Не важно, чем - исполнением роли блестящего доктора в Хаузе

или собственной не знающей границ самокритичностью, Хью Лори сделал тревогу формой искусства. Роберт Крэмптон встретился с встревоженным человеком.

То, что по пути на это интервью Хью Лори был без разрешения сфотографирован папарацци, может удивить кого-то из читателей. Мы все еще воспринимаем его как Берти Вустера или как менее знаменитую половинку шоу Фрая и Лори, или как болвана-аристократа из Черной Гадюки. Такой взгляд, сказать по правде, уже устарел. Сегодня он большая британская звезда на американском телевидении, отсюда и спрос на снимки Хью Лори, идущего от машины в до фотостудии в Северном Лондоне.

Присутствие папарацци, конечно, удивило Лори. Рассердило его немного. "Раньше, бывало, мне уделяли внимание только те люди, которым нравилось то, что я делаю," - говорит он, закуривая первую сигарету. "Теперь на меня обращают внимание люди, которым даже не интересно, жив я или мертв, и скорее, им бы хотелоссь, чтобы я умер. И к этому даже немного привыкаешь". Но получает ли он нормальную прессу? "Ну, я пытаюсь ее избегать. Надеюсь, вы не обидетесь, но я не буду читать эту статью".

Однако, в продолжении нашего разговора, он старается не жаловаться. "Я воспринимаю это лучше, чем большинство людей. Однажды я пошел в паб с Кеннетом Брана, и какой-то человек закричал "Ой, Брана! Ты дерьмо!"

Недавний опрос поместил Лори в пятерку самых любимых персоналий Соединенных Штатов, вместе с Опрой и Джеем Лено. Такая популярность возникла благодаря его роли доктора Грегори Хауза, которая также заслужила одобрение у критиков (две Эмми) и принесла ему финансовое обеспечение (предположительно, он получает $200,000 за эпизод). "Это преувеличение. Хотя я получаю очень красивые суммы. Мой поезд пришел, и я буду всегда этому благодарен". На сегодня он снялся в трех сериях Хауза, в четвертой наполовину, и подписал участие еще в трех. Сможет ли он после этого никогда больше не работать? "Это будет зависеть от того, сколько я проживу," - отвечает он (сейчас ему 48) со своей безупречной логикой. "Если на этой неделе я попаду под автобус, то ответ 'да'".

Святой грааль американского телевидения - это отснять 100 эпизодов (в Хаузе их около 82). "Потом вы продаете их синдикату, и они всегда будут идти в эфире, преследуя вас даже в спальне гонконгского отеля." Будет ли он иметь какую-то долю с этого? "Не знаю, думаю, они должны вроде что-то заплатить актерскому составу". Эй, а не должен ли он был про это разузнать? "Это все было на 65 странице контракта. В то время (когда снималась пилотная серия) я вслепую подпислся, думая, что это ничем не кончится. Не знаю, какая разница, одна доля из 100 или из 200? Не то, чтобы я жалел об этом. Просто тогда я просто не осознавал, во что ввязываюсь".

А ввязался он в проживание девять месяцев в году в лос-анджелесской квартире вдали от жены и троих детей, 15 часов съемок в день, иногда по шесть дней в неделю. По очевидным причинам, он не смеет жаловаться, однако "это немножко похоже на золотую клетку, как мне кажется. Но какой еще есть выбор? Все в жизни - это обмен ценностями. Недостаток средств, мучительный для актеров, я заработал ценою свободы".

Кроме того, у него есть компенсация. "Южная Калифорния прекрасна. Испытываешь эстетическое наслаждение, ездя на работу (на своем мотобайке Триумф) в пол-пятого утра." Лори также "большой поклонник открытости, энергии, оптимизма и динамизма американцев... и того, что у американцев нет чувства иронии - я имею в виду, что американцы с трудом делают что-то с иронией. Если вам нужно выпить воды, то вы должны сказать "Я совсем не хочу пить"."

