Возможно, что он единственный актер в Голливуде, кто не хочет, чтобы его роль расширялась. И не желает ничего сильнее, чем играть в театре пьесы Тома Стоппарда и прогуливаться со своей невестой (Габриела Саллик и Роберт Шон Леонард поженились 23 августа 2008 года – прим. переводчика). Но в любом случае, сейчас он в шоу…

Я не могу смотреть его. Я имею ввиду, что Хью не смотрит сериал, потому что он аналитик и... ему восемь лет. (смеется) И, между прочим, я не купился на это. Думаю, что он все же смотрит.

Я смотрел сериал в первый год. Мы живем в Нью Йорке, но тогда с невестой были в Калифорнии. Ей нравилось смотреть сериал, потому что там играл я. Но затем ей пришлось вернуться в Нью Йорк, и что бы вы сделали на моем месте? Идея смотреть на самого себя в телевизоре, в одиночку в Санта-Монике, казалась мне сумасбродной. Что-то из разряда распития бутылки Maker's Mark с пистолетом наготове, чтобы застрелить себя. (сильно смеется) Поэтому я не смотрел ни одного сезона. Но в то время, когда все же смотрел «Хауз», я был несколько удивлен, насколько Хью подходяще сварлив.

У меня есть наблюдение, что большинство из моих любимых сериалов совсем не о том, о чем они должны быть – например, они должны развиваться в больнице или полиции, или космосе, или где-то-там еще, но они совершенно не об этом. Но, на мой взгляд, «Хауз» действительно об этике и морали.

Ага, точно, думаю, что так оно и есть.

Но все же, вы не можете однозначно сказать аудитории «Эй, у нас есть отличный сериал, который изучает человеческую мораль!»

Шоу основано на «Взгляд с моста».

Точно! Они действительно делают это.

Ага. (смеется) Я думаю, что это хорошо; а когда все правильно, когда шоу работает – мистерия тоже работает. У сериала есть чувство Шерлока Холмса, когда вы не понимаете, но очень хотите знать, что же не так с пациентами. Это и заинтересовывает – все эти повороты и уловки. И всегда есть немного веселого юмора между персонажами – что позволяет лучше понять их самих и их отношения друг с другом. Это лучшее, что может быть. И полагаю, что это верно для любого сериала.

Очень сложно, когда у вас главный герой, который отличается от норм ТВ, вам надо быть осторожным, потому как такие персонажи могут оказаться однодневными. Он эксцентричный парень, он австралиец, я – друг в одной или двух сценах в неделю. Вам просто необходимо быть осторожным, и я думаю, нам это удается, у нас отличная команда сценаристов. Цифры растут – люди смотрят.

Что ж, 2 и 3 Мая мы увидим двухчастный эпизод, который можно неофициально назвать «Фестиваль Формана». Я думаю, что это его эпизоды на Эмми, и это нормально. Но вы так много работали, что вы думаете?

Честно, я впорядке. Мне не нужна Эмми. Я знаю, что мне нужно! Семь лет назад я играл с парнем по имени Скип Саддутт в «The Iceman Cometh». Я встретил его пять лет спустя и сказал: «Эй, Скип, где ты был? Я не видел тебя на чтениях с тех пор». Он ответил: «Я играл в «Third Watch». Название звучало знакомым, но я никогда не видел этого проекта. Он сказал: «Я снимался там пять лет». На это я смог только воскликнуть: «Матерь Божья!» Скип вернулся в театр. Вот это и есть моя мечта.

Такое происходит и со мной. Я иду по улице, а люди спрашивают: «Где ты?», я отвечаю: «Играю в сериале «House». Мой друг Льюис Блэк (из «The Daily Show») сказал: «Как ты, говоришь, называется? «Head»?»

Я в порядке. Я никогда не был счастливее, чем с такой карьерой, как у меня сейчас. И пока что я не хочу ничего менять. Деньги – это хорошо, и я рад, что получаю их и могу накопить для дальнейшей жизни, когда буду играть в Линкольн Центре пьесы Тома Стоппарда, ничего при этом не зарабатывая. Но, правда, я великолепно себя чувствую и не зацикливаюсь, что работаю только два дня в неделю.

Потому что вот эти парни, продвигающие шоу, или из команда монтажа – они по 16 часов в студии, постоянно повторяя «тахикардия, волчанка, бла-бла-бла…» Честно, я бы убил себя, если бы пришлось так долго снимать и делать эти сцены. Я счастлив с той ролью в шоу, что у меня сейчас, я не хочу чего-то большего. Я счастлив.

Итак, мы не увидим специального эпизода, в котором Др.Уилсон едва не умрет?

Это можно рассматривать, как вариант моего ухода из шоу. (смеется)

Что ж, вы можете умереть и вернуться затем как призрак. Тогда это будет House Whisperer (один из любимых сериалов Роберта называется Dog Whisperer – прим. переводчика).

