"Тебя волнует, что между нами нет "общественного договора?" - спрашивает Уилсон Хауса, имея в виду необычную природу их отношений, в новом эпизоде "Хауса" с весьма подходящим названием "Общественный договор"? Наряду с исследованием необходимости разного рода социальных условностей и конвенциональной лжи (collaborative lies - ложь, общепринятая в социуме как "фигура умолчания", ритуал, часто по обоюдному согласию, далее в тексте это понятие раскрывается подробнее - прим.пер.), в которой мы порой нуждаемся, чтобы выжить в обществе, серия позволяет проанализировать личности Хауса и Уилсона и их глубокую дружбу - а также их собственный, не совсем обычный вариант "общественного договора".
В начале 2 сезона (эпизод "Папенькин сынок") Хаус рассказывает Кэмерон о своих сложных взаимоотношений с родителями, о том, что Джон Хаус был одним из тех, кто никогда не позволит кому-либо солгать другому о чем бы то ни было. "Это отличное качество для свидетелей-полицейских и бойскаутов, - сетует Хаус, - но не слишком хорошее для отца". Но люди иногда лгут по хорошим, даже благородным причинам. "Конвенциональная ложь", - как называет ее Уилсон в "Общественном договоре", помогает людям пребывать в заблуждении, обманывая себя, делает их более счастливыми (или менее грустными), уверенными в себе и т.п. "Хорошая работа!" - уверяем мы своих детей, даже если мы (и они) знаем, что они облажались по полной программе.
Так ли удивительно, что Хаус, находясь под влиянием недавно умершего отца и матери-"детектора лжи", имеет извращенное отношение к правде? Как и отец, Хаус не может не говорить неприятную, неприукрашенную правду об окружающих его людях, даже самых близких, и нет ничего важнее для него той лжи, которую он говорит себе: о своей ноге, эмоциональном благополучии.
Уже не раз говорилось о том, что у д-ра Г.Хауса проблемы с "фильтрованием" высказываемых мыслей. Его резкие, грубые комментарии и колкости, которым не видно конца, производят своего рода растормаживающий эффект - отказ соблюдать "общественные договоры", которые мы заключаем другом с другом как часть цивилизованного, культурного поведения с тех пор, как Бог соврал Аврааму в Библии. (В книге Бытия Сара рассмеялась в ответ на намерение ее пожилого мужа стать отцом ребенка, и Бог солгал Аврааму, чтобы защитить его чувства). В отличие от Хауса, большинство из нас пытаются оберегать чувства других, даже если это попахивает лицемерием и, порой, нечестностью в эмоциональном плане. В эпизоде "Линии на песке" Хаус завидует своем аутичному пациенту Адаму, поскольку тот свободен от всякого рода социальных "расшаркиваний". Хаусу трудно сдерживаться, чтобы не "рубануть правду-матку", трудно играть по правилам и соответствовать общепринятым социальным нормам. Но он может и должен это делать.
Пациент недели, Ник Гринвальд, - литературный редактор, внезапно теряющий способность к самоцензуре. Он больше никого не оберегает - ни жену, ни малолетнюю дочь - раскрывая свои самые глубокие (и самые скрываемые) чувства (взгляды) относительно их обоих. Пока он слушает себя, беспомощно и безжалостно изрекающего каждую мысль, приходящую в голову, он причиняет боль самым близким людям. Хотя грубоватая прямота Хауза - уже привычная и даже в чем-то милая черта характера, Ника столь резкие изменения личности делают несчастным.
Он со слезами на глазах умоляет команду прекратить это безобразие и вернуть его к прежнему, нормальному состоянию. В великолепной и забавной сцене Ник не может удержаться от непристойного оценивания туловища 13 во время МРТ. Причем каждый грубый и похотливый комментарий отпускается тоном, полным чувства вины и отчаяния. Это момент актерского триумфа "приглашенной звезды" Джея Карнса, создавшего (на мой взгляд, разумеется) один из самых запоминающихся образов "пациентов недели" этого сезона.
