Мини-чат | Спойлеры, реклама и ссылки на другие сайты в чате запрещены
|
|
|
Фортепьянный концерт для неправильно сросшихся пальцев.
| |
| ignovi71 | Дата: Пятница, 11.03.2016, 20:45 | Сообщение # 166 |
|
Новичок
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 16
| Цитата hoelmes9494 (  ) моя новая квартира выходит дверью на ту же лестничную клетку, что и наша старая
Да уж.....(всхлипывая от умиления и утирая слезы клетчатым платочком)Добавлено (11.03.2016, 20:45)
---------------------------------------------
А что с продолжением?
|
| |
| |
| drebezgi | Дата: Пятница, 11.03.2016, 21:29 | Сообщение # 167 |
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 3459
Карма: 13464
Статус: Offline
| Цитата ignovi71 ( ) А что с продолжением?
поддерживаю)
 Работай головой! 2593!!!
|
| |
| |
| metressa | Дата: Суббота, 12.03.2016, 02:24 | Сообщение # 168 |
Невролог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 150
| Цитата drebezgi ( ) поддерживаю)
И я поддерживаю!
Жизнь надо прожить так, чтобы больше не хотелось
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Суббота, 12.03.2016, 23:39 | Сообщение # 169 |
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| Следующие три недели каждый день проходит у нас по заведённому сценарию: первые утренние шаги я делаю самостоятельно с «миостепом», потому что хотя боль и сильнее всего по утрам — за день к ней привычка, что ли, вырабатывается — но я заметил, что туго наполненный мочевой пузырь здорово отвлекает от болевых ощущений, а его опорожнение насыщает кровь внутренним обезболивающим — эндорфином, после чего умыться и почистить зубы вообще не проблема.
Бреет меня всё-таки чаще Уилсон — трансляторы мешают, без них я не вижу, да и с ними в зеркало себя, честно сказать, не вижу, а наощупь хорошо брить гладкую кожу, а не изуродованную шрамами, как у меня. И дело не только в выколотых глазах — я перенёс операцию по восстановлению слуха, оставившую мне шрам за ушной раковиной, трансплантацию электродов, оставившую шрамы у наружних краёв глазниц, пластику верхней челюсти и гайморовой пазухи, потому что меня в первый год восстановления натурально замучил гайморит из-за её деформации, и, к тому же, пришлось иссекать келоид, начавший перетягивать мне верхнюю губу на сторону тёмных сил.
Когда меня бреет Уилсон, я выбрит до противной гладкости, с Кларенсом мне удаётся покапризничать и оставить щетину, которой потом очень удобно чесать плечо.
Потом массаж и мелкая моторика. Уилсон совсем разочаровался в карандашах- кажется, у него формируется зеркальная фобия, и поэтому всё последнее время мы занимаемся с ним только на клавиатуре. Да и занимаемся как-то странно — только первое время он просил меня печатать слова или тексты, а потом просто стал называть буквы, а мне следует при этом быстро и не сбиваясь отыскивать и нажимать соответствующие клавиши. Первое время эта бестолковая гимнастика отнимала у меня много времени и сил, и я бы взбунтовался, если бы не заметный прогресс - постепенно я приспособился действовать обеими руками и довольно быстро. Уилсону эта игра явно кажется важной, он просто в телячий восторг приходит, когда мне удаётся набрать какой-нибудь «цлпрохыг» с приличной скоростью.
После массажа и занятий - завтрак в номере. Заказывает его всегда Кларенс и, надо отдать ему справедливость, чаще всего это вкусно. Уилсон почти не ест, и первое время меня это тревожит, но потом я доискиваюсь до причины — вернее, доискивается по моей просьбе Кларенс, устраивающий однажды форменный обыск, пока этого типа нет дома. Оказывается, он на дисульфираме — вот это новость. Кларенс находит початую упаковку, не хватает уже семи таблеток. Видимо, пьёт по утрам и не слишком хорошо переносит.
Ну что ж, дожидаюсь возвращения с упаковкой в руках.
- Твоя сознательность меня греет, но ты уверен, что язвенная болезнь — хорошая замена алкоголизму?
- Ты слепой, - говорит он спокойно, перечисляя мои достоинства, - слышишь только одним ухом, не можешь ходить, не можешь разогнуться, твои пальцы ещё только учатся хоть какой-то гибкости, и всё равно ты умудряешься устраивать у меня обыски и шпионить за мной, как в старые добрые времена. Это очень позитивно - ты сделал мой день. А ну, верни таблетки!
- Ты, в самом деле, не можешь сдерживаться без этой подстраховки?
- Могу, но с ней надёжнее.
- Ты идиот. Нет, не просто идиот. Ты слабак. И не просто слабак, но ещё и идиот.
- Отдай мне мои таблетки. Это — личная собственность. Я их купил, заплатил за них и имею право их пить, когда хочу и сколько хочу, не спрашивая твоего благословения.
- Точно. Ещё можешь пить мышьяк и цианистый калий.
- Это — лекарство. Оно мне показано. Я признаю проблему и действую — что не так?
Сдавшись, бросаю в него флакончик, и он раздражённо прячет таблетки в карман.
- Уилсон... что, в самом деле, всё уже так далеко зашло?
- Да.
- Ты мне правду говоришь?
- Нет.
- Послушай, если тебе нужна помощь...
- Я — в порядке.
- А это?
- Всё будет хорошо.
- У тебя от них тошнота и болит желудок. Почему не налтрексон, не акампросат?
- Я старомоден — ты знаешь, - и ещё раз повторяет. видя, что я всё ещё на взводе. - Всё будет хорошо — не тревожься.
- Когда ты начал это пить?
- После твоего последнего приступа боли. Подумал, что могу тебе понадобиться ещё, и вдруг в тот самый момент, когда я буду пьян.
- Чёртов альтруист! Мне не надо твоих подачек!
- Уговорил. Бросаю тетурам — перехожу опять на виски. Как скажешь...
Понимаю, что запутался.
- Тебе никогда не приходило в голову, - мягко спрашивает Уилсон, - что, роясь в моих вещах и шпионя за мной, ты усложняешь жизнь, в первую очередь, себе.
- Зато тебе облегчаю.
- Пожалуй... - очень долго помолчав, всё-таки признаёт он, но тут же поправляется. - В какой-то мере...
После завтрака — поездка в «INOREPRO», но с тех пор, как «миостеп» у меня в пользовании, это делается больше для физиотерапии и ЛФК. Нам с трудом удаётся восстановить нормальное общение с Норой Кастл — после того, как Уилсон слил мне инфу про её в меня влюблённость, я чувствую себя в её обществе, кажется, ещё более неловко, чем она - в моём. Дело поправляет тот же Уилсон — на второй или третий день наших попыток разговаривать, глядя куда угодно, только не друг на друга, он вдруг вспоминает:
- Тот пациент, с гиперальгезией при центральном параличе — ну, тот, о котором ты мне говорила, что никто не может понять, что с ним, и нельзя даже физиотерапию проводить из-за боли... Может быть, Хаус согласится посмотреть карту?
