Добавлено (07.12.2010, 15:27)
---------------------------------------------

Всё ещё дрожу... от нетерпения. И страха, что так всё и закончится... на середине.

Работай головой! 2593!!!

Добавлено (09.12.2010, 10:10)
---------------------------------------------
перебьете?

Gimme fuel, gimme fire
Gimme that which I desire

Oo ____ oO
    ●

Глава 21

Генерал Бейтс в очередной раз бросил взгляд на часы и недовольно простучал пальцами по столу. Будто в ответ на это, на столе промурлыкал интерком. Генерал резким движением вдавил кнопку ответа.
- Кого там черти принесли?
- Агент Райбек, сэр, - секретарша невозмутимо проигнорировала скверное настроение шефа. – Говорит, вы его вызывали.
- Пусть войдет, - распорядился генерал. – И пока он от меня не выйдет, никого ко мне не впускать и со мной не соединять. Вы поняли? Хоть сам господь бог будет на проводе.
Он вскочил с кресла и решительно шагнул навстречу Райбеку.
- Вы в курсе, агент? – резко осведомился он, даже не дождавшись уставного приветствия. – Дела плохи. Шторм провалилась.
Райбек кивнул.
- Так точно, сэр. Ее захватила оперативная группа ГРУ. Предположительно, ее доставили на одну из военных баз русских в Абхазии. По предварительным данным, на базу 42.
- Ясно, - генерал поправил очки на носу. – Теперь слушайте, для чего я вас вызвал, агент. Вам придется снова поработать в поле. Все ресурсы РУМО будут в вашем распоряжении. Шторм необходимо вытащить живой или мертвой, и мне все равно, как вы это сделаете.

