Я тебя больше не люблю, - говорит она.
Он кивает, переваривая услышанное. Не каждый день тебе говорят такое прямо в лицо. В голове шумит. Вероятно, от полученного шока.
- И давай разойдемся по-хорошему, - продолжает она, закуривая.
Почему бы нет? По-хорошему. «Останемся друзьями» и так далее. Как в мыльных операх, Господи ты боже мой.
- Нам не стоит больше жить вместе. Это твоя квартира, поэтому сегодня вечером
я соберу свои вещи и уеду.
- Как, уже сегодня? – вырывается у него.
Ну вот, все испортил. А ведь так мирно беседовали, как цивилизованные люди!
- А зачем тянуть? – искренне удивляется она.
Похоже, для нее этот вопрос уже решен. Сейчас пойдет собирать вещи. Вытаскивать свое белье из ящиков его комода. Снимать свои платья и блузки с вешалок в его шкафу. И все в таком духе.
- Я заплатила за свет в прошлом месяце, - доносится из ванной ее голос. Что-то
падает и разбивается. – А, чччерт!
- Что там у тебя? – кричит он.
- Разбила твою туалетную воду. Извини.
Туалетную воду. Которую сама же и подарила. Из ванной уже ощутимо тянет ароматом дорогих духов. Теперь вся квартира с месяц будет благоухать «Гуччи».
- Я все уберу! – обещает она и гремит чем-то, разыскивая тряпку. Сейчас еще что-
нибудь уронит.
- Оставь, я сам уберу! – кричит он в ответ.
Конечно, сам. Он и на кухне все делал сам. Она тоже пробовала и неоднократно, но без особого успеха..
Запах духов расползается по всему дому. Спасаясь от него, он ретируется в комнату, именуемую «кабинетом». Садится за стол, включает компьютер. Верный друг, так и хочется погладить монитор, как умного пса. Он бьется в сетях Интернета, как рыбка... увы, далеко не золотая. Громко и не к месту смеется. Нервишки сдают, видимо. В дверь просовывается голова его недоумевающей почти-не-подруги.
- Веселишься? – звенит упрек в ее голосе.
А что же ему делать, рвать на себе волосы и посыпать голову пеплом? Он вскипает, как чайник, забытый на плите. В воздухе пахнет первосортным скандалом. Как ни странно, она успокаивается первой. Обычно все бывает наоборот. Она кричит, фигурально (а иногда вполне реально) бьет посуду, он урезонивает и успокаивает. Сегодня – не так. Сегодня – исключительный день.
- Давай не будем ругаться. Это же наш последний вечер, - говорит она. Снова
пафос, снова «мыло» родом из «заэкранья». Все равно он согласно кивает. Она возвращается в спальню, он остается наедине с монитором, процессором, принтером, сканером. Серьезная компания. Окружили его и молчат, ждут чего-то. Ребята, вы были свидетелями последней семейной сцены. Где же аплодисменты? Талантливым актерам нужно аплодировать. Совершенно неожиданно принтер оживает, начинает судорожно выплевывать листы бумаги. Он испуганно вздрагивает. Господи, ну и денек! Подбирает с пола бумагу, прислушивается к возне за стеной. Что она там делает? Мебель двигает, что ли?
Она действительно двигает мебель. Толкает комод, крепкое дерево скрипит и стонет, протестуя. Он бросается на помощь, в которой и она, и комод весьма нуждаются.
- Ты хочешь забрать его с собой? – пыхтя, спрашивает он.
Она мотает головой, сдувает со лба каштановый локон. Укол в сердце, щемящее чувство под ложечкой. Мгновенный проблеск памяти – его губы, прикасающиеся к этому шелковистому завитку... Наконец, комод нехотя уступает. Она с победным криком протискивается в ущелье между стеной и деревянной доской. Ей это по силам – при ее-то комплекции.
- Вот они! – восклицает она и он видит на ее раскрытой ладони нитку бус.
Блестящие голубоватые камешки, застежка в виде цветка. Безделушка.
Он пожимает плечами. Стоило возиться из-за такой мелочи. Он смотрит, как она сдувает невесомые пылинки со своего сокровища, и снова на него накатывает непрошеная нежность. Веснушки вокруг симпатичного носика. Ее губы – улыбающиеся или надутые, какая разница! Ее глаза...