Затем на сцене появляется главврач, д-р Лиза Кадди. И когда Ник замечает соблазнительную фигуру Кадди (которую вызвал Хаус), то "переключается" на нее. Понимая, что это Хаус захотел сделать ее объектом сексуальных комментариев, Кадди находит его в задней комнате, внимательно следящим за всем происходящим. Будучи абсолютно уверенным, что Ник найдет Кадди более привлекательной, чем 13, Хаус хотел, чтобы Кадди лично удостоилась такой признательной оценки. "Ты совсем не польщена?" - спросил он,  когда она заходит в лифт. Хотя Кадди отвергает саму мысль об этом, мы видим ее довольную улыбку, которую она скрыла от Хауса, но которая несомненно была реакцией на дурацкий (и не имеющий аналогов в своем роде) романтический жест Хауса.
Но ничто из этого не забавляет Ника, который отчаянно хочет вернуть свою прежнюю жизнь, прежнюю личность и комфорт семейного "общественного договора". Однако повреждение Ника слишком близко к стволу мозга, операция может стать фатальной. После того, как команда сказал, что его будут выписывать, Ник пошел прямо к Хаусу с просьбой провести опасную операцию, которая либо вернет ему прежнюю личность, либо убьет. "То есть либо мне станет лучше, либо я умру? Я готово пойти на это", - признается Ник Хаусу.
Это признание сильно задело Хауса, ударив по больному месту. Со времен повреждения ноги ("Медовый месяц") Хаус постоянно хотел сыграть в эту игру с самим собой. На протяжении всех сезонов Хаус оценивал, стоит ли короткая, но нормальная жизнь риска умереть ("Без причины", "Придурок", "Нечувствительная", "Лучшая половина"). Но обращение Ника в тот момент, когда резкость и прямота Хауса в очередной раз грозит оттолкнуть его лучшего друга, провоцирует Хауса на весьма эмпатический (полный сочувствия, сопереживания - прим.пер.) жест.
Понимая (лучше, чем большинство врачей) позицию Ника, Хаус идет к Чейзу, который, хоть и не является нейрохирургом, работает у одного из них. Но Чейз хочет знать мотивы такой заботы о пациенте, ведь загадка уже разгадана. (Подозреваю, Чейз уже знал ответ, но хотел его услышать от самого Хауса). Хаус вынужден признаться Чейзу, что пациент "потеряет семью, оттолкнет людей, работающих с ним. И даже если найдет друга, который смириться с этим дерьмом - ему очень повезет; пока он не оттолкнет и его".
Хаус прекрасно знает путь, по которому пойдет Ник. Он слишком хорошо понимает, что если Нику не помочь, его жизнь превратится в ад - ад, в котором Хаус живет уже долгое время. Это ключевой момент самоанализа для Хауса - и он размышляет об этом не в тени своего кабинета, но в ярком свете операционной.
Хаус знает, что отталкивает своей прямотой или раздражающим бесцеремонным поведением любого, кто значим для него. Но есть ли у него выбор? Может дело в сформировавшейся в суматошные детские и юношеские годы защите от жесткости отца и социальной изоляции? Или это изначально было в его природе? В любом случае, Хаус понимает, чем жертвует, и это не то, что он пожелал бы другому человеку, даже если последнему, чтобы избежать этого, предстояло идти до самого конца. Для Хауса же последней жертвой стали бы его отношения с Уилсоном.
С конца 4 сезона ("Сердце Уилсона"), отношения между Хаусом и его лучшим другом Уилсоном хоть и выдержали серьезное испытание на прочность, в своей основе все еще достаточны хрупки. Хаус постоянно должен проверять эти отношения (и не только с Уилсоном). Он считает, что всякая любовь условна ("даже если мы не всегда знаем эти условия", эпизод "Сын коматозника"). И Хаус постоянно проверяет, насколько близки эти условия к нарушению. В конце 4 сезона Хаус осознал границы любви и доверия Уилсона, когда погибла Эмбер Волакис - непрямой и трагический результат "проверки" Хауса. В "Общественном договоре" его беспардонное вмешательство в личное пространство Уилсона и непрекращающийся безжалостный, выворачивающий на изнанку анализ душевного состояния Уилсона снова чуть не оттолкнул его от Хауса.