- Дмитрий Сергеевич, он пришел. Который стрелял.
Военный прокурор Дмитрий Румянцев отложил тонкую папку с делом и пододвинул к себе ноутбук. Открыл бланк объяснения, налил себе кофе из термоса и распорядился:
- Пригласите, - хмуро распорядился он. – Пусть войдет.
Не нравилось ему это дело, совсем не нравилось. Да, хитрая Аудра Миллер обманула охрану, захватила заложника, попыталась сбежать. Да, заложник оказался не пальцем делан, сообразил, что его шансы выжить в огневом контакте невелики, и сумел ее подстрелить. Да, в распоряжении разведки была ее донорская карта, переданная в составе ориентировки, как часть личного дела. Да, как раз в этот момент в госпитале умирала девушка с двумя инфарктами, которую могла спасти только срочная пересадка сердца, а террористка оказалась подходящим донором. Все так. Красивая, стройная картинка.
- Слишком уж стройная, - проворчал прокурор себе под нос. – Придется копать. Чтоб потом не сказали, мол, провел проверку формально…
Хлопнула дверь выделенного ему во временное пользование кабинета, и Румянцев поднял взгляд на вошедшего.
Выглядит как типичный хирург из студенческой стенгазеты, отметил Румянцев. Выше меня на полторы головы, плечи широкие, взгляд острый и цепкий. Только зимний камуфляж, берцы и гвоздики в ухе в образ не вписываются.
- Вы Грегори Хаус? – спросил он вслух. – Проходите.
Тот коротко кивнул, быстрой, слегка прихрамывающей походкой подошел к столу и без приглашения уселся на стул.
- Чем обязан? – осведомился он, поглядывая на часы. – У меня плановая операция через двадцать минут.
Чистая русская речь, легкий иностранный акцент. Сам не нервничает, не заискивает, не пытается понравиться. Может, и в самом деле нечего копать?
Румянцев натянуто улыбнулся.
- Я вас надолго не задержу. Итак… Кстати, вам нужен переводчик?
- Я здесь уже полгода, - Хаус невесело усмехнулся, – и до сих пор справлялся. Вы первый, кто спросил. Спасибо. Думаю, справлюсь.
- Хорошо, - Румянцев сделал пометку в объяснении. – А теперь можете рассказать, что произошло? При каких обстоятельствах погибла Аудра Миллер?
- Обстоятельства… - Хаус неопределенно пожал плечами. – Все просто. Миллер была моей пациенткой. Сначала я зашивал ей огнестрельное ранение на предплечье. Потом я ее реанимировал, когда она пыталась покончить с собой.
- И поэтому она оказалась в госпитале? – переспросил Румянцев. Хаус кивнул.
- Именно, - подтвердил он. – Ей требовалась интенсивная терапия. Поэтому мы разместили ее в инфекционном изоляторе. Он у нас простаивает.
- Стоп, - Румянцев повертел ручку в руках и бросил на стол. – Почему «мы»?
Хаус фыркнул.
- Потому, что я работаю в этом госпитале. Здесь не хватает врачей. Я занимаю свободное место хирурга. Кроме того, я специалист по диагностике. Все сложные случаи в этом госпитале – мои.
Румянцев задумчиво почесал бровь и принялся копаться в бумагах на столе. Нашел тонкую серую папку, пролистал до закладки, пробежал глазами страничку.
- Специалист по диагностике, - повторил он. – Глава диагностического отделения учебного госпиталя Принстон-Плейнсборо, все правильно? А здесь вы как оказались?
Хаус ткнул пальцем в сторону окна, где виднелись рулежные дорожки аэродрома.
- Большой серый самолет видите?
- Американский транспортник? – спросил прокурор. – Вижу. И что?
- Я на нем прилетел, - объяснил Хаус. – Я уже давал показания вашим людям на эту тему.
Брови Румянцева поползли вверх.
- Вот оно как, - протянул он. – Значит, тот самый Летчик – это вы? Я думал, это солдатские байки.
- А я думал, что вы прочитали мое дело, - заметил Хаус. – Там должна быть вся эта история.
Румянцев покачал головой.
- Не все всегда успеваешь прочитать, - он развел руками. – Согласитесь, история… эээ… невероятная.
- Я сам не поверил, что посадил эту штуку, - ответил Хаус и слегка улыбнулся. – А потом ее оттащили с полосы, запитали от дизель-генераторов, и теперь там наша основная операционная, лаба и реанимация для самых тяжелых. Это ж первоклассный госпиталь, хоть и с крыльями.
Прокурор взял со стола ручку и задумчиво повертел в руках.
- Ладно, сказал он. – Вернемся к… эээ… нашим баранам. Значит, Миллер определили в изолятор.
- Точно, - Хаус кивнул. – Причем у двери постоянно дежурили двое бойцов. Хотя она, когда очнулась, была слаба как котенок.
- Понятно, - Румянцев проворно застучал по клавиатуре. – А дальше что?
- Дальше… - Хаус ненадолго задумался. – Дальше мы привели ее в порядок, и за ней пришли военные. Она сказала сестрам, что хотела бы попрощаться со мной. И я к ней зашел.
- И что она сделала?
- Скрутила меня и приставила к горлу скальпель, - Хаус запрокинул голову, показывая свежий порез на шее. – Крикнула бойцам у дверей, что у нее заложник. Сказала, что не будет вести переговоры в помещении, где ее может подстрелить снайпер.
Румянцев кивнул, записывая.
- Я понял. Дальше.
- Дальше она выпихнула меня в коридор, - Хаус развел руками, - и я споткнулся. Шлепнулся на пол. У меня… проблемы с ногой.
- И?
- Миллер тоже была вооружена. Она стащила у меня пистолет. Я понял, что те ребята за дверью немедленно откроют огонь. И выстрелил первым.
- Так! - Румянцев нахмурился. – Вот этого я не понял. Откуда у вас взялось оружие? И правильно и я понял – у вас был не один ствол, а два? Почему?
Хаус усмехнулся.
- Тот, из которого я стрелял, мне выдали для самообороны. Тот, который стащила Миллер, я отнял у советника Странингса. Он, знаете ли, за полчаса до того собирался из него застрелиться.
Румянцев присвистнул.
- Вот даже как, - протянул он. – А зачем…
- Зачем стреляться? – перебил его Хаус. – Он решил таким образом спасти свою жену. Он неплохо подходил ей как донор.
Прокурор кивнул.
- Значит, эта Тинатин Маршания, женщина с двумя инфарктами – его жена?
Хаус улыбнулся.
- Уже неделя, как она Тина Странингс. Жена американского военного советника. Он, кстати, официально обратился за помощью к командованию базы. Поэтому я и искал донора.
- Так-так, - Румянцев торопливо стучал по клавиатуре, - А Миллер – она ведь как донор подходила лучше, да?
Хаус пожал плечами.
- Да, - буркнул он. – Как и еще два пациента из интенсивной терапии. У них тоже было совпадение шесть из шести.
Румянцев нахмурился и подался вперед.
- Что вы имеете в виду?
- Я же врач, - Хаус выдержал пристальный взгляд прокурора, не отводя глаз. – Я могу объективно оценить состояние пациента. Я выбирал донора среди безнадежных. Кому оставалось сутки-двое. С этими двумя я не ошибся. Один попал в морг на следующий день, другой – позавчера.
Прокурор перевел взгляд на экран ноутбука.
- И если бы вам не попалась Миллер, что бы вы делали?
- Получил бы у них согласие, - прокурору показалось, что нахальный доктор посмотрел на него как на слабоумного, - Продолжил бы наблюдать их. И предпринял бы все, чтобы Тина продержалась до этого момента. Все.
- Страшные вещи вы говорите, - заметил Румянцев. – Ведь это же… По сути, приговор. А вы так легко это делаете.
Хаус пожал плечами.
- Надеюсь, вы понимаете – я не выбираю пациентам диагнозы. Я только узнаю, что лежит в коробке с сюрпризом. И решаю, что с этим делать – как врач.
Румянцев недоверчиво посмотрел на него.
- Вы хотите сказать, что вам все равно, кого лечить?
- Людей или мартышек? – Хаус издевательски фыркнул. – Знаете, я не ветеринар. Я делаю то, что умею.
Он посмотрел на прокурора с нескрываемым раздражением, и тот отвел глаза.
- Хорошо, - буркнул он. – С этим понятно. Но мне непонятно насчет Миллер.
- Хотите знать, мог ли я ее не убивать? – взгляд Хауса стал жестче. – Наверно, да. Но в таком случае было бы три смерти, а не одна.
Прокурор подался вперед, поставив локти на стол.
- И чьи же?
Хаус принялся загибать пальцы.
- Во-первых, моя – Миллер меня бы свалила первого. Во-вторых, Миллер – ее бы пристрелили спецназовцы. И в третьих – Тина, потому что Миллер в результате перестрелки стала бы никуда не годным донором. А перестрелка началась бы потому, что я шлепнулся на пол, и Миллер прятаться за мной больше не могла.
- Так, - Румянцев на секунду задумался. – А почему вы думаете, что Миллер сначала застрелила бы вас?
- А вы не знаете или только вид делаете? – Хаус вскочил со стула и наклонился к прокурору через стол. – Почему я вообще здесь оказался?! Американским командованием отдан приказ о моей ликвидации, и, если бы не советник Странингс, он был бы уже выполнен, и я бы сейчас не выслушивал ваши рассуждения о том, имел ли я право бороться за свою жизнь и за жизнь своей пациентки. Теперь вам понятно?
Он выпрямился и посмотрел на часы.
- Мне пора, - буркнул он. – Еще одна жизнь ждет спасения. А мне еще до госпиталя надо доехать.
Румянцев тоже встал со своего места.
- Мы еще не закончили, - недовольно сказал он. – Зайдите ко мне после операции.
- Если ничего не случится, - проворчал Хаус уже с порога. – Смерть не будет ждать ваших бумажек.
Дверь кабинета с грохотом захлопнулась за ним.