- Эй! – Она отрывается, наконец, от созерцания своих бус и теперь смотрит на него.
Он краснеет, застигнутый врасплох. А что он такого сделал-то? Засмотрелся на женщину, с которой прожил пять лет? Нечего сказать, тяжкое преступление.
У него нет ни сил, ни желания снова притискивать к стене этот комод. Спальня напоминает теперь магазин женской одежды в сезон скидок. Многочисленные предметы туалета лежат на всех горизонтальных плоскостях. А посреди этого хаоса восседает она, его создательница, скрестив ноги по-турецки, разглядывая дурацкие голубые бусы. Он тихо отступает за порог, унося с собою яркую умозрительную картинку – молодая женщина сидит на кровати в косых лучах солнца, а сквозь ее пальцы струится сверкающая змейка ожерелья.
Пожалуй, лучше мышкой сидеть в кабинете и ни во что не вмешиваться. Мудрое решение. Мышкой и с «мышкой». Но от компьютера болит голова и он ложится на угловой диванчик. Еще один старый «друг». Немало ночей он провел на его потертом плюше, изгнанный из спальни после очередной ссоры. Но ЭТОЙ ночью он будет спать на роскошной двуспальной кровати. Один. А утром его не потревожит ни шум воды в ванной, ни звон разбитой тарелки, ни нежданный поцелуй... Скрипят пружины, он поворачивается на другой бок и крепко зажмуривается. Он же не собирается плакать. Нет, не собирается. Вот черт...

Открывается дверь. У нее кошачья поступь да и мягкий ковер на полу заглушает шаги. Он бездарно изображает спящего. Но ей все равно, спит он или нет. Она трясет его за плечо.
- Я ухожу. – Он поднимается с дивана, глядя в пол. Ни к чему ей видеть его
покрасневшие глаза. Не нужна ему жалость.
- Давай я тебя отвезу, - мужественно предлагает он. Голова гудит от боли, а
желудок медленно поднимается к горлу. Наверняка сезонный грипп подцепил. Или это «нормальное» самочувствие БРОСАЕМЫХ людей?
- Не надо, я вызвала такси. – говорит она и идет в прихожую с тяжелой сумкой
наперевес. Его помощь ей больше не нужна.
Пережить бы еще сцену прощания у порога... Он мельком взглядывает на себя в зеркало. Не все так страшно. По крайней мере, следов слез не видно. И тогда он все-таки поднимает глаза. На ней короткое платье, выгодно подчеркивающее тонкую талию. Легкий макияж – ничего лишнего. И голубые бусы на шее. Он смотрит на это дешевенькое украшение и старается сосредоточиться только на нем. Боится, что иначе сделает или скажет какую-нибудь глупость.
- Ну... – начинает она и тут же умолкает. Словно ей уже нечего ему сказать, все
темы для разговоров исчерпались за пять лет. Он по-прежнему смотрит на бусы, мелкие грани камней переливаются на свету. Потом вдруг это радужное сияние начинает множиться. Глаза снова наливаются горячей влагой. В последней отчаянной попытке скрыть от нее свою слабость, он отворачивается. Считает до десяти, делает глубокий вдох. Все бестолку. Нервные толчки сердца уже, кажется, резонируют от стен. Прикосновение к плечу сродни электрическому разряду.
- Я пойду... Прости. – и какую-то долю секунды ему кажется, что она тоже сейчас
расплачется. Но нет. Она не плачет, только вздыхает. Открывает дверь, подхватывает левой рукой чемодан (очень тяжелый, судя по всему). Делает шаг за порог и оглядывается. В эту решающую минуту главному герою по всем законам жанра полагается крикнуть: «Останься!» и броситься вслед за своим уходящим счастьем. В реальной жизни главный герой всего лишь стоит, опустив руки и глаза. Он продолжает стоять и после того, как щелчок замка возвещает миру, что отныне у этой квартиры есть только один хозяин. Проходит еще минуты три – или три тысячелетия. Он с трудом отрывает ноги от пола. Идет в спальню. Уже на пороге комнаты понимает, что ему вряд ли вынести зрелище выпотрошенных шкафов и комодов. Поворот на 180 градусов. Со стороны он, наверно, похож на робота, который нуждается в небольшом ремонте. Но кому какое дело, в конце концов?
