Глава 1. Пожарная сирена

Чертова сигнализация...Что за люди! Ну орет твоя машина, неужели не слышишь? Зачем тогда ставил сигнализацию? Чтобы соседи услышали, выскочили на улицу и прогнали угонщиков? Скорее они позволят угнать подальше эту орущую железяку. Господи Боже! Половина третьего ночи. И никому нет дела до... Похоже, это вовсе не сигнализация, а плач. Детский, надрывный, безнадежный. Однообразный как сирена.
Хаус привстал на локтях, вслушиваясь в шум за окном. Ребенок заходился от рыданий, у него не хватало даже времени, чтобы как следует набрать воздуха в легкие. Он икал, плакал, задыхался от крика. "Так и до апоплексического удара недалеко", - потер глаза Хаус. Но вставать не торопился, неужели все его соседи превратились в глухих людей? Прошло еще две минуты, наполненные плачем.
- Нет, это какой-то кошмар, - сквозь зубы проворчал Хаус, откидывая одеяло.
Вышел в гостиную и сразу увидел в окно маленькую фигурку, стоящую на краю тротуара. Ребенок плакал, запрокинув голову, но уже гораздо тише, чем несколько минут назад. Хаус стоял возле окна, все еще лелея надежду, что какой-нибудь сердобольный все же проснется и выползет на улицу, чтобы заняться малышом. "Была бы Дана, этот крикун уже бы спал в кроватке, с соской во рту", - с досадой подумал диагност. Но его добросердечная соседка-футболистка уехала на стажировку в Европу.
Хаус чертыхнулся еще раз, сунул ноги в кроссовки и побрел на улицу. Поежился на пороге от свежести ночного воздуха и начал спускаться по ступенькам.
- Эй, пожарная сирена, где у тебя выключатель? - крикнул он ребенку.
Тот повернул голову, увидел, что на него из темноты идет огромный силуэт с палкой, и увеличил громкость на несколько децибелов.
- Парень, нельзя ли потише? - наклонился Хаус к икающему от страха ребенку.
Теперь можно было разглядеть, что это светловолосый мальчик, лет четырех, одетый в чистенький джинсовый костюмчик. На просьбу быть потише мальчик среагировал странно, отшатнулся, плюхнулся на асфальт и прорыдал:
- Буууукаааа!
- Да, точно, ты угадал, я - бука. А если не прекратишь реветь, то я позову второго буку. Только уже настоящего, - строго сказал Хаус.
Ребенок замер в ужасе. Посопел несколько минут, и вдруг лицо его снова скривилось в плаче, только на этот раз он прорыдал нечто иное, похожее на слово "мама".
- Уже ближе к истине. Где твоя мама?
Мальчик помотал головой и как растянутая гармошка ответил:
- Не знааааааааюю.
- А сюда кто тебя привел?
- Папааааа, - и начал колотить ножками, обутыми в оранжевые кроссовки. - Папа, папа, папа. На машине привез и отдал бууукеее.
"Скверное дело. Если вызвать полицию, они ж мне поспать не дадут, будут полночи выспрашивать, что да как. А если не вызывать, то не даст поспать этот юный Паваротти. Как ни крути, а сегодня мне не выспаться", - мрачно думал Хаус, возвышаясь над плачущим мальчиком. Надо было что-то делать. Хорошо бы затащить его домой и там уже решить, кому звонить и что делать. Но, во-первых, как справиться с истеричным ребенком, который считает тебя букой и от одного твоего вида падает на землю от страха, а во-вторых, если эту картину все же увидит кто-нибудь из "глухих", то полицию вызовут без его помощи.
- Сиди здесь, - приказал Хаус малышу и побрел в дом. - Если двинешься от фонаря, то в темноте тебя съест второй бука. И лучше не кричи, он услышит.
Вопли стихли, как по мановению волшебной палочки. Хаус недоверчиво обернулся на пороге. Мальчик стоял в конусе фонарного света и испуганно озирался. "Может, пусть так и стоит, а я спать лягу, уж утром-то его кто-нибудь обнаружит", - задумчиво потер щетину Хаус. Вспомнил, как малыш рыдал, задыхаясь от плача, и как звал папу, который зачем-то отдал его буке. "Ладно, ему и так сегодня досталось".
Вопросов о том, кому позвонить, больше не возникало. Он знал только одного человека, который не должен был сегодня спать с ним за компанию. Безошибочно набрал в темноте номер и с трубкой подошел к окну. Мальчик не двигался с места.
- Да, - раздался в трубке сонный, хриплый голос друга.
- Слушай, что бы ты сделал, проснувшись от детского плача, зная, что ребенка у тебя нет и не было никогда?
На том конце замолчали. Хаус буквально слышал, как шевелятся мысли только что проснувшегося Уилсона, который судорожно соображал, кто это говорит, что говорит и - самое главное - что надо ответить.
- Хаус, это не смешно, - наконец жалобно выдавил Уилсон. - Три часа ночи, и сегодня даже не первое апреля.
