Глава 27 (часть 1)

Кадди ждала его реакции. Хаус отвел взгляд.
-- Я не идиот, я знаю, насколько это важно, и сейчас я здесь.
-- Этого не достаточно, ты должен решить, кем хочешь быть для ребенка. Потому что если ты намерен принимать участие в его жизни, тогда ты обязан быть здесь. Всегда, а не только тогда, когда все хорошо.

На некоторое время воцарилась тишина, а потом она заговорила вновь.
-- Я прекрасно справлюсь со всем в одиночку, а ты можешь быть тем, кем захочешь сам: парнем, работающим на меня, безумным дядюшкой или можешь стать отцом. Решай сам, насколько сильно хочешь быть вовлечен и решай сейчас, пока ребенок не понял разницы. Независимо от того, на чем ты остановишься, обратного пути не будет и тебе необходимо будет возложить на себя полную ответственность за любое, принятое тобой решение.
Вновь последовало долгое молчание. Хаус взглянул на нее, пристально всматриваясь в ее лицо, и ища на нем смысл сказанного ею и ответ на вопрос.
-- А что если я не знаю, как стать тем, кто ему нужен?- это было так честно, так искренне с его стороны. В первый раз он сказал что-то действительно имеющее значение.
Она посмотрела на него с сочувствием.
-- Думаешь, я знаю? Я и понятия не имею, но другого выбора у меня нет.
-- Мне никогда не стать папой, который целует каждую царапинку и пускает слезу на школьной пьесе. Я не смогу рассказывать сказки на ночь и приукрашивать реальность, говоря, как благороден этот мир, чтобы заставить его или ее чувствовать себя лучше. Я не смогу направлять их по жизни, я с трудом справляюсь со своей. Мне никак не стать тем, кем я не являюсь.
-- А кто тебя об этом просит?
-- Как я могу быть чьим-то отцом?
Кадди подождала, пока их взгляды встретятся.
-- Ты многое сможешь дать ребенку.
Он улыбнулся и рассмеялся от одной мысли об этом.
-- Например?
Она задумалась на мгновение.
-- Ты честный, умный, образованный, веселый, забабавный ... все это ты мог бы предложить малышу.
-- А еще я грубый, циничный, человеконенавистнический, нетерпеливый, самовлюбленный осел.
-- Ну и это тоже,- ухмыльнулась Кадди.
Хаус засмеялся, а потом вновь сделался серьезным.
-- Я не могу обещать тебе, что не напортачу, потому что знаю, что, возможно, в какой-то момент так и получится. Я не могу даже сказать, что у меня все будет хорошо получаться.
-- Я не прошу тебя быть совершенством или давать мне обещания. Я прошу тебя попытаться.
Их взгляды встретились, и он кивнул с пониманием.

Ему бы хотелось обладать всеми качествами, которыми, по его мнению, должен обладать хороший отец и всеми качествами, которыми Кадди хотела бы, чтобы он обладал. И, вполне возможно, что уже одного желания было достаточно. Хаус не был уверен, но именно в тот момент, лежа рядом с ней и наблюдая, как она улыбается ему и проводит руками по своим черным, как смоль, локонам, он желал верить в то, что все возможно.

-- Итак, я стану папочкой твоему ребенку,- произнес он с улыбкой до ушей.
-- Не думаю, что буду использовать именно это выражение,- усмехнулась Кадди.

Она перевернулась и подтянула одеяло обратно на себя, ясно давая понять, что собирается вернуться ко сну. Он свернулся калачиком позади нее, уткнувшись головой в ее затылок, крепко прижался к ней и обнял рукой за талию. Вскоре Кадди почувствовала, как его рука медленно скользит по ее бедру, а затем плавно перемещается под футболку, направляясь к груди.
Ее рука перехватила его руку, вытаскивая ее из-под футболки и отталкивая в сторону.

-- Дурачок, я не прощаю так легко. Если собираешься остаться тут, лежи на своей половине и держи свои руки при себе.
Хаус расхохотался и снова обнял ее за талию. Она устало вздохнула, но возражать не стала.

Через некоторое время яркий свет полуденного солнца начал принимать красноватые и золотистые оттенки, освещая два спящих тела, свернувшихся под одеялом.

