+1. Лучше "хмыкнул" или "ухмыльнулся"

ЗЫ: Но эти мелочи ничуть не умаляют Вашей титанической работы, frou_frou Спасибо за перевод!

Добавлено (09.08.2009, 20:36)
---------------------------------------------
Глава 28.

Звук захлопнувшейся позади Пейтон входной двери, казалось, явился отголоском внезапно охватившего ее одиночества. Она прислонилась к двери спиной, тяжело вздохнула и закружилась в водовороте чувств и мыслей о прошедшем вечере. Ее глаза блуждали по маленькой квартирке: вот диван, на котором она никогда не сидела, телевизор, который не смотрела, кухня, на которой не готовила. Все навалилось на нее разом. Как же неимоверно одинока она была. На стенах никаких фотографий счастливых возлюбленных и улыбающихся лиц, никаких безделушек или маленьких сувенирчиков, украшающих дом. Кругом лишь пустота и безжизненность, и это именно то, что она чувствовала в данный момент. Ничем незаполненная скорлупа, черная дыра, поглотившая жизнь. Пейтон сползла на пол, уставившись на стены, которым было положено защищать ее дом. Они смыкались вокруг нее, и желания и страхи, с которыми ей было не под силу справиться, и которых она не хотела, вторглись в ее маленький мирок.

Слова Уилсона прокручивались у нее в голове. Она была наивной провинциалкой с щенячьими глазами, которая намеревалась изменить весь мир и была готова исправить все заблуждения и уладить все проблемы на свете. Она была невероятно счастлива с маленьким очаровательным созданием, дарованным ей Богом, а затем превратилась в мрачную, пустую зануду, которая прячется от всех. Она стала жесткой, грубой и резкой женщиной, не подпускающей к себе никого. Прошло уже очень много времени с тех пор, как Пейтон была близка с каким-то другим человеком, и теперь она страстно стремилась к чему-то большему, чем то, что позволяла себе последние семь лет. И это непреодолимое желание человеческой близости, эмоционального контакта пугало ее. Как никогда ей хотелось побежать в спальню, собрать вещи и тихо раствориться в ночи. Но она пообещала сама себе, что не сделает этого снова, что на этот раз все будет по-другому.

В последние семь лет у нее не было личных отношений, не появилось ни одного друга. Пейтон никому не позволяла приблизиться настолько, чтобы узнать, что на самом деле она чувствовала, увидеть пустоту, которую в ней оставила смерть дочери. Вся наивность и радость умерли вместе с ней. Ей было стыдно за холодную злобу, которая поселилась в ее сердце и прогнала из него счастье, переполнявшее ее в юности. Но раны были глубоки, и только сама Пейтон знала, как сильно они по-прежнему кровоточат.

В ее горле образовался комок, а в груди все сжалось. Окружающий мир с каждой секундой становился все меньше. Пустота окутала ее, и из зеленых глаз по щекам покатились слезы. Она сдерживалась, уговаривая себя, что все будет хорошо, что ей не надо ни от чего бежать, да она бы и не стала, потому что в этом не было никакого смысла. Убеждала себя, что раньше ей никто не был нужен, и что она не обязана была никому открываться. Но плач превратился в рыдания, и, она обняла себя за колени, уткнувшись в них носом и замочив штаны слезами. Пейтон знала, что на этот раз все по-другому, что в ней изменилось что-то, и это пугало ее до смерти, потому что она и понятия не имела, как выйти из сложившейся ситуации.

Хаус проснулся вновь от звука будильника, настойчиво звенящего над ухом и стука пальцев по клавиатуре. Рука Кадди протянулась над ним, и злостный шум прекратился. Без раздумий он снова прикрыл веки и почувствовал, что погружается в сон.

-- ХАУС,- прогремел голос Кадди рядом с ним и он ощутил, как кто-то его трясет или, скорее, неловко пихает.

Его глаза распахнулись и увидели Кадди, теребившую его со своей стороны кровати. Она сидела в позе лотоса, и было вполне очевидно, что прошло уже некоторое время с тех пор, как она проснулась. На расстоянии вытянутой руки от нее лежал ноутбук, что объясняло звук щелкающих клавиш, который он слышал несколько мгновений назад.