- Считай, что у меня оно наступило не по календарю. Срочно приезжай, и захвати памперсы.
- Но я...- начал было Уилсон.
- Быстрее, - и повесил трубку.
С Уилсоном надо было действовать решительно, не давая ему времени на оправдывания и отговорки. Приедет он минут через 20, за это время надо каким-то образом заманить мальчика в дом, чтобы не торчать на улице. Хоть и лето, а ночью воздух напоминал свежий морской бриз. А можно и не ходить никуда, пристроиться здесь возле подоконника и наблюдать. Черт, а парнишка не хлопнется в обморок со страху, когда подъедет Уилсон? Вдруг он примет его за того самого второго буку и совершенно случайно получит разрыв сердца. «Маленькие, они такие», - с опаской подумал Хаус. «Меня-то он уже за своего буку считает». Он накинул на плечи куртку, посмотрел на пижамные штаны, прикинул, не успеет ли он отморозить что-нибудь в ожидании друга, потом решил, что летом отморозить вряд ли что-то удастся, и махнул рукой.
Парнишка засопел, готовясь зареветь, когда увидел приближающийся силуэт с шаркающей походкой, но Хаус успел сказать:
- Не пыхти, это я. Первый бука.
И мальчик тяжело перевел дух. Хаус понял, что был недалек от истины, когда предполагал разрыв сердца.
- Ты знаешь, как тебя зовут? – спросил Хаус.
Мальчик поднял на него зареванные глаза с неожиданно черными ресницами, которые слиплись от недавних слез, и вполне осознанно произнес:
- Гордон Джонс, - хвала небесам, он не картавил и его можно было понять.
- Сколько тебе лет?
Он сосредоточенно начал складывать пальчики, наконец поднял растопыренную пятерню с загнутым большим пальцем.
- Ага, четыре, - Хаус спрашивал, а сам нервно озирался по сторонам.
Народ сейчас пошел очень развращенный, один неверный взгляд и все – пиши пропало. Обвинят в растлении малолетних, засунут в кутузку и хоть ты трижды доказывай, что кроме как на красоток из соседнего квартала у тебя не встает, просидишь там до конца жизни. Если не попадешь на электрический стул. Воровато закинул пару таблеток викодина и сунул пузырек в карман.
- Ты знаешь свой адрес? – продолжал допрос Хаус.
- 12-я улица, дом 72, - мальчик снова начал хлюпать носом, видимо вспомнив дом.
Хаус задумался, не вспомнил, где находится эта улица, но на душе немного полегчало. Адрес известен, сейчас приедет Уилсон, отвезет мальчишку в полицию, те поедут по адресу…
- Мы с папой долго ехали на машине,- подал голос Гордон.
- Сколько?
- Много, - развел руками мальчик, словно показывая, какую рыбу он поймал. – День ехали, ночь, потом снова день…
- Все сложнее и сложнее, - потер щетину Хаус. – Может, пойдем в дом? Холодно здесь.
Гордон замотал головой отрицательно.
- Наверное, мама тебя научила, что нельзя никуда ходить с незнакомыми дядями? – с улыбкой уточнил Хаус.
Мальчик вновь засопел, чувствуя подступающие слезы, но зареветь в голос больше не рискнул, прохныкал:
- Вдруг папа вернется.
Хаус поднял глаза к летнему ночному небу и задумался. Сколько он себя помнил, такой любви к отцу он никогда не испытывал. А может, у этого малыша нет мамы? Тогда понятно, чего он так жаждет снова увидеть этого подлеца, который бросил его в три часа ночи на незнакомой улице, и (есть подозрения) что в незнакомом городе. Зазвонил мобильник, это был Уилсон.
- Ты серьезно говорил насчет памперсов? Я в супермаркет заехал, - друг явно нервничал.
Хаус беззвучно засмеялся и прислонился лбом к холодному фонарному столбу. Он очень ясно представил себе пустой торговый зал, ряды с детскими игрушками, ползунками, распашонками и сонного, всклокоченного Уилсона, который пялится на памперсы и не знает, какие ему выбрать.
- Я передумал, купи лучше леденцов. У меня есть план, как заманить его в дом.
- Кого, Хаус?! Кого заманить?! Ты что там…
- Давай быстрее, он нервничает, - полузадушено сказал Хаус, давя хохот.
Теперь по его расчетам Уилсон приедет минут через 5, заинтригованный последней просьбой и испуганный, как бы Хаус опять чего не натворил.
- Ты любишь конфеты? – уточнил Хаус.
- Очень, - признался Гордон. – А у тебя есть?
- У меня нет, а вот второй бука скоро их привезет.
Мальчик заметно вздрогнул и начал озираться. Он слабо представлял, как выглядит бука, но думал, что у него должны быть большие зубы, лапы с острыми когтями, и лохматая шерсть. И сейчас это чудище должно привезти леденцы. Зачем? Наверное, чтобы Гордон их съел и стал таким же сладким.
- Господи, ну что опять? – услышал всхлипывания Хаус.
