Сериалы пришли в нашу жизнь очень давно. Мы просто не сразу это поняли и до какого-то момента не отдавали себе в этом отчет.  

Эпоха сериала как главного из искусств наступила тогда, когда в нашем доме появился ящик с окошком-экраном, когда он сделался центром вселенной, привязал нас к себе, когда относительных размеров пространство, которое мы полагали свободным временем, стало хронометрироваться в зависимости от недельной телепрограммы. Мы (некоторые из нас, по крайней мере) пытались сопротивляться. Мы говорили: я не желаю быть к нему привязанным, я не стану бежать к этому ящику в час назначенный, да пусть горит огнем, я не раб лампы… Короче говоря, до какого-то момента власть сериала над нами ограничивалась свободой воли или представлением о ней. Но тут пришел Интернет с сопутствующими гаджетами, и оказалось, что сериалы и прочие телепродукты (которые все — вплоть до новостных выпусков — так или иначе стремятся к формату сериала) можно смотреть на сайте в любом удобном и не ограничивающем нашу свободу воли (или наше представление о ней) режиме.

Начнем мы с такой очевидной вещи как «анатомия сериала», или  

Как это устроено  

Не первым, но самым давним из приходящих в голову сериалов, наверное, были сказки Шахерезады, тысячу и одну ночь открывавшиеся заставкой о “дозволенных речах”. В привычном нам смысле «1001 ночь» была не столько сериалом, сколько сборником: заставка и “пусковой механизм” сюжета был один, а герои во всех сериях разные. Но коль скоро это были сказки, то по большому счету это были одни и те же “формульные герои” и одни и те же “формульные сюжеты”.  

В принципе на сегодняшний день существуют две основные схемы телесериала: концептуальная и сюжетная. Правильнее было бы сказать: парадигматическая и синтагматическая, но стоит объяснить, в чем разница. В первом случае мы имеем тот самый формат “без начала и конца”: задается исходная диспозиция, набор постоянных персонажей и некая система конфликтов и отношений. В каждой новой серии одни и те же персонажи в одних и тех же или типологически похожих декорациях разыгрывают сюжет, не сказать, что один и тот же, но в основных коллизиях он повторяется.  

Простой пример: детективный сериал с главным героем-сыщиком, — “Приключения Шерлока Холмса”, “Коломбо”, “Следствие ведут знатоки”, “Улицы разбитых фонарей” и многие прочие. Мы знаем, как это будет: в начале преступление и загадка, в конце — наказание и разгадка. Герои будут действовать сообразно своему характеру (характер задан, это не меняется), предложенные обстоятельства всякийраз новые. Прелесть такого сериала в том, что его можно смотреть с любого места, у него нет временных ограничений, только пространственные. Впрочем, героев можно перемещать в пространстве. Механизм держится на узнаваемости характеров и конфликтов.  

Второй тип сериала — сюжетный. Здесь все происходит как в длинном-длинном романе. Есть завязка, а значит где-то, пусть в отдаленном будущем, наступит развязка и конец. Каждая серия — новая глава этой истории. Чтобы понять, что происходит в очередной отдельно взятой серии, нужно знать, с чего все начиналось … ну и краткое содержание предыдущих серий. Это еще называется “спойлер”.  

Наконец, существуют сериалы “смешанного” типа. Хороший пример — “Sex and the Sity”:каждая серия представляет самодостаточную новеллу с “подхватывающимся” на нескольких линиях сюжетом, и это можно смотреть с любого места, однако есть некая канва, вполне традиционная. Несмотря на исключительную “продвинутость” нью-йоркских девушек, на присущее им чувство юмора и общий толерантно-иронический тон, так или иначе, но все они изначально стремятся найти пару. И в конце концов находят то, что искали.  

Так устроены сериалы. А теперь о том, как устроены мы и почему мы не устаем это смотреть.  