Его сыновьям по 19 и 17 лет, дочке 14. Еще три с половиной серии, и его семья, возможно, переедет в Калифорнию. "У нас заняло много времени, чтобы решиться на постоянное место жительства. Первый год я жил в отеле. Все остальные на шоу брали в аренду дома, а я сказал: "Вы с ума сошли. Все это продлится не больше месяца". Я буквально не распаковывал вещи. Думаю, это какая-то форма пессимизма: если все идет хорошо, то это только на время, тик-так, до того, как не придет кто-то, чтобы все это отнять".

Он сказал, что будет бороться с тем, чтобы поселиться в Америке. "Я чувствую тут себя настоящим иностранцем, как если бы я был на сафари, смотря на экзотических животных и манеру их поведения. И потом," - добавляет он, "Америка сделана из людей, которые не чувствуют себя американцами, так что я в этоми не одинок".

Многие интервью с Лори, которые фокусируются на его пессимизме, ведут к депрессии. Я интересуюсь, сделал ли успех в Америке его менее несчастным - "О, надеюсь, ничто этого не изменит. Не хочу отходить от своих корней". Кроме большой доли иронии (почти постоянной), в этом замечании есть и правда. Когда я спрашиваю, есть ли у него друзья в Лос-Анджелесе, и он отвечает: "У меня нигде нет друзей", я уверен, что это неправда (он и Стивен Фрай все еще очень близки), но я также уверен, что с ним очень сложно сойтись, он что-то вроде одиночки, сам по себе. Он признается, что любит держать все под контролем. Не столько других, сколько самого себя - все время. Он почти не пьет алокоголь по этой причине. "Я не помню, что когда-нибудь себя не контролировал".

Он признается, что не может поколебать известную теорию, что "страдание - это добродетель, что это духовные сбережения, посредством которых вы оплачиваете свой успех, счастье и комфорт". Одна газета напечатала фотографии мрачного Лори и спросила, почему он не выглядет счастливее, но у него было шотландское пресвитерианское воспитание, а шотландские пресвитериане не должны выглядеть счастливыми.

"Религиозные аспекты не играют большой роли", - говорит он. "Я восторгаюсь музыкой, архитектурой и религиозными нравственными правилами, но я не помешан на Боге." Однако, некоторые культурные аспекты пресвитерианства - "отказ от удовольствий, добродетель бережливости и труд" - остались с ним. "Я получил чудесное, хоть и небогатое на события воспитание. У меня были очень любящие родители, но, вне сомнения, они очень подозрительно относились к праздности и комфорту. Первое, что вспоминается о моей матери - это то, что она была одержима идеей повторного использования вещей. Где-то в 1970, она собирала газеты со всей деревни, связывала их в пачки и относила на бумажный завод. Она получала шилинг или что-то вроде этого за пол-тонны".

Чувствует ли он себя виноватым за то, что так хорошо оплачиваем? "Да". Чувствует ли он себя виноватым за то, что так знаменит? "Да. Это асболютный абсурд. Индустрия развлечений всегда все раздувает. Раньше был интерес к вашей жизни, фильму, рассказу или к пьесе, который длился где-то неделю или месяц. Сейчас же кажется, интерес нескончаем". Люди, которыми он восхищается - "это ребята с надписью "Остров Фэр" на свитерах с карандашами за ухом, которые знали, как сконструировать механические штуки лучше, чем кто-нибудь другой в мире". Лайнер Concorde, - думает он, - самая прекрасная вещь. Абсолютная вершина по форме и функциональности. Я плакал, когда увидел последний полет по телевизору. Какой же я старый чудак!"

Он недавно увидел Vincent Black Shadow - "просто потрясающий". Мотоциклы - это страсть. Он купил в Лондоне Yamaha и Triumph в Лос-Анджелесе, на котором ездит "со странной шовинистичесокй гордостью.... Я посмотрел шоу Biker Build-Off, и там был японский дизайнер по имени Шинуя Кимура. Сразу видно, что он гений". Лори подумал о том, чтобы купить один из байков Кимуры. "Он стоил $26,000. Я подумал "Ты не можешь себе это позволить", а потом подумал: "Хотя, для чего тогда нужна моя работа?" Купил ли он все-таки этот байк? "Нет. Что-то во мне говорит, что мне не нужны игрушки".