Хаус зажат в угол, Хаусу деваться некуда, и карта приносится и зачитывается вслух, вызывая споры по каждому пункту со взаимными оскорблениями и уничижительными насмешками, после чего неловкость между нами исчезает, растворившись в злости, а парень, не желающий признаваться в том, что был когда-то изнасилован своим тренером по дзю-до, получает наконец, шанс на полноценную реабилитацию.
Около часу, если не двух после процедур я провожу один в «Октаэдре» - чаще всего сплю или вспоминаю. Иногда нарочно вспоминаю Томсона, тюрьму и смерть Кэмерон — скелеты из шкафа не могут исчезнуть, пока шкаф не открывают. Один раз довспоминался до хорошей полноценной панической атаки — в качестве лекарства нарезал в кресле по дорожке и горланил во всё горло «It`s my life», кресло перевернул на повороте, но и валяясь на земле, петь не прекратил, пока самому не сделалось настолько смешно, что страх отступил.
Ощутил это, как победу, но впечатление изгадил Уилсон, которому я был вынужден рассказать об этом, потому что опрокинутое кресло пришлось поднимать ему.
- Ты мог разбить голову о бордюр.
- Но не разбил.
- Но мог.
- Любой человек может упасть.
- Не любой человек путает инвалидное кресло с болидом. Я сниму чёртов двигатель и поставлю тот, какой был. И смотреть «Неприкасаемых» ты больше не будешь.
- Только попробуй.
Сам же сосватал мне этот фильм ради позитива и мы провели с ним перед экраном два вечера с пивом и пиццей — было здорово, и он научился так удачно комментировать между репликами персонажей, что складывается целостная картина, и я почти ничего не теряю.
- Я беспокоюсь за тебя, - говорит он обезоруживающе прямо.
- Тебе придётся с этим смирится, - не менее прямо отвечаю я.
После посещения института я ещё с час занимаюсь на «миостепе», после чего вяло жую нечто — всё равно, что - заказанное Уилсоном на обед и сплю час или два. Вернее сказать, меня глухо вырубает, и я не всегда успеваю донести до подушки голову — порой засыпаю в состоянии невесомости во время падения на кровать. Есть и свои плюсы: боль отступает, не в силах конкурировать с усталостью. Будит меня, как правило, приход Ку-Си-Ма, которая делает мне общий массаж — тщательно, но молча и без поползновений, которых мне иногда — сказать по правде — хочется. Но я пока молчу — эта тема должна у меня отлежаться. После массажа наступает время Кларенса и второй порции лечебной физкультуры. Нора Кастл дала ему какие-то пособия по специальной гимнастике, и он регулярно меня ею мучает. На это время Уилсон куда-то с таинственным видом исчезает. Возвращается он уже к вечеру, и мы идём с ним в парк или в ту самую забегаловку, где играет хороший джаз. Мне нравится это время и нравится проводить его с Уилсоном, хотя мы почти не разговариваем. В забегаловке он берёт мне пиво, себе — апельсиновый фрэш, одного бокала вполне хватает на вечер. Но в хорошие тёплые вечера мы просто сидим в сквере у фонтана — музыка долетает и сюда через открытые окна. Мне нравится, что Уилсон в это время полностью расслаблен — обычно он редко расслабляется до конца.
- Мне кажется, нам уже пора возвращаться в Принстон, - говорит Уилсон как-то после очередных занятий с «миостепом», - если, конечно, ты не планируешь переехать сюда на постоянное жительство. Ты проходишь пятьдесят метров — этого хватит для любого конференц-зала, не говоря уж о туалете. Кадди опять звонила — твои тебя ждут, да и без меня работа работается медленнее.
- Хорошо. Закажи билеты на пятницу.
- Вот так просто?
- А ты надеялся, что я сперва покапризничаю?
- Ну, ладно... - говорит он, помедлив. - Я закажу.
Но заказывает почему-то не на пятницу, а на воскресенье.
Пятницу же мы проводим, как обычно — только в «INOREPRO» меня сопровождает один Кларенс — Уилсон отправился утрясать какие-то последние вопросы с «акулами» из мира гранёных карандашей. Нора Кастл уже знает, что мы уезжаем и оформляет кучу сопроводительных бумаг для ортопедов, функционалистов и инструкторов по ЛФ в Принстон Плейнсборо, она сама созванивается с Кадди и что-то растолковывает ей по поводу изменений моего режима дня и необходимого времени для подзарядки аккумуляторов. Неожиданно на занятия приходит Ив-Тун — тоже с целым талмудом под мышкой — технический паспорт, характеристики, инструкции, ТБ.
- Если что-то откажет, я вас умоляю: никакой кустарщины. Звонок мне — я вылетаю первым рейсом. Перепрограммировать - только программист «INOREPRO». Смазывать шарниры — только оригинальной смазкой. Если что-то намокнет, не включать до полного высушивания. Индикаторы покажут влажность и степень готовности. Вы всё поняли, доктор Хаус? Подгонка аппарата после ремонта или замены потребует вашего визита сюда. Первые дни, когда вы занимались, я каждый раз что-то подправлял и настраивал — сейчас прибор — ваше продолжение, вы на одной волне, он узнаёт вас, как собака хозяина. Не разрушьте этого союза, и вам будет всё легче и легче ходить в «миостепе». Да, чуть не забыл — от напряжения вы сильно потеете, обруч придётся протирать. Лучше всего подходит обычный спирт, только не разбавленный. Можно сразу запастись спиртовыми салфетками, не то со временем контакт ослабнет, станет недостаточным. Вы понимаете?
- Хорошо, Ив, я так и буду поступать, - серьёзно говорю я — этот парень вызывает у меня уважение, он — специалист своего дела. Но все эти «прощальные напутствия» порядком утомляют, и я уже мечтаю о возвращении в номер. Но ещё предстоит последний сеанс у Ку-Си-Ма, и я себе представляю очередной талмуд с подробным расписанием упражнений, локусов наложения электродов, длин волн, доз и так далее. К моему изумлению, вместо неё в отделении физиотерапии меня встречает какая-то серая мышь в светло-зелёной пижаме и со скрипучим голосом старой девы гонорис кауза.
- Простите, - пытается что-то выяснить сопровождающий меня Кларенс, - а доктор Ку-Си-Ма разве...
- Она уволилась, - сухо сообщает мышь. - Получила лучшее место где-то в другом штате.
Новость ошеломляющая — я даже не успел переговорить с ней ещё раз относительно моего предложения, а ведь она могла бы поторговаться. Я бы уступил.
- Я не буду сегодня делать физиотерапию, - мрачно говорю я. - Не хочу, чтобы меня трогали руками.
Кларенс огорчается и пытается меня уговорить: «Ведь это последний раз — в «Принстон Плейнсборо» нет такого прибора. Я мог бы сам...», но после намёка мыши на «детские капризы вроде бы взрослых людей» мигом переходит на мою сторону, и между ними завязывается маленькая войнушка. Не дожидаясь подписания капитуляции, я откидываюсь в кресле и, включив задний привод, убираюсь из опустевшей обители анестезирующей гейши, чуть не наворачиваясь при этом через порог — Кларенс вовремя подхватывает меня вместе с креслом.
