Мини-чат | Спойлеры, реклама и ссылки на другие сайты в чате запрещены
|
|
|
История, начатая с эпилога.
| |
| Вера-Ника | Дата: Пятница, 02.01.2015, 01:14 | Сообщение # 346 |
|
Кардиолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 759
Карма: 85
Статус: Offline
| Цитата hoelmes9494 (  ) главный врач, декан солидного лечебного и учебного учреждения только что тайком спёр из лаборатории научного отдела своего учреждения экспериментальный препарат, ещё не прошедший клинических исследований.
Хаус их всех отлично выдрессировал...
Оля, ты - герой! первого января...   
|
| |
| |
| drebezgi | Дата: Пятница, 02.01.2015, 08:12 | Сообщение # 347 |
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 3459
Карма: 13464
Статус: Offline
| закрутилось! вот так препарат!
спасибо, Оля!! за подарок в новый год))
 Работай головой! 2593!!!
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Пятница, 02.01.2015, 09:05 | Сообщение # 348 |
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| Наташа, Вика, Саша, спасибо вам за внимание и присутствие! С Новым годом вас!
Цитата drebezgi ( ) вот так препарат!
Я понимаю, что отдаёт не совсем научной фантастикой, но всё-таки, хоть я и не люблю касаться таких скользких материй, как тайм-лайн, приходится вспомнить, что после финала у нас прошло довольно много времени, Хаусу семьдесят, значит, на дворе у нас 2029-й год. Будущее, блин!
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
|
| |
| |
| drebezgi | Дата: Пятница, 02.01.2015, 09:14 | Сообщение # 349 |
|
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 3459
Карма: 13464
Статус: Offline
| Цитата hoelmes9494 ( ) Будущее, блин!
Оля, открою тебе страшный секрет! я люблю фантастику)))
Хаус - навсегда!!!Добавлено (02.01.2015, 09:14)
---------------------------------------------
с Новым годом!!!   
Работай головой! 2593!!!
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Среда, 07.01.2015, 13:05 | Сообщение # 350 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| - Ты – трус, - сказал Чейз, глядя ему прямо в глаза.
- Я – не трус, - возразил Форман. – Я ответственный.
- Ты – ответственный трус, который боится своей ответственности. И всегда таким был. Если ты закроешь лабораторию Хауса, я первый поставлю на правлении вопрос о твоём служебном несоответствии.
- Ты – идиот, Чейз, - с сожалением вздохнул Форман, к его досаде, даже не разозлившись. – Ты видишь силу действия? По-твоему эту гранату можно оставлять в руках неуправляемого безответственного авантюриста? Он отыграл свою партию, и спасибо ему огромное, но дальше я Хауса к «джи-эйч» на пушечный выстрел не подпущу.
- Несмотря даже на то, что «джи-эйч» вообще-то аббревиатура «Грегори Хаус»?
- Название можно и поменять.
- Люди не меняются. Тот, кто в тридцать лет спёр у сотрудника своего отдела научную статью, к шестидесяти вполне способен спереть научное открытие у своего подчинённого.
- И кто мне это говорит? Ты ещё пару часов назад пытался примазаться к этому открытию, используя самый низкопробный шантаж.
- Я просто хотел узаконить своё участие в исследовании. Своё фактическое участие, а ты… - он замолчал, услышав за дверью неровный стук палки.
Хаус еле ковылял – его лицо искажалось от боли при каждом шаге.
- Вы в порядке? – испуганно бросился навстречу Чейз.
Хаус молча отстранил его и пошёл на Формана. Декан предусмотрительно отступил так, чтобы между ним и Хаусом оказался стол. Но он ошибся, предполагая, что Хаусу как-то стало известно о его планах по поводу закрытия лаборатории или о краже препарата.
- Уилсону нужен курс химиотерапии, - сказал Хаус.
- Так лечат церебральную кому по последнему крику моды? – осторожно съязвил декан, внимательно следя за взаиморасположением себя, стола и Хауса.
- Нет. Так предупреждают рецидивы рака.
- По-вашему, сейчас самое время для этого?
- По-моему, мой «джи-эйч» мощный канцероген, и Уилсон его получил в достаточной дозе, чтобы отрастить себе новую ногу. Его тимома, думаю, проснётся от этой дозы куда вероятнее, чем он сам.
Форман не то, чтобы побледнел – будучи афроамериканцем, он едва ли мог полноценно побледнеть, но кожа его как-то вдруг выцвела, словно в кофе с молоком добавили больше молока, чем кофе.
- Хаус, - вмешался Чейз. – Вы всегда учили нас не поддаваться эмоциям и не пороть горячку. Чувство вины – эмоция.
- Это ты к чему?
- Уилсону нельзя проводить химиотерапию в его состоянии. Не факт, что ему вообще нужна химиотерапия – приём канцерогена ещё не означает его реализацию.
- У Уилсона рак в ремиссии, и уже был рецидив. Ты сам видел, что «джи-эйч» делает с регенерацией. Думаешь, раковым клеткам такой допинг не понравится?
- Вы сами решили, что рецидив был из-за травматического отрыва метастаза. Основной очаг инкапсулирован и неактивен много лет. «Джи-эйч», действительно, похоже, мощный регенератор, но всегда ли регенерация и опухолевый рост – один механизм? Всё зависит от того, куда именно вы надавили. А если это та самая «умная» репликация, за которую вы ратовали?
- Были два наблюдения рака у крыс.
- Из ста экземпляров? А вы уверены, что вне эксперимента не получили бы того же самого? Рак у крыс бывает часто. И, как видно, противоопухолевый иммунитет Уилсона всё это время был довольно высок – шестнадцать лет ремиссии с очагом. Давайте не будем суетиться. Нам нужно прикинуть вероятность, разработать тактику и только потом предпринимать энергичные действия, не то мы рискуем навредить, а принцип «noli nocere» никто не отменял.
- Ого! – с изумлением сказал Хаус. – Ты, похоже, уже руководитель проекта?
- Нет. Как и вы, впрочем. Форман закрывает проект.
Форман чуть вслух не ахнул – Чейз слил его Хаусу совершенно бессовестно и без предупреждения. Впрочем, Хаус не удивился:
- Следовало ожидать. Результаты – я сам их видел – получились ошеломляющие, они шокируют воображение, даже я, как видишь, струхнул, - он обращался, говоря, только к Чейзу- не к Форману. - А Форман – трус.
- Я – не трус, я ответственный, - снова заспорил Форман.
- Ты - ответственный трус. Но в одном ты прав: рекомендовать препарат к широкому применению в таком виде, в каком он есть, нельзя. А вот дальше ты как раз не прав, потому что с закрытием отдела на этой работе можно будет поставить жирный крест, и очередной пациент с формирующейся аневризмой на тотально некротизированной стенке миокарда умрёт. Нужна дальнейшая работа. Нужны исследования. Нужны новые крысы.
- Я надеюсь, вы не пациентов онкологического и гериатрического отделения имеете в виду под «крысами»?
- Я под «крысами» крыс имею в виду. А на крыс – в отличие от пациентов онкологического и гериатрического отделений - нужны деньги. На белковый субстрат нужны деньги, на амортизацию оборудования нужны деньги, на зарплату сотрудникам нужны деньги, и, даже если я уговорю Чейза работать на меня бесплатно, я хотя бы сэндвичи и кофе должен буду ему обеспечить, не то он с голоду помрёт. Когда я начинал эту работу, вы в комитете повелись на грандиозность замыслов, вы меня слушали с открытым ртом, вы утвердили программу исследования, а как только начало получаться что-то необычное, ты испугался той же самой грандиозности и торопливо запираешь пустую конюшню. Выдели мне бюджет!
- Хаус, я не могу всё больничное финансирование вкладывать в ваш отдел.
- Ты урезал нам это финансирование – верни хотя бы то, что было.
Необходимость спорить постепенно возвратила Форману самообладание и его естественный цвет кожи.
- Вам, может быть, это странно, - сказал он, - но в больнице не вы один нуждаетесь в деньгах – у меня ещё девять отделений, кроме вашего, не считая функциональной диагностики, а ей, кстати, денег требуется больше всего.
- Кто-то из философов древности учил, что большую долю главврач должен отдавать наиболее перспективному отделению, - сказал Хаус, уже слегка ёрничая, - урезая бесперспективные и дорогостоящие.