Уилсон припарковал машину и поспешил к дому Кадди. Он приехал позже, чем обычно из-за аллергической реакции на химиотерапию у одного из пациентов. Он звонил Пейтон, но и та не знала, во сколько сможет освободиться. Уилсон разобрался с пациентом так быстро, как только смог и по пути к Кадди купил еду на вынос.

Она показала ему потайное место, в котором прятала запасной ключ, чтобы ей не приходилось каждый раз подниматься с постели, чтобы впустить его или Пейтон. Он вошел внутрь, отмечая, что в доме темно и Кадди, возможно заснула. Он включил свет в коридоре, оставил еду на столе в кухне, и на цыпочках прокрался в спальню, чтобы проверить, как она. Уилсон совершенно не был подготовлен к представшей перед ним картине, и ни за что бы не поверил, если бы не увидел все собственными глазами. Освещенные мягким сиянием, падающим из коридора, крепко прижавшись друг к другу, лежали две спящие фигуры: Кадди на спине, а Хаус на боку, обхватив ее рукой за талию. Оба спали, умиротворенно и расслабленно. Так, как будто делают это каждую ночь.

На его лице расползась широкая улыбка и внезапно Уилсон вновь обрел веру в своего друга. Он сложил еду в холодильник, оставил на столе записку и потихоньку вышел из дома, стараясь не разбудить их.

Как только Уилсон закрыл за собой дверь, он увидел, идущую по тротуару Пейтон. Она улыбнулась ему и остановилась, понимая, что он уже уходит. Уилсон направился к ней, встречая ее на полпути.

-- Все в порядке? Тебе нужно ехать обратно в госпиталь?- спросила она взволнованно.
-- Нет, на самом деле, меня освободили от моих обязанностей.
-- Что?- переспросила Пейтон.
Он указал на машину, припаркованную на углу.
Ее рот раскрылся от удивления, когда она поняла, что это развалюха Хауса стоит неподалеку.
Уилсон кивнул, подтверждая ее догадку, и улыбнулся. Она же просто стояла, вытаращив глаза. Улыбка сползла с его лица, когда он понял, что Пейтон не разделяет его энтузиазама по поводу сложившейся ситуации.
-- Эм… прости, что тебе пришлось проделать весь этот путь впустую.
-- Все нормально, это по пути к моему дому.
Уилсон осмотрелся вокруг, будто не зная, куда себя девать. Последовала неловкая пауза а затем он внезапно посмотрел прямо на нее:
-- Ты бы не хотела выпить чашку кофе или чего-нибудь еще?

Глаза ее округлились, теперь уже она не знала, что делать. Такого Пейтон не ожидала. На протяжении последних семи лет она была настолько осторожна в отношении противоположного пола, что даже такая безобидная вещь, как чашка кофе казалась ей опасной и рискованной. Ей потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и обдумать его предложение.
-- Я имел ввиду, мы не не должны… может быть, в другой раз…- он нервничал и неюклюже пытался отказаться от своего приглашения.
Уилсон, стоявший рядом, казался ей таким милым и безобидным, что даже вообразить, что у него могут быть какие-то скрытые мотивы, было тяжело.
-- Эм. Нет. По правде говоря, я бы не отказалась от чашки кофе.
Его лицо осветилось радостью.
-- Здорово. Есть одно местечко, через две улицы.
-- Звучит превосходно.
Он улыбнулся и приглашающим жестом указал на свою машину.

Было уже темно, когда Кадди проснулась, но она чувствовала тепло от тела, растянувшегося рядом. Она лежала, свернувшись калачиком возле Хауса, а он крепко прижимал ее к себе. Она улыбнулась сама себе, понимая, что его рука, покоящаяся у нее на животе, обхватывает ее настолько сильно, что ей тяжело пошевелиться. Он лежал на боку и громко храпел в темноту. Кадди потребовалось время, чтобы вырваться из его крепкой хватки, но, в конце концов, ей все же удалось освободиться.

Переполненный мочевой пузырь погнал ее в ванную, а опустевший желудок прямиком на кухню, лишь только войдя в которую она заметила записку.
"Ужин в холодильнике. Там хватит на двоих. Наслаждайтесь. Увидимся завтра. Уилсон."

А Уилсон кажется Пейтон клеит.

спасибо за проду.