Да уж. (смеется) Стилист однажды сказал мне «О, я так люблю сцены с вами и Хью. Их должно быть больше». На что я сказал «Тссс! Не говорите этого!» Я самый счастливый человек в Голливуде. Я довольно много работаю только с Хью, а он великолепен. И я работаю два дня в неделю.

Вам, наверное, много приходится летать между Нью Йорком и Калифорнией?

Нет, не очень. Я не могу себе этого позволить, потому что расписание съемок довольно часто меняется, и мне надо быть поблизости. Я хочу попытаться бывать в Нью Йорке почаще в новом сезоне. Сейчас моя невеста здесь, и я бы убил себя, если бы мне опять пришлось быть здесь одному без нее, как в прошлом году.

Итак, пять дней в неделю вы… делате что? Инъекции Ботокса? Ходите за покупками? Смотрите «Maury»?

Роб Лоу однажды рассказал секрет, как быть актером в Лос Анджелесе – спать так долго, как только ты можешь и ложиться так рано, как это возможно. Я помню, как он сказал «Я бы рекомендовал надевать пижамы в 16:30».

Что интересно в этом шоу, так это, что они берут что-то очень стандартное и выворачивают его до неузнаваемости.

Я не знал ничего о ТВ до этого, я никогда не снимался в сериалах, но теперь я отлично знаю, что есть процедурные сериалы, а есть персонажные. «Закон и Порядок» (Law & Order, еще один любимый сериал Роберта – прим. переводчика) - процедурный, а «Анатомия Грей» (Grey’sAnatomy) - персонажный. Есть очень простой тест, как определить к каком типу относится то или иное шоу. Достаточно спросить «Спал ли Сэм Уотерстон с ассистенкой в «Закон и Порядок»?» И если ответ: «Без понятия. Гораздо больше меня интересует следующий элемент в деле», - тогда это процедурный сериал.

Наш проект таинственен, и в нем должны быть прецеденты для этого, но он определенно включает в себя оба типа. Мне кажется, что он очень процедурный, так как без всех этих больных каждую неделю, мы бы не работали. Но и без персонажей больницы проект тоже не смог бы работать. И что странно, людей одинаково волнует: спит ли Хауз с кем-то из персонажей,  что все же с этим больным пациентом, и как распутает это дело команда.

Я думаю, что я больше люблю персонажей. Но вы правы, это, возможно, не было бы так интересно без еженедельных загадок с пациентами, находящимися в критическом положении.

Да, я уверен, что это нужно. Отголоски Шерлока Холмса слишком сильны. Изначальная идея сериала была в том, что Хауз и Уилсон – это Шерлок и Ватсон. Но мы отказались от этого, теперь команда Хауза – это Ватсон, если вам необходимы технические подробности в этом вопросе.

Я больше как… единственный способ, чтобы описать это, настолько претенциозный, что я готов выпрыгнуть из окна, но я как шут Короля Лира. Только я способен сказать ему правду. И [Уилсону] терять нечего. Я не работаю на Хауза, а он на меня. Я единственный персонаж, который выбирает быть в больнице из-за Хауза вместо того, чтобы быть там из-за работы. И именно поэтому у меня есть свобода говорить, что я захочу. Не так, как постоянно воздерживающаяся Кадди.

Мне кажется, что ее роль заключается во фразе «Нет! Плохой Хауз!»

Вы говорили с Лизой Эдельштейн (исполнительницей роли Кадди)? Она великолепна. Одна японка как-то сказала Лизе: «Вы играете в «Скорой помощи»!» Лиза ответила: «Да, я играла в «Скорой помощи», но сейчас я снимаюсь в «Хаузе». «Ох! Да, «Хауз». Там вы говорите «Нет! Ты не сделаешь этого!». Каждый раз, когда мы за столом читаем сценарий, я начинаю безудержно смеяться, вспоминая слова этой женщины «Вы говорите «Нет! Ты не сделаешь этого!». Это полностью формулирует характер Лизы. И мы довольно часто смеемся над этим. У нас такая же дилемма. Мы все в этом шоу, но как будто… только частично в нем. Сотрудники шоу спрашивают: «Как давно вы в этом проекте». «Хм, начиная с пилотной серии». Они действительно не понимают, что мы здесь делали.

Итак, все в вашей карьере идет отлично. А как насчет театра?

Я достиг всего, чего я хотел. Когда я был маленьким, я хотел быть Кевином Кляйном и Сэмом Ватерстоном. Я вырос на спектаклях Public Theatre и Shakespeare в парке, а также  Marion Seldes. Я имею ввиду, что вполне могу быть геем.

Я не совсем уверена, что вы не гей.

(смеется) Но таковы вещи. Я делал это. У меня 14 спектаклей на Бродвее, и я получил премию Тони, а сейчас я делаю деньги и никто в действительности не знает, но я готов на убийство. Если, когда я через 2 года вернусь в Нью Йорк, ничего не изменится, я начну волноваться. Все, что я действительно хочу – это играть в спектаклях, играть со своей собакой, завести детей. Моя мечта очень проста. Я не хочу больше играть в фильмах. Я подустал от игры на камеру.