- Правда? Это разумно. Самый бесперспективный и дорогостоящий у нас – отдел Чейна. Распорядиться, чтобы Уилсона и ещё парочку «овощей» отключили от жизнеобеспечения? Высвободившиеся средства могу передать вам.
Хаус скрипнул зубами. С некоторых пор он не переносил слова «овощ», но попросить не употреблять его – значило бы расписаться в собственной слабости, сентиментальности и, пожалуй, даже в страхе.
- Хотите, я вам достану дюжину новых крыс бесплатно? - примирительно предложил Чейз.
- Ну, судя по тому, как вытянулась физиономия нашего босса при слове «канцероген», - с удовольствием отыгрался за «овощей» Хаус, - одну старую, чёрную, жирную крысу я уже заполучил. Конечно, я мог бы предположить, что это выражение сострадание к Уилсону или беспокойство за меня так исказило его благородные афроамериканские черты, но, уж поскольку мне известно, что сострадание – одно из чувств, отвергаемых философией высокомерных зануд, я такого даже и предполагать не буду. Когда твои студенты пойдут ловить крыс, Чейз, скажи им, кстати, чтобы говорящих крыс больше не брали. И вообще с белыми как-то приятнее работать, - он повернулся к Форману. – Если что, я про масть крыс говорю – а ты что подумал?
- Снова собираешься студентов припрячь? – возмутился Форман.
- И мне нужны старые, - предупредил Хаус.
- Отловим вам истинных патриархов, - заверил Чейз – он уже давно практиковал в курируемых группах работы по пополнению вивария. Как это ни странно, добродушного и снисходительного Чейза студенты побаивались, в основном, за острый язык - доктор Чейз умел виртуозно высмеять и опозорить любого неискушённого медикуса. С другой стороны, зачёт по своему профилю – полостной хирургии – он принимал достаточно жёстко, оказывая лишь некоторое снисхождение тем, кто постоянно дежурил с ним в отделении – как, например, Роб Хаус – и вот этим самым «ловцам подопытного материала». Поэтому клич «вперёд, за крысами!» немедленно подхватывался и принимался к исполнению с огромным энтузиазмом.
- Смотри, организуешь нам здесь вспышку туляремии или ещё чего похуже… - проворчал Форман, разрывающийся между инструкциями и желанием получить пару дюжин крыс бесплатно – не только для Хаусовской лаборатории, но и микробиологам, и для биохимиков.
- Не беспокойся, у нас вся процедура отработана. Риск минимизирован.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
|
| |
| |
| drebezgi | Дата: Четверг, 08.01.2015, 13:53 | Сообщение # 351 |
|
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 3459
Карма: 13464
Статус: Offline
| написала комментарий, а он не прошел((( повторять не буду.
hoelmes9494, спасибо!
Работай головой! 2593!!!
|
| |
| |
| Вера-Ника | Дата: Четверг, 08.01.2015, 15:14 | Сообщение # 352 |
|
Кардиолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 759
Карма: 85
Статус: Offline
| hoelmes9494, спасибо за проду!:)
как всегда, самый интригующий момент
Цитата hoelmes9494 ( ) Его тимома, думаю, проснётся от этой дозы куда вероятнее, чем он сам.
Но ведь "хорошие парни" победят?
Кстати, а как Грэг Уилсон там один живёт? Он же несовершеннолетний, им должны были соц. службы заинтересоваться - например, поместить в добропорядочную семью фермеров, чтобы не оставался без присмотра... Они это любят 
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Четверг, 08.01.2015, 23:36 | Сообщение # 353 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| Цитата Вера-Ника ( ) им должны были соц. службы заинтересоваться
Ну, соц.службам для этого должен кто-то настучать. А потом, полагаю, он пока большей частью у Хаусов-Кадди живёт.
Добавлено (08.01.2015, 20:45)
---------------------------------------------
- Так моя лаборатория продолжает работать над «джи-эйч»? – на всякий случай уточнил Хаус, уже чувствуя, что Форман капитулировал.
- Единолично я этого не решаю, - буркнул декан, стараясь хотя бы остаточно сохранить лицо.
- Не пренебрегай анализом на онкомаркёры, - посоветовал Хаус, уходя, и только когда за ним закрылась дверь, Форман решился выбраться из-за прикрытия стола.
- С твоими третьекурсниками и котов не надо, - сказал он укоризненно Чейзу. – Выслуживаешься? Всё надеешься на соавторство в проекте?
- Почему нет? С Хаусом интересно работать.
- Неужели? Он что, перестал прилюдно унижать сотрудников?
- Ну, почему… Тебя же вот унизил, - не удержался от подколки Чейз.
Несмотря на тотальную загруженность, Хаус чувствовал себя, как никогда, собранным и работоспособным. Его это и пугало, и радовало, но проклятое бедро словно с цепи сорвалось. Колено вело себя сдержанно и пристойно, досаждая утренней скованностью и ноющими болями при нагрузке, но бедро, похоже, не могло простить денервации и мстило со всем сволочизмом неодушевлённой плоти.
Тем не менее, ходил он быстро – даже стремительно, рассекая пространство перед собой, как ледоход, чуть скошенным плечом и взмахами трости. Сзади частенько, давя на джойстик, жужжала креслом на колёсиках его сотрудница - Хаус по-прежнему пополнял отдел «инвалидной командой», вероятно, реализуя при этом некую фрейдообусловленную блажь - на согнутых и приподнятых подножкой коленях которой громоздились папки и распечатки, а иногда и целеустремлённо рысил Чейз, без труда вспомнивший дистанцию и аллюр.
Домой он уходил заполночь, причём, пренебрегая всеми правилами техники безопасности, машину вёл в полусне, на автопилоте, наскоро прожевав оставленный ужин, падал в постель и, успев только вяло обнять рукой за плечи приподнявшую голову с подушки Кадди, проваливался в сон. Часов до четырёх утра, когда его вырывала из сна боль, и он привычно тянулся за своей дозой викодина и кетопролака – всегда одной и той же – он строго-настрого запретил себе прибавлять, как бы ни мучился. Выпив таблетки, он больше не ложился, а переходил за письменный стол и, включив ноутбук, разыгрывал сложные стремительные регтаймы на его клавишах, бегая глазами по строчкам на экране. Традиционные чаепития сами собой перенеслись на утро и превратились в кофепития, и это был единственный час, когда он видел детей – правда, с Робом ещё иногда сталкивался в больнице. Нередко у них ночевал Грэг – тогда и он тоже присутствовал на этих кофепитиях. Первый раз застав заспанного Грэга за столом, Хаус коротко кивнул ему, как незнакомому, но после кофепития прихватил подростка за плечо и направил к дверям комнаты, буркнув: «На два слова, тёзка». В семье не было принято прислушиваться к разговорам за закрытыми дверями, но их резкие голоса несколько минут запальчиво перебивали друг друга, затем дверь распахнулась, и Уилсон-джуниор вылетел, сопровождаемый крепким тычком в спину. Испуганный Роберт готов уже был чёрт знает что подумать, но… Ураган словно ожил, хотя о содержании энергичной беседы даже своему ближайшему другу Роберту отказался поведать. Зато принялся безжалостно высмеивать вздохи и взгляды влюбчивого Роба в сторону Мелани Райт. Вот только вместо того, чтобы обижаться на все эти подколы и подначивания, Роберт лишь безудержно улыбался: главное — то, что Грэг снова становился похожим на себя, а насмешки можно и перетерпеть, тем более, что остроумием приятеля бог не обделил, и часто было по-настоящему смешно.
- Ты спишь по три часа в сутки, - качала головой Кадди убирая со стола только что не вылизанную тарелку Хауса. Роберт и Грэг уже отправились на занятия – Грэг на днях записался в какую-то группу подготовки и работал в госпитале волонтёром.– Ты что, не устаёшь?
- Просто я частенько дремлю на работе, пока процесс принимает чисто механическое течение, - соврал Хаус.
- Ты питаешься один раз в день. Кофе. Посмотри на себя – твоя трость толще.
- Я много ем, - возразил он. – Больше, чем обычно. Но зато и стул трижды в день. Обмен словно взбесился.
- Это всё твой «джи-эйч». Смотри, он в конце концов тебя съест.
- Подавится.
- Хаус, - Кадди оставила посуду и села напротив. – Хаус, перестань шутить. Может быть, этот твой ускорившийся обмен вызывает у тебя эйфорию, но мне тревожно…
- Кадди, я сдаю анализы по семь раз на дню – со мной всё в порядке.