Граф сидел на крыльце штаба, курил, нервно поглядывая по сторонам. Заметив Хауса, он вскочил на ноги.
- Что прокурор? – отрывисто спросил он. – Сказать по правде, я волновался.
Хаус махнул рукой.
- Да черт его знает, - он поморщился, как от кислятины. – Изъявил желание еще поболтать со мной после операции. Кажется, я ему не понравился.
Граф покачал головой.
- Крыса тыловая, - процедил он. – Перекладывает бумажки и считает себя самым важным. Тьфу на него, забей.
- Ладно, - Хаус кивнул и направился к «хонде», ждавшей его у крыльца. – Пора мне.
- Операция? – спросил Граф. – В самолете?
- Нет, я сегодня в «тройке» на весь день, - Хаус махнул рукой в сторону госпиталя. – В самолете сегодня Фролов ковыряется в мозгах. А у меня нынче грязные дела в гнойной.
- Грязные? – переспросил Граф. – Это как?
- Дырки в кишках латать, - Хаус криво усмехнулся. – А вовсе не то, что ты подумал.
Граф сплюнул.
- Тьфу! А я поесть собирался. Ты намекнуть хотя бы не мог?
- Я так и сделал, - Хаус завел мотор «хонды» и уселся в седло. – А ты не понял. Так как, подбросить тебя до столовой?
- А давай, - Граф махнул рукой. – Авось по дороге пройдет.