Кухня такая же, какой была вчера. Можно даже представить себе, что это и не кухня вовсе, а машина времени. Он садится на табуретку возле холодильника. Тот гулко рокочет и это – единственный звук в осиротевшей квартире. Глаза поочередно останавливаются на столе с хлебницей посередине, на плите, на веселеньком кафеле в цветочек... Такой привычный, вчерашний уют. Он готов просидеть здесь до вечера, обманывая самого себя. Пытаясь обмануть время, которое только делает вид, что остановилось.
Нужно встать. Заняться повседневными делами. Сварить кофе, например. Он это любит и умеет. А у нее неизменно получалась горькая бурда, которую он мужественно поглощал, чтобы только не обидеть. Он берет в руки банку с кофе, отвинчивает крышку, вдыхает аромат далеких стран, где под тропическим солнцем созревают кофейные плоды. Горло сжимается и металлическая банка выскальзывает из рук, драгоценное кофейное содержимое взлетает над полом миниатюрным вихрем.
Не нужен ему кофе, ничего ему не нужно. А нужен только ее голос, ее неумение, ее капризы. Ему необходимы их ссоры и примирения, глупый смех без причины. Ему нужна ОНА.
Он бредет по квартире, натыкаясь на мебель, как слепой. От запаха разлитых духов болит голова, сердце по ощущениям превратилось в свинцовую гирю. Ноги подгибаются и он садится на ковер. Закрывает глаза. И как наяву видит ее, сидящую по-турецки на кровати, с лицом, склоненным над голубым сиянием бус в ладонях. Голубые бусы... Одна картинка сменяется другой... забавные штуки выкидывает порой память... Море, зернистый песок, алмазы брызг на коричневой коже... мальчишка бредет по пляжу с сумкой через плечо... он покупает у него бусы, голубые бусы... ожерелье так красиво оттеняет ее загар... его пальцы застегивают замочек в виде цветка на ее шее... она смеется, ее руки, горячие от солнца... поцелуй, сдобренный морской солью, ветром, счастьем...
На его губах – соленый привкус. Только это уже не отзвук воспоминаний, это – слезы. Теперь ему не от кого их прятать– разве что от себя самого. Бусы, голубые бусы... прозрачные, как морская вода, камешки... осколочки былого летнего счастья...
Слезы иссякают, но не внезапно, а постепенно, как струйка воды из неисправного крана. Кап-кап-кап... все. Он так и сидит на ковре - мягком, ворсистом, уютном. Пора бы уже подниматься, что толку разводить сырость, жалеть себя, растравлять душу прекрасными воспоминаниями? Так нашептывает пресловутый здравый смысл. И он прислушивается-таки к этому слабенькому шепоту, едва слышному на фоне стонов, воплей и рыданий мятущихся чувств. Формулировочка. Во как завернул! Самоирония – не самый плохой спасательный круг... и он медленно, как старикан, прищемленный ревматизмом, встает с пола. А в квартире-то темно совсем, вечер уже, оказывается. Ну и пусть будет темно. Окно открыто, пятый этаж, любо-дорого поглядеть. Равнодушно прикидывает – а что, если сигануть вниз? Или недостаточно высоко для смерти без особых мучений? Шепот здравого смысла теперь слышен куда как отчетливее. Нет, никаких самоубийств! «В этой жизни умереть не ново...» Точнее златокудрого хулигана не выразишься, пожалуй. Умереть – дело не хитрое, а ты вот пожить попробуй... И, вместо того, чтобы рухнуть с подоконника в весенние сумерки, он садится на этот самый подоконник, нашаривая в кармане смятую пачку сигарет. Ароматная отрава проникает в грудь и вроде даже прочищает мозги. Боль душевную, понятное дело, сигаретным дымом не излечишь. Надо полагать, уймется эта боль ох как нескоро. Но – уймется. Когда-нибудь.