--ЧТО?- прокричал он в ответ.
-- Давай вставай, ты должен ехать на работу. А тебе ведь еще нужно поехать к себе принять душ и переодеться.

Хаус потянулся и сонно посмотрел на часы. Ему пришлось моргнуть несколько раз в попытках сфокусироваться на больших цифрах на электронном дисплее. Часы показывали 8 утра. Он откинулся головой на подушку и снова попытался закрыть глаза, но еще до того, как веки сомкнулись, его столкнули с постели. Ему едва удалось приземлиться на здоровую ногу.

-- Черт возьми, если ты хочешь, чтобы я ушел, так просто и скажи.
Кадди положила руки на бедра и ехидно усмехнулась.
-- Это не то, что я имела ввиду, и ты об этом знаешь.
-- Ладно…,- он переместился обратно на кровать и обнял ее.- Тогда мы оба согласны, что я должен остаться в постели, рядом с тобой.

Хаус начал нежно целовать ее плечи, постепенно сдвигаясь выше, к основанию шеи. Глаза Кадди закрылись, и в какое-то мгновение она почувствовала, что готова кинуться в его объятия и поддаться всем его желаниям. Но тут вдруг ее глаза распахнулись.

-- Хаус, ИДИ РАБОТАТЬ.- Ее голос был строгим, но, тем не менее, она не отталкивала его.
-- Не могу, ведь мой пациент здесь,- ответил он, и, прикоснувшись рукой к ее шее, уткнулся в нее носом и потерся щетиной о ее щеку.
-- Я не твоя пациентка.
-- Да не ты, а паразит. Кадди почувствовала, как его дыхание щекочет ее кожу.
-- Хаус…,- она задышала глубже,- Прекрати, тебе нужно работать,- ее слова прозвучали скорее как мольба, чем приказание.
-- Твои губы говорят “нет”, а тело говорит “да”. Давай-ка посмотрим, что сможем с этим поделать.- Он потянулся к ее рту и в тот самый момент, когда их губы уже вот-вот соприкоснулись, зазвонил телефон.

Кадди взглянула на него с сожалением, потянулась к тумбочке и сняла телефонную трубку.
Он закатил глаза, тогда как она начала болтать с кем-то на противоположном конце провода.
-- На самом деле? Насколько плохо? Когда?... Не беспокойся, я разыщу его.- Она закончила разговор, их взгляды встретились, и Хаус понял, что все закончится совсем не так хорошо, как он надеялся.
-- Это была Кэмерон. Твоя команда пыталась дозвониться до тебя. У тебя есть пациент,- сообщила она, поставив телефон на место и едва сдерживая смех.
-- Конечно, у меня есть пациент, - пробурчал он, проводя рукой по лицу.
Кадди наблюдала за тем, как он одевается. И Хаус, заметив на себе ее взгляд, нарочито медленно надевал футболку через голову и натягивал на себя джинсы.

Наконец-то он, отвернувшись от нее, уселся на кровать, чтобы обуться, и тут же почувствовал, как она обнимает его и кладет голову ему на плечо.
-- Я буду ждать,- прошептала она ему на ухо.
Коварная и похотливая улыбка расползлась на его лице.

Когда Хаус вошел в конференц-зал, оказалось, что там никого нет, за исключением Пейтон, сидевшей за столом с раскрытым перед ней текстом по медицине. Она даже не потрудилась поднять глаз, когда он заходил.

-- А где все?
Пейтон не смотрела на него.
-- С пациентом.
-- А почему ты не с ним?
-- Кто-то должен пытаться решить это дело в ваше отсутствие,- ответила она, все еще не удостаивая его взгляда.
-- Хмммм… Думаешь, можешь занять мое место?- Он усмехнулся.
-- Ни малейшего желания, даже если бы и могла.