Добавлено (09.12.2010, 15:53)
---------------------------------------------

«Грязную» операционную номер 3 Хаус не любил. Старая и неудобная, с вечно ломающимся оборудованием, расположенная в холодном пристрое к основному зданию госпиталя – Хаус предпочел бы работать в новой и неплохо оснащенной «четверке», не говоря уж о самолете. Он оставил «хонду» у крылечка пристроя, достал сигарету и поднялся по ступенькам. Настроение у него было прескверное.
Что за денек выдался, подумал он, неторопливо затягиваясь. Весь день в гнойной, прокурор еще этот с идиотскими вопросами. Хорошо, что уже почти вечер, осталась одна операция, а там и домой, баба Оля обещала пирожков и баньку.
Если ничего не случится, конечно.
Налетевший порыв ветра швырнул дым ему в лицо, и он выбросил окурок. Входная дверь распахнулась с противным скрипом. Хаус поморщился и быстрым шагом направился по коридору в раздевалку. Надо быстрее покончить со всем этим, думал он. Но кто может объяснить ему, почему у него такое поганое настроение?
Не успел он снять куртку, как в раздевалку просунулась Настя.
- Григориваныч, не торопитесь, - протарахтела она. – Нам еще кровь не привезли.
- Кровь? – Хаус повесил куртку на крючок, - А я заказывал?
Настя замотала головой.
- Я заказывала, Григориваныч. Я же помню, вы говорили, что понадобится минимум две единицы.
Хаус кивнул.
- Клиента привезли уже? – спросил он.
- Нет еще, - Настя бросила быстрый взгляд на часы. - И Ренат где-то застрял. Странно.
- Значит, мы с тобой пока застряли тут, - заметил Хаус и уселся на старую кушетку. – Посидишь пока со мной?
Настя осторожно села рядом с ним и плотнее запахнула свой ватник.
- Холодно здесь, - пожаловалась она. – В операционной еще ничего, а здесь, так вообще.
- Из окна дует, - Хаус посмотрел в окно, до половины замазанное белой краской, и потянулся за курткой. – Смотри, темно уже. Как думаешь, мы сегодня начнем?
- Что-то меня это напрягает, - Настя поежилась. – Хотите, сбегаю в главный корпус и разберусь?
- Не надо, - остановил ее Хаус, застегивая куртку. – Пока подождем. Если не дождемся, я сам съезжу и поругаюсь.
Вдруг где-то громко бухнуло, хлипкую постройку крепко тряхнуло, стекла вылетели и разлетелись осколками на полу. Настя ойкнула. Хаус вскочил с кушетки, на ходу доставая пистолет, и осторожно выглянул в окно.
- Блядь, - процедил он. – Слышишь? Стреляют.
До них отчетливо донеслись треск автоматных очередей и хлопки одиночных выстрелов. Опять взрыв, не такой сильный, но гораздо ближе. В разбитое окно потянуло дымом. Хаус отскочил от окна.
- Сюда идут, - тихо сказал он. – Это не наши. Пятеро, вооружены до зубов. Надо уходить.
Настя дрожащими пальцами торопливо застегивала ватник.
- Куда? – ее голос тоже дрожал.
Хаус снова выглянул в окно.
- Госпиталь горит, - сообщил он. – Планы меняются. Надо туда. Вытащить всех, кого можно, собрать в этом блоке.
Настя кивнула.
- По переходу? – спросила она.
- Да, - Хаус прислушался. – Беги. Скорее, пока можно.
Настя нахмурилась.
- А… вы?
Хаус проверил обойму «гюрзы» и снял ее с предохранителя.
- А я не пущу сюда ту публику, - он кивнул в сторону окна. - Буду ждать вас тут.
Он осторожно выглянул в коридор и потянул Настю за руку.
- Беги давай, - буркнул он. – А то будет поздно.
Настя хотела что-то сказать, но он довольно сильно подтолкнул ее в спину, и она бросилась бежать к лестнице, ведущей в переход между зданиями. Осторожно пробираясь по коридору, Хаус слышал звук ее удаляющихся шагов. Он выключил свет в коридоре, подкрался к входной двери, запер ее на задвижку, просунул в ручку найденную в кладовке швабру и осторожно выглянул из разбитого окна кладовки – как раз рядом с дверью, идеальный пункт наблюдения.
Чужие солдаты приблизились, но ломать дверь в их планы явно не входило. Один из них опустился на колено и скинул с плеча длинную трубу базуки.
Выругавшись про себя, Хаус устроился на подоконнике, перехватил «гюрзу» обеими руками, задержал дыхание, прицеливаясь. Хорошо, что в коридоре темно, и солдаты, прикрывающие стрелка, его видеть не могут. Собравшись с духом, он открыл огонь.
Первый выстрел – солдат с базукой валится навзничь. Второй – нагнувшийся к упавшему боец, нелепо крутнувшись, падает рядом, хватаясь за простреленный бок. Остальные, сообразив, откуда по ним стреляют, открыли по окнам пристроя беглый огонь.
Хаус свалился с подоконника, прижался к простенку между окнами, прикрывая руками голову от падающих осколков стекла и кусков штукатурки. Перевел дыхание, пригнувшись, выскочил из кладовки и нырнул в кабинет напротив. Прижался к стене, держа пистолет в опущенных руках, жадно хватая ртом воздух с пылью пополам.
Он еле успел – за его спиной грохнул взрыв, дверь слетела с петель, в коридоре полыхнуло огнем. Осколки гранаты злобно простучали по стенам. Хаус осторожно выглянул в коридор и отшатнулся обратно.
Враги не стали рисковать, ломая дверь, а забрались в окно кладовки, и продвигались по коридору, водя стволами автоматов по сторонам. Сейчас они заглянут сюда, и…
Видимо, мне крышка, отстраненно подумал Хаус. Одного я свалю, а что дальше? Махнуть в окно? Байк стоит с другой стороны крыльца, они его вряд ли заметили. Еще можно успеть.