- Он меня съеееест, - провыл мальчик, утыкаясь Хаусу в штанину.
- Да нужен ты ему был! Он только свеклой питается.
Гордон замолк, оторвал лицо от штанины, на которой остался мокрый след его лица.
- Правда? – требовательно спросил он.
Хаус поднял два пальца, нарисовал у себя на животе воображаемый крест и подтвердил:
- Честное бойскаутское.
Мальчик прерывисто вздохнул, как обычно вздыхают дети после долгого плача. Штанину Хауса он не выпускал из рук, цепляясь за нее, словно за соломинку. «Чертов папаша», - глядя на сжатый кулачок, со злостью подумал Хаус. С детьми ему приходилось общаться крайне редко, а с такими маленькими и того реже. И в глубине души он надеялся, что уж такие-то ребята не врут, потому что только-только научились складно говорить и не научились прятать за этими словами мысли. «А если, у мальчика была галлюцинация, а потом лунатизм? И никакой папа его не привозил сюда, а он сам забрел, проснулся и начал реветь? Ну и что, что одетый! Лунатики еще не то могут». В душе Хауса шевельнулся интерес, который стремительно развернулся и затрепетал, словно полотнище на ветру.
- А тебе часто кошмары снятся? – спросил он Гордона.
- Нет, я просто боюсь темноты, а сны мне снятся веселые.
- А не было такого, чтобы ты заснул в кроватке, а проснулся в коридоре или на кухне?
- Я не лунатик, - гордо парировал мальчик. – Я видел мультик и знаю, что это такое.
Хаус улыбнулся и с трудом удержался, чтобы не взъерошить знатоку светловолосую шевелюру. «Надо будет все равно проверить его на аутоиммунное», - подумал он почти ласково. По стене магазина на противоположной стороне улицы полоснул свет автомобильных фар, и из-за поворота показалась машина Уилсона.
- Бука? – уточнил Гордон.
- Второй, - кивнул Хаус. – Помни, только свекла.
Мальчик кивнул и сдвинул светлые бровки, морально готовясь к встрече со страшилищем. Штанина Хауса по-прежнему была в плену, и он уже отчаялся ее вызволить.
- Хаус, я надеюсь, причина, по которой ты меня вытащил из постели и отправил за леденцами, очень весомая, - еще не выйдя из машины, начал Уилсон.
- Ну как сказать, - туманно произнес Хаус.- Думаю, килограмм на 17 потянет.
И отступил, показывая спрятавшегося за него мальчика. Челюсть Уилсона плавно коснулась третьей сверху пуговицы тенниски и возвращаться не собиралась. Пришлось использовать трость как рычаг и помочь другу. Гордон сдержанно хихикнул в ладошки.
- Ты…ты…- начал Уилсон, переводя взгляд с мальчика на диагноста.
Хаус ладонью сделал приглашающий жест – мол, какие будут предположения.
- Ты украл ребенка?! – наконец выпалил Уилсон.
- Браво! – легким движением Хаус зацепил трость на запястье и начал аплодировать. – В молоко! Точно в молоко! За каким, прости, мне нужен ребенок? Ворованный ребенок! На органы?
- С тебя станется, - буркнул Уилсон, приходя в себя.
- Просыпайся скорее и начинай соображать. Кстати, где конфеты?
Уилсон, все еще не сводя глаз с мальчика, достал из внутреннего кармана ветровки пакетик «M&M’s», кинул Хаусу. По случаю поздней ночи Джеймс надел не привычный костюм с галстуком, а джинсы с кроссовками и тенниску с ветровкой.
- Гордон, - разрывая обертку, позвал Хаус.
Мальчик подставил ладошки и с удивлением смотрел, как они наполняются конфетами.
- Только не засовывай их в рот все сразу, - попросил Уилсон.
- Ты издеваешься? – возмутился Хаус. – А как их по-другому есть? Засовывай, засовывай.
Гордон растерянно водил взглядом с одного на другого и наклонялся к ладошкам. Наконец начал потихоньку, по одной, брать конфеты губами.
- Хаус! Рассказывай, - потребовал Уилсон.
- У меня у самого ни одной версии.
- Я сейчас поеду домой, - пригрозил Уилсон.
- А я пойду спать, а парень вновь будет стоять под фонарем и вопить.
- Ах вот как все было.
- Ну примерно так. Несмотря на то, что по громкости он мог соперничать с пожарной сиреной, проснулся почему-то только один я.
- И почему я не удивлен, что ты позвонил не полиции, а мне.
- По словам мальчика, папаша вышвырнул его здесь без объяснения причин и уехал. И судя по всему, ехали они издалека.
Уилсон растерянно посмотрел на мальчика, который сосредоточенно ел конфеты.
- Что ты смотришь на него с такой надеждой, будто он сейчас исчезнет? Надо везти мальца в полицию.
- Поехали, - развел руками Уилсон.
- Езжай. Права на машину у тебя есть, конфеты тоже, вот мальчик, где-то там полицейский участок…
- Хаус!!! – взорвался Джеймс.