Хаус посмотрел на доску, на которой были выписаны симптомы, включавшие в себя боль в горле и животе, распространяющуюся в плечи, слабый пульс, рвоту кровью, расширенные зрачки, и список перечеркнутых потенциальных диагнозов.
-- Где файл пациента?
Так и не подняв на него глаз, Пейтон взяла файл и протянула перед собой, чтобы он смог его забрать. Хаус прохромал вперед, выхватил его у нее из рук, раскрыл и просмотрел историю болезни и список симптомов.
-- Это либо токсины, либо отравление,- заявил он.
-- Вы думаете?
Она, наконец, подняла голову от книги, привлекая его внимание. Хаус пристально посмотрел на нее. Пейтон развернула книгу, и оказалось, что она раскрыта на описании щавелевой кислоты.
-- Не думал, что в тебе есть что-то от Тринадцать. Он одобрительно улыбнулся, и впервые за несколько недель Пейтон ответила улыбкой, не преисполненной презрения.

Полчаса спустя пациент уже получал лечение, а команда стояла неподалеку, выжидая, чтобы удостовериться в том, что диагноз верен. Хаус остался в своем офисе наедине со своими мыслями. Он неторопливо катал красный мячик взад-вперед по поверхности стола. Его голову переполняли мысли: о последних двадцати четырех часах, и о том, насколько они изменили его жизнь, о женщине, которая ждет его в постели и вынашивает его ребенка. Его жизнь уже не так проста и даже не рациональна. Все сложно и нелогично. Хаус почувствовал на себе груз ответственности, и вместе с этим ощущением пришел страх. Он шагнул к краю утеса и теперь вглядывался вниз, прикидывая расстояние до дна, и все еще сомневаясь, стоит ли прыгать. Он характеризовал себя своими рациональностью, логикой, болью и страданием, высоко оценивал свой интеллект и гордился своей уникальностью и неподчинением никому. А прыгнув вниз, кем он станет? Что будет ассоциироваться с ним? Убьет ли его падение? И вообще, имеет ли это хоть какое-нибудь значение?

Но при мысли о ней, ему захотелось перемен, хотя Хаус и понятия не имел, что все это значит. Он не знал, как измениться, но в то же время оставаться прежним.

Он ненавидел перемены. Они обозначали то, что ему придется приспосабливаться, а это у него плохо получалось. Хаус улыбнулся, вспомнив, как она стояла перед зеркалом, поглаживая свой маленький животик, и его сердце подсказало ему прыгнуть. Шагнуть в пропасть и совершить свободное падение в неизвестность. Ему невероятно сильно хотелось быть способным на это, но разум останавливал его, возвращая к воспоминаниям о Стейси, о том, как она ушла, разбив ему сердце. Он больше не знал, как падать без боязни оказаться в аду.

Сияющая Пейтон стремительно направлялась к офису Хауса, торопясь сообщить хорошие новости о пациенте. Уилсон заметил ее по пути к лифту. Он никогда не видел ее улыбающейся так искренне, и это делало ее абсолютно ослепительной. Она была красивой молодой девушкой, и когда она улыбалась, все вокруг озарялось. Уилсон развернулся и заторопился, чтобы успеть нагнать ее до того, как она зайдет к Хаусу.
-- Пейтон.
Она обернулась и увидела, как он улыбается ей.
-- Я хотел поблагодарить тебя за то, что составила мне компанию вчера вечером. Мне было очень приятно поговорить с тобой.
Пейтон отвела взгляд, слегка смутившись.
-- Эммм. Пожалуйста.
-- Хорошие новости?
Она поглядела на него с любопытством.
-- Ты улыбаешься, направляясь в офис Хауса. Значит, либо ты под кайфом, либо у тебя хорошие новости.
На ее лице снова расползлась гордая улыбка.
-- Диагноз пациента подтвердился.
-- Это же была твоя догадка, так?
-- Да.
-- Не позволяй его сварливости помешать твоей радости.- Произнес Уилсон, кивая в сторону Хауса, сидящего за стеклом в темном офисе.
Они оба взглянули на Хауса, который совершенно не обращал внимания на двух человек, уставившихся на него. Одной рукой он игрался со своей нижней губой, а другой осторожно катал по столу мячик взад-вперед.