- Не нужно расстраиваться, док. Вы же всё равно здесь последний день.
«В самом деле, - думаю про себя, - с чего я так завёлся? Из-за хорошей массажистки? Из-за умелой шлюхи? Из-за того, что вышло не по-моему?»
Уилсон возвращается, пока я сплю после обеда, и его приход будит меня
- Что ты вваливаешься, как рота оловянных солдатиков в фольгированной упаковке? - недовольно ворчу я, полупроснувшись.
- Извини, я просто уронил свой портфель и рассыпал бумаги.
- Ты что, опять напился? А как же тетурам? Рискуешь заполучить крупные неприятности по медицинской части.
- Я не пил ничего крепче кофе-колы, Хаус. Просто устал до потери сознания и, видимо, уже начал его терять, раз портфель выскользнул из рук, как живой. Подожди — соберу всю эту дрянь.
- Какую дрянь?
- Документы. Серьёзно, Хаус, я совсем от них обалдел. Столько писанины. Их было семеро — семеро, Хаус — и каждый пытался меня запутать, а у меня имелся только телефон и номер адвоката. Твой статус налогоплательщика изменился из-за этого спонсорства, но ты сам получаешь определённую выгоду от проекта, и там теперь такие юридические и бухгалтерские лабиринты... Но вроде всё закончилось. «INОREPRO» берёт на себя расходы по доводке и эксплуатации разработанного технического средства, а ты проведён, как эксперт-испытатель, поэтому владение «миостепом» будет оформлено, как вознаграждение за проделанную работу, тогда ты сохраняешь статус, и ещё будешь получать прибыль с реализации новых разработок по программе ортопедической реабилитации «электромиостеп». Знаешь, сколько раз за сегодняшний день я должен был поставить под чем-нибудь свою подпись? Угадай.
- Значит, ты выгадал нам с этого... контракта ещё и профит? Ну, как я и говорил, у евреев деньги липнут к рукам.
- Ладно, готов зачесть это за «спасибо». Который уже час? Я заказал пиццу и китайский фаст-фуд. Умираю с голоду — в их офисе, в буфете были только бутерброды с тунцом и горчицей, а я терпеть не могу горчицу, и она вообще не сочетается с тунцом. Составишь компанию?
Вредная, но вкусная еда и телевизор. То, что надо. Странно, но всё пронизано лёгкой печалью. Мне и в самом деле жалко уезжать отсюда?
Кларенс снова отпрашивается на вечер — ему нужно мирно расстаться со своей девушкой, а эта миссия, я знаю, требует времени и сил.
- Только не дари ей мягких игрушек — лучше неопределённые надежды.
- Я ей скажу, что мы поедем на рок-фестиваль следующим летом.
- Вот-вот, что-нибудь в этом духе.Только так, чтобы она не поверила, если уж не собираешься и впрямь везти её на фестиваль.
- Я женат, - напоминает Кларенс.
Действительно, у него есть жена — я её видел, когда она приходила к нам пару раз убраться — у нашей постоянной домработницы был пояснично-крестцовый остеохондроз с корешковым синдромом, а сам Кларенс с уборкой справлялся не лучшим образом, даже с помощью Уилсона. Звали её, кажется, Люси — одно из самых распространённых негритянских имён. Из тех хрупких шоколадных девушек, которые после первых же родов становятся толстозадыми мегерами с голосами Лучано Паваротти, но мужья, к тому времени прочно загнанные под каблук и окружённые напористой заботой, их побаиваются и боготворят, только изредка осторожно и незаметно сбегая налево. И Кларенс, видимо, уже начал осваивать эту практику.
- Жену можешь с собой не брать, - милостиво разрешаю я. - А впрочем, выкручивайся, как знаешь. Всё равно ничего не выйдет. Не веришь - спроси Уилсона, у него ни разу не вышло.
Уилсон, в принципе, не возражает, но его раздирает зевота, как будто вместе с китайской едой он заглотил хорошую дозу феназепама.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Воскресенье, 13.03.2016, 15:00 |
| |
| |
| metressa | Дата: Воскресенье, 13.03.2016, 05:19 | Сообщение # 170 |
|
Невролог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 150
| Цитата hoelmes9494 ( ) Получила лучшее место где-то в другом штате.
В Нью-джерси? А Хаус пока не знает?
Жизнь надо прожить так, чтобы больше не хотелось
|
| |
| |
| Tani | Дата: Вторник, 15.03.2016, 22:57 | Сообщение # 171 |
Кардиолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 534
Карма: 765
Статус: Offline
| Цитата hoelmes9494 ( ) Когда меня бреет Уилсон, я выбрит до противной гладкости
Зачем? Уилсон - маньяк! 
А как же концерт?!!
Sometimes reasonable men must do unreasonable things©
...милосердие в каждом движеньи, а в глазах, голубых и счастливых, отражаются жизнь и земля©
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Четверг, 17.03.2016, 20:20 | Сообщение # 172 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| Цитата Tani ( ) Зачем? Уилсон - маньяк!
Перфекционист :D
итак, мы заканчиваем.
- Я смотрю, ты, правда, устал, - говорю ему, когда Кларенс уходит. - Что, матч по карманному бильярду перед сном недопустимо затянулся?
- Да, вообще плохо сплю, - с готовностью жалуется он. - То мысли какие-то дурацкие... Знаешь, сегодня проснулся среди ночи — не могу заснуть. Главное, ты спишь, дышишь ровно, всё в порядке, а я... Вот сегодня вдруг — чёрт знает, c чего - подумал, что не помню твоего лица... ну, до всего этого...
- Гм... трагедия.
- Да я сначала как-то и не загнался — только подумал, что, как приедем, надо разыскать какую-нибудь твою старую фотографию, а потом вдруг понял, что ты же никогда терпеть не мог фотографироваться, и такой фотографии, наверное, просто нет. Ну, вот... ночь кромешная, а я вместо того, чтобы спать, лежу и думаю о том, почему ты никогда не любил фотографироваться. Заниженная самооценка? Да, вроде, нет. Может быть, ты из тех, кто считает, будто фотограф ворует душу?
- У Кадди сохранилась моя фотография на бейджик, - говорю. - Кажется, я там даже улыбаюсь. Выпроси, пересними, и можешь хоть постер на всю стену забацать. Только в моей комнате не вешай.
- Так тебе, значит, не всё равно... Ты поэтому не носишь бейджик? - тихо спрашивает он, помолчав.
- Бейджик я не ношу потому, что меня в больнице и так все знают, а с пациентами я не встречаюсь... Конечно, мне не всё равно — это же моя жизнь. Ладно, мы не о том. Что мешает принять снотворное на ночь?
- Не знаю... - он пожимает плечами.
- Знаешь. Боишься, что я проснусь и позову тебя, а ты не услышишь. Ты — параноик, Уилсон. Как ты будешь жить за стенкой? Вообще спать на сможешь — будешь пытаться перестукиваться или пророешь туннель.
- Нет. Лучше мы знаешь что? Мы проведём сигнализацию, ага? - невесело веселится он.