Дымовые завихрения растворяются в синей прохладе под аккомпанемент вечерних звуков – сигналят машины, кричат заигравшиеся во дворе дети, откуда-то доносится музыка... И где-то, посреди этого вечернего города есть она, его невозможная, взбалмошная, невозвратимая любовь. Сидит ли она в кафе за чашкой крепкого чая? Говорит по телефону с одной из бесчисленных подруг? Попросту лежит на диване в родительском доме? Неважно. А важно другое – на ней все еще голубые бусы, он в этом твердо уверен. Простенькая безделушка, унесенная из их ныне опустевшего дома в качестве бесценного сокровища. В качестве напоминания о солнечном дне на пляже, когда все было так просто, ясно и пронзительно-радостно. А раз так – значит, есть крошечная надежда на возвращение. На обретение. На воскресение. И причина тому – мелочь, безделушка, горсточка блестящих камешков.
Потому что счастливые моменты прошлого – это уже не безделушки. Каждый из них – как драгоценный камень, бриллиант чистейшей воды или редкая жемчужина. Сколько таких жемчужин выловили они в волнах времени? Много, вполне достаточно для того, чтобы нанизать еще одно ожерелье...
- Я все помню... – говорит он совсем тихо.

- Я помню, - говорит она, прикасаясь к голубому ожерелью на шее.

... Иногда воспоминания – единственное, что остается людям. Но это не так уж мало, правда?

Кот Мырк занимался своим любимым делом, он думал. Голубей в темноте не видно, снежинки больше не роятся и на своё отражение Мырк насмотрелся до тошноты. Поэтому он удобно сидел на подоконнике - спиной к тёплой кухне, мордой к тёмному стеклу - и грустно думал. Чувства кот считал занятием бабским, несерьёзным. Поэтому по любому поводу он пускал в ход только две оборонительные конструкции - мысли и когти. Но зато мысли у него всегда были эмоционально окрашены. Он думал весело или - мурр - нежно, дерзко или сердито, игриво или растерянно. Но сейчас на него напала совершенно неотвязная и очень грустная мысль. Он её и думал. А куда деваться? От мысли нет иного спасения - кот это отлично знал - как додумать её до самого конца, до донышка, а потом донышко это вылизать. Что-нибудь да придумается. А в придумывании чего-нибудь была насущная необходимость, ибо любимый - потому что единственный, другого Мырку никто не приготовил - хозяин из-за избытка тестостерона сошёл с ума окончательно. Надо же, какая балда! Решил жениться на этой двуногой и бесхвостой идиотке от которой ужасно пахнет. Хороший запах пуазоном не назовут. А порядочную девушку баба Нюра, их котолюбивая соседка, не станет называть пустоголовой вертихвосткой. Баба Нюра жизнь прожила, всякого повидала. Она мудрая и справедливая. Только с глазами у неё плохо в последнее время - хвоста у этой вертипопой штучки никакого нет даже в зародыше. А туда же, вихляет. Ну, с глазами плохо - это не с головой, как у хозяина. Кот уже три дня пытается втемяшить в его упрямую, круглую, как мяч, голову мысль о бренности всего живого, в том числе и посторонних уховёрток. А он и в ус не дует, даже сбрил, потому что крутопопая попросила. Знает, в чём мужская сила - в усах. Далила недоделанная! Кот распушил свои собственные чувствительные мембраны - он злился и немного переживал. А это уже кое-что, потому что вчера он, всего-навсего, переживал и немного злился. Услышав в прихожей пронзительное щебетание своей врагини, кот нервно зевнул. Птичку с таким пронзительным голосом он бы убил не моргнув глазом. Не умеешь петь - не берись. В кухню влетела она и принялась сопливо сюсюкать. Кого она хочет обмануть? Дураку ясно, что котов она не любит, расистка паршивая! В прошлый раз наступила ему на хвост с особым наслаждением, а когда он её цапнул, заверещала, как резаная. И этот балда ей поверил - даже на колготки новые денег дал. А она уже пришла в драных! Просто хозяин млеет, глядя на её задние лапы, как чумной, и ничего не видит вокруг. Никакого достоинства! Никакой мужской солидарности! И ни малейшего намёка на мысль. Вот и сейчас грозит ему пальцем. Я-то что, смотри, как бы она тебе этот палец не отхватила, герой-любовник. Кот сгруппировался на подоконнике, сконцентрировал свои мысли на жизненно важном и попытался передать хозяину ощущение тревоги от её близости. Не тут-то было! То ли эта фифа умело блокировала энергопотоки, то ли костяной шлем, который носят для защиты своего слабого мозга все двуногие, с годами закалился и стал совершенно нечувствителен. А ведь раньше хозяин его понимал. Не с первого раза, но понимал. Кот равнодушно отвернулся, сделал скучающий вид - авось отстанут. Ушли в другую комнату, захватив шампанское. Дело плохо! Но раскисать нельзя, надо думать. Этой бабы в их семье не будет и точка. В крайнем случае, он уйдёт из дома, как в прошлый раз. Тогда хозяин здорово перепугался. Правда, пришлось всю ночь на помойке просидеть, как бомжу какому-то. Но дело того стоило. Тогда он победил. А сейчас? Кот забрался повыше, на шкаф - оттуда обзор лучше - и разлегся там в своём праве. Но как только он принялся обдумывать дальнейшие действия, прихожая взорвалась надрывным женским визгом.