Почему вы устали от камер? Устали от всех этих репетиций?

Нет, нет, все как раз наоборот. Мы не повторяем достаточно. Мы снимаем сцены, в которых люди только и знают, что их линию, в которых они только пытаются понять ее. В театре, вы повторяете все это кучу раз, и вы настолько свыкаетесь со спектаклем, что уже начинаете выселиться прямо на сцене. Я очень скучаю по этим ощущениям.

Это также верно для фильмов. Я не знаю. Я думаю, что мне нравятся фильмы, но… я уходил со сцены и думал «Вау, никто не делал этого лучше. Люди могут сделать это также хорошо, но не лучше». Именно это я чувствовал после «Long Day’s Journey Into Night», или после спектакля Шоу. Я всегда чувствую что-то типа, «Мальчик, Дональд Сазерлэнд сделал бы это в тысячу раз лучше». (смеется) Я просто не думаю, что это что-то, что я делаю лучше всех. Я думаю, что я хорош, но есть люди, которые значительно лучше. Со всей скромностью, которой у меня совсем нет (смеется), вот то, что я чувствую к своим работам на сцене. Я действительно чувствую, что одарен в этом.

Для того, чтобы разобраться с этим окончательно, что происходит в конце «Хауза»?

Что ж, я думаю, что финал – это крючок над пропастью. Должно произойти что-то захватывающее. Это будет невероятно красиво и причудливо, и, я думаю, потрясающе. Я не могу сказать, что это. Вы закончите этот сезон с огромным чувством любопытства о том, как же начнется следующий. Это отличный финал для шоу и большой крюк над пропастью.

Выглядит как Хью Лори, поругавшийся с собственным талантом. Но он так хорош в роли Хауза.

Некоторые люди спрашивают меня: «Почему Уилсон так хочет жить с Хаузом?» На что я могу ответить лишь: «Вы идиоты». (смеется) Хауз создан, чтобы быть притягательным. Он великолепный, самоосуждающий, и он хромает. Но да, Хью ненавидит сам себя и он очень забавен в этой ненависти. В моей книге не могло бы быть лучшей комбинации. Как Льюис Блэк.

Ну а как с ним работается на площадке, приятно?

О, да. Штука в том, что у Хью есть огромная помеха, с которой ему приходится бороться, – его американский акцент. Его проблема – это не наша проблема. У нас, как у аудитории, нет этой проблемы, потому что он не знает, что он справляется великолепно. И, конечно, он не слышит этого. И это причина, по которой он не может смотреть сериал.

Когда вы делаете акцент, вы не чувствуете, что интересны в этой роли. Даже, если все вокруг твердят противоположное. И играть это в спектакле – это одно, а играть в сериале, который идет годами, я не представляю, как он справляется с этим. Быть настолько твердым по отношению к самому себе и настолько разочарованным к своей работе. Но, как я и сказал, и подчеркну это четыре раза, он ошибается.

Но тогда он, очевидно, ненавидит, когда все зовут его секс-символом. Вы читаете его ответы, когда люди спрашивают его об этом, и чувствуете замешательство, нарастающее к концу страницы.

Да, он ненавидит это. И даже больше, чем только «секс-символизм», он ненавидит все эти «вы превосходны». Конечно, есть часть его, которой нравится это, есть часть из нас, которым это тоже нравится. Но для него, выкладывающегося на этом проекте, это не фальшивое тщеславие.

Я думаю, Хью делает работу, которой гордится и которую считает хорошей. Я только не уверен, что этим когда либо будет этот сериал. Иметь акцент… актерство позволяет двигаться, забывать о себе, это противоположность эго. Это возможность улететь прочь, прочь от самого себя и забыться. А он играет акцент, что, в сущности, невозможно сделать.

Очень тяжело играть одну и ту же линию, в одном и том же ключе на протяжении восьми месяцев. Хью учит по 72 новых диалога в день и должен все их положить на американский акцент. Это словно ночной кошмар актера. Я играл (с акцентами) в пьесах Брайана Фрайела, Мартина Шермана, Тома Стоппарда и, возможно, за эти пять месяцев случится ночь, когда вы почувствуете себя ОК и забудете про акцент. Позволите всему идти, как оно идет. Иметь странный акцент во рту, пока играешь роль, а затем быть осужденным за это, это очень тяжело.

А, могу я сказать вам, когда у нас был ужин с Хью Лори, мы говорили своими родными голосами.. я скучал по тому его голосу… с акцентом.

Да. Он как-то позвонил мне для интервью. Я ожидала менеджера, который будет договариваться, но это был просто голос по телефону. Это выбило меня из колеи на минуту.

Как мы знаем, я - натурал. Но да, это что-то типа убийственно, убийственно, убийственно. (смеется)