Я посмотрел на часы, засек время. По привычке, для рапорта: «18 февраля 2010 года в 17 часов 40 минут, я, полковник Сергей Шувалов, кодовое имя Граф, находясь во главе группы «сборная солянка», принял решение отступить из столовой…» и так далее, и тому подобное. Смешно, хотя черт его знает, удастся ли мне этот рапорт вообще написать. Расклад хреновый, и, сказать по правде, хуже я и припомнить не мог.
Я быстро оглядел своих бойцов – моя группа плюс трое десантников, советник, да еще повар. Вдевятером удержаться в столовой, точнее, в том, что от нее осталось после обстрела, стало невозможно. Пора уходить.
Я отодвинулся от окна, перезарядил свой АК и прокашлялся.
- Ребята, все, хватит. Отходим к штабу.
Странингс повернулся ко мне.
- Граф, все плохо?
- Сам видишь, - буркнул я, показывая стволом автомата в окно. – По нам лупят с вон той высотки. Еще пара залпов, и нам кранты.
Советник кивнул и нахмурился.
- Где Хаус? – спросил он. - В самолете, надеюсь?
- Нет, - мне стало не по себе. – Он говорил, что будет в «тройке». Пиздец.
Странингс завозился, шаря по карманам своей навороченной куртки.
- Дайте обойму, - попросил он. – Я иду за ним.
Я показал ему кулак.
- Не газуй, советник. Ты идешь в штаб вместе со всеми. За Летчиком иду я. Шаман!
- Да, босс! – гаркнул тот из своего гнезда у входной двери.
- Принимай командование.
Пауза. Две короткие очереди.
- Так точно, Граф. Ни пуха!
- К черту!
Я собираюсь. Сфера, тяжелый броник, «гюрза», пара СР-2, АК, патроны, ракетница, два ножа. Бойцы смотрят на меня как на психа. Я поворачиваюсь к Шаману, тот опускает глаза.
- Не куксись, боец, - говорю. – Забыли? У нас был приказ вытащить Летчика, а он вытащил нас. Все ясно?
Шаман протягивает мне руку.
- Так точно, босс. Иди. Мы прикроем.
- Нет. Валите отсюда.
Я вылезаю через подвал, прячусь за кустами, двигаюсь перебежками от сарая к сараю, не привлекая внимания и не ввязываясь в перестрелки. Наших теснят, мы уже отступили от столовки, мы отрезаны от госпиталя, того гляди потеряем казармы. Грузин чересчур много, их ведут американские командиры, и похоже, что ударная штурмовая группа, которая сейчас рвется к штабу – американский спецназ. Что они здесь забыли? Не Летчика же, и не самолет.
Выскакиваю из-за сарая, перебегаю неприятный открытый участок, выглядываю из-за будки – вот и пристрой к госпиталю, где третий оперблок. Окна повылетали, в ближнем к входу что-то горит – бросили гранату. Перед крыльцом – два тела, брошенная базука, кровь еще свежая. Вижу рядом следы еще троих. Эта публика забралась внутрь через окно. Я не успел?
Твою мать!
С разбега влетаю в разбитое окно – не в то, где пожар. в соседнее. Прислушиваюсь. Выглядываю в коридор.
Эти трое прямо передо мной, крадутся по коридору. Молодец, Летчик, не дал себя убить, свалил двоих, нагнал страху и спрятался. Значит, можно не церемониться с этой компанией.
Они меня не видели и не слышали, я стреляю по ним как в тире, они валятся на пол, не успев среагировать. Не спецназ, а куча дерьма.
И – тишина. Слышу, как где-то обрушилась штукатурка. Слышу движение возле двери напротив, вздох, хруст осколков стекла под ногами. Он тут, прячется. Надо его успокоить.
- Летчик! Эй, ты где?
- Граф!
- Все чисто. Вылезай.
Выходит, крадучись и озираясь. Пистолет в руках, сам весь в пылище и саже. Но держится молодцом. Но я все равно спрашиваю:
- Ты нормально?
Он чихает и утвердительно мотает головой.
- Вроде да. Граф, что случилось?
- Плохо дело. Ударная группа, спецназ РУМО, спустились с гор, за ними грузины. Нас разрезали и выдавливают к морю. Они рвутся к штабу. Мы пока держимся, но у них огневая точка на высоте. Гора, в которую ты чуть не влетел, помнишь? Они там окопались и ведут обстрел. Ждем морпехов, но вряд ли продержимся.
Летчик морщится и протирает глаза.
- Что теперь делать?
- Уходить, - я опускаюсь на колени возле убитых, собирая оружие. – Уйдем вдоль моря до флотской базы. Надеюсь, прорвемся.
Он недовольно хмурится.
- Граф, - он кашляет, - А… остальные?
- Ну, есть другой выход, - я начинаю злиться. – Если какие-нибудь отморозки минут за десять сумеют залезть на гору, добраться до огневой точки и вырезать весь расчет, а потом зайдут в тыл ударной группе – тогда дело в шляпе. Но как это сделать?
А этот ненормальный улыбается мне в ответ.
- Ты отморозок? – спрашивает. – Я – да. А у крыльца стоит отмороженный байк, для него горы – дом родной. Этого хватит?
Наверно, глаза у меня чуть не выскочили из посадочных мест.
- Летчик, - я не верю тому, что слышу. – Тебе это зачем?
Тот вертит на пальце колечко с ключом от своего байка.
- Ты бы сбежал? Нет, и я не могу. Это и моя война.
Я молчу. Как втолковать ему, что у меня приказ спасти его дурную башку, пусть даже ценой своей собственной? Как объяснить, что не может он быть в каждой дырке затычкой, что он доктор, а не солдат, и не его это дело?
Но та часть моих бедных мозгов, которая качает ситуацию, орет мне, что он прав. Что его мощный эндуро доставит нас на гору как на ковре-самолете. А зачистить огневую точку я могу и один. Но один я на эту горку не заеду.
И я крепко жму руку этому полоумному.
- Хорошо, Летчик. Сделаем это.