Почему мы это смотрим  

Есть всего две вещи, на которых держится интерес и на которых, собственно, стоит сериал. Это повторение и изменение. Повто рение вырабатывает привычку, а изменение ее стимулирует. Нам всякий раз нужна какаято новость, но мы не всегда понимаем, что самая потребность в утренних или вечерних новостях — привычка. И мы не замечаем, что новости в большинстве своем одни и те же: действующие лица или декорации могут меняться, сюжеты неизменны.  

Механизмы сериалов в разной степени используют эти две кнопки. Сериалы первого типа — те, которые без начала и конца, “концептуальные”, — работают на привыкании: мы “подсаживаемся” на одни и те же мизансцены, постоянные герои становятся членами семьи, и мы радуемся, когда снова, в 129-й раз, видим трубку Холмса и клетчатое пальто Ватсона, старый плащ Коломбо или новую трость доктора Хауса. Мы счастливы потому, что они снова с нами. Они уже стали привычной частью нашего мира, и всякий раз нам важно знать, что они никуда не делись. Все на месте, все в порядке. Без них наш мир неполон.  

С сюжетными сериалами сложнее. До какого-то момента срабатывает интрига. Иными словами, нам не безразлично, что там с ними дальше будет: разведется дон Педро со своей просто Марией или рабыня Изаура выпьет яду после нового предательства злодея Карлоса, жив ли Сиси и какие новые потрясения ждут маленький американский городок имени Санта Барбары (если вы еще помните,о чем я. Кстати, о новостях: похоже, он сгорел вчистую).

Впрочем, уже в “Санта Барбаре” наметилось какое-то движение. Мы еще не понимали, какое именно, но тогда, в дремучие 80-е, когда не из чего было выбирать и когда сразу после богатых, которые плачут, пошел первый русский сериал про Леню Голубкова, “Санта Барбара” казалась прорывом. И мы, помнится, рассуждали о концептуальной разнице между соупоперой американской и латино-американской. Вторая держалась на архетипах, т. е. на старых как мир сюжетах о разлученных и обретающих друг друга близнецах, подкидышах, которые неизменно оказываются наследниками миллионов, на вечной борьбе Добра со Злом, при этом Добро в облике гонимой сироты неизменно побеждало, а Зло низвергалось куда ему положено. А в американских сериалах не было абсолютных злодеев и абсолютно безгрешных ангелов.  

Бесконечное действо “Санта-Барбары” поддерживалось странным мерцанием персонажей. Отстав от сюжета месяца на два, вы с недоумением обнаруживали, что никого не узнаете и ничего не понимаете: злодей уже как бы и не злодей, обиженная сирота или вдовица чинит козни, эти люди стали неузнаваемы даже внешне: актеры мельтешили, пропадали, играли в очередь, мир опознавался по именам собственным — вполне по Хемингуэю. В принципе, сама идея о том, что мир изменчив, что люди и роли не обязательно стереотипны (даже при том, что сюжеты остаются в поле архетипическом),что Добро и Зло могут меняться местами, — была большим шагом вперед в сравнении с мексиканской матрицей.  

Следующим шагом на этом пути был “Твин Пикс”, не к ночи будь помянут. «Все говорят, что любовь движет миром», — а я вам покажу, что страх движет миром, сказал в одном из интервью его легендарный создатель, и в общем он сдержал слово. Это был мистический абсурд (собственно, жанр определяется именно так: мистический сериал абсурда!), никто не понимал ничего и от серии к серии понимал все меньше. Когда все кончилось, мы так и не узнали, кто убил Лору Палмер.  

Оказалось, что такой сериал тоже может быть, — без развязки, или, как говорят литературные теоретики, “с открытым финалом”. Потом стали возможны эксперименты формальные: нам показали, что можно смешать гангстерский детектив с семейной психотерапевтической соуп-оперой (“Клан Сопрано”),что можно сделать римейк “Деревенского детектива” с говорящей собакой, произносящей письма “глубокоуважаемой Катерине Матвеевне” (“Участок”), что можно, наконец, вывернуть наизнанку медицинские сериалы a la “Скорая помощь” и из мыльной оперы спасения получить черный детектив.  

