Барбара Барнетт, 26 февраля 2009

«Другого «меня» у тебя не будет». Простое заявление покорного Хауса (в чувственном и удивительно эмоциональном исполнении Хью Лори) и – конец новой серии «Хауса» «Лучшая сторона». Понимание своей семьей и друзьями создает канву этого эпизода, в котором темой исследования являются как пациент, так и доктор. Происходящий на фоне диагностирования мальчика с «генетическим мозаицизмом» (он имеет как XX, так и XY хромосомы, что делает его как мужчиной, так и женщиной), эпизод касается нескольких ключевых тем, как это часто бывает в «Хаусе».

Генетическая особенность Джексона делает его «другим». Он родился в равной степени мужчиной и женщиной, поэтому его родителям, пока Джексон совсем маленький, приходится выбирать, будет их новорожденный малыш мальчиком или девочкой. Хирургия и лечение тестостероном на протяжении всей жизни должны помочь Джексону превратиться в «нормального» молодого человека. Его родители (его мать, на самом деле) решили скрыть от него информацию, думая, что «он еще не готов к этому». С другой стороны, его мать, в частности, пытается удержать его в «мальчишеской коробке», предлагая ему на выбор занятия баскетболом или хоккеем, в то время как он предпочитает танцы. Она не может принять Джексона таким, каким он есть, поэтому пытается сделать его тем, кем он «должен быть».

После того, как он потерял сознание во время школьного баскетбольного матча, родители Джексона, как и команда Хауса, убеждены, что проблемы молодого человека связаны с его сексуальной сферой. Попытка установить диагноз юноши без того, чтобы родители открыли ему тайну, оказывается затруднительной, и в конечном итоге Тринадцатая позволяет «коту выскочить из мешка», вынуждая родителей иметь дело с нетрадиционной сексуальностью Джексона и с их собственными проблемами, связанными с этим.

Как и Джексон, Хаус хочет определиться, кем же он является, чтобы не оказаться загнанным, скрученным или покалеченным по чьей-то версии о том, кем он должен быть. Совет Хауса родителям в конце «Лучшей стороны» звучит мудро и веско, продиктованный жизненным опытом. «Природа подарила вам уродца. Это еще не значит, что к нему нужно относиться, как к уродцу», - предостерегает он родителей после окончательного диагностирования мальчика, у которого простое обезвоживание.

Это хороший совет, и совет, мудростью которого, возможно, могли бы руководствоваться Блайз и Джон Хаусы при общении со своим юным, общественно изолированным гениальным сыном. Некоторым образом эта сцена является эхом беседы с мамой-карликом в эпизоде третьего сезона «Крошечное веселое Рождество».

По сути «Доктор Хаус» - это история борьбы доктора Грегори Хауса с его физическими и эмоциональными ранами. Время от времени Хаус совершает (иногда детально разработанные) попытки уменьшить свою физическую боль. Когда у него это получается («Случай»), мы обращаемся к совершенно другой стороне Хауса, более легкого и гораздо менее нетерпеливого. Но мы также видим, что с годами в Хаусе каким-то образом соединились его одинокое, печальное существование с острой, как лезвие бритвы, озабоченностью о жертвенности как цене жизни, свободной от боли.

Боль Хауса тесно связана с его наркотической зависимостью. Он настаивает, что использует викодин только от боли в ноге. Но наверное каждый из его окружения хотя бы однажды обвинял его в использовании наркотиков для притупления эмоциональной боли, даже заходя в этом так далеко, чтобы свидетельствовать, что часть или даже вся его физическая боль – проявление его эмоционального расстройства («Внешность обманчива», 2 сезон).

Уилсон и Кадди в течении сериала подняли это до уровня искусства. От заключения пари и наблюдения за тем, как он проходит сквозь ад отказа от наркотиков, до отказа дать ему лекарство, которое ему нужно, чтобы выполнять свою работу, Кадди и Уилсон играли роль любящих родителей в часто ошибочных попытках отвадить Хауса от наркотиков или другим образом изменить его поведение. Многое в третьем сезоне связано с попытками Уилсона заставить Хауса измениться.
Но боль Хауса реальна и он очень страдает в жизни. Так, в одной из недавних серий «Без боли» мы видим степень страдания Хауса, живущего с болью, которая «в хорошие дни просто невыносима, а в плохие высасывает из вас душу» («Слова и дела», 3 сезон).

Когда он пробовал новые методы контроля боли («Бесчувственность», «Недоумок», 3 сезон), он чаще всего делал это тайно, не склонный посещать обязательные занятия, где говорили бы о его саморазрушении. В «Недоумке» даже Кэмерон не замедлила сделать преждевременный вывод о том, что Хаус обратился в Массачусетский клинический исследовательский центр, чтобы «получить кайф», вместо того, чтобы понять, что действительно могло подвигнуть кого-то с такой постоянной сильной болью попробовать что-то радикальное и экспериментальное.