- О`кей, - соглашаюсь. - Пожарная сирена — это вещь. Особенно часа в три ночи.
- «Радио-няня», как в «Неприкасаемых»?
- Так мы сегодня не гуляем?
- Как хочешь...
- Ты устал. Может, ляжешь спать пораньше?
- Хаус, не пугай меня внезапным альтруизмом. И потом, раньше тебя я всё равно не лягу — у Кларенса объяснения с его девушкой могут затянуться — бог его знает, когда он придёт. Если ты не против, можем пойти в парк.
- Было бы неплохо... Купишь мне пломбир в шоколаде?
Мы проводим в парке время до темноты, привычно прислушиваясь к музыке и шуму фонтана. Там кто-то играет в мяч — до моего слуха доносятся гулкие удары. Уилсон, действительно, покупает пломбир с цукатами и шоколадной крошкой, и мы наслаждаемся его вкусом в молчаливом обществе друг друга. Медленно смеркается, и мир для меня гаснет, превращаясь в серо-сиреневую муть с блёклыми пятнами фонарей. Но в ней не таится угрозы, и я позволяю себе раствориться в серо-сиреневой мути, оставляя только, как якорь, руку, тихо лежащую на обтянутом брючной тканью колене Уилсона и чувствующую сквозь ткань его живое тепло — гарантию безопасности и защиты.
- Даже жалко уезжать, - наконец, озвучивает мою мысль Уилсон.
- Думал об этом. Пытался понять, почему...
- Как всегда, всё препарируешь?
- Всегда пытаюсь понять.
- Здесь хорошие люди.
- Обычные.
- К тебе относились по-доброму.
- В Принстоне — тоже.
- Ну и...?
- Они меня не знают.
- Они читали о тебе, видели по телевизору...
- Хорошо. Они знают о том, что со мной произошло. Они не знали меня прежде. Им не с чем сравнивать.
- Тебя напрягает, что остальные сравнивают?
- Меня напрягает, что остальные видят разницу, а не...
- А не тебя? Почему ты замолчал, Хаус? Это снова об этом гипотетическом постере? Я правильно понял? Тебя коробит то, что все вокруг видят изменения в Хаусе, но не Хауса? Ты же всегда говорил, что тебе плевать на то, что о тебе думают.
- Мне не плевать на то, что со мной делают.
- Что такого с тобой делают? Тебе дали заведование отделом, тебя не жалеют, тебе не уступают.
- Меня жалеют и мне уступают именно тем, что не жалеют и не уступают. А тут мне впервые сказали — невербально, но это не важно — что меня будут жалеть и уступать, потому что им так хочется, и теперь уже им плевать на то, что я об этом думаю.
- Ты о Норе говоришь?
- О Норе, о Туне, о Ку-Си-Ма... Я тут впервые почувствовал вдруг, что могу... - я делаю длинную паузу, подбирая слова, и он не выдерживает:
- Что?
Слова, наконец, находятся:
- Начать отпускать... Признать, что дерьмо случается, что в том, что я попал под раздачу, нет кармы, пережить это осознание и оставить его в прошлом.
- Ну... - теперь, кажется, Уилсон теряется и не может подыскать слова, но, наконец, находит. - Это же хорошо?
- Наверное... - соглашаюсь я.
Мы замолкаем. Вечереет, и я слепну окончательно, как всегда в сумерки. Тихо - ни музыка, ни журчание фонтана, ни голоса игроков в мяч не мешают тишине. Мне пронзительно грустно, но это ничуть не тягостная грусть. Постепенно становится прохладно — пожалуй, нужно возвращаться в гостиницу.
- Уилсон? - наконец, окликаю я.
- М-м?
- Ты что там, спишь, что ли?
- Почти... Ну, что, домой?
- Не хочется уходить. А холодает... Пошли?
- Ну, пошли...
Мы, не спеша, возвращаемся в гостиницу, где яркий свет, и где я ещё с час занимаюсь лечебной физкультурой в «миостепе», пока охватившее меня в сумерках чувство нежданной грусти не уходит совсем, а потом приходит мрачный Кларенс помочь мне приготовиться ко сну.
- Она не поняла? - сочувственно догадывается, глядя на его унылую физиономию, Уилсон.
- Она поняла, но в восторг не пришла. Душ или ванну, док?
Уже лёжа в постели, я вдруг снова, ещё раз, испытываю лёгкий укол не то грусти, не то сожаления. Странно, но мне, кажется, действительно, будет не хватать этих утренних поездок, спортивного зала с мягким покрытием, кабинета физиотерапии и стеклянного рояля в «Октаэдре».
- Нужно взять этот отель на заметку, - словно догадавшись о моих мыслях, говорит Уилсон. - Наверняка придётся ещё приезжать, а здесь мило, и никто не докучает... Тебе удобно? Ничего больше не нужно?
- Вали, - отмахиваюсь я. - Спокойной ночи.
Я жду очень долго — наверное, не меньше часа — потом осторожно встаю и застёгиваю на себе ремни «миостепа». Трансляторы где-то на тумбочке, но мне они не нужны — всё равно сейчас темнота, в темноте трансляторы бесполезнее солнечных очков. Мне нужно спуститься на улицу, где меня ждёт социальное такси, чтобы отвезти в «INOREPRO» - я должен проститься с Норой — благо, у неё сегодня ночное дежурство.
Даже не ожидал,что мне будет так легко ходить в «миостепе» - я спускаюсь по лестнице, почти не хромая, и бесшумно выскальзываю на улицу. Поздний вечер свежий, но не холодный, улица пустынна, и никто не мешает мне идти быстрым шагом, почти бежать - «миостеп» так послушен малейшему желанию, словно сам, без меня, прекрасно знает дорогу. Я иду всё быстрее, быстрее и, наконец, действительно перехожу на бег, удивляясь тому, как это, оказывается, просто - смазанные шарниры бесшумно ходят, толкая стержни. У них огромная силища — я совсем не прикладываю усилий — напротив, в какой-то миг я ловлю себя на том, что никакие усилия не могут прекратить этот всё ускоряющийся бег — бег не по моей воле. «Это же компьютер, - наконец, соображаю я. - Он действует по заданной программе, согласно контракту. Как я мог пропустить этот пункт, не подумать о нём с самого начала! Или на то и рассчитывали, что я не подумаю? Мне бросили приманку в виде вот этого свободного бега, и я повёлся, как мальчишка, забыв о том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. А теперь «миостеп», как сказочные сапоги-скороходы, тащит меня властно и уверенно — я не могу ни остановиться, ни упасть, ни свернуть. Значит, впереди должна быть какая-то цель — то, чего ради всё это затеяно.
И я, наконец, вижу эту цель впереди: серые блочные корпуса, забор с колючей проволокой по верху, людей в форме с автоматами. Они уже увидели меня и приветственно вскинули руки в перчатках, хотя непонятно, как они могут что-то видеть — у них же нет лиц.