И это “Доктор Хаус».  

Усі брешуть!  

Наконец, есть повод поговорить о нашем добром докторе Х., коль скоро он пришел к нам, пусть с опозданием года этак на два-три, обойдя уже полсвета, когда все, кто мог, хотел и не хотел, выкачали его в торрентах, выучили наизусть, растащили на анекдоты и даже нарисовали комикс для самых маленьких. Короче говоря, именно сейчас, немедленно после «уроков голодомора», на наших экранах явится хромой злодей, взмахнет тростью, засыпет в рот горсть викодина и страшным голосом произнесет: «УСІ БРЕШУТЬ!».  

С этим «Усі брешуть» есть сложность. Самая трудно переводимая вещь на свете — это юмор. В нашем случае — интонация, black humor голливудских триллеров, с трудом представимый в местных условиях. С другой стороны, искусство перевода не что иное как «преодоленная трудность», и в этом саспенс. Не факт, что штатные переводчики на державну мову — те самые самоотверженные «борцы с трудностью». Есть опасность, что мы получим не совсем того Хауса и наш будет немножко Тарапунька.  

Но — ладно, не в этом суть. Суть в самом Хаусе.  

Вот я, честно говоря, никогда не понимала, как можно изо дня в день смотреть какую нибудь «Скорую помощь». Вчера отрезали ногу, сегодня сделали дырку в голове, завтра опять ногу, и так всю дорогу, все 389 серий. А тут у нас совсем другое дело. Тут имеем в чистом виде детектив.  

В детективе ведь как: нужно убить максимальное количество людей и лишь затем найти убийцу.  

Так и здесь: нужно перебрать с десяток невероятных диагнозов (какая-нибудь последняя экзотика из медицинских справочников),нужно довести больного до смерти, когда из него будет брызгать кровь и изливаться плазма, когда ему откажут ноги, руки, легкие... и сердце тоже откажет. Сердце ему пересадят потом. Сперва вы будете истерически хохотать, потом привыкнете и станете ждать развязки. Когда Хауса осенит, где-нибудь посреди разговора с Вильсоном, при взгляде на сморкающуюся санитарку, как угодно, только не при чтении медицинского справочника. В медицинском справочнике Хаус прячет викодин, аккурат в главе про волчанку. («Волчанка» это уже шиболетт «Д. Х.», в одном из DVD-изданий есть даже сюжет «It Could Be Lupus…», специально смонтированный из сцен, где все по очереди озвучивают любимый диагноз. Собственно по причине пристрастия к волчанке Хаус стал персонажем анекдотов про Красную Шапочку).

Он Шерлок Холмс, конечно.  

Он наркоман и эгоцентрик, и вместо скрипки у него электрогитара и что-то клавишное. Живет он в доме №221В, а доктора Ватсона ему заменяет не Вильсон, нет — это наивно. Вместо доктора Ватсона у него целая команда, собранная по принципу пресловутой политкорректности: один негр, одна женщина и… один австралиец. Потом появятся еврей, индиец и бисексуалка. А в 5-м сезоне придет настоящий детектив. Но это уже спойлер, и я замолкаю.  

“House M. D.”, “Доктор Хаус” фактически прием в приеме, сериал в сериале. Черный герой-скептик беспрестанно смотрит наивные мыльные оперы вроде “General Hospital”.Доктор-манипулятор, демонический шут Хью Лори заступил место красавца и душки Джорджа Клуни. Идея поначалу кажется невероятной: спаситель может быть циником, говорят нам, но парадокс не в этом. Парадокс в том, что мы беспрекословно поверили в это на 7-й минуте первой серии первого сезона.

Автор: Инна Булкина

Информация предоставлена журналом ТОП 10