Добавлено (09.12.2010, 15:53)
---------------------------------------------
Снимаю с себя сферу и нахлобучиваю ему на голову, засовываю его в свой броник. Он сопротивляется.
- Это еще зачем?
- Одевай. И не смотри на меня как на идиота. Мне они будут мешать.
И это правда, вся эта амуниция сковывает движения. А я качаю маятник уже тридцать пять лет.
Снимаю приборы ночного видения с говноспецназовцев, один – мне, один – Летчику. Достаю запасную рацию, одеваю гарнитуру, настраиваюсь. Проверяем связь. Все работает.
- Теперь пошли.
Со всеми предосторожностями выбираемся на крыльцо. Бой совсем близко, но байк, никем не замеченный, прячется у крыльца. Летчик уже в седле, заводит мотор, я устраиваюсь сзади. И мы уносимся в ночь.
Все байкеры психи, а этот им всем даст фору. Мы мчимся по узеньким тропкам с проворством горной козы, виляем между деревьями. Овраги, скалы, каменные россыпи, прыжок вниз под горку и снова вверх. Уже нет и тропинок, мы ломимся напрямую. Тряска чуть не вышибает из меня дух. Мы пролетаем там, где пешком-то идти страшно.
- Летчик, - спрашиваю, – ты раньше не участвовал в триале?
Тот только газу прибавил. «Хонда» рявкнула и, швыряясь грязью из-под заднего колеса, взяла последний подъем.
Отлично. Стоим в лесу на гребне, огневая точка противника перед нами как на блюдечке – на выдающемся влево утесе, похожем на нос корабля. Летчик ставит байк у замшелой скалы.
- Что дальше? – спрашивает. – Едем к ним?
- Нет, - даю ему трофейный автомат с нестреляным магазином. – Я пойду один. Жди здесь. Если побегут на тебя – стреляй. Понял?
Он вешает автомат на плечо и мрачно кивает. Но не нервничает, и это хорошо.
Вижу боевое охранение точки – они тусуются чуть выше по гребню. С той стороны, откуда мы взобрались, нас не ждут. Хорошо. Мне этого и надо.
Бегу, прячась за деревьями, останавливаюсь за кустами перед открытым пространством. Вот они – два минометных расчета. Работают изо всех сил, разнося базу в пыль. Замечаю ящики с боеприпасами, достаю гранату, срываю чеку. Ну, черти, подпалю-ка я вам хвост.
Граната упала прямо в ящики и взорвалась. Рвануло так, что горы вздрогнули, где-то посыпались камни. Хорошо, что я залег – снесло бы взрывной волной, как пить дать. Вскочил, перепрыгнул кусты и помчался на утес добивать уцелевшие остатки расчетов.
Краем глаза заметил, как кто-то завозился в кустах, и послал туда длинную очередь. Кусты зашуршали, кто-то сдавленно вскрикнул. Боевое охранение проснулось – здравствуйте, вы очень вовремя. Четверо в камуфляже прорываются сквозь кусты, уходя от меня по гребню горы. Туда, где остался Летчик.
Я рванул через кусты, параллельным курсом, ища позицию, чтобы их встретить и не оказаться на его линии огня. Споткнулся о камень, упал, перекатился за дерево, ловя уходящих в прицел – и услышал выстрелы. Две длинных очереди, затем еще одна.
Летчик из своего укрытия вел прицельный огонь. Трое из четырех уже лежали в грязи без движения. Четвертый залег за дерево, озирался, пытаясь понять, откуда идет стрельба. Я не стал тратить патроны, подкрался сзади и свернул ему шею.
- Все! - я вылез из кустов. – Летчик, не стреляй, это я.
Тот вышел из-за камня, хмуро озираясь, отстегнул магазин автомата и бросил на землю.
- Патроны кончились, - глухо сказал он. – У нас получилось?
- Огневая точка подавлена, - я протянул ему новый рожок. У меня нет слов, я просто счастлив, что наша афера выгорела, но у Летчика радости что-то не видно. – Эй! Ты чего?
Он тряхнул головой и вздохнул. Я хлопнул его по плечу.
- Ты чего? – повторил я. – В первый раз, что ли?
Тот кивнул и потер шею – ремень сферы ему с непривычки мешал. Раскис наш доктор, раскис как салага. Я встал перед ним и встряхнул за плечи.
- Да ладно тебе, - я попробовал его подбодрить. - А как же Миллер?
- И Миллер тоже.
Он вздохнул, достал сигарету и нервно затянулся.
- Тут то же самое, - я вытащил из его пачки и себе покурить. – Ты сделал то, что должен, и хватит страдать. Ты молодчина.
Летчик криво улыбнулся и ловко вогнал новый рожок на место. Руки не дрожат, он в порядке. Умница, доктор. Преодолел.
- Нет, - вдруг сказал он. – Я удивляюсь, почему мне на них наплевать.
Я чуть не заржал.
- Если бы тебе было не наплевать, - я сплюнул, - покойником был бы ты, а не они. И еще уйма народу там, внизу. Представь себе, что они - инфекция, а твои пули – антибиотик. Так лучше?
- Намного, - он закинул автомат за спину. – Теперь вниз?
- Вниз.