- Я когда-то имела дело с тиреотоксикозом. И, знаешь…
- У меня нет тахикардии, - перебил он. - Ну, то есть, ничего запредельного – не выше ста.
- Не выше ста!
Хаус засмеялся. И оборвал смех, потому что увидел вдруг, что Кадди плачет.
- Что с тобой?
- Я так не могу, - всхлипнула она. – У тебя снижен контроль. Ты обдолбан. Ты сам не понимаешь, насколько это всё… ненормально. Хаус, мне страшно!
- Перестань, - он принялся вытирать ей слёзы, наклонился и стал целовать в шею. Она легко не по-настоящему упёрлась ему в живот, словно бы отталкивая. И вдруг её руки резко ослабли, и она отшатнулась:
- Грэг!
- Что такое? – испугался он внезапной перемене выражения её лица.
- Грэг, у тебя… у тебя… У тебя стоит!
- Думаешь, не стоит добру пропадать? – хмыкнул он, переводя взгляд на собственную топорщащуюся ширинку.
- Да ты вспомни, когда он у тебя последний раз стоял без стимуляции?
- Я не слышу в твоём голосе поздравительных ноток.
- Потому что их нет! – со слезами в голосе крикнула Кадди. - Потому что… - и, закрыв лицо обеими руками, она заплакала навзрыд.
- Сколько времени будет действовать болюс-пролонг? – спросил Форман, склоняясь над схемами, разложенными на столе.
- У тебя тоже приапизм? – фыркнул Хаус.
- А у тебя приапизм? – парировал Форман, но тут же ответил серьёзно: - Нет, я ничего особенного не чувствую – немножко больше энергии.
- И немножко выше аппетит, судя по крошкам на твоих лацканах. Сколько ты спишь?
- Ну-у…
- Я три часа в сутки, максимум – пять. Правда, к вечеру как выжатый лимон. А гадишь чаще?
- Ну-у…
- Слушай, ты ещё неразговорчивее крыс. Когда свистнул коробку «джи-эйч» из шкафа, не стеснялся, а тут прямо девушка на выданье.
- Нужно определить биологический возраст по совокупности, - наконец, почесав за ухом, изрёк Форман.
- Уже.
- И…? – теперь и у Формана в голосе прорезалась заметная тревога.
- В диапазоне пятьдесят восемь-шестьдесят два. Я женат на развалине, которая старше меня.
Форман округлил глаза и стал пихать в рот кулак. Но, по всей видимости, в словах Хауса насчёт «развалины» Кадди он уловил что-то многообещающее, потому что тут же пристрожил:
- Не смейте больше никому вводить препарат. Никому.
- Так он не у меня - у тебя. Мы работаем с теорией пока что. А ты что, думаешь, перед нами стоит реальная угроза скончаться от недоношенности и плацентарной недостаточности?
- Сколько времени после инъекции болюс-пролонг поступает в кровь?
- Могу только предполагать, что около полугода. Потом необходима новая инъекция.
- Если дальше так пойдёт, вы окажетесь правы, и мы умрём от недоношенности.
- Знаешь, в чём разница между нами? – неожиданно улыбнулся Хаус.
- В чём? – его улыбка насторожила Формана ещё больше.
- В том, что я не буду считать такую смерть несчастьем. Фишка с «джи-эйч» того стоит.
- А вы дозу викодина не прибавляли? – подозрительно спросил Форман.
Если бы не данное себе слово и не боязнь психоза, дозу викодина стоило бы прибавить. Боль, казалось, нарастает с каждым днём. Если так дальше пойдёт, ему опять придётся пересаживаться в кресло. Впрочем, если бы она болела только при опоре, он давно плюнул бы и научился ходить на костылях и левой ноге, держа правую на весу. Но в том-то и дело, что в покое болело ничуть не меньше.
Кадди была уверена, что время до полуночи он проводит в лаборатории. Форман, вероятно, думал, что после семи он уходит домой. На самом деле с семи до полуночи Хаус неизменно торчал в коматозной палате, предварительно выставив оттуда Грэга и не впуская никого из персонала – более того, плотно закрыв жалюзи.
- Это же не положено! – пытались поначалу спорить сестра и призванный ей на помощь Ди Чейн.
- Почему? – спросил Хаус. – Любой запрет должен иметь логическое обоснование, иначе он превращается в прихоть, каприз или придурь. Вы боитесь, что я не услежу, если что-то переменится? Об этом можете не беспокоиться.
- Идёмте, - сказал ДиЧейн сестре, и оба, не споря больше, удалились.
В палате Уилсона большей частью Хаус просто сидел, иногда потирая больное бедро. Правда, нередко по собственному почину исполнял обязанности сиделки – делал массаж для профилактики застоя и пролежней, менял катетер, протирал кожу водой с несколькими каплями антисептика, даже брил Уилсону бороду, потому что «эта жалкая мочалка ему не идёт». Вслух он больше не разговаривал, но почти каждый вечер приносил с собой плеер и, включив воспроизведение, надевал наушники на Уилсона. И ни разу – ни единого разу – не взглянул на распечатки мониторирования или экран, словно боялся увидеть там что-то.
Распечатки ежедневно изучали Форман и Чейз. Последний, впрочем, как-то попытался сунуться к Хаусу с одним из графиков, но Хаус сначала грубо оттолкнул его, а потом сопроводил толчок заявлением:
- Уилсон – не крыса из вивария, я не хочу его изучать.
Это было слишком не похоже на Хауса – настолько не похоже, что Чейз потихоньку попросил специалиста по психиатрии «как-нибудь незаметно» хотя бы прикинуть, всё ли в порядке. Психиатр поймал Хауса в буфете, около двадцати минут, пригибаясь, как под артобстрелом, выслушивал едкие шуточки в свой адрес, пока Хаус поглощал вторую порцию картошки-фри с отбивной котлетой, то и дело прицельно роняя масляные кусочки картошки на брюки собеседника и издевательски извиняясь за свою неловкость, и, наконец, сбежал, при встрече сообщив Чейзу, что готов поставить свою репутацию: кроме викодиновой зависимости этот сукин сын никаким психическим расстройством не страдает.
Кое-что изменилось примерно через две недели после перенесённой Уилсоном операции. Хаус как раз находился в кабинете Чейна и спорил о том, что для Уилсона лучше, памперсы или катетер – были определённые аргументы в пользу и того, и другого - когда в кабинет вбежала перепуганная постовая сестра с сообщением о том, что «пациент в «одиночной» задыхается». Как и следовало ожидать, на дистанции через коридор Чейн обошёл Хауса без особенного напряга и, вбежав в палату, привычно схватился за релаксанты, видя уже знакомые по предыдущим приступам сокращения диафрагмы и судорожные подёргивания. Дозировки, кстати сказать, за последние сутки ещё подросли. Но пока он собирался сделать инъекцию, Хаус тоже успел одолеть дистанцию «из пункта А в пункт Б» и забрал снаряженный шприц из его рук – забрал или вырвал, тут уже возможны толкования.
- Что вы делаете? – резонно возмутился Чейн, но Хаус, не заботясь о стерильности иглы, отбросил шприц на тумбочку, а сам взялся за интубационную трубку и одним движением просто взял и вытянул её из трахеи пациента, коротко и властно скомандовав сестре:
- Отсос!
Выдрессированная сестра немедленно включила компрессор и протянула Хаусу насадку, которую он ввёл на место интубационной трубки. Отсос захлюпал. Тело пациента выгнулось в муках удушья, раздался какой-то не то хрип, не то клёкот, но тут Хаус убрал трубку и так же отрывисто и резко приказал:
- Кислород!
Сестра подала маску. Хаус удовлетворённо кивнул и, прижав её ко рту и носу Уилсона, закрепил. И Уилсон успокоился, снова обретя привычную неподвижность. Вот только дыхание отчётливо колебало его грудную клетку без всякой ИВЛ. Только после этого ошеломлённый Чейн негромко и нерешительно констатировал:
- Дыхание самостоятельное…
- Маску на пару часов, потом попробуйте убрать, - сказал Хаус не Чейну, а сестре, а Чейну посоветовал:
- Если некуда девать миорелаксанты, просто выливай в раковину.