- Уж и пошутить нельзя, - открывая дверцу машины, сказал Хаус.
- Ты так и поедешь в пижаме?
- Меня она не смущает.
- А меня смущает! Да и потом, у тебя входная дверь нараспашку, не хочешь закрыть?
Хаус глянул вниз и уточнил:
- Это ты сейчас про ширинку?
Уилсон со страдальческим видом возвел глаза к небу. Хаус понял, что действительно придется возвращаться в квартиру и переодевать штаны. Он наклонился к Гордону и кивнул на Уилсона:
- Присмотри за ним, - и убрел в дом.
Когда вышел обратно, то увидел умилительную картинку. Уилсон, присев на корточки перед мальчиком, сосредоточенно оттирал ему платком щеки, измазанные шоколадом. А ведь всего несколько минут назад он смотрел на него как на галлюцинацию.

Добавлено (29.03.2010, 13:52)
---------------------------------------------
- Можно я тебя буду по вечерам приглашать? – улыбнулся Хаус, подходя ближе.
- Зачем? – Уилсон взял ладонь мальчика и продолжил процедуру.
- Ну спинку потереть, массаж сделать.
- Между прочим, я тут выяснил кое-что. Папу Гордона зовут Ральф, а маму Алиша. В последнее время они часто ссорились и в конце концов папа забрал Гордона, посадил в машину и они поехали. И ехали много дней. И нигде не садились на автобус, поезд, самолет. То есть отследить путь будет сложно.
- Подождите, Ватсон, не надо делать поспешных выводов. Давайте отдадим мальчика профессионалам, а те разберутся в сложности сами.
Гордон с радостью забрался в машину, потому что поверил, что сейчас полицейские за две минуты найдут его папу и все снова будет хорошо.
- Как думаешь, если позвонить Кадди и рассказать обо всем, она даст нам отгул? – спросил Хаус.
- А президент вручит "Медаль почета", - устало ответил Джеймс, упираясь руками в руль и сладко зевая.
- Можно еще конфету? – застенчиво попросил Гордон, протягивая оттертую ладошку между врачами.
- Ну конечно можно, - широко улыбнулся Хаус. – Где конфеты, Уилсон?
- У тебя в правом кармане. Ты не боишься, что мальчику станет плохо от такого количества сладкого?
- Если ты не понял: парня выкинул на ночной улице собственный папаша, который привез его черт знает откуда. Ему уже плохо. И конфеты я забыл дома, когда ты меня заставил переодевать штаны. Давай следующую пачку.
Уилсон со вздохом полез в карман. Он предусмотрительно купил три упаковки «M&M’s» и на всякий случай шоколадку.
- Черт, зачем ты коллекционируешь чеки? – проворчал Хаус, когда вместе с конфетами Уилсон протянул ему и чек. – Ты хоть раз судился из-за просроченного шоколада?
- Нет, но мало ли, - пожал плечами друг. – Что? – он заметил, что у Хауса вдруг загорелись глаза, как бывало, когда его посещала очередная гениальная идея.
Хаус рывком повернулся к мальчику и спросил:
- Папа в дороге покупал тебе сладости?
- Да.
- А ты случайно фантики не собираешь?
- Собираю, - улыбнулся Гордон, похлопал себя рукой по груди, где в кармане комбинезона лежало его богатство.
- Покажешь? Может, я тебе подкину чего-нибудь в коллекцию.
Мальчик расстегнул курточку и полез в карман.
- Что ты задумал? – все еще не понимал Уилсон.
- Может, вместе с фантиками у малыша завалялись и чеки, или какие-нибудь рекламные буклеты.
- Мои фантики, - дрожащим голосом сказал Гордон, уголки его губ поползли вниз, он отчетливо засопел. До оглушительного рева оставались считанные секунды. – Папа украл мои фантикииии…
Он вытащил из кармана белый лист бумаги, свернутый вчетверо, и зарыдал.
- О Господи, - Джеймс вильнул к обочине, отцепил ремень безопасности и повернулся к малышу. – Ну что ты, Горди, ну не надо, мы сейчас тебе столько фантиков найдем…Хаус, что ты сидишь?
Но Хаус развернул лист бумаги и уткнулся в него с самым серьезным видом. Пришлось Уилсону выбираться из машины, лезть на заднее сиденье и там успокаивать плачущего мальчика. Тот бился в истерике, дрожал и исходил криком. Вовсе не по фантикам так убивался Гордон. Папа украл их, а это было самое настоящее предательство. Хаус только один раз оторвался от бумаги, глянул на плачущего ребенка странным взглядом и вышел из машины. У Джеймса даже не было сил возмутиться, он лишь покрепче прижал к себе дрожащего малыша и в конце концов Гордон затих. Минут через пять Уилсон заметил, что мальчик крепко спит. Он аккуратно положил его на сиденье, снял ветровку и сунул ему под голову.