Пейтон смело вошла в офис и положила перед ним листок бумаги с результатами анализов. Уровень содержания щавелевой кислоты был выделен маркером.
-- Хочешь золотую звезду? Иди накачай его водой с окисью магния.
Пейтон стояла на месте, улыбаясь.
-- Продолжай радоваться, лечи пациента, спасай жизни, иди домой или еще куда-нибудь. Просто убирайся отсюда.
-- Это на самом деле настолько трудно?
-- Что?
-- Радоваться ребенку?
-- Какому ребенку?
-- Вашему.
Он взглянул на нее на мгновение, а потом улыбнулся.
-- Я все гадал, когда ты поднимешь эту тему. Кто сказал, что я не рад? Смотри… я счастлив.- Он притворно ухмыльнулся.
-- Надеюсь, что нет. Надеюсь, никто не выглядит так жалко, когда испытывает радость.
-- Не делай вид, будто знаешь, что я чувствую.
-- Не делайте вид, что вам все равно, когда это не так.
-- Какое тебе до этого дело?- он не дал ей времени ответить. –Ой, постой-ка, да ты просто мысленно переносишь на меня вину за убийство своего ребенка. Не переживай, этот вне опасности. –Хаус саркастично усмехнулся.
Выражение ее лица изменилось.
--Думаете, что все знаете…У меня никогда не было аборта, я не убивала своего ребенка. – С этими словами она язвительно ухмыльнулась и, резко развернувшись, покинула его офис.

А глава - просто супер! Спасибо, frou_frou. Мне очень нравиться))жду с нетерпением проду. Надеюсь ты не заставишь нас долго ждать?))
Мне кстати, Пейтон напоминает в какой-то степени Хауса. Типа "Хаус лайт" женский вариант . Одинокий, замкнутый человек, с которым жизнь сыграла очень жестокую шутку, который боится сблизиться, открыться, полюбить. + она ещё и в медицине шарит неплохо и умная. Как по вашему?

Любовь - история в жизни женщины и эпизод в жизни мужчины. (с)

Добавлено (13.08.2009, 12:58)
---------------------------------------------
Foreigner,
Вы как-то так пишете, как будто это я автор :). Я только перевожу . Хотя и для этого бывает нужно вдохновение

Хаус сидел за столом, уставившись на дверь, через которую только что вышла Пейтон, и больше уже не размышлял о своей жизни и появившихся в ней осложнениях. Теперь его мозг был занят другой головоломкой, а на данный момент все, что отвлекало его от раздумий о себе приветствовалось. Ведь он даже не успел насладиться решением дела. Пейтон в два счета поставила диагноз, а он был брошен наедине со своими мыслями, что всегда опасно. Но взамен она дала ему новую отличную забаву, заслуживающую гораздо больше внимания, чем его личные проблемы.

Хаус включил компьютер и начал рыться в поисковых системах и разнообразных публичных записях, собирая маленький кубик Рубика у себя в голове. Он неторопливо складывал небольшие кусочки вместе, они вели его к следующим, побольше, и постепенно вся конструкция стала собираться в одну общую картину. За минутами шли часы, утренний свет сменился дневным солнцем. Поиски осложнились тем, что он не знал, что конкретно ищет. Но Хаус оказался совершенно не подготовлен к тому, что обнаружил. Прямо перед ним на экране монитора высветился некролог.

“Эбигейл Элизабет Пейтон сложила свои ангельские крылья 7 октября 2001 года вследствие долгой болезни. Свои последние дни она провела в кругу семьи и друзей.

Многим два года жизни Эбби показались бы короткими, но те, кто знал ее, понимают, что в зависимости от того, как живешь, след оставленный тобою в жизни других, увеличивается. Улыбка на ее пухлощеком личике и светлые зеленые глаза были способны осветить собой любую комнату и растопить самое жесткое мужское сердце. По ней будут скучать все, с кем была связана ее короткая, но яркая жизнь. Память Эбби будет жить в сердцах тех, кто имел честь любить ее и быть любимым ею.