Кадди усмехнулась, прочитав записку, а потом открыла холодильник и улыбнулась снова, увидев коробки с тайской едой, аккуратно сложенные на полке. В тот момент, когда она, приподнявшись на цыпочки и облокотившись на столешницу, потянулась наверх за тарелками, от двери раздался голос.

Хаус стоял, прислонившись к дверному косяку и, наклонив голову набок, пялился на ее неловко вытянувшееся тело.

-- В следующий понедельник тебе лучше первым делом провести заседание правления.
Она прекратила попытки дотянуться до полки, заметив его.
-- Почему?
Он прохромал через кухню и достал ей две тарелки.
-- Ды ты на себя смотрела? Ты располнела, и нет никакого способа скрыть это, если только тебе не хочется сделать это еще более очевидным, надев на себя палатку.
Кадди смутилась и прикоснулась к своему животу.
-- Я на самом деле настолько большая?
-- Ой, расслабься, я же не назвал тебя жирной, хотя…
Она шлепнула его по руке, прежде чем Хаус смог закончить фразу.
Он хмыкнул.
-- За что? Я собирался сказать, что так тебе даже лучше.
Еще один удар в плечо заставил его вздрогнуть.
-- Но твой нереальный зад и увеличившаяся грудь уравновешивают друг друга.
Резкий пинок по голени вынудил его скрючиться и схватиться за ушибленное место, тогда как Кадди сверлила его зловещим взглядом.
-- Ты только помни, что именно твой ребенок делает это со мной, так что тебе следует винить только самого себя. И не думай, что я не использую это против тебя.
Его глаза загорелись.
-- Я надеялся, что ты так и сделаешь. Может, начнем прямо сейчас?
Она сначала усмехнулась, но посмотрев в его по-детски непосредственные игривые голубые глаза, нежно улыбнулась.
-- Ладно, мам, хватит строить мне глазки, оставь это на потом,- он приподнял одну бровь,- а теперь пойдем-ка слопаем чего-нибудь.
Кадди вновь взглянула на него, а потом развернулась и открыла холодильник, вытаскивая из него коробки и ставя их на стол.

Взгляд Хауса переместился на лежавшую там записку, написанную почерком Уилсона. Он взял ее в руки и изучил содержимое.
-- Это что, обслуживание номеров?
-- Дай это мне.- Она отобрала у него записку и начала раскладывать щедрые порции еды по тарелкам.
-- Эээ, гм,- Хаус кашлянул, наблюдая за тем, как Кадди наполняет стоявшую ближе к ней тарелку, и, прокашлявшись еще раз, произнес :” Контроль размера порции”. Он погладил себя по животу и одарил ее зловещей саркастичной ухмылкой.

В ответ на это она перевернула коробку вверх дном и высыпала все ее содержимое себе на тарелку, оставляя вторую практически пустой.
Он ухмыльнулся, когда она протянула ему ту, на которой почти ничего не было, а затем погладила себя по животу и точно так же, зловеще и саркастично усмехнулась.

Они оба уселись возле небольшого столика и принялись за еду.
Хаус закончил первым, и начал атаковать тарелку Кадди своей вилкой. Она отмахивалась своей, защищая еду. Битва продолжалась до тех пор, пока она, рассердившись, не пихнула ему свою тарелку, на которой все еще оставалось немного пищи.
Она фыркнула.
-- Все равно, я уже наелась.
Хаус ухмыльнулся в ответ и набросился на остатки ее еды.

Кадди наблюдала за тем, как он поглощает пищу, как вдруг схватилась за живот и крепко зажмурила глаза, почувствовав острую боль в желудке.
Хаус немедленно бросил вилку на тарелку и положил руку ей на плечо.
-- Что такое? Где болит?
Ее глаза широко раскрылись от удивления заботливой реакцией Хауса и от никак не непроходящего чувства дискомфорта. Она положила свою руку поверх его.
-- Это всего лишь несварение.
Она увидела, как Хаус расслабленно откинулся на стуле и постепенно вновь стал самим собой. Покончив с едой, он поднялся из-за стола и протянул ей руку.
-- Тебе полагается быть в постели.