Он не стал оставаться в палате на этот раз, а пошёл в свой кабинет, где у стола согнулся и, упершись лбом в столешницу, обхватил затылок сцепленными «в замок» пальцами. Его колотило с головы до ног.
- Я сейчас, кажется, свихнусь, - убеждённо сказал он своему столу. А потом вдруг поднял голову и крикнул – уже непонятно, кому:
- Только не говори мне, что этот сукин сын отрастил себе новое полушарие! Я всё равно не поверю! – зажмурился крепко, до боли, и прошептал, уже на излёте, угасая – Господи, что же я натворил…
Добавлено (08.01.2015, 23:36)
---------------------------------------------
В эту ночь ночевать он совсем не пришёл. Невнятно ответил на звонок Кадди про какие-то срочные «дела» и остался сидеть в кабинете, всё так же обхватив голову руками, пока не наступила глухая ночь. Только тогда он поднялся и снова пошёл в коматозное отделение. Теперь, без интубационной трубки и даже уже и без маски, Уилсон выглядел просто спящим. Несколько мгновений Хаус стоял, глядя на него, после чего принялся отцеплять датчики и гибкие шланги. Функциональные кровати снабжены колёсами и по ровному полу довольно легко передвигаются – с их транспортировкой, в принципе, может справиться и хромой инвалид.
Но в дверях палаты его остановил, как с потолка свалившийся, Чейз.
- Куда?
- Отойди.
- Хотите похитить его и втихаря разобрать на анатомические препараты? – Чейз улыбнулся, наглядно обозначая, что его предположение – шутка.
- Почему ты здесь? – не отвечая, подозрительно поинтересовался Хаус.
- Потому что Ди Чейн рассказал, что вы самовольно и без достаточных оснований экстубировали его пациента. Он возмущён и теперь ни за что не хочет отвечать. Вот я и задержался, потому что предвидел, что вы не утерпите до утра. В сканерную?
- Да, - выдохнул Хаус.
- И, если не секрет, на что вы рассчитываете?
- Ты же уже знаешь ответ.
- Знаю. Хаус…
- Ну?
- Вы, конечно, можете меня презирать, можете говорить, что в медицине, в науке, я гроша ломанного не стою, что мне не хватает дерзости , размаха, но… мне адски страшно.
- Я сам готов в штаны нассать, - признался Хаус. – Ну что, поехали?
Крадучись, как два заговорщика, они провезли каталку по гулкому ночному коридору и, немного замешкавшись перед дверью, вкатили Уилсона в сканерную.
- Помогите мне переложить его, - попросил Чейз. – Знаете, вот сейчас, когда попытался поднять, я опять засомневался. Коматозные они, знаете… они не держат тонус – какое-то совершенно другое ощущение, когда поднимаешь… словно в руках большая кукла – не человек.
- Меньше болтай, - огрызнулся Хаус.
Сканер застучал, включаясь, и в пустой безлюдной больнице звук его показался таким громким, даже зловещим, что оба они – и Хаус, и Чейз невольно вжали головы в плечи.
- Изображение на экран, - прохрипел Хаус, нависая над плечом Чейза, на этот раз не уступившего бывшему боссу первой скрипки.
В момент разворачивания картинки он невольно и малодушно прикрыл глаза. «Если я увижу удалённую долю на месте, я свихнусь, - подумал он, и тут же , одновременно, и пожелал со всей страстью, какую ещё мог из себя извлечь. – Пусть она будет на месте!»
- Без динамики, - выдохнул Чейз. Хаус открыл глаза и уставился на экран. Чуда не произошло: правое полушарие мозга Уилсона зияло полостью запустения.
- Значит, - медленно проговорил он, – это был всё-таки отёк, который теперь прошёл.
- Я его забираю,- сказал Чейз, подходя к зеву сканера и опуская рычаг, выдвигающий панель. – А вы шли бы домой, Хаус – всё-таки инфаркт перенесли…
- Ничего подобного, - фыркнул Хаус. – Инфаркт будет у меня ещё только в семьдесят лет, а по показаниям твоих же датчиков, я ещё столь почтенного возраста не достиг.
Он сам не знал, что испытывает – разочарование или, всё-таки, облегчение.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Пятница, 09.01.2015, 11:00 |
| |
| |
| drebezgi | Дата: Пятница, 09.01.2015, 18:41 | Сообщение # 354 |
|
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 3459
Карма: 13464
Статус: Offline
| 
Работай головой! 2593!!!
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Воскресенье, 11.01.2015, 23:47 | Сообщение # 355 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| Прошу прощения, в нижеследующей фразе
Цитата hoelmes9494 ( ) Кое-что изменилось примерно через две недели после перенесённой Уилсоном операции.
мною допущена ошибка - не "две недели", а "два месяца" - если модератор раздела увидит и поправит в тексте, буду благодарна, если нет, сделайте поправку сами -я изменб при выкладке на прозу.ру
Добавлено (11.01.2015, 23:47)
---------------------------------------------
Нет ничего спокойнее коматозного отделения ночью. Приборы попискивают монотонно, усыпляюще, и если судьба лежащих здесь неподвижных тел всерьёз не волнует, в затемнённой палате хорошо дремлется. Впрочем, если и волнует, сон может внезапно одолеть, и вдруг проваливаешься куда-то в совсем другое измерение, и неизменным проклятьем начинает фоном звучать прибой: удар-шипение-откат, удар-шипение-откат.
«Ты не умрёшь»
Бледное лицо на голубой наволочке, похожее на гипсовый слепок. Волосы выпали, и больше нет густых бровей, без которых надбровные дуги Уилсона выглядят трогательно и жалко. А глаза словно стали ещё больше и темнее. «Эль шоколад амарго», - сказала о них женщина, помогавшая Хаусу с уборкой. И спросила: «Кви эль де ля эдад?» «Кварента сейс, - ответил Хаус, а Уилсону сказал. – Она призналась мне, что в тебя влюбилась».
- Она спросила, сколько мне лет. И ты даже не преуменьшил, мерзавец.
- О-о, изучил на досуге суахили? Теперь и в больнице сможешь без моей помощи спросить, где сортир?
В другое время от таких воспоминаний Уилсон покраснел бы, но сейчас ему нечем – белый, обескровленный слепок. Он выдавливает на лицо, на губы, кривую усмешку.
- Или спросить, когда я умру…
- Ты не умрёшь. Сейчас я тебя буду кормить, а потом ты уснёшь, и когда проснёшься, тебе будет ещё чуть-чуть легче. Ну, давай, открывай рот.
- Не хочу есть…
- Надо.
- Я устал…
- Знаю. Глотай. Не спи, не спи, не отключайся – подавишься. Тебе нужно поесть. Открывай рот.
И раздражающий аккомпанемент чаячьих криков.
Или это не чайки? Нет, это монитор – здесь, в Принстон-плейнсборо. Но – ничего страшного – просто пульсоксиметр упал. Хаус снова пристраивает зажим на руку Уилсона, но Уилсон сжимает пальцы, и пульсоксиметр опять падает. Вздрогнув, Хаус переводит взгляд на его лицо. Эль шоколад амарго.
- А… агх… - силится что-то сказать Уилсон. – Гр…аг… х-х-х….
- И тебе привет, - говорит Хаус. – С возвращением.
- Джеймс Эван Уилсон, шестьдесят шесть лет, геморрагический инсульт в бассейне правой внутренней сонной артерии, оперативная декомпрессия, удаление сгустков и некротизированных сегментов мозга, коагуляция сосуда. Кома второй-третьей степени. В восемнадцать часов сорок две минуты из-за сопротивления навязанному ритму развилась дыхательная недостаточность, совместным консилиумом заведующих коматозным и гериатрическим отделением принято решение пробно экстубировать больного. Наладилось самостоятельное дыхание. Аспирационно кислород в течение двух с половиной часов, перевод на атмосферное дыхание. В два часа тридцать минут пополуночи зафиксировано изменение электрической активности мозга, и в три часа десять минут пополуночи – признаки сознания. На настоящий момент сохраняется тетрапарез, сенсомоторная афазия, вследствие чего контакт затруднён, расстройство работы глазодвигательных мышц, амимичность. Гемодинамические и лабораторные показатели – в норме. Поскольку пациент вышел из комы, дальнейшее содержание в коматозном отделении, по мнению доктора Чейна, нецелесообразно. Планируется перевод в геронтологию. Ну, то есть, Хаус уже наложил на него лапу, - добавил дежурный, слегка отступая от языка протокола.