Ее пережили мать Саманта Элизабет Пейтон, прабабушка Элисон Роуз Грир и прадедушка Генри Аллен Грир. Служба состоится на кладбище Мэйплвуд…”

Так все и было написано, черным по белому. Ни одного упоминания о причине смерти или о названии болезни. Хаус не мог даже вообразить, каково это, потерять такого маленького ребенка. Это многое объясняло о Пейтон, но совершенно ничего о том, что произошло. Он снова столкнулся с такой информацией, с которой и понятия не имел что ему делать. Это вновь напомнило ему о созданной им самим маленькой жизни, и о том, что за жизнью следует смерть. Как доктор, он всегда четко сознавал это, но все было совершенно иначе теперь, когда эта жизнь появилась с его помощью. Хаус почувствовал себя ответственным за нее и за ее благополучие, что, как он полагал и должно чувствовать большинство родителей. Но от того еще мучительнее было сознавать, как скоро ребенок может быть отнят и как тяжело становится, когда он страдает, ранен или болен. По правде говоря, Хаусу совершенно не хотелось беспокоиться или ощущать ответственность, но он чувствовал, что другого выбора у него нет. Ребенок придет в этот мир, с его участием или без. Хаус предпочел бы второе. Он запустил печать и подождал, пока заработает принтер, затем собрал свои вещи и выключил компьютер.

Лиза Кадди с телефоном у уха сидела посередине кровати, поджав под себя ноги. Рядом с ней лежал ноутбук, а в руках она держала пульт и беспорядочно переключала каналы. День приближался к вечеру, смеркалось, и лампы были включены. Она услышала, как открылась входная дверь, и на ее лице появилась улыбка. Из-за угла показался Хаус с рюкзаком за плечом. Он швырнул его на пол, улыбаясь ей в ответ, стянул с себя пальто, пиджак и рубашку, которые вскоре также оказались на полу. Кадди, глядя на это, усмехнулась, не прекращая болтать по телефону. Он свалил свой мобильный, бумажник и ключи на тумбочку и бросился на постель, удостоверившись при этом, что приземлится рядом с ней, и она подпрыгнет вместе с матрасом прямо посреди разговора.

Кадди закатила глаза и начала прощаться, тогда как губы Хауса уже скользили по ее шее. Он лежал на боку, а его руки блуждали по ее талии и играли с краешком ее футболки. Она беззвучно попросила его остановиться и шлепнула по рукам, пытаясь закончить разговор. В ответ он лишь непослушно ухмыльнулся и продолжил теребить ее футболку, стараясь просунуть под нее руку.

-- Спасибо, я свяжусь с вами через неделю или две,- она повесила трубку, пытаясь высвободиться из его хватки.
Он притянул ее к себе и начал яростно щекотать.
-- Ты была очень плохой девочкой.
Кадди покраснела, корчась от смеха, пока он продолжал притягивать ее к себе и щекотать.
-- Хаус…Прекр..ати… пожа…луйста… прекрати...,- выдохнула она, не переставая хихикать.
Наконец-то он остановился и рассмеялся, наблюдая, как она пытается восстановить дыхание. Он схватил ее в охапку и прижал к себе.
-- Это было не так уж приятно, я чуть не описалась.
-- Тогда, я остановился слишком рано,- он резко дернулся к ней, но вместо того, чтобы вновь щекотать, поцеловал.

Поначалу его движения были яростными, и он буквально придушил ее ртом, но затем немного расслабился, и поцелуй стал страстным, чувственным и вожделенным. И Кадди ощутила, насколько он соскучился по ней за эти две недели. Наклонившись вперед и поддерживая ее одной рукой за спину, другую он просунул ей под футболку и начал ласкать ее грудь. Их поцелуй углубился и стал более сексуальным.

