|
Барбара Барнетт берет интервью у сценариста и со-исполнительного продюсера Дорис Иган о финале пятого сезона «House M.D.» и о том, что осталось за кадром.
Пятый сезон «House M.D.» заканчивается тем, что доктор Грегори Хаус (в душераздирающем исполнении всегда великолепного Хью Лори) наблюдает, как мир вокруг него рушится: его восприятие реальности нарушается, и он перестает отличать иллюзию от действительности. Это мрачное окончание сезона: камера отъезжает, чтобы показать одинокую фигуру Уилсона, печально наблюдающего издалека за тем, как Хаус входит в двери Психиатрического госпиталя Мейфилд.
Со-исполнительный продюсер и сценарист финальной серии Дорис Иган поделилась своим видением финала в личном интервью на следующий день после выхода серии. Мы также обсудили основные темы этого эпизода и отношения в сериале в целом.
Иган пишет сценарии для сериала «Доктор Хаус» вот уже несколько сезонов. Именно она сочинила наиболее любимые нами серии: «Сын коматозника» из третьего сезона; «Никогда не меняйся», номинированную на премию Гильдии сценаристов, из четвертого сезона (в соавторстве с Леонардом Диком) и «Хаус против Бога» из второго сезона, – серию, за которую Дорис была номинирована на гуманитарную премию.
В заключительной сцене эпизода «Обе половинки вместе» печаль и радость сменяют друг друга: солнечное весеннее настроение и восхищенные улыбки вокруг Чейза и Кэмерон, обменивающихся клятвами и обручальными кольцами, и серый холодный день, потрясенное выражение лица Хауса и его одинокий путь до Мейфилда. Монтаж сцены – под аккомпанемент классической композиции "As Tears Go By" Rolling Stones – был создан Грегом Итейнесом (он получил Эмми за эпизод «Голова Хауса»).
«Итейнес спланировал сцену практически полностью, за исключением момента, когда Хаус передает свои вещи Уилсону – это присутствовало в сценарии», – рассказывает Иган.
Она объясняет, что разница в атмосфере двух сцен была призвана создать визуальный контраст. «В моем первоначальном варианте мы заходили внутрь и видели, как Хаус сдается в руки незнакомцам, без выражения перечисляет свои симптомы врачу, пока у него забирают личные вещи и Уилсон вносит уточнения – все это без звука, под музыку, – а затем Уилсон наблюдает, как за Хаусом закрывается дверь».
 Перемещение заключительной сцены на улицу подчеркивает различие между двумя мирами, которым принадлежат теперь Хаус и Уилсон. Конечно, при таком развитии событий по-прежнему уместна была сцена, где Хаус избавляется от личных вещей и всего, что с ними связано. Он отдает Уилсону бумажник, пейджер, мобильный телефон и часы, и Уилсон становится «хранителем прошлого Хауса».
Дорис признается, что непросто было написать сценарий так, чтобы не выдать правду о галлюцинациях Хауса раньше времени. На протяжении всего эпизода Хаус и Кадди были на разных страницах: «Хаус должен был думать одно, Кадди – совершенно другое». Ни персонажи, ни зрители не должны были ни о чем догадаться до последних минут серии. «Конечно, мы не могли не пускать их друг к другу всю серию. Они должны были вести беседы на двух разных уровнях, и беседы эти должны были иметь смысл как для персонажей, так и для зрителей». Мы знали, во что верит Хаус: в то, что Кадди сомневается, стоит ли начинать с ним отношения. И только в самом конце мы смогли взглянуть на эту ситуацию с точки зрения Кадди. Иган замечает, что и для актеров это было непросто, поскольку диалог был написан на двух уровнях. «Они должны были поверить в то, что думают их персонажи, и не раскрыть тайну слишком рано».
Другая трудность при написании сценария заключалась в том, что зрители думали, будто Хаус и Кадди переспали в предыдущей серии. «Обычно, когда такое происходит, – говорит Иган, – хочется показать зрителям утренний флирт и игры, а возможно и что-то более серьезное. Хочется изобразить эдакую романтическую комедию».