Форман кивнул. Он старался держаться невозмутимо, как будто коматозники Чейна то и дело приходят в себя. Хауса на совещании не было.
Хаус в это время активно занимался сексом, яростно и неистово вколачивая Кадди в больничную кушетку – в то время, как её ногти до крови раздирали его спину. Он раскраснелся и взмок, седые кудри почти выпрямились и свисали ему на лицо беспорядочными лохмами, глаза были зажмурены. Кадди тоже закрыла глаза и запрокинула голову. Они оба вскрикивали, рычали, хрипели в унисон, и в какой-то момент Кадди поняла, что если Грэг ещё с пол-минуты не кончит, он, пожалуй, убьёт и её, и себя. Но как раз в этот момент Хаус сбил ритм, оттолкнулся на вытянутых руках, весь дрожа, запрокинулся и испустил долгий прерывистый звук, изливаясь в неё.
Несколько мгновений казалось, что он в тонической судороге, но тут руки его ослабели, и он рухнул сверху, придавливая её своей тяжестью – полностью обессилевший, почти потеряв сознание.
- Боже мой, - прошептала она, целуя его в мокрый солёный висок. – Что ты только с собой делаешь!
- Ты же не кончила? – спросил он, помолчав.
- Это сейчас не важно. Просто успокойся, - она принялась размеренно оглаживать его плечи, спину, прислушиваясь к тому, как мало-помалу выравнивается его сбитое дыхание, как он расслабляется, в какой-то момент, почувствовав молчаливое позволение, легко скользнула ладонью по бедру:
- Как твоя нога? Всё ещё хуже, чем раньше?
- Нога меня изводит, - ответил он, не открывая лица – лежал, слегка сместившись, чтобы не придавливать её, но всё так же ничком, уткнувшись лбом в сгиб локтя.
- Я заметила. Ты ведь и сейчас всё отпахал на одних руках, - она усмехнулась. - Не очень подходящая поза – нужно в другой раз выбирать траходром пошире. Ничего, всё будет хорошо. Ты – очень сильный, Грэг. Ты справишься. Твой отец должен был гордиться тобой – странно, что он этого не понимал…
Он слегка дёрнулся от её слов, но промолчал. Кадди чувствовала, что если их ещё с четверть часа никто не потревожит, он уснёт. Ей бы этого хотелась – она чувствовала, что его предел где-то очень поблизости. Не физический – физически он сейчас крепок, как лет десять назад – сердце уже успокоилось, вернувшись к привычному «сто двадцать-семьдесят-девяносто», но то, что творится у него в душе, она даже представить себе не могла.
- Это, наверное, похоже на то, - предположил как-то вызванный на откровенность Чейз, - как если бы я пошёл на какую-нибудь сложную необычную операцию, а, вскрыв брюшную полость, увидел бы там среди петель кишечника вросшую плату с микросхемами или, скажем, аквариум с рыбками. Если бы при этом я знал досконально ход операции, я бы, возможно, и сделал, что задумал, но, пожалуй, всё равно не скоро бы оправился.
Она кивнула тогда понятливо, как будто такое объяснение её удовлетворило, но ведь дело-то было не в этом, не только в этом. Если бы Хаус увидел плату с микросхемами или аквариум с рыбками, он присвистнул бы, поковырял микросхему ногтем или, засучив рукав, попытался бы цапнуть рыбку в аквариуме, а потом посидел бы с часок, тиская мячик или постукивая по лбу незаточенным концом карандаша и, пододвинув к себе ноут, принялся бы – под крутящийся тут же порноролик – набрасывать статью. А тут было другое, куда менее безобидное ,чем рыбки и микросхемы, что-то, заставляющее Хауса сидеть подолгу, уставившись в одну точку, после чего вдруг срываться с места и метаться, как в клетке, то что-то бормоча себе под нос, то запуская пальцы в волосы и дёргая редкие пряди, заставляющее вдруг выпить залпом полбутылки скотча и тут же, бросившись в туалет, засунуть два пальца в рот и изгнать его весь из желудка, заставляющее вот так, без капли нежности, без прелюдии, неистово, повалив её на первую попавшуюся поверхность, реализовывать вдруг восстановленную потенцию, рыча и хрипя и, как будто бы, даже не получая удовольствие, а, скорее, испытывая боль и горькое наслаждение этой болью. К тому же, Кадди как будто чувствовала, что с каждым днём Хаус отдаляется, словно уходит от неё назад по оси времени – туда , где он, будучи вечным мальчишкой, мог бы чувствовать себя комфортнее, а главное, самим собой. И выход она видела только один: ввести «джи-эйч» себе и попытаться догнать его. Но как это сделать, пока было непонятно. Одно она понимала совершенно точно: ни сам Хаус, ни, тем более Форман, никогда ей этой инъекции не позволят.
Хаус уже тихо похрапывал у неё под боком, когда она опомнилась и сообразила, что совещание у Формана давно закончилось и, скорее всего, сюда в конце концов придут. Следовало, по крайней мере, привести в порядок себя и Хауса и превратить картину «страстный служебный роман» в «спящий усталый врач».
Она осторожно выбралась с кушетки, оправила и застегнула блузку, вытащила из-под кушетки бесцеремонно заброшенную туда Хаусом юбку, застегнула на нём самом молнию и ремень джинсов и - не удержалась – погладила по всё ещё не опавшей до конца выпуклости. Хаус мурлыкающе застонал во сне и приглашающе чуть раздвинул колени.
- Эй, вы там? – раздался тихий голос под дверью, и Кадди вздрогнула:
- Кто? Кто это? – испуганно спросила она, торопливо оглядываясь, не забыла ли ещё какие «следы преступления».
- Я просто слышу: тихо, - оправдывающимся тоном объяснил голос. – Вот и подумал, что вы или уже кончили, или ещё не начинали. Можно мне войти?
- Господи, Чейз! Я пропустила момент, когда ты стал таким нахалом. С чего ты вообще взял, что мы… что мы непременно должны здесь… - она не нашла слов и только взмахнула вместо этого рукой, но он через дверь всё равно не видел. Пришлось отпереть уже хотя бы для того, чтобы наглядно продемонстрировать ему своё возмущение его бесцеремонностью.
Он вошёл в кабинет – как всегда, элегантный подтянутый, насмешливый и лёгкий. Все хорошие знакомые знали, что Чейз в душе не прост, извилист и неоднозначен, что он умеет быть упрямым, как хомячок, настырным, как негритянский псалом и вредным, как курение натощак. Но при этом удерживать вид «простого славного парня» ему удавалось на-раз – не то из-за открытой мальчишеской улыбки, не то из-за смешного акцента, не то из-за того, что при всей своей неоднозначности, Чейз и сейчас, в пятьдесят с лишним лет всё-таки продолжал оставаться «славным парнем». За это, кстати, ему многое сходило с рук – на него просто невозможно было всерьёз сердиться, даже у Формана не получалось.
- Изменения в организме, вызываемые препаратом «джи-эйч», по всей видимости, похожи на подростковые сбои, - охотно объяснил он Кадди, улыбаясь. - У нас нет достаточного материала для наблюдений, но, даже исходя из чисто теоретических расчетов, это должно быть так: бурная регенерация, истощаемость нервных процессов с прекрасным кратковременным восстановлением, повышенный обмен веществ и – в нагрузку – многократное увеличение либидо.
Кадди покраснела, а Чейз безжалостно, даже с наслаждением, добавил:
- Так что, должны вы или нет, а Хаус непременно должен был разрядиться после всех этих ночных приключений. Поэтому, кстати, сейчас я и говорю достаточно громко, не боясь его разбудить: судя по всему, он должен быть в глубоком-глубоком ауте. Но ненадолго – часа через два проснётся, как огурчик.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Понедельник, 12.01.2015, 08:40 |
| |
| |
| Вера-Ника | Дата: Понедельник, 12.01.2015, 22:38 | Сообщение # 356 |
|
Кардиолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 759
Карма: 85
Статус: Offline
|  афигеть кароче...
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Среда, 14.01.2015, 23:51 | Сообщение # 357 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| - Ну, ладно, - приведя в порядок свою одежду, Кадди почувствовала, что и её душевное состояние более или менее оправилось и застёгнулось. – Ты ведь не в замочную скважину подглядывать пришёл. Чего надо?