Я пытаюсь остановиться, пытаюсь изо всех сил, падаю, стараюсь хотя бы своим телом затормозить, но чёртов аппарат тащит меня волоком, и я обдираю кожу о каменные плиты. Пытаюсь цепляться за камни, за пучки травы, но камни подворачиваются, а трава остаётся у меня в руках. Откуда-то из подсознания приходит спасительная мысль, что это сон. Я сплю. Её надо записать, эту мысль, ибо мысль не записанная - есть ложь. Записать и попробовать как-то передать «маляву».
Тупой удар тяжёлым ботинком под рёбра.
«Откуда у него карандаш? Эй, ты что, собрался любовное послание писать?»
«Отберите, наконец, у него этот чёртов карандаш!»
Град ударов. Я знаю,что будет дальше, поэтому сердце замирает где-то у горла, и я не могу вытолкнуть крик, не могу позвать на помощь.
- Уилсон! Уилсон! Ты что, там, за стенкой, где ни хрена не слышишь, как ни перестукивайся? Ты спишь, а мне, похоже, конец! Уилсон, прах тебя побери, ну, где ты?!Уилсон!!!
Со всё нарастающим шорохом и шелестом кто-то катает по столу гигантские гранёные карандаши. Теперь за этим грохотом, он меня точно не услышит. Или... никакого грохота нет, а это просто кровь стучит у меня в ушах?
Где-то под потолком медленно вращается круглый, похожий на блин в паутине, талисман — индейский ловец снов... Я знаю, помню, что он там есть, что он поможет, но не вижу его — перед глазами только красная пелена. И она ещё какое-то время остаётся красной даже после того, как сон съёживается, как клочок бумаги на огне — обугливается, чернеет, тает...
- Хаус, всё хорошо — это только сон. Мы в гостинице. Ты в безопасности. Я здесь, с тобой.
Когда же это кончится? Никогда?
- Тише, тише... Всё хорошо. Ты уже проснулся. Ты же уже проснулся?
- Ты... не сразу подошёл, - обвиняюще говорю я и втягиваю воздух кусками, порциями, крошащимися в горле в колючий песок, от которого я кашляю.
- Прости. Крепко спал.
Прохладное прикосновение к лицу, наконец, гасит алые протуберанцы. Влажной салфеткой он вытирает мне пот и слёзы.
- Дай очки, - вяло прошу я.
- А может, попробуешь снова уснуть? Ещё и двух нет.
Я колеблюсь. Я ещё не уверен, нужно ли настоять — причём, резко настоять - или в кои-то веки послушаться мудрого совета. На всякий случай уточняю:
- Если я повторю,ты ведь сразу дашь мне очки, а не попытаешься спорить?
Чувствую, что если он в ответ на это ещё хоть одно соображение о том, что ночью лучше спать, приведёт, я наору на него, но он просто говорит:
- Само-собой. Так, всё-таки что, дать очки или ты успокоился и попробуешь снова уснуть?
- Если останешься здесь...
Кровать прогибается — он ложится рядом. Держит руку на плече. Другой рукой выдёргивает из-под моей головы мокрую подушку — переворачивает сухой и прохладной стороной. Тысячу раз так было — ничего не меняется.
- Когда—нибудь эти сны тоже закончатся, - негромко говорит он, словно опять угадал мои мысли. - Раньше ты видел их каждую ночь, а сейчас только время от времени. Немного чаще из-за смены обстановки — ты осваиваешь «миостеп», устаёшь, и боль, наверное, сильнее. Почти отменили успокоительные — всё это сказывается, но это тоже пройдёт. И боль станет меньше, и двигаться ты сможешь свободнее. Осенью, если всё получится, поменяем трансляторы — нервные женщины перестанут пугаться твоего вида. Всё ещё будет хорошо, Хаус. У тебя ещё всё наладится. Забывай — просто забывай эту дрянь, она осталась в прошлом, она больше не вернётся, не помешает тебе исправлять причинённые ею разрушения, и ты всё постепенно починишь, всё построишь, всё сложишь и стянешь заново, потому что упорства и жизнелюбия тебе не занимать — ты нас всех в этом «делаешь», как младенцев. Спи. Подумай о чём-нибудь приятном. Пусть тебе лучше снятся эротические сны, чем кошмары.
- Только не с Кэмерон, - хмыкаю я, но уже на спуске, начиная дремать под его монотонную колыбельную.
- С Кадди, - предлагает он, не дрогнув, и я чувствую в его голосе улыбку.
За остаток ночи я ещё раз просыпаюсь — не от кошмаров - от их ожидания, и долго лежу, прислушиваясь к тихому похрапыванию Уилсона и, не касаясь его, но греясь его сонным теплом, а потом снова засыпаю — крепко-накрепко.
(пожалуйста, перебейте)
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Четверг, 17.03.2016, 22:43 |
| |
| |
| Дилетант | Дата: Четверг, 17.03.2016, 21:20 | Сообщение # 173 |
|
Мед. брат/сестра
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 39
Карма: 90
Статус: Offline
| Спасибо.Ждём продолжения.
Как здорово, что все вы здесь...
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Четверг, 17.03.2016, 22:16 | Сообщение # 174 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| Цитата Дилетант ( ) Ждём продолжения.
Окончание:
Будит меня музыка. Кто-то включил динамик — сначала тихо, потому что я не выношу громких неожиданных звуков, но потихоньку прибавляет, и это ни больше-ни меньше, как торжественный Бах в джаз-обработке — такую музыку впору играть на открытии международной конференции по кардиотрансплантации. И с чего это у нас сегодня такая торжественность?
- Проснулся? - весёлый голос Уилсона. - Готов увидеть мир?
Вспышка замыкания контактов. И я вижу что-то, что даже не сразу могу идентифицировать — что-то большое, яркое, круглое. Много. Пришельцы на летающих тарелках? Игрушки? Целый выводок ловцов снов? «Шарики», - наконец, доходит до меня. Добрый десяток воздушных шариков, накачанных гелием и зависших под потолком.
- С днём рождения, Хаус.
- Что-что? - я с недоумением изучаю разноцветные пятна. - Это что за пошлятина?
- У тебя день рождения сегодня — ты забыл? Конечно, ты забыл. И это не пошлятина — это воздушные шарики. Ты помнишь, как меня разыграл с этими шариками? Ну, здесь гостиница всё-таки — я не мог отомстить по полной, но видит бог, я старался. А теперь вставай.
Действительно, по календарю, кажется, и впрямь та самая дата, в которую я осчастливил некогда мир своим появлением. Впрочем, где-то лет с восемнадцати мне не приходило в голову чего-либо ждать от этой даты — например, шариков под потолком. Правда, Уилсон и раньше делал робкие поползновения порадоваться по поводу очередного моего шага к старости и смерти, даже подсовывал мне какие-то нелепые вещи, именуемые «подарки», но никогда ещё он не действовал так нахально.
И всё-таки у меня не хватает духу совсем-то уж в пух и прах разнести его затею. Неужели где-то в глубине души я нахожу это... правильным? Приятным?
Во всяком случае, явно происходит что-то странное. Пока я в «миостепе» занимаюсь своим утренним туалетом, на столе появляется завтрак — омлет с шампиньонами, крабовый салат, вафли и какао — это, определённо, праздничный вариант завтрака. И тут тоже можно фыркнуть и взбунтоваться, но это, и в самом деле, вкусно.