Добавлено (29.03.2010, 13:45)
---------------------------------------------
Хаус стоял, навалившись на капот и гипнотизируя исписанный листок. Таким растерянным Уилсон его еще не видел, поэтому проглотил всю тираду и спросил:
- Что случилось?
Хаус молча протянул ему листок. Джеймс прищурился и прочел первую строку: «Дорогой Грег!» Вздрогнул, посмотрел на Хауса, который судорожно забрасывал в рот внеочередную порцию викодина. Лист был очень измят, как будто его когда-то скомкали несколько раз подряд, потом разгладили и сложили вчетверо. Почерк был женский, с большим наклоном вправо. «Дорогой Грег! Сама не понимаю, зачем пишу это письмо, если вовсе не собираюсь его отправлять. Жаловаться мне не на что, мне надо поделиться радостью. Так все хорошо устроилось, когда я уехала из Нью-Джерси. Горди родился в срок, Ральф все девять месяцев носил меня на руках. После родов он сам взял на себя уборку дома, готовил тоже сам. Боже, как я счастлива, что у вас с Ральфом одинаковые глаза…» Уилсон машинально глянул на друга, встретился с его внимательными голубыми глазами и продолжил читать. «Я никогда никому не скажу, что на самом деле случилось тем дождливым днем, когда мы с Ральфом поссорились. Он до сих пор уверен, что я как одержимая бродила по городу, пытаясь придти в себя после ссоры. Знал бы он, где я бродила на самом деле. В чьих руках и объятиях. Я люблю его, любила и тогда, когда была с тобой, милый доктор. Думаю, самой себе вполне можно признаться, что Ральф – это навеки, а ты – мимолетное сумасшествие, приключение, которое оставило глубокий след не только в моей душе, но и в жизни. Уже два года как я вижу тебя ежедневно, маленький Горди также улыбается, также спит, также поднимает брови, когда его что-то заинтересовывает. Многое в нем от меня, а Ральф видит в нем только свою копию. И все счастливы. Спасибо тебе за сына».
- И..что все это значит? – поднял Уилсон удивленные глаза на Хауса.
- Ватсон, ты так и не сложил два плюс два?
- Гордон – твой сын? Только почему тут написано «два года как»?
- Уилсон, ты, ей-богу, как дитя, - раздраженно сказал Хаус. – Девушка писала это письмо два года назад, сейчас мальчику четыре. Отправлять письмо мне она не собиралась, написала и спрятала куда-нибудь, а потом это письмо нашел ее муж. Разозлился, схватил сына и привез законному папаше.
- Кто она?
Хаус пожал плечами.
- Это было четыре года назад, ты всех своих красоток помнишь?
- Нуууу… - не нашелся, что ответить Уилсон.
- Вот и я не помню. Гордон сказал, что его фамилия Джонс. Но я мог вообще не знать ее фамилии, и если уж на то пошло, то и имени тоже. Хотя я обычно выбирал девушек, которые не беременеют. Или же не причиняют проблем, если беременеют.
Они замолчали, глядя друг другу в глаза. Потом, не сговариваясь, подошли к задней дверце, синхронно наклонились и глянули на сиденье, где крепко спал измученный малыш. Минуту изучали бледное лицо с сомкнутыми черными ресницами. Наконец Уилсон неуверенно сказал:
- Он не похож на тебя.
- Может, он на маму похож.
Мужчины выпрямились и снова задумались.
- Поехали в больницу, - вдруг сказал Хаус.
- Зачем?
- Сделаем тест на ДНК.
- Мне кажется, проще все же поехать в полицию и оставить мальчика им.
- Думаешь, они лучше сделают тест?
- Да зачем он вообще нужен! Сейчас главное найти родителей…
- Вдруг один из родителей уже здесь, - задумчиво сказал Хаус.
Уилсон ошеломленно посмотрел на него.
- Ты…допускаешь, что Гордон – твой сын?
- Дай-ка подумать. Я занимался сексом? Занимался. С женщиной? Вроде бы да. Знаешь, вероятность выросла до 100%.
- Сначала в полицию, потом в больницу, - безапелляционно сказал Уилсон. – И ты все врешь! Ты знаешь, кто она.
- Конечно, знаю, - устало согласился Хаус. – Безымянная, промокшая насквозь девушка, которую я встретил в парке.
- Которая откуда-то знает, как ты спишь, - обличительно продолжил Уилсон.
- Я не исключение из правил, и обычно после секса засыпаю. Когда проснулся, ее уже не было. Я даже не помню толком, как она выглядела.
Они сели в машину, замерли на секунду и синхронно обернулись на спящего мальчика.
- Не похож, - еще раз сказал Уилсон, заводя машину.
Хаус хмыкнул. Всю дорогу до полицейского участка они молчали, погруженные в свои мысли. Уилсон не исключал, что Хаус обдумывает, как бы обернуть эту историю в свою пользу и получить лишнюю пару дней выходных. Когда они подъехали к участку, Хаус вышел из машины и побрел к дверям, даже не обернувшись на Уилсона, который безуспешно пытался разбудить мальчика, а потом просто вытащил его и взял на руки.