- Мы с Форманом только что закончили простенький, но любопытный эксперимент – хотел поделиться результатами. Это важно. Но не срочно – пусть он поспит. Я, собственно говоря, хотел просто убедиться, что всё в порядке. Сегодняшнюю ночь никак нельзя назвать ординарной – произошло то, чего не бывает, а Хаус с его рационализмом…В общем, я беспокоился. И вот ещё что: там пришёл Грэг Уилсон, его к отцу не пустили и ничего не объясняют. Я хотел поговорить с ним, но потом подумал: может быть, лучше вы?
- Да, Чейз, ты всё правильно подумал: лучше я. Где он? В холле? Я сейчас к нему подойду… Подожди, не уходи. Я хочу спросить тебя, - Кадди замялась, но всё таки решилась:
- Ты ведь сам не вводил себе «джи-эйч»?
- Нет. Хаус сказал, что это нецелесообразно – мне едва за пятьдесят, ничего существенного, кроме поноса, на мне видно не будет.
- Чейз, мне несколько больше… - с намёком сказала Кадди.
Он удивлённо посмотрел на неё:
- Вы хотите…
- Да.
- И, конечно, Хаус не знает о таком вашем желании?
- Он не знает. И я, по правде сказать, боюсь заговаривать с ним об этом. Мне кажется, этот препарат слишком… слишком овладел им. Я даже думаю, что он вполне способен приревновать его.
- Ну, насчёт ревности я не специалист, но Хаус подозревает высокую канцерогенную активность – собственно, из-за этого Форман и принялся притормаживать проект. Всё грандиозное вызывает кроме восторга ещё и страх, особенно когда эффект существенно выходит за рамки ожидаемого.
- Ты сейчас о регенерации миокарда говоришь?
- А, значит, он всё-таки кое чем с вами делился. Нет, регенерация миокарда как раз заставила его задуматься о канцерогенности – он предположил, что препарат значительно ускоряет пролиферацию и рост тканей. Вот только то, что случилось с Уилсоном, в эту примитивную теорию никак не лезет. У Уилсона ткань не восстановилась, а функция вдруг начала восстанавливаться.
- Ты уверен, что восстановление его функций можно связать только с «джи-эйч»? В конце концов, некоторые люди полностью восстанавливаются после инсульта – здесь нет чуда.
- Я видел объём поражения, доктор Кадди. И как бы мы ни хотели тешить себя ложными надеждами, мы отдавали себе отчёт: после такого не восстанавливаются. Форман вообще планировал отключить жизнеобеспечение, когда мальчик привыкнет к мысли, что отца уже не вернуть.
- Ты думаешь, Хаус тоже понимал это? – проговорила она, начиная догадываться о природе столь разнузданного, на грани насилия, секса.
- Лучше, чем кто-либо. Он – великолепный физиолог. То, что произошло, противоречит всему, всем его знаниям, чуть ли ни вообще его мироощущению. И объяснений пока никаких нет. Он вам не позволит этого сделать, - заключил в завершении Чейз и ещё головой помотал для усиления отрицания.
- Знаю, что не позволит, - Кадди оглянулась на Хауса и, взяв Чейза за рукав потянула его к двери. - Я об этом и хотела с тобой поговорить. О том, чтобы нам обойтись без его позволения.
- Не очень люблю, когда меня охаживают тростью по спине, - поёжился Чейз.
- Имеешь печальный опыт?
- Нет, и приобретать не рвусь.
- А я царапаться умею, - пошутила Кадди.
- Всё равно препарат не у меня – у Формана.
- Рэйчел позанимается с Джебом по истории искусства, - закинула червячка Кадди. Неуспехи сына в основном предмете художественного колледжа огорчали и даже угнетали Чейза, об этом знал весь госпиталь.
– А Уилсон-джуниор подтянет Фила по математике, - продолжала искушать Кадди. - Договорюсь с ним прямо сейчас, если ты согласишься мне помочь.
- Это будет медвежья услуга, - сказал Чейз. – Если бы не наш сегодняшний эксперимент, я бы отказался наотрез, но, думаю, результаты обнадёживают.
- Что вы там получили?
Но Чейз замотал головой:
- Нет, не скажу пока. Хаусу скажу. Он обрадуется.
- Ты меня заинтриговал.
- Вот и отлично, - бодро сказал Чейз. – Вы поторопитесь к Грэгу, доктор Кадди – мальчишка, в самом деле, волнуется. Но к отцу его не пускайте пока – гемодинамика ещё не стабильна, что бы там ни говорил Чейн.
Уилсона перевели в геронтологическое отделение ближе к вечеру. Странно, но путь в совершенно пассивном положении, на каталке вдоль больничного коридора, вымотал его, как подъём к вершине «Медвежьего пика», а, если сказать по правде, пожалуй, и ещё сильнее.
Но палата оказалась куда уютнее, чем в коматозном – никаких пикающих приборов, никаких проводов и шлангов, натыканных во все дыры – Уилсон успел с утра наглядеться на всё это в белой, неуютной, чисто функциональной палате. А здесь были выкрашенные в салатный цвет стены, бежевые с зелёными разводами жалюзи, тумбочка, на которой уже лежал, ожидая его, плеер. И, что самое приятное, настольная лампа. Уилсону хотелось бы, чтобы сестра включила её, и он вежливо попросил об этом, но сестра не поняла. Они его вообще не понимали – это напрягало и злило. Несколько раз сестра зачем-то совала ему утку, хотя ему не было нужно. В конце концов он в бешенстве выхватил ей и швырнул, но у сестры при этом сделалось такое лицо, что ему моментально стало до слёз стыдно, и он попросил прощения, но она покраснела, растерянно похлопала глазами и выбежала из палаты.
Тогда пришёл Хаус.
С Хаусом произошли такие перемены с их последней встречи в палате ОРИТ, что Уилсон отказывался верить своим глазам. Он запомнил бледное измождённое лицо, тусклый взгляд умирающего, сухие седые волосы, обессиленные руки. Сегодняшний Хаус, казалось, помолодел лет на десять, его движения стали энергичными, морщины словно слегка разгладились и, хотя хромал он даже сильнее обычного, от него несло сдержанной силой. Уилсон уже догадывался, что был без сознания какое-то время, но сколько именно, он понятия не имел. Поэтому и спросил у Хауса об этом первым делом:
- Как давно я в отключке?
- Гм… - сказал Хаус, беря себе стул и усаживаясь возле кровати. – Давай по порядку. Ты помнишь вообще, кто ты такой?
- Я что, похож на идиота? – возмутился Уилсон.
- Знаешь, друг, ты мне не пытайся читать многоречивые лекции. Давай так: если да – кивни, если нет…ну, мотни головой, что ли. Ты же можешь это сделать?
- Конечно, могу, - сказал Уилсон возмущённо. – Что я, не живой что ли?
- Эй, ты меня не понял, - укоризненно покачал головой Хаус. – Я же ясно сказал: никаких демонстраций ораторского мастерства. «Да» – кивнул, «нет» – потряс ушами. Шаг влево, шаг вправо приравнивается к побегу. Ты меня понимаешь?
Уилсон кивнул.
- О`кей. Мирный саммит налаживается. Теперь попробуй назвать своё имя.
- Джеймс Эван Уилсон, - сказал Уилсон.
Хаус рассмеялся:
- Надо бы записать твою оригинальную речь – после, если всё обойдётся, вместе бы поржали над твоей новой кличкой. Ладно, Уилсон, послушай меня внимательно: у тебя сенсомоторная афазия. Если ты сейчас кивнёшь головой, ту часть, которая «сенсо» мы уберём.
Уилсон поспешно кивнул, начиная догадываться. Он жестом показал, что хочет написать на бумаге.
- Вряд ли выйдет, парень. У тебя парез, и ты остался без правого полушария – думаю, тебе, как левше, это помешает участвовать в конкурсе каллиграфов, учитывая, что ты и в лучшие дни писал, как курица лапой. Впрочем, попробуй, - и он вложил в левую руку Уилсона магнитный карандаш, а перед ним установил планшет.
После долгих усилий Уилсону удалось изобразить кривую букву «W». Он подумал – и нарисовал загогулину, похожую на знак вопроса.
- Я это расцениваю, как провальную попытку добиться от меня какой-то информации, - сказал Хаус.
Уилсон кивнул.