В «Лучшей стороне» Хаус опять пробует найти альтернативу викодину. Конечно, он делает это конфиденциально, не говоря никому из своих сотрудников и держа это в секрете от Кадди и Уилсона. Но наблюдая за необыкновенно хорошим настроением Хауса, даже в общении с полоумным (но до хохота забавным) пациентом клиники, у Катнера, Уилсона и Кадди, а затем и Формана растут подозрения.

После остановки дыхания у Хауса, когда тот дремал в своем кресле Эймса, Уилсон выдвигает идею, что Хаус поднял свою наркотическую планку до героина. И чтобы проверить свою теорию, он предлагает Хаусу бурбон в местном баре, зная, что если Хаус на героине, он откажется его пить, понимая, что один глоток может его убить.

Но Хаус настороже, догадываясь о подозрениях Уилсона, осознавая, что выпивка – это токсикологический тест Уилсона. И Хаус выблевывает выпивку, разочарованный, чувствующий боль и раздраженный тем, что Уилсон «выбирает самые уродские сценарии», когда дело касается его. Когда Хаус выходит из кабачка, Уилсон следует за ним и видит, что его подозрения подтвердились, так как Хаус выблевывает алкоголь. Но он не на героине, он на метадоне – «героине без кайфа». Новость ничуть не уменьшает озабоченности Уилсона.

«Это двойной риск», - спорит Уилсон. Предполагая, что Хаус использует метадон для детоксикации от викодина, он напоминает Хаусу, что есть лучший способ избавиться от наркотиков, все еще не понимая, что у Хауса есть совершенно законные причины использовать метадон, кроме как покончить с пагубной привычкой. Боль, например. «Я не отвыкаю», - настаивает Хаус раздраженно.

«Штраф за боль, потом, что угодно», - говорит Уилсон, меняя только семантику, значение слов, но не сантименты, ощущения, что Хаус ведет себя неподобающе и безрассудно. Допускаю, что Хаус был безрассуден, рисковал жизнью (и едва не умер) слишком долго и паника Уилсона по поводу пренебрежения к смерти Хауса, возможно, оправдана.

Но Хаус – взрослый человек. Он продумывает риск и просит, чтобы Уилсон понял это. Наконец, бросая трость в мусорный контейнер, он доказывает, что метадон полностью победил его боль. «Моя нога больше не болит», - подводит итог торжествующий Хаус, оставляя онемевшего Уилсона одного в аллее. Хаус не под кайфом, он свободен от боли. Это объясняет его хорошее настроение и отвергает общепринятое мнение, что физическая боль Хауса в первую очередь обусловлена его эмоциональным состоянием, а не повреждением ноги.

Первая мысль Уилсона – посоветоваться с Кадди и определиться, как удержать Хауса от продолжения лечения метадоном. Я не уверена в том, почему Уилсон считает нужным вмешиваться в жизнь Хауса (ведь Хаус явно ненавидит подобное вмешательство), но его первая реакция – метадон это плохо, а он и Кадди должны помешать Хаусу разрушить (или окончить) свою жизнь.

Выдвигая ему ультиматум, Кадди говорит Хаусу, что он должен выбирать между метадоном и работой. «Я не могу сидеть и смотреть, как ты убиваешь себя», - говорит она ему. Но Ни Кадди, ни Уилсон не захотели действительно услышать законные доводы Хауса об изменении его болевого режима. Хаус рассматривает это как шанс, возможно, последний, жить без боли. Не удивляясь, Хаус прячет метадон от них.

Кадди видит только наркомана, ищущего новый способ достичь удовольствия. В ее представлении лечащий врач должен направлять свои мысли к этому и не фантазировать о проблемах, связанных с «пагубной привычкой» Хауса. Но Хаус окончательно и эмоционально проявляет свое расстройство и разочарование. «Он знает, что мне больно!» Хауса удивляет, почему нельзя принять это простое объяснение. С таким аргументом он никогда не победит. И, отказываясь оправдываться, Хаус увольняется.

«Ты предпочитаешь метадон этой работе?» - недоверчиво спрашивает Кадди.

«Я предпочитаю отсутствие боли этой работе». Грустно, что после всех этих лет Хаус все еще должен постоянно объяснять свое поведение. Никто – ни Кадди, ни Уилсон – не имеют права принять за него такое фундаментальное, жизненно важное решение. Увольнение – личная декларация о самоопределении Хауса.