- Хаус, хотя бы пару секунду подожди, - попросил Уилсон, устраивая малыша поудобнее.
- Самого главного я уже дождался, - буркнул Хаус, останавливаясь возле дверей.
Уилсон закинул руку Гордона себя на шею, и придерживая его голову на плече, подошел к Хаусу.
- Ты похож на бравого пожарника, который спас ребенка из огня, - подбодрил Хаус друга и открыл дверь.
В участке их направили к лейтенанту Брауну, который оказался заспанным мужчиной, лет 50. Он внимательно выслушал всю историю, прочел письмо и уточнил у Джеймса, который продолжал нежно прижимать к себе спящего мальчика:
- А Грег это вы?
- Нет, Грег – это он, а я доктор Джеймс Уилсон.
Лейтенант задумчиво потер заспанные щеки и поднял трубку телефона. Минут 10 он звонил, выспрашивал, просил проверить и перепроверить. Потом вынес вердикт:
- Сейчас мы проверим все ориентировки на пропавших детей этого возраста за последние две недели. Если конечно кто-то из родителей заявил о его пропаже. Но это займет немало времени. По адресу, который назвал мальчик, мы пошлем патруль, чтобы убедиться, что это не в нашем городе. Я бы вас попросил не уезжать из города, пока мы не разберемся с этим делом.
- А мальчик где будет находиться все это время? – вдруг спросил Хаус.
- Сейчас я позвоню социальному работнику, и его заберут в приют.
Уилсон покосился на задумчивого Хауса. Чуть ли не впервые он видел, что друг не решается что-то спросить или сказать.
- А если родителей так и не найдут? – продолжил Хаус.
- Мальчик останется в приюте, - ответил полицейский.
Хаус помолчал, осторожно стукнул тростью об пол и неуверенно спросил:
- А можно…мальчик побудет со мной, пока вы будете искать?
Хорошо, что Уилсон сидел! Иначе бы он упал. Плашмя. И надолго потерял сознание. Лейтенант тоже выглядел обескураженным.
- Но…я не могу просто так. Нужно оформить временное опекунство, и мне нужны ваши документы…
Хаус торопливо вытащил из кармана паспорт. Уилсон едва не потерял сознание во второй раз. Хаус взял с собой документы! Значит, он ехал в полицию только именно за этой просьбой. Хотя тогда он еще не подозревал, что дело повернется такой стороной.
- Хаус, - выдавил Уилсон. – Что ты делаешь?
Друг неопределенно пожал плечами. Браун снова потянулся к телефону.
- Если честно, я впервые с таким сталкиваюсь, - пробормотал он.
Он долго консультировался с социальным работником, зачитывал письмо, даже описывал самого Хауса. В конце концов положил трубку и сказал:
- Сейчас мы проверим вас по базе данных, если ничего не найдем, то дождитесь социального работника, он оформит нужные документы. Надеюсь, вы понимаете, что необязательно мальчик может быть вашим сыном?
- Все врут, - кивнул согласно Хаус. – Где нам подождать?
Лейтенант проводил их до тихого уголка в коридоре, где стоял диванчик. Уилсон положил мальчика, укрыл ветровкой, и врачи притулились напротив на подоконнике. Тысяча вопросов вертелись у Джеймса на языке, но он тщетно пытался ухватить хотя бы один за ниточку, чтобы наконец начать разговор.
- Прекрати сопеть, - вдруг сказал Хаус. – Или спрашивай, или прекрати сопеть.
Уилсон недоуменно посмотрел на друга.
- Ты и в самом деле веришь, что это твой сын? – наконец спросил Уилсон.
Хаус не пожал плечами, не кивнул головой, но в глазах у него что-то изменилось. Он смотрел на мальчика не с любовью, не с нежностью, а с какой-то невыносимой грустью. Он не верил в это, но…очень хотел, чтобы это было правдой. «Первым делом он потащит мальчика в больницу и сделает тест на ДНК, дней пять будет ждать результат, и будет надеяться на положительный результат, а когда придет отрицательный, то это будет…неизвестно, как это будет», - подумал Уилсон, заранее пугаясь.
- Хаус, - мягко начал Уилсон. – Все врут, разве не так?
Он задумчиво кивнул, не отрывая глаз от спящего Гордона.
- Но я уже устал от этого, - признался Хаус. – Хотелось бы верить хотя бы одному человеку. Этого более чем достаточно.
Странно, что по-прежнему в мире стоит такая тишина. И нигде не бьет салют, никто не аплодирует, не падает в обморок от удивления. Уилсон даже тряхнул головой, думая, что ему послышалось. Он не стал переспрашивать или пытаться что-то сказать, потому что был не уверен, что совладает с голосом.
- Доктор Хаус! – выглянул из кабинета лейтенант. – Подойдите, пожалуйста.