Я обернулся, всматриваясь – база была перед нами как на ладони.
– Смотри, нам надо вон туда, где склады. Дальше – направление на аэродром. Понял?
- Так точно, командир.
Летчик уже сидел в седле байка и улыбался, отсветы пожара внизу плясали на его перепачканной физиономии.
– Поехали!
Вниз этот псих гнал как ужаленный, прыгая с горки на горку и продираясь сквозь кусты. Уже внизу он разогнался и крикнул:
- Держись!
Байк взвился в воздух и приземлился на крышу склада. Посадка вышла жесткой, Летчик еле удержался на колесах, я слышал, как он зашипел от боли, когда ему пришлось опереться на правую ногу. Не сбавляя хода, мы спрыгнули с крыши и помчались между сараями.
Я решил, что самым правильным (но и самым безумным) будет наша атака на группу, осадившую казармы. Если удастся разблокировать наши основные силы, атакующие будут зажаты в кольцо, и мы поменяемся ролями. А безумие в том, что их было там слишком много. Но за нас - внезапность, скорость байка и семь наших стволов.
И я командую Летчику:
- Давай направо! И газу!
В заносе, на полном ходу мы вываливаемся из узенького проезда между сараями – прямо в тыл этим чертям. Не дав ни секунды им на раздумье, я открываю огонь.
На улицу будто грохнулась бомба. Мы явились оттуда, откуда они не ждали атаки и не могли ожидать. Тяжело не наделать в штаны, когда тебе стреляют в спину.
Они и наделали. Не стали отстреливаться, бросились бежать как тараканы. Из казарм слышится радостный вопль. Десантура немедленно переходит в контратаку, которая больше похожа на расстрел стада баранов. Теперь – к штабу.
По нам все-таки стреляют. Летчик мчится, виляя, ныряя в узкие проезды - качает маятник, только на байке. Дым пожаров и ночь скрывают нас, и пули летят мимо цели.
Основная драка сейчас возле штаба, все окопались и отчаянно обстреливают друг друга. Мы выглядываем из-за полуразрушенной стены, и я соображаю, что делать. Вызываю Шамана.
- Зачистили высотку? – тот не верит своим ушам. – Ну вы даете!
Он восхищенно матерится. Я слышу, как он орет во всю глотку, рассказывая остальным, что мы натворили, а сам приглядываюсь к окрестностям. И замечаю движение в кустах – тех самых, по которым я уходил. Оглядываюсь.
Понятно. Видимо, американцы, выбившие нас из столовки, уступили эту позицию грузинам, а сами предприняли вылазку к штабу. Решили подобраться со стороны, которая и просматривается, и простреливается хуже всего.
- Шаман! – кричу. – У вас гости! Идут от столовки со стороны склада.
- Понял, босс, - даже сквозь треск помех слышно, как он напрягся. – Встретить не сможем, некому.
Это значит, что встречать их нам.
- Летчик, - спрашиваю, - как нам попасть к штабу со стороны складов?
Он все слышал, все понял. Огляделся.
- Держись, - сказал он и развернул байк.
Я понял, что он затеял, когда мы подъехали к сараю с пологой крышей. Мотор взвыл, байк встал на дыбы и взлетел на эту крышу, как птичка. Мы перепрыгнули на крышу гаража, промчались по ней и перескочили на крышу склада. Того самого продуктового склада, который прикрывал от огня из штаба наших непрошенных гостей.
Край крыши. Байк взлетает в воздух, и в тот же момент я засекаю американцев – а они нас. Их пятеро, они пытаются рассыпаться, стреляют по нам, я стреляю из СР-2 с обеих рук, не думая, как я удержусь, когда байк коснется земли. Успеваю свалить двоих.
Удар, я вылетаю из седла, перекатываюсь, краем глаза замечаю, что Летчик удержал байк, развернулся на месте и крепко поддал ногой третьему. Я вскакиваю, чтобы схватиться в рукопашной с четвертым, и пытаюсь сообразить, куда делся пятый.
Так, вот и он – пытается поймать меня в прицел, но кто-то выпрыгивает на него из кустов, сбивает с ног, они падают и, сцепившись, валяют друг друга в грязи. Мой противник тоже замечает это, отвлекается, я пользуюсь моментом и вгоняю нож ему в горло. Слышу треск кустов, поворачиваюсь – боец, получивший от Летчика пинка, выдрался из кустов и бежит на меня.
И валится, снятый короткой очередью из кустов.
Летчик? В кустах виден проблеск желтого металлика, значит, он там. Жив, боеспособен, хорошо! Я показываю ему большой палец и разворачиваюсь, чтобы разобраться с последним из американской группы.
Он и мой нежданный союзник, пока я был занят, успели вылезти из лужи и достать ножи – фехтуют так, что залюбуешься, уже оба порезаны, но не критично. Я решил прервать их потасовку, подкрался сзади к американцу и, улучив момент, поймал его руку с ножом в захват, скрутил, бросил на землю и придавил коленом, чтоб не дергался. Мой союзник подбежал к нему, присел рядом, тяжело дыша. И я не верю своим глазам, узнав в этом перемазанном, запыхавшемся бойце советника Странингса.