Тем не менее, он купил стол для пинг-понга. "Это настоящая роскошь". Считает ли он себя лучше, чем его дети? "Э... Я на самом деле не плохой", - робко признается он. Я сказал, что считал его мистером Самоосуждение. "Да, я вчера говорил со своим психиатром по телефону в Лос-Анджелесе - у тебя обязательно должен быть психиатр, иначе тебя туда не впустят - и упомянул об этом интервью. Я сказал: "Я не перенесу этой чертовой игры в безысходность. Просто скажу, что я чувствую". И он это одобрил. Так что да, я неплох в пинг-понге". Но вопрос был, лучше ли он своих детей? "Ээ... Это вопрос воспитания. Если я скажу об этом публично... Э.... Я лучше пропущу этот вопрос." Его дети, говорит он, просто "нескончаемое удовольствие".

Итак, могу ли я сделать вывод, что он не любит давать интервью? "Да, а кому это нравится? Ясно, что ты попадаешь в очень уязвимое положение. Ты кладешь свои яйца на доску для резки. То есть, не на доску для резки, это не очень хороший образ... Я волнуюсь из-за множества вещей, это просто беда. Я волнуюсь из-за чего угодно. Я просто не могу перестать думать о чем-то все время. И это очень пагубно, так как при этом всегда возвращаешься в прошлое. Я трачу время, думая о том, что должен был сказать или сделать. Я приобретаю опыт вроде этого [интервью] и думаю: "В следующий раз я не буду упоминать психиатра", но я так и учусь на этом".

Раз уж он упомянул психиатра, как часто он с ним видится? "Раз в неделю по часу. Я какое-то время к нему ходил, и хоть я ненавижу использовать слово "стрессовый" - это еще не такой стресс как быть в Багдаде - но у меня это случается, и время от времени в больших количествах. Но стресс случается от чего-то, на что тебе не наплевать. Кажется, Марк Аврелий сказал: "Если тебя терзает что-то внешнее, то боль связана не с самим предметом мучений, а с тем, что ты придаешь этому значение; и это дает тебе силу обесценить боль в любой момент".

И что же его волнует? Его игра? "На самом деле, все. Я заноза в заднице. Я суюсь не в свое дело. У меня есть идеи, как надо играть роль, психологические детали, достоверность. Моя работа - это почти что музыкальное произведение, а я и в музыке заноза в заднице". В самом деле, он воспользовался трех-месячной задержкой (съемки Хауза были приостановлены в связи с забастовкой голливудских сценаристов), практикуясь в Лондоне на пианино. "Я играл по два часа в день. Освоил пару кусков, которые не мог сделать раньше. Будь моя воля, я бы практиковался по десять часов. Я просто люблю это делать, но у меня проблема с шеей, и скоро мне становится невыносимо больно". Правда ли, что он очень образованный? "О, это вздор, сущий вздор".

Одна из самых привлекательных характерных черт Лори состоит в том, что играя Рахманинова и цитируя философов, он может оценить поп-культуру по ее достоинствам. Редко встречаешь человека, который не является снобом или традиционалистом, но Лори, как Грегори Хауз, сам по себе. Он, например, с одобрением относится к Стивену Кингу, к Друзьям и Майклу Кейну. В самом деле, он противорчеит сам себе только в том, что неправильно цитирует Убрать Картера (фильм со Сталлоне и Майклом Кейном - прим. перев.).

Я спрашиваю, сколько ему приходится играть в Хаузе? "О, очень много. Я очень много работаю. Я изобретаю что-нибудь в каждом жесте". Почему этот совсем не привлекательный персонаж так нравится людям? "О, он привлекателен, просто он не положительный. Но мы же любим не только положительных людей. Он смешной, честный, очень хорош в том, чем занимается. Мне бы он понравился, если бы я его встретил, а еще мне кажется абсурдным говорить о вымышленном персонаже, так что я лучше остановлюсь".