Хаус с поразительной скоростью ушел в кабинет. Он чувствовал, как Уилсон провожает его тревожным взглядом, но сейчас это не вызывало злости или раздражения. Когда за Хаусом закрылась дверь, Уилсон принялся ожесточенно тереть переносицу, глаза, и хлопать себя по щекам. Он наивно надеялся проснуться у себя в постели. Не помогло.
Он так и стоял в коридоре полицейского участка, оперевшись на подоконник. А напротив на диванчике продолжал спать светловолосый малыш, подложив под щеку обе ладошки. Уилсон подошел к диванчику и присел на корточки, начал пристально всматриваться в «сына» Хауса. Разрез глаз большой, над ними сразу начинались тоненькие бровки, состоящие скорее из пуха. И ресницы, темные, не длинные, но очень густые, хотя волосы мальчика светлые, но видно, что скоро они потемнеют. Он вдруг слабо улыбнулся во сне и Уилсон едва не сел на пол. Он будто увидел одну из редких улыбок Хауса. Уилсон замотал головой, подумывая о том, чтобы снова отхлестать себя по щекам, чтобы начать мыслить трезво.
- Что ты там делаешь? – вдруг раздался удивленный голос Хауса.
Уилсон вскочил, в полнейшем смятении, судорожно начиная искать оправдание.
- Тебя тоже зовут, - улыбнулся Хаус, глядя на растерянного друга.
Они до утра пробыли в участке, заполняя кучу бумаг и отвечая на столько же вопросов. В какой-то момент Хаус шепнул Уилсону:
- А сейчас они заставят нас расписаться кровью.
Только в 8 утра огромная женщина из социальной службы оставила измученных врачей в покое, но пообещала каждый день приезжать и проверять, как поживает мальчик.
- Если хотя бы малейшая жалоба поступит от ребенка…
- То вы самолично меня четвертуете? – к утру Хаус как ни странно стал бодрее.
- Именно, - ответила грозно женщина и, тяжело ступая, вышла из кабинета.
Трое мужчин дружно вздохнули.
- Надеюсь, у нее нет детей, а то я бы с удовольствием их взял под временную опеку, пока они не вырастут и не будут в состоянии защитить себя,- с хрустом потягиваясь, сказал Хаус.
Лейтенант фыркнул, за последние несколько часов он почти привык к неожиданным шуточкам этого странного человека, который решился на весьма безумный шаг.
- Вы слышите? – навострил уши Джеймс, которого тоже почему-то заставили подписать кучу бумаг и поклясться в том, что убивать и мучить малыша он не собирается.
- Знакомая сирена, - хмыкнул Хаус и вышел в коридор.
Проснувшийся Гордон перепугался, обнаружив себя в коридоре на диване и начал звать единственного знакомого ему буку старым испытанным способом.
- Парень, у тебя опять с выключателем проблемы? – вышел из кабинета Хаус.
Гордон замолк на полукрике, сполз с диванчика и, волоча по полу ветровку Уилсона, кинулся к Хаусу.
- Я думал, меня опять бросили, - с размаху утыкаясь в доктора, сквозь слезы выдавил мальчик.
Хаус и Уилсон обменялись тревожными взглядами.
- Мои папа и мама нашлись? – поднял он на Хауса глаза.
- Пока нет, но лейтенант Браун обещал, что в скором времени они выяснят, из какого ты города, а тогда уже до 12-й улицы рукой подать.
Мальчик с уважением посмотрел на полицейского и снова повернул голову к Хаусу:
- А ты не уйдешь от меня?
- Пока что нет, но когда найдутся твои родители, придется уйти.
«Черт! Если они найдутся», - холодея, подумал Уилсон. Он слабо представлял себе, что будет, если поиски не принесут никаких результатов. Мальчика придется либо отправить в приют, либо действительно усыновлять. Хаус усыновит ребенка?! Уилсон затряс головой, отказываясь верить в то, что они только что заполнили документы на временную опеку.
- Я хочу есть, - сказал Гордон. – Можно мне конфету?
- Уилсон, где конфеты? – мгновенно среагировал Хаус.
Джеймс заметно вздрогнул. Почему-то у него возникло предчувствие, что теперь ему придется исполнять двойные функции няньки. Уже пора ехать в клинику, а они одеты как только что вытащенные из постели. Ему было очень неуютно в джинсах и без галстука.
- Может, позавтракаем нормальной едой? – предложил Уилсон.
- Отличный план, поехали в больницу. Отвяжемся от Кадди и засядем где-нибудь в кафе.
- Я не поеду в таком виде в больницу, - подбирая с пола свою ветровку, категорично сказал Уилсон.
- Да уж, даже двери перед тобой не откроются, если ты придешь в клинику в кроссовках и джинсах. Уилсон, не морочь голову. У нас есть законные основания прогулять работу, и мы ее прогуляем.
- Наличие ребенка – еще не основание…
- А чужой ребенок? И бумага о временной опеке?
Уилсон не нашелся, что ответить. Они попрощались с лейтенантом и вышли на улицу. Там Хаус закинул викодина и улыбнулся Гордону, который внимательно смотрел на него.