- Сегодня в институт нам не надо, - говорит Уилсон, поглощая салат. - Поэтому есть предложение получше. Помнишь, я тебе говорил, что ты мог бы попробовать водить машину?
- Купил подержанный автомобиль, который не жалко раздолбать? - фыркаю я, но он совершенно неожиданно кивает:
- Ага. И нашёл подходящее место, чтобы покататься. В «миостепе» у тебя может получиться. Хочешь?
- Ничего из этой затеи не выйдет, - ворчу я, чувствуя в глубине души жгучее желание попытаться.
- Почему не попробовать? - подначивает Уилсон. - Поехали? Это довольно далеко, но Кларенс нас отвезёт.
- Мне кажется, надо попробовать, док, - вмешивается и Кларенс. - Почему не попробовать? Вы же раньше водили машину. Это не по городу, и я вас подстрахую. В худшем случае у вас просто не получится.
«Всё постепенно починишь, всё построишь», - словно отдаётся в ушах ночной шёпот Уилсона. Это безумие, но я — бог знает, почему - соглашаюсь, и мы едем куда-то за город, где я с кресла пересаживаюсь в инструкторскую тачку с двойным управлением. Парень, сопровождающий её до места, со скучающим видом остаётся торчать в стороне, как несанкционированный дорожный столб, а мы трое забираемся в пропахший бензином и банановой отдушкой салон: я — за руль, Кларенс - на соседнем сидении за инструктора и за лоцмана, а Уилсон сзади, вроде черлидера, только без вееров и помпонов.
- Пристегнись, - нервно говорю я ему, - потому что я, скорее всего, еду до первого столба.
- Ты не волнуйся, не волнуйся, - мягко уговаривает Уилсон.
- Если что, я возьму управление на себя, - обещает Кларенс. - Про педали помните? Вы сначала должны представлять движение, потом делать, да? Боковые зеркала вам не пригодятся, если будет получаться, поставим вместо них звуковую сигналку со светодатчиками. В конце концов, можете представить, что это — такое же инвалидное кресло, только большое. Ну что, вы видите дорогу? Здесь всё время просто прямо, руль неподвижно. Пробуете?
С третьей попытки мне удаётся тронуться с места — первые два раза мотор глохнет, как это бывает у нервных новичков.. Самое сложное - постоянно держать в уме работу ног на педалях. «Миостеп» словно считывает, чего я хочу, и «досылает» движения до нужной силы и амплитуды. В какой-то момент мне даже делается не по себе при воспоминании о сегодняшнем сновидении, и я слишком резко дёргаю тормоз, но Кларенс невозмутимо выправляет мой косяк. Наконец, я раздухариваюсь настолько, что теряю бдительность, и тут же какая-то тёмная тень хлёстко ударяет по глазам, застилая мне свет, я, отпрянув, машинально выворачиваю руль, делаю петлю, накреняю машину, как мотоцикл на повороте, но снова каким-то чудом оказываюсь на дороге. Руки у меня дрожат, ноги дрожат, во рту пересохло, а со лба, наоборот, течёт ручьём.
-Что это было, Кларенс? Это — большое и тёмное?
- Дерево.
- Посреди дороги?
- Ну, вы не совсем по дороге ехали...
- Кларенс! А если бы я в него вмазался?
- Я бы взял управление на себя и вывернулся. Да вы не бойтесь, док, положитесь на меня - я с пятнадцати лет за рулём. Вот здесь снова поворот налево — вы видите? Ага, так. Почти точно. Теперь ещё метров триста потихоньку — и стоп.
Я медленно, постепенно, весь вибрируя от напряжения, торможу и останавливаюсь. Пот с меня ручьём течёт — если так пойдёт, спиртовых салфеток для обруча не напасёшься.
- Дурацкая затея! Слепой калека не может водить автомобиль. Зря ты всё это придумал, Уилсон...
- Ты! - возмущённо вскрикивает Уилсон. - Как ты можешь? Ты ехал!Ты свернул! Ты дерево объехал!Ты вообще первый раз за чёрт знает, какое время, за рулём! Ты нереально крут, Хаус! - и от избытка чувств этот придурок со своего заднего сидения тискает меня за плечи и вытирает мне лицо своим платком, а потом выбирается из машины, заходит спереди и, открыв водительскую дверь, засовывается через неё вовнутрь и начинает растирать мне кисти, потому что я, оказывается, вцепился в руль до судорог и не выпускаю.
- В городе я всё равно водить не смогу, - слегка отступаю я, поддаваясь расслабляющему массажу.
- Плевать. Это — дело принципа, и важно, что ты, в принципе, можешь, детали — фигня, - с преувеличенным воодушевлением заявляет он. - Знаешь, последнее время у меня складывается такое убеждение, что ты вообще всё можешь... А сейчас давай, поехали в гостиницу, я тебе подарок приготовил.
- Какой подарок? - пугаюсь я. - Ещё подарок?
- Не скажу, какой. Тебе понравится... Кларенс, давай, мы возвращаемся. Где кресло?
- Из машины в машину без кресла переберусь, - окончательно обнаглев, заявляю я. - Помоги.
И перебираюсь — правда, треснувшись о дверцу коленкой до фейерверка вместо изображения трансляторов, и потом всю дорогу потираю эту коленку и шиплю сквозь зубы. В общем, насыщенная поездка.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Четверг, 17.03.2016, 22:47 |
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Четверг, 17.03.2016, 22:16 | Сообщение # 175 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| А дома меня уже ожидают ещё подарки, доставленные курьером института. Один — от Ив-Туна — приспособление для инвалидного кресла, позволяющее ему подниматься по ступенькам — хитрые металлические многогранники, крепящиеся к оси, другой — от Норы Кастл «по поручению доктора Ку-Са-Ма» — портативный физиотерапевтический прибор для электростимуляции и локального массажа — я такие штучки раньше только на порносайтах БДСМ видел, но тут, похоже, использование предполагается какое-то другое. А впрочем... Инструкция прилагается в виде аудиокниги и приписка, чтобы я прослушал один, без свидетелей.
При имени Ку-Си-Ма я невольно мрачнею, хотя, вроде бы, ну что мне в ней? Ну, не всерьёз же я...
- Ку-Си-Ма уволилась — ты знал? - хмуро спрашиваю Уилсона, вертящего в руках кассету с инструкцией.
- Ага, - беззаботно отзывается он. - Ей пришлось. Это я на неё кляузу написал насчёт частных сеансов массажа.
- Чего-чего?! - опешиваю я. - Ты? Зачем?
- Ну... - он чуть отстраняется, потому что желтовато-зелёная пигментация по срокам с его лица, видимо, ещё не сошла, а освежить краски ему не улыбается, - она всё тянула, тянула, а Кадди же не будет вечно держать вакансию — на неё все эти две недели предложения так и сыпались...
- Кадди? - ошеломлённо повторяю я. - Так она...
- Пригласила Ку-Си-Ма в отдел восстановительной терапии в «Принстон Плейнсборо». Я же знаю, какое ты ей предложение сделал — она сама мне сказала, даже советовалась. Вот я и подумал: содержать личного массажиста и физиотерапевта дорого, да и ей этого будет мало...