Дорис говорит, что сама на месте зрителя ожидала бы легких шуток и поддразнивания на следующее утро. «Было бы интересно посмотреть, как герои отреагируют на ситуацию. Но мы не могли написать подобную серию, ведь любовной сцены на самом деле не было. Я прекрасно представляю себе целый эпизод, полный шуток Хауса и Кадди». Но это была бы другая серия. Иган говорит, что ей нравится момент, когда Хаус кричит с балкона, и понравился бы, даже если бы у Хауса и Кадди в результате все получилось. «Господи, это уже сколько времени тянется!»
И хотя характер истории исключает всякую пост-коитальную романтику, когда следующим утром Хаус хромает по квартире в поисках Кадди, становится ясно: у него есть приятные воспоминания о страстной ночи. Особенно хорошо это видно, когда он находит помаду Кадди на раковине (и след от помады на своем лице). В этой сцене нет диалога, но, по словам Иган, «в сценарии она описана как «счастье рождественского утра». Именно такое ощущение создается у нас от спокойного удовольствия Хауса, безупречно сыгранного Лори: едва заметная улыбка, свет в глазах – отсвет произошедшего. «Вот это самое замечательное в сериале: ты пишешь такой сценарий, а потом Хью или кто-то еще… Получается безупречно. Удивительно бывает на это смотреть. Чувствуешь себя Богом (видишь, как твое творение оживает)».
Насыщенный финал сезона не вместился в отведенное время: серия получилась на минуту длиннее обычного. Но даже при этом кое-что не попало на экран. Например, сцена, где Хаус в разговоре с Уилсоном настаивает, что природа их дружбы изменилась. «Хаус должен был войти к Уилсону и сказать: «Мне больше не нужно, чтобы ты приводил мою жизнь в порядок, я как раз научился делать это самостоятельно и теперь собираюсь завести близкие отношения с другим человеком. Тебе придется признать это и смириться с этим». Я собиралась включить целую сюжетную ветвь на эту тему, и она даже была в одной из версий сценария, но в серию не поместилась». (Так и представляю себе самодовольное выражение лица Хауса, когда он берет реванш за конец прошлого сезона, за то, что Уилсон в одностороннем порядке изменил условия их дружбы после того, как Эмбер вошла в его жизнь, а затем еще раз после ее смерти).
В еще одной короткой сцене, впоследствии вырезанной, пациент Скотт пытается последовать совету Уилсона и наладить контакт со своей второй половиной. «Это была отличная сцена и совсем небольшая, но мы не смогли втиснуть даже ее. Все было забито под завязку».
Отличительный признак сериала – насыщенные, многослойные сценарии, сотканные из множества нитей вокруг основной темы или идеи. Хью Лори однажды сравнил сценарии эпизодов с яйцами Фаберже – из-за их сложности. Иган рассуждает о нескольких темах пронизывающих серию «Обе половинки вместе», и о том, как через них проходят основные сюжетные линии эпизода.
Одна из тем, – это, несомненно, романтика, или то, что люди ищут в личных отношениях. Пациента, в конечном счете, спасла любовь его подруги, которая согласилась бороться с его агрессивным правым полушарием (и левой рукой). Юджин Шварц в исполнении Карла Рейнера обратился за медицинской помощью, чтобы унять раздражение жены из-за «карканья». Кэмерон и Чейз пытались преодолеть «заминку» в свадебных планах, вызванную тем, что Чейз отказался пойти навстречу Кэмерон в ее желании сохранить сперму умершего мужа в качестве страховки на случай, если их брак распадется. Кэмерон нуждалась в понимании Чейза и, в конечном счете, получила его.
И Хаус наутро светился от мысли о новом романе с Кадди (хоть это и была галлюцинация). В сознании Хауса Кадди помогала ему, лечила его и любила его, несмотря на последствия детоксикации. «Интересно то, что это своего рода романтическая метафора, – говорит Иган. – Считается, что любовь хорошей женщины способна спасти человека. Обычно идея заключается в том, что женская сила, материнская забота и понимание способны удержать мужчину на краю пропасти, сделать его лучше. Это романтизированный образ, и большинство согласится, что в реальной жизни невозможно таким образом изменить человека».
Иган кажется, что для Хауса такой ход мыслей практически противоестественен, так как подобный романтический взгляд обычно присущ женщинам. «Но именно об этом фантазирует Хаус. Кажется, именно этого ему хочется. Мне нравится идея, что об этом думал мужчина». Иган отмечает, что, конечно «в здравом уме Хаус высмеял бы любого», кто предположил бы подобную вещь.