Уилсон отвез Пейтон в небольшое и уютное ретро-кафе с тихой расслабляющей атмосферой за пару кварталов от дома Кадди. Интерьер составляли мягкие кресла и прекрасные удобные кожаные диваны, располагавшиеся вдоль стены. В центре помещения стояли высокие и стильные барные столы, из-за которых открывался вид на улицу. Они отстояли очередь, и каждый заказал свой любимый напиток. Уилсон предпринял попытку заплатить, но Пейтон была осторожна и не хотела, чтобы он видел во всем этом какой-то особый смысл. Не похоже было, что он обиделся, и она приняла это, как добрый знак. Уилсон проводил ее за один из столиков, и они уселись друг напротив друга.

-- Я действительно очень признателен за всю помощь, что ты оказывала последние две недели.
-- На самом деле, в этом не было ничего сложного, я наслаждалась компанией Кадди, возможно, даже больше, чем она моей.
-- О-о, это абсурд.

С минуту оба оглядывались по сторонам, пытаясь придумать, что бы сказать. Пейтон было не до праздных бесед и любезностей, но Уилсон казался приятным парнем, не выказывающим ничего, кроме доброты, и обидеть его ей хотелось в последнюю очередь.

-- Как тебе работается с Хаусом?
Она рассмеялась: вот и повод начать разговор.
-- Ты имеешь ввиду, каково это- работать на Сатану? Что ж, душу я пока не продала.
Уилсон хихикнул.
-- Ну, он не настолько плох, просто иногда перегибает палку.
-- Да, я уверена, что внутри он мягкий и пушистый, так?
-- Ух ты, да ты и вправду ненавидишь его.
Пейтон расстроилась и виновато свесила голову.
-- Я не ненавижу его, мне лишь не нравится, как он поступил с Кадди. Я знала таких мужчин и понимаю, что ему приходиться справляться с сильнейшей эмоциональной и физической болью, но, полагаю, что провела достаточно времени с такими, как он, чтобы возненавидеть эти американские горки и то, что они делают с людьми, если ты понимаешь, о чем я.
-- Да, думаю, понимаю.
-- Итак, откуда ты? – Уилсон решил, что лучше будет отклониться от разговоров о Хаусе.
-- Из маленького городка в Вирджинии.
-- Правда? Никогда бы не принял тебя за девочку из провинции. Ты больше подходишь под тип “я живу в центре мегаполиса, не лезь ко мне”.
Пейтон усмехнулась в ответ.
-- О-о, для меня это не оскорбление, а скорее комплимент. Мне кажется, что когда я думаю о маленьком городке, то представляю себе наивную девчонку с добрыми щенячьими глазками, которой хочется изменить мир и решить все проблемы… Хотя не то чтобы в этом было что-то неправильное.
Она расхохоталась.
-- Да ладно, я полагаю, теперь ты подумаешь, что меня забросили в захолустье с самого детства. Но если тебе от этого станет легче, я выращивала уток и гусей.
Уилсон чуть не подавился напитком и не смог сдержать смех.
-- Гуси и утки? Правда?
-- Правда.
-- Ты выросла на ферме?
-- Не в традиционном смысле этого слова. Просто у нас были гуси и утки… и кошки, и собаки, и фазаны, и черепахи, в общем все, кого моему дедушке вздумается привести домой.
Уилсон сделал еще глоток кофе, покачал головой и заулыбался.
-- И ты все равно не стала ветеринаром?
Она рассмеялась.
-- Не пойми меня неправильно, иногда животные нравятся мне больше, чем люди, во многом из-за того, что они не разговаривают, но этого не достаточно для того, чтобы заучивать миллионы различных типов анатомических структур и разновидностей болезней для каждого вида и породы.
-- И как же так получилось, что ты теперь работаешь на Хауса?
-- Это длинная история…
-- Я люблю длинные истории.

Выражение лица Пейтон изменилось. Вот почему ей не нужны были дружеские посиделки, хотя она совершенно не хотела оскорбить Уилсона. Всегда будут задаваться вопросы, которые ведут либо к ответам, либо к подозрениям из-за отсутствия ответов. Она не была готова ни к тому, ни к другому. Где-то в глубине души ей хотелось рассказать ему, но Пейтон прислушивалась к рационализму, который говорил ей, что она еще не готова раскрыть “ящик Пандоры”, и она и понятия не имела, будет ли вообще когда-нибудь к этому готова.
-- Эта история не из тех, что я люблю рассказывать.