- И провернул комбинацию? А с тем физиотерапевтом что сделал?
- Пригласил сюда. Я же не мог просто взять и переманить ценный кадр — меня бы совесть замучила. Нужно было что-то найти взамен — вот я и уговорил физиотерапевта из Принстона. Расписал все прелести института, новаторские проекты, ну, конечно, небольшие комиссионные за протекцию... ты чего?
Я ничего — я стараюсь не расхохотаться, но у меня почти не получается.
- Ну, я же еврей, - снисходительно объясняет Уилсон. - Деньги липнут к рукам — ты сам говорил, так что я прикинул, сколько выгадываю на этой ротации — получилось нормально.
Теперь я уже и не стараюсь, хотя представляю себе, как выглядит этот хохот — зрелище не для слабонервных. Хотя, ни Уилсон, ни Кларенс не слабонервные и охотно смеются вместе со мной.
Общее веселье прерывает очередной курьер с огромной и, видимо, тяжёлой коробкой.
- Для доктора Хауса. Распишитесь вот здесь, пожалуйста, - и аккуратно ставит коробку на стол.
Вот тут я даже немного пугаюсь, потому что отчётливо пугается Уилсон. Ну... не пугается, но как-то цепенит его эта коробка. И он даже, кажется, бледнеет.
- Хаус, - говорит он севшим от волнения голосом. - Я не знаю, что ты сейчас скажешь и что подумаешь, но... давай пока просто откроем. Это и есть мой подарок тебе... на день рождения.
Он распаковывает подарок, и руки у него дрожат. Я вижу в коробке что-то лаково-чёрное, пластиковое и металлическое, с рядами больших кнопок, похожих на клавиатуру ноутбука, только больше и с промежутками, сплетение каких-то трубок, проводов, пару рычагов и переключателей.
- Что это за фигня? - стараюсь спросить небрежно, но небрежности не получается, потому что мне передаётся его волнение.
- Сейчас, подожди... Нужно подключить привод.
Он возится с этими самыми проводами, и я вижу ещё кое-что: пару больших ракушек-мембран. Так это музыкальный центр? Дорогущий, наверное... И зачем мне такая громадина — у плеера отличный звук. Нет, ну, конечно, не запредельный, но придираться к акустике до такой степени — не для человека с одним ухом.
Наконец он распутывает и через не то адаптер, не то трансформатор, подключает провода:
- Хаус, эта штука... - боже мой, как волнуется, даже голос вибрирует. - У неё, собственно, нет пока названия. Она сделана по индивидуальному заказу. Принцип тот же, как у стеклянного рояля в «INOREPRO» - имитация звука классического рояля. Хотя электроника, конечно... Я нашёл мастера — Ив-Тун подсказал. Старик — негр, сам очень толковый музыкант и мастер по электроинструментам. Понимаешь, у него такая фишка: имитировать звучание. Ну, в общем, можешь пока называть эту штуку «Рояль для неправильно сросшихся пальцев». Смотри, как тут всё устроено: полутона сверху, дальше: клавиатура как бы в шахматном порядке — для аккордов не понадобится никакой растяжки, и когда у тебя палец стоит на площадке, можно чуть смещаясь — вверх-вниз или влево-вправо получить сразу четыре тона. Я сейчас объясню, но ты лучше сразу попробуй. Диапазон тут полный, компактность только из-за расположения, но зато всё прямо под рукой, и тебе не нужно будет до судорог напрягать кисть. Тут вообще можно двумя пальцами играть, если приноровиться, хотя, конечно, так довольно примитивно будет, но, в конце концов, у тебя же не только два пальца...
Он говорит быстро, сбивчиво, словно боится, что я перебью его каким-нибудь замечанием или даже вообще откажусь наотрез от его затеи. А до меня только сейчас постепенно доходит, к чему мы все последние недели на занятиях по мелкой моторике терзали клавиатуру компьютера. Оказывается, он так учил меня играть на рояле. И велел притащить его сюда, а не переслать сразу в Принстон, потому что ему не терпелось увидеть мою реакцию, потому что он боялся, да и сейчас боится — смертельно боится собственной очередной попытки починить то, что казалось сломанным, как боялся первой ЛОР-операции, как боялся «Аргуса», как боялся «миостепа» - боится, что я не переживу разочарования. Я? Не переживу? Смешной Уилсон...
- А ну, дай-ка, я попробую,- говорю.
Разобраться в хитроумной клавиатуре не так сложно — чем-то, действительно похоже на принцип клавиатуры ноута или пишущей машинки — несколько дней, и я запомню расположение и привязку нот, но сейчас первый раз коснуться клавиш я тоже не сразу решаюсь — должно быть, и в самом деле, боюсь обмануться. Что он там говорил про полутона? Ага, значит вот так — и вот он знакомый узкий промежуток, где тесно соседствуют ми и фа, не имеющие привычки соблюдать жизненное пространство друг друга так, как это делают остальные.
Решившись, наконец, осторожно касаюсь пальцем мягко поддающейся, заметной - белой на чёрном — клавиши. И вздрагиваю от чистоты, полноты и силы родившегося звука. Немного изменяю направление нажима — и звук тоже меняется. Прислушиваюсь к нему, склонив голову, нажимаю на пробу ещё две клавиши — получается мажорный аккорд. Звучит безупречно, словно у меня под пальцами концертный рояль — пожалуй, если очень прислушиваться улавливается едва-едва заметный металлический звон — визитная карточка электроинструментов. Довольно быстро соображаю, что если оставить пальцы в той же позиции, но покачать кистью, получится смещение аккорда на пол-тона. Так, а теперь подключить другую руку. Тут всё хуже — пальцы почти неподвижны, но мне, собственно и нужен только бацающий аккомпанемент — раньше с таким и Уилсон справлялся, подсаживаясь со мной в четыре руки. Значит, так: просто установить четыре пальца на кнопках и качать кистью туда-сюда, а более подвижной рукой попробовать набирать, как на компьютере, когда Уилсон диктует мне какую-нибудь ересь вроде «абгрыхтсшу», только вместо букв у меня будут ноты. Но как же чисто звучит, зараза!
- Мне придётся сочинять особую музыку — для неправильно сросшихся пальцев, - говорю я Уилсону. - Из-за аккомпанемента. Смотри, я же ни черта не могу этой рукой.
Но Уилсон уже настроен на позитив:
- Ничего. Зато хорошо, что ты правша. Наоборот было бы неудобнее. А так тебе нужно будет только брать аккорды, сразу всей кистью, а партию ты сможешь вести четырьмя пальцами правой, которые у тебя двигаются почти нормально.
- Ага, «почти»...
- У тебя всё получится — я знаю, - с огромным убеждением говорит он, и Кларенс — зараза — поддакивает без тени сомнения:
- Не вопрос, док. Пара недель тренировок — и можете давать концерт. Вы ходить за пару недель научились, с нуля, плавать сумели, даже машину вели, а тут у вас и подавно всё получится.
Снова поворачиваюсь к Уилсону:
- Кто тебе рассчитал расположение клавиш?