Не смотря на приличное происхождение, его родители пошли на финансовые жертвы, чтобы он попал в Итон. "Я ходил в очень шикарную школу с очешь шикарными людьми, но сам я не особенно шикарен". По стопам отца он поступил в Selwyn College, Cambridge, где опять же, как его отец, занялся греблей и отстал на пять футов в гонке 1980 года. Такая малая разница, а он когда-нибудь признавал свою вину в том, что его команда проиграла? "Нет, но это хорошее замечание. Спасибо".

Теперешнее спортивное увлечение Лори - это бокс. Он взял одного из своих сыновей на бой Хэттон-Мэйвизер в Лас Вегасе, и давно боксирует в одном из зало северного Лондона. "Не знаю, хочу ли я подчеркнуть таким образом свою мужественность, но в этом виде спорта есть что-то такое, будто мужчины проверяют себя, но проверка эта проходит в странно мягкой атмосфере и с товарищецкими отношениями между людьми". Я говорю ему, что писатель Тони Парсонс, у которого я недавно брал интервью, боксирует в том же зале. Отец Парсонса получил медаль отличия за боевые заслуги в 1944. Старик Лори выиграл золотую медаль по гребле на Олимпийских играх в 1948. "Он был в паре с человеком по имени Джек Уилсон. У меня есть замечательная фотография на моем столе, где они оба получали свои медали на понтоне в Хенли. Я представляю, как в это время исполняли национальный гимн, и мой отец стоял неподвижно, "этакий образец поведения", а Джек Уилсон - раскованный, возбужденный, как если бы он смешивал мартини. Иногда я желал, чтобы мой отец мог позволить себе расслабиться".

А почему сам Лори не может позволить себе расслабиться? В чем его проблема? "Может, у меня она не одна, " - вздыхает он. - "Может быть, у меня потребность в проблемах, и если я не могу найти проблему, то я ее придумываю. Однажды я снял документальный фильм про похороны в викторианскую эпоху, где была сцена, в которой тяговые лошади везли гроб. Я разговаривал с погонщиком лошадей, и он сказал: "Знаете, они не хотят нести. Он не достаточно тяжелый". Гроб был "невыносимо" легок с точки зрения тяговых лошадей. От них нет толку, если они не достаточно нагружены. Им нужно нести 15 тонн пива, чтобы пот лился с них ручьями".

Но до этого он сказал, что ему понравились вынужденные три месяца отдыха, и это противоречит его аналогии с тяговыми лошадями. "Правда, в самом деле? Как увлекательно. Как это вы все согласовали? Что ж, я фантастически ленив". Это очевидный вздор, говорю я. Выиграть место в Кэмбриджскую лодку, стать президентом Footlights, послать кассету на прослушивание в Хауз - очевидные примеры добровольной борьбы. Он признает, что всегда выжимал из себя все соки.

Он говорит, что ему приходится прилагать много усилий, чтобы сыграть Грегори Хауза, не только из-за того, что он приспосабливается к американскому акценту, но и потому что, у них "есть общие характерные черты". Самые яркие, думаю, которые делают привлекательными и Лори, и Хауза, - это традиционный склад ума, эмоциональные способности, самообладание, самопознание. "Как человек мыслит, такой он и есть в жизни", - сказал Марк Аврелий, и мне кажется, Лори (почти) такой и есть.

Когда я спрашиваю Лори, почему он был третьим в Кэмбридже, он говорит типично: "Потому что я очень, очень глупый". Но что поражает меня еще сильнее после пары часов разговора с ним - это сила его интеллекта. Он выглядит человеком, который рассуждает о жизни со светлой головой, и развил свои умственные способности, а его "проклятие" в том, что он может распознавать обе стороны обсуждаемого предмета. Как его любимый стоик написал: "Для мудрых жизнь - это проблема; для дураков - решение".