Серия «Обе половинки вместе» показывает на примере пациента, Хауса (и в некотором роде Чейза), что «каждый из нас – сам себе сказочник». Иган говорит, что эта идея поразила ее, когда она проводила исследование проблемы расщепленного мозга. «Я всегда интересовалась этой темой, даже делала доклад в колледже». Она всегда надеялась, что однажды напишет об этом серию, и возможность, наконец, представилась.
Скотту была проведена каллозотомия для лечения эпилепсии – рассечение мозолистого тела, обеспечивающего взаимодействие левого и правого полушарий. Но процедура привела к появлению эффекта «расщепленного сознания» и синдрома «чужой руки», который и привлек внимание Хауса.
Иган рассказала мне о двух исследователях расщепленного мозга: Майкле Газзанига и Роджере Сперри (он получил Нобелевскую премию за свои исследования). Подобно эффекту, описанному в их работах, правое полушарие мозга Скотта может воспринимать предметы и события без помощи левого. Именно поэтому он нарисовал свечу, хотя его левое полушарие не видело слова на экране. И поэтому он отреагировал на слово «встать», хоть и не мог его видеть. Его правое полушарие придумало историю, заполняющую пробелы. «Газзанига полагал, что левое полушарие – комментатор нашей жизни», – поясняет Иган. «Та часть, которая все наделяет смыслом. Рассказчик. Мне очень понравилась эта теория. Мы на самом деле, воспринимая эту непонятную вселенную, наделяем ее смыслом. Когда вы слышите о чем-то, вы всегда рационализируете услышанное, привносите смысл с позиций собственного опыта».
«Мне очень нравится идея о том, что левое полушарие мозга Хауса создает вымысел – историю, наиболее желанную для него», – говорит Дорис, переходя от проблем пациента к личным проблемам Хауса. Иган видит оторванность Хауса от реальности: его левое полушарие создает иллюзию, «способ не отказываться от Викодина, поскольку галлюцинация начинается сразу после того, как Хаус понял, что придется отправиться на реабилитацию. Он знал, что должен будет перестать употреблять Викодин, так или иначе».
Уже начиная отдаляться от реальности, порождая галлюцинации, «мозг Хауса вручает ему великолепное логическое объяснение, блестящее и сияющее». Дорис поясняет, что на протяжении всей серии правое полушарие Хауса – отвечающее за способность проникать в суть, ухватывать детали, на которые левое полушарие даже не обращает внимания, и находить связи, которые не может найти левое полушарие, – пытается донести до Хауса диагноз Юджина Шварца. Но мозг Хауса не работает должным образом и не в состоянии уловить связи, которые обычно замечает. «Постепенно Хаус начинает осознавать, что происходит», – продолжает Иган.
Все проясняется во время заключительной сцены Хауса с Юджином Шварцем. Хаус потрясен, что не понял подсказки правильно, совершенно упустил возможность наличия у 87-летнего человека рака поджелудочной железы. Подсказки были, но Хаус приписал их состоянию Скотта. После этого все наконец начинает распутываться.
«Хаус понимает: то, что произошло с Кадди, возможно и не происходило вовсе. И это, наверное, самый большой шок, который он когда-либо испытывал: он не может доверять своему интеллекту, – отмечает Иган. – Один из самых важных талантов Хауса – это способность видеть суть. И хотя Хаус издевается над ценностью правого полушария мозга, Форман справедливо напоминает ему, что большинство диагнозов Хаусу подарило именно правое полушарие. А теперь оно работает против него».