Конечно, Уилсон и Кадди действуют из соображений заботы о Хаусе, они обеспокоены его безрассудством и четко определенной саморазрушительной линией поведения. То, что они делают, они делают из любви. Но эти любовь и забота иногда направлены не в ту сторону. В данном случае их поступки оттолкнули Хауса в тот момент, когда он мог бы воспользоваться их помощью и поддержкой.

Такой сценарий корреспондируется с ситуацией с Джексоном, узнавшем о своей уникальной половой принадлежности. Джексон зол на родителей, он прогнал их из своей больничной палаты. Но, как объясняет им Тринадцатая, они нужны своему сыну как никогда, и даже несмотря на то, что он прогнал их, они должны любить и поддерживать его.

Чтобы его не нашли в больнице, Хаус возвращается домой, бреется и надевает хороший костюм. Когда Уилсон приходить проверить, все ли в порядке с Хаусом (и убедиться, что тот еще дышит), он ошеломлен, обнаружив разнаряженного Хауса, собранного и решительного, готового войти в жизнь, где нет учебного госпиталя Принстон-Плейнсборо, Уилсона и Кадди.

Слегка странные, но положительные изменения в Хаусе застают Уилсона врасплох, заставляя его пересмотреть свою позицию. Вместе с Кадди они решают, что было бы лучше поддержать Хауса, отдать ему право выбора и, возможно даже, что метадон был правильным решением. И что действительно это не их дело…

Когда Хаус является в кабинет Кадди, чтобы взять требуемое рекомендательное письмо, оказывается, что она его не написала, но вместо этого предлагает ему его старую работу – наряду с медицинской поддержкой он должен соблюдать меры безопасности при лечении метадоном.

«Мы оба знаем, что твое место здесь», - говорит она. Хаус слегка удивлен ее переменами к сердечности и, видимо, благодарен за то, что она наконец-то поняла, чего он хотел – понимания. Хаус просто отвечает кивком и тихим, искренним «спасибо».

Вернувшись к делу Джексона, Хаус осознает, что мальчику может быть плохо из-за обезвоживания, обостренного МРТ, сделанного по просьбе родителей. При обычных обстоятельствах Хаус никогда бы не провел обследование по просьбе семьи. Особенно после того, как объявил такое обследование «тратой времени». Он насмехался бы и высмеивал, высокомерно заявляя им, что они должны оставить докторские дела ему. Вместо этого он сделал то, чего хотели родители.

Он приписывает свою уступчивость своему хорошему настроению. Это дорогая уступчивость, которая могла стоить юному Джексону жизни. «Ошибка» Хауса вызывает один из самых потаенных его страхов, который врезается прямо в сердцевину того, что делает Хауса уникально одаренным. Метадон, его эффект на степень боли и настроение стоили ему способности к пониманию. Или лечение новым наркотическим средством как-то поставило под угрозу его способность рассуждать? Сделало его сознание затуманенным? Слишком непринужденным, чтобы быть сверхбдительным наблюдателем? Или хорошее настроение подействовало на его объективность каким-то образом?

Тут стремление Хауса к нормальной, лишенной боли жизни сталкивается с его самым большим страхом: что любое лечение, которое он может предпринять, поставит под угрозу его способность думать, наблюдать – и повлияет на его медицинский дар. А это то, что он не намерен ни на что променять. И внешняя сторона тут не важна.

Интеллект Хауса, его гениальность являются «одним целым». Они определяют его и сложно вплетаются в его самооценку. После того, как в него стреляют в серии второго сезона «Без причин», и после долгих бессознательных поисков духа, Хаус готов пойти на компромисс, так как он ищет смысл в простоте разума. В «Лучшей стороне» Хаус еще раз рассматривает этот компромисс и в конечном итоге решает, что риск слишком велик.

Так что когда Кадди собирается дать ему первую дозу метадона, Хаус говорит ей, что не может это сделать и объясняет почему. Дескать цена слишком высока и это едва не заставило его убить юного пациента. Со своей стороны Кадди уговаривает Хауса, уверяя его, что он может быть не ТОЛЬКО гениальным. «Ты все еще будешь хорошим доктором». «Я не хочу быть «хорошим» доктором», - настаивает он, отказываясь принять дозу.

«Не делай этого», - просит она. «Уже сделал, - отвечает он, поднимая свою трость. – Другого меня у тебя не будет».

Это последние кадры серии, с которых я начала свой долгий комментарий и которые остались со мной после того, как серия закончилась. Это заставляет меня задаться вопросом, было ли решение Хауса попробовать метадон подогрето (хотя бы частично) его желанием иметь отношения с Кадди. Ведь в конце концов Хаус сказал ей (или предупредил ее), что он тот, кто он есть, и она должна признать это, если она хочет глубже узнать его. Потому что цена перемен для него слишком велика.

Новый эпизод «Хауса» «Общественный договор» - 9 марта.


Перевод – Difficulttocure

Источник