Дэвид Мартиндэйл, Star-Telegram, 9 февраля 2009

Если бы вы были госпитализированы с таинственной болезнью, кого бы вы скорее выбрали для исследования вашего случая: квалифицированного доктора с успокаивающими манерами (пусть даже не лучшего в своем деле) или не имеющего этого доктора Хауса?

Оливия Уайлд – одна из теледокторов в сериале «Хаус» - знает, что выбрала бы она. «Я в любом случае выбрала бы Хауса», - говорит она.

«Он может так ранить мои чувства, как захочет, если только после этого мне будет снова хорошо». Для Уайлд это не пустые слова.

Актриса, играющая доктора Реми Хэдли (более известную как Тринадцатая – по прозвищу, которое ей дал Хаус), знает это точно, потому что недавно имела дело со своей собственной медицинской загадкой. «Я подхватила тропическую лихорадку в прошлом году в Таиланде, - рассказала Уайлд, - и я отчаянно нуждалась в помощи доктора, подобного Хаусу».

Тропическая лихорадка, отмечает она, была бы «прогулкой в парке» для блестящего, но грубого доктора Хауса, в плане диагностирования. «Это заболевание, которое переносится москитами, имеет четыре степени тяжести», - объясняет Уайлд, подражая своему телевизионному альтер эго, члену команды экспертов доктора Хауса.

«В худшем случае это может вызвать геморрагическое кровотечение, являющееся внутренним, а в лучшем – действительно ужасную лихорадку. Я была где-то между. В конце концов все стало в порядке. Но какое-то время мы не знали, что это такое, и к тому же я была за границей и чувствовала себя очень слабой. Это был ужасный опыт. Я продолжала твердить своему мужу: «Если бы с нами был Хаус, у нас было бы все прекрасно».

ДМ: У Тринадцатой есть свои собственные медицинские проблемы – болезнь Хантингтона, генетическое неврологическое расстройство, которое может существенно сократить продолжительность жизни. Что Вы чувствовали, когда авторы «наградили» Вас болезнью, которая может убить?

ОУ: Мы, актеры, - такие садисты. Нам нравится получать драматичные и ужасно грустные сюжетные линии для наших персонажей. Так я воспринимаю это. В таких шоу как «Хаус» вам очень повезло, если вы получили такую суровую сюжетную линию, потому что там столько работы с персонажем Хауса и другими блестящими персонажами и медицинскими загадками. Так что быть в этом сюжетном построении с болезнью Хантингтона – это честь, которую авторы доверили мне. Да, я, возможно, умираю, но сейчас я живу прекрасной жизнью.

ДМ: Вы, возможно, чувствовали бы себя по-иному, если бы подошел день, когда Тринадцатая должна умереть, а Вам пришлось бы покинуть шоу?

ОУ: Точно. Я уверена, что мое настроение было бы не таким веселым в этот день. Если бы только я могла вернуться и встретить каждого! Хотя такое было не слишком хорошо принято в другом медицинском шоу, так что, наверное, мы не пойдем таким путем.

ДМ: Вы были известны больше чем целый сезон только как Тринадцатая. Не странно ли играть персонаж неделю и всю эту неделю не называть ее по имени?

ОУ: Это было интересное приключение. Ее имя я узнала буквально перед тем, как его узнала аудитория, потому что я постоянно об этом расспрашивала исполнительных продюсеров Дэвида Шора, Кэйти Джекобс и всех авторов. Я говорила: «Мне нужно знать ее имя, потому что это, возможно, могло бы повлиять на то, что я думаю о ней». А они говорили: «Это неважно. Просто делай ее такой, какая она есть, а потом мы назовем имя». Это определенным образом изменило то, как я воспринимала ее, когда узнала ее имя.

ДМ: И что изменило знание имени персонажа?

ОУ: Прежде всего мне действительно понравилось имя. Реми Хэдли. Я думаю, в этом есть что-то андрогинное и, я думаю, в этом есть что-то сладкое. То, что позволяет мне видеть ее в другом свете. Реми звучит как имя ребенка, тогда как она такая упорная, взрослая девушка, очень сильная и независимая. А Хэдли звучит мягко. По мне, это интересное сопоставление личности и имени.

ДМ: Говорят, что Вы всегда будете только Тринадцатой в сердцах и умах большинства зрителей. Вам это по душе?

ОУ: Да, абсолютно. В том смысле, что Тринадцатая – ее настоящее имя.

ДМ: Что отличает Вас от Вашего персонажа?

ОУ: Она – само отличие от меня. Я совершенно открытая личность. Я действительно очень наивна и доверчива. Она – нет, хотя я думаю, немного изучив ее и выяснив это, что она более наивна, чем кажется. Я думаю, что Форман (сыгранный Омаром Эппсом) привнес это в нее. Мне, конечно, приходится отказываться от своей девичьей, улыбчивой, доверчивой натуры, когда я становлюсь Тринадцатой. Тут ничего нельзя поделать, но можно привнести частичку себя в свой персонаж. Я, например, думаю, что мой внутренний «зануда» присутствует в Тринадцатой. Я думаю, чтобы стать таким молодым доктором, пробиться через медицинский институт, ей пришлось быть немного «занудой». Они закалили ее и сделали невероятно жесткой. Но внутри Тринадцатая – всего лишь «зануда». Как я.

ДМ: Если бы Вас отправить в больницу в медицинском халате, как долго Вы могли бы изображать доктора, прежде чем Вас разоблачат?

ОУ: Вероятно, все было бы хорошо до тех пор, пока кто-то не попросил бы сделать что-нибудь. Я могу притвориться, что знаю, как держать шприц. Но если бы однажды в шприце оказались настоящие препараты, я бы раскололась. Также я никогда не смогла бы стать доктором из-за всех этих жидкостей в теле, с которыми пришлось бы иметь дело.

ДМ: Как Вы думаете, почему зрителям так нравится угрюмый Хаус?

ОУ: Он так интригует как персонаж. Его изюминка в том, что каждый раз, когда аудитория начинает думать: «Мы знаем всю его подноготную, Хаус – отличный парень», он делает что-нибудь настолько бесчувственное, что вы вынуждены подумать: «О нет, он действительно весь выгнил изнутри и у него холодное, мрачное сердце». Так что вы неуверенны в том, каков Хаус. Но я думаю, причина, по которой он так нравится, в том, что он говорит то, что никто не посмел бы сказать громко. Он всегда абсолютно честен и , я думаю, люди уважают это.

ДМ: Если говорить о работе с Хью Лори, какой момент между Хаусом и Тринадцатой Вам нравится больше всего?

ОУ: Их очень много, но одну сцену я люблю особенно: когда Тринадцатая в кабинке душа жалеет себя, а Хаус приходит поговорить с ней и стучит своим ботинком о ее ботинок из соседней кабинки. Здесь забавно то, как мы снимали это. Мы отсняли все, за исключением эпизода просовывания ноги, и они (съемочная группа – пер.) сказали: «Хью, ты можешь идти домой. Мы можем использовать другого человека для этого кадра, потому что ничего не будет видно, кроме ноги и лодыжки». Но он сказал: «Нет-нет, точно нет, я хочу сделать это, потому что Хаус сделал бы это по-своему». И я подумала: «Это что-то фантастическое. Поздняя ночь. Он отпахал 16 часов. Он может пойти домой. Но не хочет, потому что хочет убедиться, что показанный башмак постукивает по-хаусовски». Я подумала, что это блестяще. Именно поэтому Хью настолько хорош в том, что он делает.