Проблемы со свадьбой Чейза и Кэмерон также вплетены в эту тему. Иган объясняет: «Самообман Кэмерон довольно очевиден. Она полагает, что хочет сохранить сперму как страховку, потому что это соответствует ее представлению о себе как о разумном человеке. Это ведь предусмотрительно – готовиться к худшему, даже если не ожидаешь его. А вот сохранить единственную вещь, оставшуюся от мужа, потому что не можешь перенести разлуку и расстаться с ним, – куда менее разумно, хотя и более понятно».  Иган добавляет: «Мне лично кажется, что изначально отношение Чейза к желанию Кэмерон сохранить сперму было окрашено его внутренней историей. Мы видели, как Чейз превращается в профессионального врача и уверенного в себе человека, он в ладу с собой и легко заводит отношения. Он «окончил школу Хауса», он добился и получил любимую женщину. Но внутри у него все еще есть определенная история, придуманная о себе самом, от которой он полностью не избавился. Чейз боится быть вторым для Кэмерон. Он знает о ее слабости к Хаусу, знает, что она прежде была замужем, – так где же в ее жизни место для него? Парень, с которым встречаются за неимением двух других? И теперь, даже согласившись на брак с ним, Кэмерон хочет сохранить сперму умершего мужа. О чем это говорит? Пока Чейз не смог отстраниться и взглянуть на проблему «правым полушарием», проникнуть в суть, он воспринимал ситуацию буквально и предполагал, что Кэмерон не уверена в их браке».
Я отметила тот факт, что Хаус отправился в психиатрическую больницу, а не на реабилитацию в Принстон-Плейнсборо, как было в серии третьего сезона «Слова и дела». Я спросила Иган, почему Хаус (врач) и «Хаус» (сериал) сделали такой выбор, несмотря на то, что проблемы-то, похоже, вызваны употреблением Викодина. «Я думаю, у Хауса есть подозрения на психическое заболевание. У него уже не просто галлюцинации, его мозг теперь выдает ему полностью искаженную альтернативную реальность. И такую, что о ложности ее он и не подозревает. Я практически уверена, что он напуган и поэтому едет в психиатрическую больницу. Все остальное вы узнаете в следующем сезоне».
Когда Катнер совершил самоубийство в «Простом объяснении», Хаус мучился над тем, что не заметил вовремя предпосылки к этому и не спас ему жизнь. Но, как заметила Тринадцать, часто предпосылок и нет. Ни записок, ни намеков, ни подсказок. Я поинтересовалась, оставил ли сам Хаус – невероятно замкнутый , вечно прячущийся за язвительным фасадом человек – подсказки для коллег, прежде чем спуститься в «кроличью нору»? Разве не должны были близкие друзья, Кадди и особенно Уилсон, заметить необычность его поведения еще до наступления финала?
«Подсказки были скорее для зрителей, чем для Уилсона, – отвечает Иган. – Например, в серии «У меня под кожей» многие зрители заметили, что детоксикация прошла очень быстро – гораздо быстрее, чем это происходило в сериале раньше». (Быстрая детоксикация была горячей темой в Хаус-фэндоме после выхода эпизода.) «Кроме того, Хаус и Кадди перешли к романтическим отношениям слишком скоро, сразу после детоксикации, и это было еще одной подсказкой: что-то не совсем правильно в этой сцене. Трудность ситуации в том, что у Хауса и правда есть проблемы. И самая большая из них в том, что он злоупотребляет наркотиками». Но это, наверное, не единственная причина галлюцинаций: учтите еще бессонницу (по крайней мере, вначале), депрессию, чувство вины после смерти Эмбер, чувство вины после самоубийства Катнера, – список можно продолжать долго.
«Но Хаус понимал, что с ним что-то не так, и пытался это диагностировать, – говорит Иган. – В конце концов, он же опытный диагност». Когда он пытался выяснить причину галлюцинаций, Уилсон, по мнению Иган «надеялся, что Хаус сам доберется до сути проблемы. Конечно, Викодин был последним в хаусовском списке возможных причин. Меньше всего Хаус хотел признавать, что проблема в этом». Уилсон предположил, что всему виной наркотики, и, в конечном счете, после исключения всех остальных пунктов от рассеянного склероза до шизофрении Хаусу пришлось взглянуть правде в глаза и признать, что проблема, вероятно, возникла из-за наркотиков.
В начале серии «Обе половинки вместе» Хаус рассказывает Уилсону, что Кадди помогла ему с детоксикацией (и не только с ней!). При этом Хаус выглядит прекрасно для человека, проходящего через абстиненцию, и практически не испытывает боли. «Он предполагает, что детоксикация идет лучше, чем ожидалось, и не подвергает отсутствие боли сомнению. В конце концов, Кадди сказала ему, что из-за наркозависимости может казаться, что боль сильнее, чем на самом деле. Но Уилсон все равно беспокоится, что Хаус отрицает наличие боли» – добавляет Иган. Частично боль может быть замаскирована, «потому что Хаус сосредоточился на Кадди и на маленьких тайнах, которые он создал вокруг ее сомнений». Как выразился Уилсон, Хаус находится под влиянием «романтических эндорфинов» из-за чувств к Кадди.