--- Хмммм…,- слетело с его губ, когда он прижался к ней.
Чувствуя, как растет уплотнение в его брюках, она отстранилась, посмотрела на него и покачала головой.
Хаус выглядел смущенным.
-- Мы не можем.
-- Конечно, можем. Это легко. Просто снимай трусики и я…
-- Нет, не можем еще 6 дней.
В его взгляде отразилось разочарование.
-- Но это не значит, что нам нельзя делать кое-что другое.
-- Только не со мной. Оргазм вызывает сокращения матки, даже если не было проникновения.
--Кто сказал, что это должно быть для твоего удовольствия?
-- Не уверена, что позволила бы тебе, даже если бы могла.
-- Это еще что значит?
-- Мы так и не определились, кто мы друг для друга. И я не намерена инвестировать в тебя, пока не удостоверюсь, что это принесет мне прибыль.
Он усмехнулся.
-- Хочешь сказать, я должен доказать тебе свою ценность?
-- Доказательство чего бы то ни было, подразумевает, что тебе есть ради чего это доказывать. То есть, ты говоришь мне, что у нас отношения?
-- Ну почему ты всегда так делаешь?- Хаус разочарованно вскинул руки и отстранился от нее. – Почему тебе так необходимо дать всему название, наклеить ярлык и уничтожить, произнеся это вслух?
-- Мы не в средней школе, Хаус. У нас будет ребенок. Кем бы мы ни были друг для друга, это затронет и его. Я не могу позволить себе притворяться, что знаю, что между нами, а потом окажется, что я что-то неправильно поняла, и мне опять будет больно.
-- Это то, чем является. Мне нравится быть с тобой, когда ты не ведешь себя, как тетка-администратор и не занудствуешь у меня над ухом. Он сделал акцент на слове “занудствуешь”.
Кадди окинула его сердитым взглядом, но на приманку не попалась.
-- И как я могу быть уверена, что ты не уйдешь отсюда и не вызовешь проститутку?
-- Зачем мне теперь звонить проституткам, если я могу получить от тебя гораздо лучший секс и бесплатно?- Хаус хитро усмехнулся.
Она вымученно улыбнулась.
-- Я серьезно. Мы пара? Мы встречаемся только друг с другом? И если так, то это потому что ты хочешь этого или потому, что теперь, когда я вынашиваю твоего ребенка, ты чувствуешь себя обязанным?

Хаус кивнул с пониманием, осознавая, что она намерена вытянуть из него хоть какой-то ответ. Он на мгновение отвел взгляд, осторожно подбирая слова.

-- Я здесь с тобой, потому что я хочу быть здесь и с тобой. Я не собираюсь сидеть и давать какие-то гарантии, потому что, по правде говоря, никто ничего не может гарантировать. Но я скажу, что прямо сейчас я тут, рядом с тобой и нет никакого другого места, в котором я бы хотел оказаться и человека, рядом с которым хотел бы находиться больше, чем с тобой. Так что, называй это как хочешь.

Она осмотрела его с головы до ног, пытаясь разгадать ответ. Из уст Хауса такие слова означали почти что “да, мы пара”. И хотя Кадди была уверена в его искренности, она не знала, стоит ли ей принять все, как есть, или ей хочется услышать, как он произнесет это вслух.

Хаус наблюдал, как она прокручивает в голове его слова, и понимал, что она пытается решить, достаточно ли этого, или ей хочется заставить его произнести все слух. Эта ситуация вынудила его спросить себя самого, почему он просто не мог сказать: ”Да, мы вместе, и никто другой мне не нужен”. На самом деле, он и чувствовал, что они вместе и ему не хочется быть ни с кем другим, но не желал вешать на это ярлык. Ему не хотелось давать их отношениям каких-либо названий, потому что он боялся, что это разрушит их. Хаус опасался, что в ту минуту, когда они станут “парой”, исчезнет вся магия недосказанности, существовавшая между ними. Появятся ожидания и разговоры, которые приведут к дальнейшим ожиданиям и еще большему количеству разговоров, и все превратится в гигантскую, мерзкую и мучительную ответственность, где каждое чувство должно быть определено и проанализировано.

В конце концов ее лицо смягчилось, и Хаус был счастлив узнать, что на данный момент он в безопасности. И все-таки каким-то странным обходным путем они определились что у них своего рода отношения.

Кадди наклонилась вперед и поцеловала его в щеку, обнимая руками за шею.
-- Нет такого человека, с которым мне бы хотелось лежать в постели больше, чем с тобой.
Он взглянул на нее с привязанностью, которой она не замечала прежде, погладил по волосам и ухмыльнулся:
-- Хорошо, потому что с теми темпами, как ты полнеешь и как увеличивается твоя задница, не думаю, что нашлись бы еще желающие.

Она отстранилась, взяла подушку и, ухмыляясь, шлепнула его ею прямо по лицу.
В ответ Хаус схватил ее, притянул к себе и начал щекотать своими пальцами, пока она не раскраснелась вновь и не стала умолять его остановиться.