- Миша, он же на моём палантине лежит!!! Сгони, сгони скорее его оттуда, я его боюсь! Он мне всю вещь своей шерстью изгадит!
Кот фыркнул в усы от возмущения. Это его-то шерстью? Да у него лучшая шерсть, какую себе только можно пожелать! У неё-то вообще никакой, вот и завидует. А этот балда ещё делает вид, будто на кота замахнулся. Мырк сделал огромный царственный прыжок и вмиг оказался у двери. Дверь оказалась закрыта неплотно и он выскользнул в неё, увеличив щель лапой. Не слушать же этот человечий бред, ей богу? Называет кисонькой особу, у которой даже нет пушка на щёчках. А вчера нёс такую чушь, что усам щекотно было, приходилось постоянно чихать. Сидел с ней в спальной и обсуждал будущий уют:
- Я хочу балдахин над кроватью! - заявляет мымра.
И этот болван завывает в ответ сладким голосом, как неопытный кот на трубе:
- Будет тебе балдахин, принцесса моя любимая!
Ага. А также белка и свисток. Это тебе балдахин будет, причём полный, балда. Не успели пожениться, а она уже балдахины над мужем вешает. Кот не знал значения этого дурацкого слова, но оно его жутко бесило. Ясно же, пакость девка замышляет. Слово-то какое: балда-хин. Фу! Мырк передёрнулся от отвращения и пошёл к окну на площадке - подышать свежим воздухом. К подъезду грациозной походкой направлялась мурзилка с третьего этажа, которая никогда на него не смотрит. Свита была при ней - невзрачная, но послушная хозяйка и нескладный котопёс. «Вот бы мне такую… - замечтался Мырк. - Всю жизнь жили бы душа в душу. Да и против хозяйки я ничего против не имею: котов любит, за ушком чесать умеет, чистоплотна, хорошо дрессирована. Стоп! Это же превосходное решение». Кот в волнении заходил туда сюда перед дверью. Всё гениальное просто… просто и легко выходит из его умной - не то, что у некоторых - головы. Решено! Ему надо жениться. Приведёт молодую в дом, а с нею и обслугу - хозяйку и котопса. Небось, некуда станет балдахины-то вешать? Кувырком Мырк скатился по крутой лестнице на третий этаж и в последнюю минуту затормозил перед самой дверью - спасибо, что не головой. Эх, надо признаться, что мысль об этой смазливой малышке преследует его всю зиму. Неужели хозяин всерьез полагает, что линялый хвост способен заменит настоящему мачо нежную мисс? Балда, истинный балда! Сам-то он резиновую куклу спутал бы с живой женщиной, интересно? Хотя… В этот самый миг не этим ли он в спальной занимается? Никакого балдахина не нужно в этом краю непуганых идиотов. Сердито фыркнув, кот заторопился и принялся усердно тереться мордой о дверь. То, что он не может нормально войти, его унижало. И не позвонить. Этого он не учёл. А та, наверху, может принести приплод через три месяца и прости-прощай холостяцкая свобода. Он своего хозяина изучил неплохо - котят топить он нипочём не станет. Вся надежда на глупую котопёсину, должна же она залаять? Иначе зачем её в доме держат? Признавать хрупкое существо в кудряшках и фривольных бантиках за мужика коту было противно. А уж о том, что убогое создание является собакой, он и вовсе догадался недавно и только по запаху, который от собачонки почти совсем отмыли вонючим шампунем. Котопсом его окрестили кошки их квартала за то, что он мяукал даже тогда, когда нормальные коты рычали, сверкая глазами.