«Уилсон задается вопросом, как долго это продлится, и что случится, когда боль вернется. Разумеется, – продолжает Иган, – потом Хаус сходит с ума и на этом все заканчивается. Думаю, Уилсон старается, как может, но ведь у него нет полной картины. Как, впрочем, и у Хауса, чей мозг активно работает против него самого».
Ранее в пятом сезоне Уилсон встречается с братом-шизофреником спустя годы после его исчезновения. В «Социальном контракте» мы увидели, что Уилсон чувствует вину перед братом, который пропал после того, как Уилсон отказался говорить с ним по телефону во времена учебы в медицинском колледже. Я спросила, как эта история с братом повлияла на взаимодействие Уилсона с Хаусом.
 «Лично мне кажется, что Уилсон просто не мог не задуматься о параллелях, – отвечает Иган. – И поэтому именно он должен был помочь Хаусу в данном случае. Не думаю, что Уилсон позволил бы сделать это кому-либо другому. Но это только мое личное видение», – добавляет Дорис. И ей можно верить, ведь она особенно тонко чувствует динамику взаимоотношений двух друзей.
Да, среди определенной части Хаус-фэндома Дорис Иган известна, как Святая Дорис, покровитель Хаус/Уилсон-шипперов. «Не буду скрывать, мне очень нравится писать о Уилсоне как о персонаже, нравится его неоднозначность. Он многоуровневый – интересная в этом плане личность».
Иган говорит, что теперь ее официально называют сценаристом «путевых приключений», после того как написала несколько серий, где фигурируют Хаус, Уилсон и автомобиль. «Родовые травмы», «Сын коматозника», и «Обе половинки вместе», – во всех этих сериях есть «путевые приключения» Хауса и Уилсона. «Мне нравится, когда люди куда-то едут на машине, – говорит Иган, – Не знаю, почему…».
Дорис также замечает, что ей нравится писать и о других персонажах шоу, не только о Хаусе и Уилсоне. «На мой взгляд, интересно писать про Чейза, особенно после того, как он изменился пару сезонов назад и вырос в того человека, каким он сейчас является». Она также любит писать о Кадди, но признается, что пока не представилось возможности раскрыть ее характер. «Мне же приходится писать в рамках общего развития сюжета. Конечно, – дразнит она, – мы пишем и много такого, о чем вы никогда не услышите».
Иган признается, что написала подробный набросок приквела к сексу Хауса и Кадди. «К настоящему сексу. Какая же горячая сценка получилась, доложу я вам! Больше ничего не скажу. Это был всего лишь набросок, но я детально прописываю наброски». Дорис надеется, что Хаус/Уилсон-шипперы не будут сильно расстроены тем, что она отважилась на небольшое «Хадди».
Шестой сезон начнется в сентябре, и я задала вопрос, как долго, по мнению госпожи Иган, сериал вообще будет продолжаться. «Не знаю, – отвечает она, – я слегка удивлена, что у нас до сих пор получается интересное шоу, и не знаю, как долго мы сможем поддерживать его на таком высоком уровне. Это похоже на жонглирование апельсинами. Понятия не имею, как долго мы продержимся. С другой стороны, у нас есть великие люди, которые делают невозможное возможным. Это все, что я могу сказать».
Иган не раскрыла, что ожидает нас в следующем сезоне («Командование звездного флота не давало мне разрешения следовать этим курсом», – остроумно парирует она), но поведала, что мы увидим «последствия» проблем Хауса. Я пыталась у нее выпытать. Честное слово. Но одно я знаю точно: за время этого долгого, напряженного перерыва будут написаны тома фанфикшена.
|
Читала, не отрываясь (хоть и барбара барнетт). такие интересные подробности узнала, которые как бы расставили все, что происходило в серии, по своим местам. Обидно, что пришлось многое урезать, хотя вообще-то можно было вырезать кое-что другое. Я люблю Кэмерон и Чейза и рада, что про них вспомнили под конец сезона, но ИМХО все эти страсти-мордасти из-за спермы не стоят вырезанного диалога с Уилсоном... 
все-таки Иган - самый сильный сценарист, ИМХО))