- У тебя вкусные конфеты? – уточнил он.
- Горькие.
- А зачем ты их ешь?
- Я же взрослый, мне положено есть горькое, - ответил Хаус.
- Хорошо, что я еще маленький, - глубокомысленно сказал Гордон, забираясь в машину.

Добавлено (29.03.2010, 13:53)
---------------------------------------------
В больнице они сразу нырнули в кафетерий, потому что мальчик признался, что «в животе что-то рычит». Усадили Гордон в самый дальний угол, подальше от любопытных глаз, и с подносами подступились к еде.
- Ты собираешься кормить 4-летнего мальчика этим? – уставился на поднос Хауса Уилсон.
- А чем плоха картошка и отбивная?
- Он же еще ребенок.
- Извини, груди с молоком у меня почему-то не выросло. Может, покопаться у Кадди в столе на предмет запасной?
Уилсон тяжело вздохнул и начал собирать свой завтрак. В итоге перед мальчиком появилось два варианта завтрака: детский, с точки зрения Уилсона и нормальный, с точки зрения Хауса. Гордон будто чувствовал, что обижать этих двоих не стоит и начал есть всего понемногу, комбинируя свой вариант.
- Вот видишь, - радостно плюхнулся на стул Хаус. – Теперь лишь бы мы успели все это съесть до появления одной очень нервной дамы…
- Хаус!!! – раздался за спиной голос Кадди.
- Началось, - констатировал диагност. – Гордон, прячься.
Мальчик с готовностью сполз под стол, не выпуская из рук кекс. Уилсон успел подсунуть ему туда же стакан молока.
- Почему мне с утра пораньше звонят из социальной службы и просят дать тебе характеристику… - Кадди подлетела к столику и запнулась, увидев Уилсона в непривычной одежде. – Чем вы занимались ночью?
- По-моему, это не самый приличный вопрос, - засовывая в рот половинку кекса, ответил Хаус.
Кадди с немым вопросом в глазах повернулась к Уилсону, который вымученно улыбался и не знал, что именно надо сказать.
- Какой ребенок? Почему доктор Хаус фигурирует в их документах, как временный опекун некоего Гордона Ральфа Джонса, четырех лет от роду?
Хаус шумно жевал кекс, рассыпал крошки и разводил руками – мол, я ем, не могу ответить. Кадди стала испепелять взглядом Уилсона, который тоже сделал было движение к тарелке с кексами, но не решился взять хотя бы один под гневными очами начальницы.
- Мы усыновили ребенка, - наконец выдавил Уилсон.
Если бы Уилсон сказал, что Хаус бросил принимать викодин, и тогда бы Кадди не испытала подобного шока.
- Чт…какого ребенка?! Кто усыновил?
Хаус по очереди показал пальцем сначала на себя, потом на Уилсона. Потом многозначительно потыкал пальцем вниз. Кадди медленно присела на корточки и заглянула под стол. Гордон, перемазанный сахарной пудрой, сидел на полу и, сжимая стакан с недопитым молоком, задорно улыбался. Кадди изумленно выдохнула:
- Привет.
- Привет, - ответил мальчик. – Хочешь? – и протянул Кадди стакан с молоком.
Она замотала головой и медленно выпрямилась. «Ошеломленная Кадди – это так возбуждающе», - подумал Хаус и еле сдержал улыбку.
- Хаус, - начала Кадди и вместо вопроса плюхнулась на стул, будто ей внезапно отказали ноги.
- Да, дорогая, - всем своим видом Хаус демонстрировал внимание, он глянул под стол и кивнул Гордону.- Выбирайся, нас раскусили.
Мальчик выполз из-под стола и встал возле Хауса, так тарелка с кексами была в досягаемости.
- Я ничего не понимаю, - жалобным тоном призналась Кадди. – Живо объясните мне все!
- Хаус? – вопросительно посмотрел на друга Уилсон. – Ей объяснить все? – сделав нажим на последнем слове, уточнил Джеймс.
Хаус задумался. Надо ли говорить Кадди о том, что возможно Гордон – его сын? Но тогда какую придумать причину, по которой они его временно усыновили? Малыш вдруг взял его за рукав футболки, потянул к себе и громким шепотом сообщил:
- У тети такие же сиси, как у моей мамы.
- Да что ты, - фыркнул Хаус.
- Честное бойскаутское, - тоже фыркнул Гордон.
Они обменялись хитрющими улыбками и повернулись к Кадди.
- О Боже! – неожиданно подпрыгнула та.
То сходство, которое Уилсон высматривал полночи, она увидела сразу. Одинаковые, будто зеркальные улыбки, худощавые лица, идентичный цвет глаз. Только стрижки разные и цвет волос.
- Хаус, только не говори, что это твой четвероюродный племянник от свояченицы двоюродного дяди, - оправившись от изумления, произнесла Кадди.
Хаус снова обменялся с мальчиком взглядом и серьезно уточнил:
- Сильно заметно?
Кадди кивнула.
- Это чертовски все усложняет, - п