- Эй, болонка! Болон! Тьфу ты, как тебя звать-то правильно, господи? Пупсик, сюда! - кот изогнул спину дугой и зашипел, привлекая внимание. Ну, если даже сейчас в котопсе не проснётся реальная собака… Пёс таки проснулся и принялся скрести дверь и жалобно скулить.
- Да перестань ты ныть-то! Я не на тебя шиплю, мне хозяйка твоя нужна, позови-ка.
- Сей момент! - радостно откликнулся с той стороны удивительно звонкий и чистый голосок. - Полаять - это мы всегда с удовольствием.
В тот же миг раздался оглушительный, разрывающий ушные перепонки лай.
- Что случилось, солнышко? Кто, кто к нам пришёл, мой хороший? - пропела хозяйка. «А парень не так уж плох» - успел подумать Мырк, прежде чем дверь отворилась перед его мордой. Не теряя ни минуты, он ринулся в темноту чужого коридора, дрожа от возбуждения. Теперь всё зависело от его умения ухаживать. Он должен сделать ей такое предложение, от которого она не сможет отказаться. Одним махом он взлетел на подоконник и… растерял весь свой кураж, споткнувшись взглядом о её огромные, раскосые глаза, затмевающие собой весеннее небо. Он стоял перед ней в неловкой позе, балансируя на трёх лапах, не в силах промяукать ни слова, поражённый красотой её души, светившейся в этих глазах. Ведь это только двуногие не знают, куда надо смотреть и что искать. Коты знают. Он долго мог ещё так стоять и смотреть, но тут она удивительно просто сказала:
- Наконец-то! А я всё ждала, когда ты придёшь. Меня зовут Кыш. А ты Мырк, я знаю.
Вот как выглядит настоящая принцесса! Не то, что та, наверху. Имечко у неё, конечно, дурацкое. Но не всем же носить прекрасные благозвучные имена, как у него. Ничего, поженятся - возьмёт его имя, Мырочкой станет. Тут кот очнулся от сладких мечтаний, приподнятый в воздух легкой рукой.
- Ты считаешь, Кышка? - смеясь говорила девушка с такими же ясными, как у её мохнатой подружки, глазами. - Считаешь, что он нам подходит?
С полу донеслось слабое потявкивание.
- Ты тоже так считаешь, Гоблин? - изумилась хозяйка, глядя на свою собачку. Мырк извернулся и мотнул головой. Это означало «Спасибо, друг!»
- Не знала, что он тебе нравится. Придётся поговорить об этом с его хозяином. Постой, я сейчас вернусь, - девушка накинула старый плащик поверх домашнего халата, вышла в коридор и закрыла за собой дверь, придерживая кота на груди. Сердце её билось удивительно часто. «Из-за чего это она переволновалась? - недоумевал кот. - Любовь-то у нас с хозяином, ей-то что».
- Дурачок, раскрой глаза пошире, - мягко вторглись в его голову чужие мысли. Глянув вниз, Мырк обнаружил, что Кыш и Гоблин провожают свою хозяйку наверх, незаметно пристроившись сзади. «Ох, и недотёпа же! - повторил кот про себя слова, которыми хозяин часто награждал соседку снизу. И ехидно добавил: - Как раз пара такому балде, как хозяин». Ой! Что это было? Это НЕ ЕГО мысль. «Это моя мысль, милый. Мы ведь почти женаты, значит должны уметь передавать друг другу мысли на расстоянии». Мырк чуть не свалился на неё сверху влюблённым коршуном, но вовремя взял себя в лапы. Сперва дело.
- Проходите. Ой, у вас мой кот? Откуда… - голос хозяина был смущён и растерян.
- Говорила же я тебе, что найдётся твой охламон. Тоже мне, блохастое сокровище! - раздался пронзительный голос и из-за плеча хозяина вынырнула разъярённая ведьма. «Ага, час любви я вам подпортил!» - возликовал кот.
- Извините! - голос кышкиной хозяйки неожиданно стал ледяным, а сердце застучало, словно паровой молот. - Я не думала, что здесь живут аилурофобы. Детки, пойдёмте отсюда, нас здесь не любят.
