |
Ловец слов
Награды: 1
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 6394
Карма: 18180
Статус: Offline
| Anais, вы - мастер! Создающий новый мир.
|
| |
| |
| hovik | Дата: Четверг, 27.09.2012, 20:01 | Сообщение # 25 |
Кардиолог
Награды: 5
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 601
Карма: 8140
Статус: Offline
| Anais, спасибо!!! 
Ненавижу трещины. С ними столько хлопот. Пока Уислон только маячки расставляет... Или уже готовится к восстановительным работам?
|
| |
| |
| Hellste_Stern | Дата: Четверг, 27.09.2012, 22:45 | Сообщение # 26 |
von allen
Награды: 2
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 2092
Карма: 3306
Статус: Offline
| Quote (hovik) Ненавижу трещины.
ох уж мне эти штукатурные термины!
маячки рано пока. расшивать надо, расшивать. где отваливается - сбивать нафиг. затем грунт глубокого проникновения, обрызг, малярная сетка. а там можно и маячки. и выводить по маякам
Gimme fuel, gimme fire
Gimme that which I desire
Oo ____ oO
●
|
| |
| |
| Anais | Дата: Четверг, 27.09.2012, 23:12 | Сообщение # 27 |
|
Психотерапевт
Награды: 5
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 1609
Карма: 10028
Статус: Offline
| AlyonkaS, рада тебя видеть! Соскучилась Развитие будет, конечно. Куда нам без развития?
Quote (hovik) только маячки расставляет.
Quote (Hellste_Stern) рунт глубокого проникновения, обрызг,
Так, тут я вас потеряла. Мой профиль узок и немощен. Полезла гуглить "маячки и трещины".
Живите в доме - и не рухнет дом. ©
Сообщение отредактировал Anais - Четверг, 27.09.2012, 23:13 |
| |
| |
| Андрей305 | Дата: Пятница, 28.09.2012, 05:20 | Сообщение # 28 |
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 2178
Карма: 11407
Статус: Offline
| Quote (Anais) Не знаю, сколько лет должно было пройти, чтобы я понял, что любая попытка помочь только усугубляет его состояние, потому что дразнит, насмехается и не уважает эту самую безысходность.
Нет, у меня наверно не хватит нервов это читать..так больно.. 
"Я - поверхностный, несерьезный и эгоистичный. И мне это нравится" (с) Х.Лори
|
| |
| |
| AlyonkaS | Дата: Пятница, 28.09.2012, 05:39 | Сообщение # 29 |
|
Психотерапевт
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 1720
Карма: 4915
Статус: Offline
| Anais, я тоже рада вернуться
Вот погоди, ты еще устанешь отвечать на вопросы
И, кстати, гмар хатима това.
Сообщение отредактировал AlyonkaS - Пятница, 28.09.2012, 05:42 |
| |
| |
| Hellste_Stern | Дата: Пятница, 28.09.2012, 07:12 | Сообщение # 30 |
|
von allen
Награды: 2
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 2092
Карма: 3306
Статус: Offline
| Quote (Anais)
Так, тут я вас потеряла. Мой профиль узок и немощен. Полезла гуглить "маячки и трещины".
это все тлетворное влияние ремонта .а уж когда про маячки написали - ассоциация поперла просто однозначная. маячок - это такая штука, по которой штукатуры стены выравнивают. а если на стене вылезли трещины - тут не до маячков, тут сначала надо трещины побороть
одна проблема, каким цементом такую трещину заделывать. наверно, напрягающим (как попробовала дама из гаража).
хотя знаю я вас, автор - как тряхнете, и все отвалится
Gimme fuel, gimme fire
Gimme that which I desire
Oo ____ oO
●
|
| |
| |
|
Наш баннер |
|
|
|