- Молодец. Соображаешь хорошо, речь понимаешь, ещё бы тебе обуздать собственное звукопроизношение – и с тобой можно будет анекдоты травить. Итак, что ты хотел узнать, мой бледнолицый друг? Вероятно, тебе хочется заполнить промежуток между тем, что ты помнишь, и тем, что ты видишь?
Он говорил насмешливо, даже резковато, но при этом потянулся и убрал со лба Уилсона упавшую прядь прикосновением лёгким и ласковым, да ещё и, убирая руку, обратным движением словно невзначай нежно коснулся его щеки.
- У тебя было кровоизлияние в мозг. Человеку, которому этот орган зачем-нибудь нужен, после такого выжить было бы попросту невозможно. Но ты справился – радует это тебя или огорчает.
- Сколько времени я был без сознания? – спросил Уилсон.
- Стоп-стоп, приятель! Мы же договорились: без лишней литературщины. Будет твоё «да» - да, «нет» - нет, остальное от лукавого.
Уилсон слабо себе представлял, как можно, только кивая головой, выяснить, сколько часов, дней, месяцев или лет прошло с того момента, как Кадди кричала ему обвинения в том, что Хаус умирает. Он чувствовал, что прошло много. Что произошло за это время? Почему так переменился Хаус? Где Грэг? Чёрт знает, что – а может быть, прошли годы, и Грэг уже взрослый дядя с бородой? Что, если средство Макропулоса удалось, и Хаусу не семьдесят, а, скажем, сто сорок четыре сейчас? Ему сделалось страшно. К тому же, вспомнилась так опрометчиво отвергнутая «утка» - он всё больше склонялся к тому, чтобы признать её наличие под рукой полезным и необходимым, но не знал, как попросить, кивая головой или «тряся ушами». Из пластикового мешка ему что-то капали в вену – он решил, что без старого доброго лазикса не обошлось. Он попытался как-то объясниться жестами и чуть не сгорел от стыда в процессе создания своей пантомимы, но Хаус понял:
- Хочешь отлить?
Сморщив лицо, Уилсон кивнул.
- Сейчас организуем. Тебе помочь или сестру позвать? Лучше я?
- Ты, - сказал Уилсон и для верности кивнул.
- Ух, ты, круто! - восхитился Хаус. – На односложные слова тебя хватает. Ну, так у нас дело пойдёт, - он помог Уилсону с «уткой», а потом потребовал:
- Ну-ка, скажи снова: «ты».
- Ты, - послушно повторил Уилсон.
- Скажи: «нет».
- Нет.
- А теперь «да».
- Да, - сказал Уилсон.
- Ну-у, - затуманился Хаус. – Почти похоже…
И тут же спохватился:
- Ну, чего ты скис? Смотри, мы же уже прекрасно общаемся с тобой. Ещё вчера о таком никто даже подумать не мог. Ты просто себе не представляешь, насколько всё было плохо и безнадёжно. Хочешь подробности?
Уилсон обрадовано закивал.
- А тебе не похужеет?
- Нет, - сказал он.
- Ты на глазах становишься красноречивее Цицерона, - рассмеялся Хаус. – В общем, крованула у тебя внутренняя сонная справа. Хорошо так крованула, качественно – часть теменной доли и часть височной – в кашу. Детрит вычерпали ложкой, и ты впал в кому. Надолго. Не на два часа, не на три, и даже не на двенадцать – вполне достаточно для того, чтобы получить постоянную регистрацию в «C&T ward», среди кочанов и корнеплодов. Скорее недели, чем дни. И, как следует из клинического опыта всех тех, кто тебя наблюдал, очнуться и жить дальше ты был никак не должен. Так что если в таком вопиющем нарушении прогноза хоть немного повинен «джи-эйч», я не могу жалеть… в общем… - он замялся, но всё-таки договорил, – я счастлив, что ты вернулся. А сейчас отдыхай – ты устал.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Среда, 14.01.2015, 23:56 |
| |
| |
| Вера-Ника | Дата: Пятница, 16.01.2015, 17:32 | Сообщение # 358 |
|
Кардиолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 759
Карма: 85
Статус: Offline
| hoelmes9494, спасибо за проду! Читаю, затаив дыхание! 
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Воскресенье, 18.01.2015, 23:36 | Сообщение # 359 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| - Мы обработали все эти культуры порядочным разведением «джи-эйч», - указал Чейз на ряд препаратов в коробке на столе.
Хаус крутил верньер, припав к окуляру микроскопа.
- И что здесь?
- Слева атипия печени до обработки, справа - после. Признайтесь, что вы впечатлены.
- Впечатлён. Но этого недостаточно.
- Хорошо. Пошли дальше, - Чейз заменил стекло. - Слева - здоровый миокард, справа – после обработки он же.
- Так… Давай дальше – я смотрю, у тебя полный мешок подарков.
- А это совсем интересный препарат. Это – то, что извлекли из височной доли Уилсона.
Хаус чуть заметно вздрогнул и отстранился от окуляра.
- Смотрите-смотрите, - покровительственно подстегнул Чейз. – На это стоит посмотреть. Слева – до обработки, справа – после.
Пальцы Хауса, сжимающие верньер, побелели.
- Ещё? – сдавленно потребовал он.
- Веретеноклеточная тимома. Слева – до, справа – после.
-Ещё?
- Грануляционная ткань, - Чейз жонглировал стёклами, как ловкий престидижитатор. - Это текома… Здоровая лёгочная ткань… Некротизированный миокард… Атеросклеротическая бляшка с частью интимы… Ещё один рак: плоскоклеточный… Меланома… Сетчатка глаза… Всё.
Хаус отъехал от стола вместе со стулом, поднял голову, и некоторое время они с Чейзом просто смотрели друг другу в глаза.
- Ты понимаешь? – наконец, спросил Хаус.
- Его нужно засекретить или вообще уничтожить, - сказал Чейз.
Хаус кивнул:
- Ты понимаешь.
- Я читал, что есть такая теория, - медленно проговорил Чейз, – будто природа защищается от слишком фундаментальных открытий… Мне кажется, ваш «джи-эйч» как раз такое открытие. Хаус, вы влезли в геном. Вы же сами видите: он вызывает регенерацию повреждённых тканей, но не тупым накоплением материала – похоже, вам удалось запустить инженерный процесс, как у зародыша, вторичную дифференцировку. А раковые мутации, наоборот, подавляются. «Джи-эйч» не задаёт матрицу – он принуждает обратиться к заложенной матрице, растормаживая гены, блокированные после пубертата и блокируя гены инволюции.
- А ты что думал, занимаясь генной инженерией, мы сможем обойтись внутренней отделкой, не возводя стен?
- Мне кажется, вы и сами на это надеялись.
- Ну, ты нахал!
- А вы признайте. Вам же страшно? Нет? Не страшно?
- Страшно. Не имеет значения. Я получил то, к чему стремился. Странно только, что мне «in vitro» раньше в голову не пришло.
- Не странно. Вы изучали срок продолжительности жизни организма, а не ткани. И потом, у вас была гипоксия из-за сердечной недостаточности. В том числе гипоксия мозга.
- Спасибо, утешил.
- Ну, и что? Это – естественно. Вы сами «посадили» себе сердце – глупо было надеяться, что такое не отразится на мыслительных процессах.
Хаус демонстративно перехватил палку за середину, Чейз слегка отодвинулся, ухмыляясь.
- Ты молодец, - сказал Хаус, снова опуская палку. – Хочешь, можем назвать препарат «Эр-Си»?
- И знак радиационной опасности на упаковку?
Они слегка посмеялись.
- Можем позиционировать его, как лекарство от рака, - сказал Чейз. – Нужно только для начала просканировать Уилсона.
- Да не трогай ты Уилсона, - поморщился Хаус. – Ему и так…
Он не договорил, но Чейз понял.