- А ты кто такая? Откуда здесь это чучело? - голос резиновой куклы набирал опасные обороты. Кот проследил за оценивающим взглядом хозяина и вынужден был признать, что сравнение с чучелом было довольно точным. На голове недотёпы красовалось гнездо из соломы с бантиком. Плечи покрывал старый плащ в кошачьей шерсти, из под которого торчал выцветший, трудолюбиво украшенный кошачьими затяжками, халат и - о, ужас - край батистовой ночнушки в цветочек. На ногах - стоптанные шлёпанцы. Это было ужасно! Он знал людей - сейчас всё рухнет. Кошачья пара взметнулась в едином порыве.
- Ты на глаза-то, на глаза её посмотри, балда неотёсанный! - молил кот, почти раскачиваясь на люстре. Его - теперь уже можно так сказать, они столько пережили вместе - его подруга юркнула в глубь комнат, вызвав легкую панику у хозяйки и истошный призыв:
- Кыш, кыш, сюда!
Следом в квартиру забежал пёсик и начал носится кругами по кухне, выписывая замысловатые кренделя.
- Гоблин, ты… Кыш! - закричала девушка. Хозяин остолбенел, но на губах у него играла улыбка.
- Да не волнуйся, сейчас всё утрясём, - сказал он, посмеиваясь. В его глазах не просто плясали, а водили целый хоровод смешинки.
- Ах, вот как! - взвилась мегера. - Она меня обзывает, выгоняет, устроила тут сумасшедший дом, а ты смеёшься?
- Да погоди ты, надо же помочь человеку поймать животных. Она нам кота вернула.
- Не нам, а тебе! Мне этот лохматый урод не нужен, мышей в городском доме нет.
- Ну и проваливай! - внезапно разозлился хозяин. Мне в доме тоже мыши не нужны.
Дверь парадной внизу оглушительно хлопнула, задребезжав стёклами. Двое обескураженных людей стояли посреди хаоса разорённой квартиры и улыбались, стараясь не глядеть друг на друга. «Ну, посмотри же ей в глаза!» - взмолился Мырк, когда соседка взялась за ручку двери. Тут Кыш проворной белкой метнулась к ногам мужчины и потёрлась о них. Он наклонился, подхватил её на руки, потёрся о мех щекой и протянул девушке. Глаза их встретились.
- А я думал, что ты недотёпа, - неожиданно для себя сказал он.
- Не-а, я чучело, - отозвалась она и тихо рассмеялась. - А вот ты настоящий балда! Как можно строить семью с женщиной, которая не любит животных?
- Ну да, я болван, - легко и радостно согласился мужчина. - Имея такую соседку, искал любви у каких-то кукол.
- Наконец-то! А я всё ждала, когда ты придёшь. Меня зовут Зоя. А ты Миша, я знаю.
- Всё-то ты знаешь, любимая!
И никаких дурацких принцесс. Просто любимая, насколько же это лучше!
- Знаешь, что я тебе скажу? - Миша положил руки на хрупкие плечи девушки и наклонился низко-низко, будто собираясь что-то шепнуть. Но вместо этого вдруг прильнул к её губам, как к роднику в жаркий день
- Не бойся, - шепнула Кышка другу. - Просто люди таким образом передают друг другу свои чувства.
- Свои влюблённые мысли. - машинально поправил Мырк. А Гоблин тихо хихикнул.

За Ваши школьные страдания, прям, всерьез обидно! Мне повезло - школа без экспериментов, зато на первых трех курсах преподаватели - моральные садисты, как на подбор. Мне перед каждой сессией казалось, вот теперь-то точно выгонят.
Зато когда сдавали гос мудрый наш профессор в день предэкзаменационной консультации сказал так:
- Имейте в виду, за экзаменационным столом будет только два педиатра - вы и я. Любому члену комиссии, если попытается вас перебивать, могу сказать - это педиатрическая особенность. Но смотрите на меня внимательно: пока говорите правильно - киваю. Перестал кивать - тормозите, значит, не туда повело. Остановлю вас только в том случае, если полную чушь нести будете и кто-то другой из комиссии это явно заметит. А сейчас, идите домой, хорошо поужинайте, и ложитесь спать. Не смейте ничего повторять! Чтоб завтра пришли с румянцем и ясными глазами. Вы шесть лет учили, вы все знаете, даже если вам сейчас кажется, что это не так, поверьте мне, мне виднее".