- Странингс, твою мать! – я пихаю его локтем. – Ты как тут оказался?
- Кто-то должен был прикрывать с этой стороны, - тот ухмыляется, очень довольный собой. – Я и решил тряхнуть стариной.
Он попробовал вытереть лицо рукавом, но только размазал грязь.
- Граф, давай посмотрим, кого мы поймали.
Советник расстегивает ремни, сдергивает сферу с лежащего – и присвистывает от удивления.
- Fuck! Райбек! Так ты тут главный, да?
Тот молчит, я усиливаю захват и сильней нажимаю коленом, а это больно. Он мычит, возится и наконец отвечает полузадушенным голосом:
- Я… Чего… вы… хотите?...
Странингс опять ухмыляется и показывает пальцем на его гарнитуру.
- Капитуляции, конечно. Передай своим приказ бросить оружие.
И подносит нож к его глазу:
- Без фокусов, пожалуйста. Просто делай, что говорят.
Тот так и делает – лежа мордой в грязи. Слышу, как постепенно утихает стрельба. Скручиваю американскому командиру руки за спиной, слезаю с него и ставлю его на ноги. Я готов петь и плясать. Победа, вашу мать! Это победа! Я достаю ракетницу и с радостным воплем пускаю зеленую ракету в облачные небеса.
Вижу, как от штаба к нам бегут десантники, окружают нас, тискают, хлопают по плечу. Молодцы, ребята, выстояли, выдержали. Это наша победа. И моя, и советника, и Летчика. Его – чуть ли не в первую очередь.
Кстати, где он?
- Советник, ты Летчика видел?
- Нет, а что?
Оглядываюсь, верчу головой, высматривая его в толпе. Нету! Кричу – нет ответа.
Да что это такое?
Мы с советником переглядываемся. Недоброе предчувствие накрывает меня, и его, видимо, тоже. Мы продираемся сквозь толпу, ломимся через кусты – туда, где я мельком заметил байк. Я молюсь про себя, только бы обошлось.
Вижу байк – лежит на боку, Летчик полусидит, опираясь спиной о седло. Подбегаем к нему. Он без сферы, бледен до синевы, губа прикушена. Правое бедро перехвачено ремнем от автомата как жгутом, но штанина ниже ремня вся промокла от крови.
Я падаю возле него на колени, трясу за плечи, он поднимает на меня мутные от боли глаза.
- Граф? – шепчет он. – Получилось?
- Да! – я сжимаю его окровавленную ладонь. – Выгорело! Они сдались, мы победили. Ты молодчина. Держись, брат!
Его ответное пожатие почти неощутимо, он закрывает глаза, я трясу его снова и матерюсь. Не смей отключаться, дурья башка, не смей! Давай, скажи мне что-нибудь! Обругай меня, назови истеричкой, но не отключайся, не уходи!
- Без паники, - он отвечает очень тихо, но с обычной своей интонацией. – Это всего лишь… дырка в ноге. Жгут… наложил в семь сорок четыре. Запомнил?
- Конечно, брат. Запомнил.
- Передашь… врачам.
Он тяжело дышит, Странингс наклоняется к нему, пытается расстегнуть броник, но получается плохо – руки дрожат. К нам подбегают ребята, тащат перевязочный пакет и носилки. Кто-то орет в рацию – докладывает, что случилось.
Вспарываю ножом пропитавшуюся кровью штанину. Две пули вошли как раз по старому шраму, выходных отверстий не видно. Рву зубами упаковку пакета, накладываю повязку, пачкаясь в крови – меня тоже трясет. Летчика укладывают на носилки, он тихо стонет сквозь стиснутые зубы. С трудом приподнимает голову.
- В самолет меня, - командует он. – Там… разберемся.
И смотрит на нас с советником. Кажется, ему нужна наша помощь.
Я поднимаю его сферу и автомат и бегу за носилками. Мы бежим так, как не бегали никогда, будто земля под ногами горит. Но я все равно боюсь не успеть – Летчик держится из последних сил.
Вот и самолет, перед нами опускается аппарель. Нас встречает бригада Фролова, Настя и Ренат тоже здесь. Хоть в чем-то нам повезло.
Летчика перекидывают на каталку, в шесть рук освобождаем его от одежды. Снимаю с его руки ножны, он пытается погрозить мне пальцем.
- Смотри, не потеряй, - шепчет он искусанными в кровь губами.
- Сам не потеряйся, - отвечаю ему тем же тоном, и он старается улыбнуться в ответ. Получается плохо.
Его накрывают простыней и увозят, мы с советником провожаем его до предбанника операционной. Слышу, как Фролов отдает команды, как что-то ворчит Ренат, как им отвечают медсестры. Вдруг их голоса перекрывает крик Насти:
- Остановка сердца!
Я едва не ломаю свой нательный крестик в руке.

Gimme fuel, gimme fire
Gimme that which I desire

Oo ____ oO
    ●