Запустил ли «джи-эйч» регенерационные процессы, и дело было в этом, просто ли последствия кровоизлияния сказались, но Уилсон жестоко страдал от головной боли. Свет, звук, любой раздражитель буквально ввинчивался за ухом и начинал буровить, доставая до глазного яблока. Это началось с вечера, когда, зашедший в палату на минутку во время очередного дежурства Роберт Хаус показал ему его, Уилсона, сканограммы, потихоньку стыренные из кабинета Чейза, куда он, как студент, был вхож, и рассказал об объёме операции и не оправдавшихся мрачных прогнозах. Он сделал это из лучших побуждений – на его взгляд, доктор Уилсон не заслуживал такого же отношения, как ни черта не смыслящие в медицине остальные пациенты. Он был из посвященных, из великого братства Гиппократа и Асклепия, куда теперь мог себя отнести и сам Роберт, и как член братства не мог оставаться в стороне от освещения собственной судьбы с научной, академической точки зрения. Будущий врач-онколог, кое-что знавший о судьбе отловленных для Чейза крыс, так непосредственно и откровенно восхищался чудом нового препарата авторства своего отца, словно нашёл в рождественском башмаке бесконтактный айпад от Санта-Клауса. По всей видимости, он рассчитывал, что и дядя Джим, который, если верить отцу, «молчалив, но информации доступен», восхитится столь феноменальному, из ряда вон выходящему казусу, На свою беду, Уилсон был неплохим врачом – он взглянул на снимок - и похолодел, как мальчик Кай от поцелуя снежной королевы. Роберт что-то говорил об исследованиях, о перспективах, о том, как счастлив Грэг, и как счастлив он сам, и вся их семья оттого, что он, Уилсон, остался жив и пришёл в себя «практически без потерь», а Уилсон мог думать только об одном: «У меня больше нет существенной части мозга. Это сканограмма трупа. Я мёртв. По всем научно-медицинским канонам меня больше нет. Что же это происходит? Как? Что со мной?» Вот тогда и возник первый сигнал головной боли, постепенно вытеснившей все ощущения и мысли. Возможно, это даже была охранная головная боль. Ближе к ночи, когда Роберт уже ушёл, ему удалось заснуть. Но ненадолго. Он проснулся вскоре после полуночи с чётким осознанием того, что происходящее с ним – какая-то ошибка, которая вот-вот будет исправлена природой, и он, наконец, умрёт, как и полагается, при таком объёме поражения. Голова раскалывалась. «Сейчас у меня будет повторный инсульт, - подумал Уилсон. – И всё кончится». На мгновение эта мысль принесла ему даже что-то вроде успокоения, но в следующий миг он вдруг понял, что ни в коем случае не хочет умирать. Более того, до паники боится умереть во сне или – что ещё хуже – снова впасть в кому, уже навсегда. Он нажал «тревожную кнопку», и вошедшая медсестра снова начала тыкать в него «уткой», как будто у лежачего больного может быть только одно на уме.
-Нет, - сказал Уилсон, отмахиваясь от «утки». Пока медсестра была в палате, ему сделалось легче – страх съёжился, но стоило ей выйти, вернулся и набросился на него. А головная боль поднялась ещё на пару ступеней, уже не просто доставляя неудобства, но изводя и вызывая тошноту.
Конечно, доза морфия могла бы всё это прекрасно разрешить, но Уилсон чувствовал настоящий ужас перед «загрузкой» - у него практически сформировалась навязчивая фобия: заснуть и не проснуться. Поэтому он не придумал ничего лучшего, как больше не позволить себе спать до утра. Голова болела всё сильнее, но на утреннем обходе он постарался скрыть эту боль, чтобы не получить опасной порции успокоительного. Впрочем, Хаус, понимавший его лучше других, с утра куда-то торопился, был немного отрешён и небрежен, поэтому, только мельком глянув на бледное лицо приятеля на подушке, велел «перебрать гемоглобин». Объяснить, что его мучает, при его скудном запасе слов было совершенно невозможно – даже Хаусу – и Уилсон остался наедине с собой, своими мыслями и своей болью.
С утра после обхода около часа в палате просидел Грэг, при нём пришлось сдерживаться изо всех сил и демонстрировать «уменявсёвпорядке»- версию, от чего сделалось ещё хуже. А Хаус – единственный, перед кем он хотел и мог открыться, был, видимо, занят, и в палату к нему не заходил, хотя и формально, и фактически являлся его лечащим врачом. Заходил Чейз взглянуть на приборы, заходил Форман и проверил его рефлексы, но оба они знали, что он не может говорить, и не пытались общаться с ним, ограничиваясь приветливыми улыбками. Приносили обед, из которого он не смог себя заставить проглотить ни кусочка, не смотря на укоризненный взгляд медсестры. К середине дня. Уилсон почувствовал, что готов наложить на себя руки.
Он накарябал на доске кривыми буквами: «House», поставил три палочки, знаменующих собой восклицательные знаки и показал доску сестре, постучав по надписи пальцем. Та – слава богу – поняла, стала сбрасывать Хаусу на пейджер.
Хаус появился буквально через минуту. Вошёл, кивнул, отпуская медсестру, взял стул, уселся основательно, надолго.
- Чего сигналишь? Тебе плохо?
Протянул руку, нащупал пульс на шее, оттянул веки, тронул лоб – каждое прикосновение приятно-прохладное, успокаивающее, умеряющее боль.
- Тебе больно? Что болит? Голова? Сильно? Больше пяти? Больше восьми? Я сейчас тебя обезболю. Нет? Почему нет? Нравится боль? Не нравится эффект успокоительного? Болеутоляющий? Седативный? Не хочешь спать? Хочешь? Но не хочешь уснуть? Почему? Чего-то ждёшь? Боишься? Чего боишься? Снов? Смерти? Комы? А ночью ты хорошо спал? Во сколько проснулся? Раньше шести? Раньше четырёх? Раньше двух? И больше не спал? Боялся уснуть? А хотелось? Ну, вот поэтому у тебя и болит голова. Ты – идиот, Уилсон! Тебе нельзя недосыпать. У тебя сейчас очень высокая истощаемость.
Он виновато и с облегчением улыбнулся – Хаусу понадобилось меньше двух минут и три десятка с пулемётной скоростью заданных вопросов, чтобы получить более или менее представление о проблеме. Таков уж был Хаус, и как странно, что Уилсон – его ближайший друг, знающий его столько «сколько не живут», только в Мексике узнал его хорошенько и с этой стороны. Хотя нет… чуть раньше. Когда пропахший дымом с ожогами на ладонях Хаус улыбнулся ему со ступеней лестницы: «Я – мёртв, Уилсон. Как проведём твои пять месяцев?»
Ему мучительно не хватало слов, чтобы объясниться. Он хотел спросить о «джи-эйч», о том, насколько и куда они продвинулись в исследованиях, хотел спросить о своих сканограммах, хотел спросить о том, что происходит с самим Хаусом, отчего он так разительно переменился. Возможно, другие и не замечали перемен, происходящих у них на глазах, но для Уилсона недели сделались мгновением, и его серьёзно тряхнуло от увиденного.
- Почему ты стал бояться только теперь? – спросил Хаус, подыскивая варианты. – Вчера ведь этого не было? Появилось ночью? Почему? Ты увидел сон? Кто-то что-то сказал тебе? Чейз? Форман? Кадди?
Но Уилсон, даже если бы мог говорить, сдавать Роберта отнюдь не собирался. У мальчишки не было ничего дурного на уме – незамутнённый оптимизм юности, который не всем по зубам в шестьдесят шесть. Вот Хаусу, пожалуй, по зубам.
- Не хочешь говорить?
- Нет, - сказал Уилсон и потянулся за доской.
На этот раз он усердно трудился над сообщением довольно долго, вымучивая каждую букву, пока на доске не появилось: «Что у меня в голове?»
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
|
| |
| |
| Вера-Ника | Дата: Вторник, 20.01.2015, 00:08 | Сообщение # 360 |
|
Кардиолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 759
Карма: 85
Статус: Offline
| Цитата hoelmes9494 ( ) Роберт что-то говорил об исследованиях, о перспективах, о том, как счастлив Грэг, и как счастлив он сам, и вся их семья оттого, что он, Уилсон, остался жив и пришёл в себя «практически без потерь», а Уилсон мог думать только об одном: «У меня больше нет существенной части мозга. Это сканограмма трупа. Я мёртв. По всем научно-медицинским канонам меня больше нет. Что же это происходит? Как? Что со мной?»
Даже в таком состоянии Уилсон остался самим собой... Стакан всегда наполовину пуст.
Не, я понимаю, что тут грех иронизировать, но вот напрашивается само. Нет бы поудивляться, порадоваться, тем более, имея дело с Хаусом, уже и удивляться-то особенно не приходится, нет, первая мысль, что это по ошибке, что сейчас придут и отберут.
|
| |
| |
|
Наш баннер |
|
|
|