Уилсон заметил перемену, произошедшую в ней, когда он спросил ее о прошлом. Ответы Пейтон были короткими и неопределенными, и это означало, что ей хочется побыстрее покончить с ними и перейти к разговорам о чем-то, что не касалось бы ее лично. Но он был заинтригован, и ничего не мог с собой поделать. Пейтон была умна, забавна, остроумна, добра и красива. Ему хотелось узнать больше: почему она так часто переезжала до того, как устроиться работать к Хаусу, как стала такой жесткой, жесткой достаточно для того, чтобы выдерживать Хауса, не подавая виду. Но Уилсон был джентльменом и не совал нос не в свое дело. Так что он поступил тактично и перевел тему беседы с нее на себя. Оставшаяся часть разговора получилась очаровательной, спокойной и беззаботной. Они обменялись историями об учебе в меде и поболтали о текущих событиях, политике, культуре, фильмах и книжках. К тому времени, как разговор вновь затронул тему Кадди и Хауса, эти двое осознали, что прошло уже несколько часов. Они оба согласились, что им нужно ехать домой и закончили вечер на высокой ноте.

Уилсон отвез Пейтон обратно к ее машине, и они пожелали друг другу спокойной ночи. Но оба слегка помедлили перед тем как наконец-то отвернуться друг от друга, захлопнуть двери машин и отправиться в свои пустые квартиры.

Следующим утром Хаус понял, что она проснулась, почувствовав, как кровать с ее стороны чуть сдвинулась. Находясь где-то между сном и реальностью, он услышал, как она копошится в темноте. Он и не подрудился открыть глаза, у него не было ни малейшего намерения вставать, так что просто позволил себе вновь впасть в забытье.

Проснувшись снова, Хаус перевернулся и обнаружил, что ее место все еще свободно. Он открыл один глаз и лениво осмотрел комнату. Не далее чем в полуметре от кровати, показался овещенный мягким утренним светом силуэт темноволосой обнаженной женщины, стоявшей перед огромным зеркалом. Она провела рукой по изгибу живота и повернулась боком, любуясь небольшой выпуклостью. Хаус рассмеялся про себя. В обычной ситуации он бы влез с каким-нибудь ехидным замечанием, но у него не было никакого желания портить момент. Было что-то настолько ангельское в том, как она стяла перед ним, и утренний свет, отражаясь в зеркале, создавал вокруг нее слабое свечение. Лицо ее выражало такую невинность, что ему хотелось наслаждаться этим и не хотелось ничего испортить.

По правде говоря, за последние две недели, Кадди так и не удосужилась как следует посмотреть на себя в зеркало. Поначалу она была ошеломлена всей сложившейся ситуацией, да и во время постельного режима не было большой необходимости прихорашиваться каждый день. Она стояла, разглядывая свое отражение, и улыбалась себе и своему новому маленькому животику. Кадди провела по нему рукой, чувствуя изгиб, олицетворяющий собой новую жизнь. Хаус был прав, ей не удастся скрыть его. Она совершенно не казалась толстой, но полнота и округлость были заметны ровно настолько, чтобы можно было понять, что там что-то есть. Она рассмеялась сама над собой и повернулась боком, чтобы вновь рассмотреть животик. Для нее это был своего рода триумф, ведь в прошлый раз беременность не продлилась до срока, когда можно было бы увидеть, что внутри нее растет ребенок. Осознание того, что он растет и развивается, и это она дает ему жизнь, доставляло огромную радость. Кадди наслаждалась этим чувством, осознавая произошедшие в ней перемены. Она уже не была одним человеком, теперь их было двое, и это становилось заметным. Счастье, гордость и волнение переполняли ее.

Громкий всхрап раздался из-за ее спины, и Кадди, совершенно забывшая о присутствии Хауса, вздрогнула от неожиданности и резко развернулась. Еще несколько тяжелых вздохов и храпов почти вынудили ее расхохотаться над лежащим поперек кровати и раскинувшим руки и ноги в стороны полуобнаженным мужчиной. Она натянула на себя футболку, забралась обратно в постель и подталкивала его до тех пор, пока он, еще немного поворчав, все же не сдвинулся на свою сторону. Кадди свернулась возле него калачиком и через несколько мгновений, он уже обнимал ее, сладко посапывая ей в ухо.

Спасибо за проду.

А в фике пошло мыльце... ммм...