- Вместе рассчитывали с Норой и тем парнем, который играет джаз в забегаловке. Ты знаешь, в чём нам реально повезло? В том, что Нора, оказывается, сама играет на рояле. Понимаешь, она два в одном — ортопед и играет на рояле.
- А как ты об этом узнал?
- Да так, из-за макета в «Октаэдре». Я спросил её, кто и как его сделал, и сразу подумал о тебе — о том, что ты тоже играл на рояле, и что ты любил играть, и любишь музыку, и что ты, наверное, хотел бы...был бы рад снова...
- Так ты всё время, пока мы здесь, вынашивал идею?
- Не вынашивал, а претворял в жизнь. Выносил я её за четверть часа, а вот с созданием этой штуковины пришлось попотеть — мы её из синтезатора переделывали. Вот уж никогда не представлял себе, что сделаю карьеру подмастерья музыкального мастера.
Он уже немного расслабился — смеётся, а у меня в горле засел колючий комок, и я не могу его проглотить. Не то, чтобы он мне мешал, но, если я сейчас захочу заговорить, наверное, не получится.
- Уилсон... спасибо за подарок...
- А у нас, - преувеличенно возбуждённо говорит он, - ещё торт к чаю. И вообще, это — дурацкая блажь, не праздновать дни рождения. Такой прекрасный повод выпить пропадает.
- Но-но! - шутливо повышаю голос я, - из твоих двенадцати шагов ты ещё и пяти не сделал. Торт шоколадный?
Мы решили, что в самолёте я буду без трансляторов — они слишком непредсказуемо ведут себя в полёте — но как бы и при них. Так мне спокойнее. Трансляторы будут в специальном чехле у меня на груди, на цепочке. Они тяжёлые, и цепочка натирает шею, но с возможностью, никого не спрашивая, взять их и надеть я чувствую себя лучше.
В аэропорту нас провожает Нора, встретит — это уже оговорено — Чейз. Он же отвезёт до дома «электромиостеп» и «электромиорояль», как, подумав, мы с Уилсоном окрестили мой новый музыкальный инструмент.
- Сразу, как только сможешь, проверь прибор и свяжись со мной по скайпу, - напутствует Нора Уилсона. - Если это будет ночью — плевать, пусть будет ночью. Это мой первый образец такого уровня, и мне очень важно... Нет, ерунда, - вдруг сердито обрывает она сама себя. - По-настоящему важно совсем не это. Всё получилось. Это — успех. Вот только странно: я знаю, что всё получилось, что это - успех, но так жалко, что вы уже улетаете, что мне почти мечтается, чтобы что-то пошло не так. Я, наверное, дрянная девчонка?
- Мы ещё увидимся, - утешает Уилсон. - Хаус же всё равно остаётся под наблюдением. На перепрограммирование придётся прилетать, наверное, где-то через год — два. Пока будем переписываться.
- Терпеть не могу переписываться, - морщусь я.
- А зато я люблю переписываться. Буду писать и за тебя, и за себя. Буду писать о тебе. Всю твою подноготную.
- Ещё чего!
- Пора, - говорит с сожалением Кларенс. - Уже посадка. Нам нужно идти.
- Ну, что, пока? - говорит и Уилсон.
И вот тут ортопед и научный руководитель проекта «электромиостеп» доктор Нора Энн Кастл откалывает номер — в последний момент она вдруг склоняется над моим инвалидным креслом и целует меня в губы. При всех. При Уилсоне, с которым, между прочим, не так давно кувыркалась на диване в нашем гостиничном номере. При Кларенсе. При стюардессе, которая немедленно сочиняет всю нашу жизнь в виде многостраничного романа. Губы мягкие и солоноватые, и на них нет помады, как будто она заранее планировала этот поцелуй и не накрасилась. Они похожи на губы Кэмерон, с которой один раз, когда-то, тысячу лет назад... Но Кэмерон больше нет. И эта тысяча лет навалилась и сдавливает мне сердце так, что ему реально больно. И я отвечаю на поцелуй, забыв обо всём на свете: об их диванном кувыркании, о юном Бреговице, о том, что в одну воду не только нельзя войти дважды, но что нормальному человеку это и в голову не придёт. Отвечаю, потому что ничего не осталось в мире — ни аэропортов, ни тюрем, ни концертных залов, ни больниц, ни научно-исследовательских институтов — ничего, кроме мягких солоноватых губ.
- Я вас всегда буду помнить, доктор Хаус,- говорит Нора, прервав поцелуй, и в её словах, в тоне, которым они сказаны, то же самое понимание мига, в который аэропорты и тюрьмы провалились в тартарары.
- Классная фраза для эпитафии, - «отмираю» я. - Спасибо за игру.
Уилсон смотрит в сторону — хочется потрепать его по плечу, сказать что-нибудь ободряющее, но что тут скажешь? Разве что «новая квартира - новые перспективы».
- Сэр, места для инвалидов-колясочников...
- Мне не понадобятся. Кресло поедет в багажном отсеке.
- Осторожно на трапе, Кларенс.
- Всё под контролем.
- Хаус, тебе помочь пристегнуться? Снимай очки, сейчас уже будут включать двигатель.
- Док, вам удобно?
- Возьми жвачку. На взлёте зажми уши ладонями, если будет больно. Не паникуй — я рядом.
- Если что, у меня есть шприц с ативаном.
- Отключаю «миостеп». Если тебе что-то понадобится...
- ...лицом к хвосту...
- ...уже сегодня вечером...
- ...заждались...
-...наверное, напортачили без тебя...
- ...пристегните ремни безопасности. Удачного полёта!
The end.
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Пятница, 18.03.2016, 20:15 |
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Четверг, 17.03.2016, 22:26 | Сообщение # 176 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| http://www.proza.ru/2016/03/17/2249 - ссылка на фанфик целиком на проза.ру
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
|
| |
| |
| ignovi71 | Дата: Пятница, 18.03.2016, 19:02 | Сообщение # 177 |
|
Новичок
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 16
| Уилсон -молодец! Уилсон-классный. Все придумал, претворил, набрался храбрости день рождения устроить и подарил. Просто бальзам на измученную долгим чтением душу...
|
| |
| |
| metressa | Дата: Четверг, 24.03.2016, 17:13 | Сообщение # 178 |
|
Невролог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 150
| hoelmes9494, хочу, запоздало, поздравить с окончанием фанфика и пожелать дальнейших творческих успехов! Спасибо!
Жизнь надо прожить так, чтобы больше не хотелось
|
| |
| |
| hoelmes9494 | Дата: Четверг, 24.03.2016, 18:56 | Сообщение # 179 |
|
фанат honoris causa
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
| metressa, благодарю 
Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
|
| |
| |
| olllima | Дата: Четверг, 31.03.2016, 12:35 | Сообщение # 180 |
|
Мед. брат/сестра
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 33
| Ну вот и еще один фанфик закончился. И немного грустно. Как будто они ушли и такими, именно такими, мы их больше не увидим. Ушли и унесли частичку твоей души...
|
| |
| |
|
Наш баннер |
|
|
|