В конце концов, Уилсон не выдержал, когда Хаус не принял его объяснения отказа от приглашения на "монстр-траки". Спровоцированный настойчивостью Хауса, Уилсон "взорвался", сказав ему, что не любит "монстр-траки", никогда не любил, и ходил на них только чтобы сделать приятное Хаусу. Как и в случае с отрицанием их дружбы в конце эпизода "Смерть все меняет", когда Уилсон сказал Хаусу: "мы никогда не были друзьями", откровенное признание Уилсона задевает Хауса. Вечно "хороший парень" (Mr. Nice Guy - по аналогии с названием эпизода 4 сезона - прим.пер.) Уилсон разорвал их "общественный договор", разрушая иллюзии Хауса (пусть и незначительные) по поводу их дружбы (и "монстр-траков").
Продолжая свое "дознание", Хаус понимает, что дело в чем-то гораздо большем, чем "монстр-траки". Уилсон разработал целую стратегию, чтобы избежать навязчивого любопытства Хауса. Но Хаус, конечно, "докапывается" до истины.
"Есть только одна вещь, которая выводит тебя из себя: потеря". Хаус выяснил, что "давно потерянный брат" (как заявлен в "Хаусе" Дэниэл Уилсон) нашелся и проходит лечение от шизофрении в психиатрическом отделении Нью-йоркской больницы. Лично я склонна полагать, что Уилсон, возможно, хотел, чтобы Хаус узнал о Дэниэле, и его план, начиная с отказа пойти на "монстр-траки", имел целью направить Хауса по следу. Возможно, это было бессознательно. Уилсон не мог не знать, что любая тайна действует на неутолимое любопытство Хауса подобно морковке на кролика.
Дэниэл впервые упомянут в первом сезоне ("Истории"), и больше нигде не фигурирует, вплоть до "Общественного договора", что послужило источником множества спекуляций среди фанатов Уилсона. Не сомневаюсь, что сюжетная линия брата Уилсона никогда не сбрасывалась со счетов. В прошлом мае исполнительные продюсеры/сценаристы Гаррет Лернер и Рассел Френд заверили меня, что о брате Уилсона не забыли. Все, что зрители знали о нем, - это то, что он, по-видимому, бездомный и живет где-то в Принстоне.
К удивлению Уилсона, Хаус затрагивает тему Дэниэла с сочувствием и дружеским участием, что мы не часто наблюдаем в Хаусе. Он приносит Уилсону чашку кофе, заверяя того, что это не его (Уилсона) вина. Дэниэл пропал 13 лет назад, после того, как Уилсон бросил трубку во время очередного в ряду непрекращающихся телефонных звонков своего брата-шизофреника. Уилсон всегда обвинял себя, но Хаус напомнил ему, что это не обязательно (или не только) его вина. "Единственный раз ты попытался пожить нормальной жизнью эгоиста, и вселенная тут же тебя "обломала". А поскольку нам свойственно искать смысл в случайных событиях, ты больше не мог позволить случиться этому снова". Чувство вины по отношению к Дэниэлу не только преследовало Уилсона в течение 13 лет, оно, несомненно, многое говорит о значении отношений для Уилсона. В "Детоксикации" Уилсон говорит Хаусу, что их дружба - "этическое обязательство". Если Уилсон видит Хауса человеком, стоящим на грани маргинальности, как и его брат, то неудивительно, что Уилсон смотрит на их дружбу в таком же ключе.
В конце концов, Хаус переключает свое внимание обратно на пациента, после того, как Уилсон провоцирует у него очередное "прозрение", которое вернет Ника в рамки его "общественного договора". И Уилсону приходится идти к брату одному. Хаус сделал выбор в пользу своего пациента. После недавнего эксперимента с метадоном ("Лучшая половина") вряд ли он позволит себе роскошь полного игнорирования медицинской загадки.
В конце эпизода Уилсон спрашивает Хауса, волнует ли того отсутствие между ними нормального "общественного договора"? Но из их разговора (жизнь Ника возобновляется, словно до этого кто-то нажал на "паузу") становится ясно, что у них все же есть "общественный договор", малость нестандартный, конечно, но есть. Хотя Хаус не может говорить Уилсону красивую ложь, чтобы тот почувствовал себя лучше, он может говорить ему красивую правду. И для кого-то, кто мучает себя чувством вины, красивая правда может оказаться куда более действенной - особенно если она исходит от Хауса.