Элвис Митчелл: Добро пожаловать на «The Treatment». Я Элвис Митчелл. Ожесточённость и вдумчивость обычно не делают звездой.
Посмотрите на меня. Но, с другой стороны, мой гость Хью Лори не только был номинирован на «Эмми», но и превратил «House M.D.» в настоящий хит. Я благодарю его за то, что он здесь. Спасибо Вам, Хью.

Хью Лори: Это истинное удовольствие. Вам спасибо.

ЭМ: Пожалуйста, опишите Ваш образ и сериал в целом для слушателей. Знаю, Вы пару раз это делали.

ХЛ: Да, ожесточённость и вдумчивость –  по-моему, это хороший момент для начала… и, наверное, столь же хороший для окончания, потому что я очень опасаюсь по поводу описания или анализа персонажа, так как чувствую, в каком-то смысле, что если сериал и имеет какую-то притягательность, это отчасти связано с этой неинертностью персонажа, и если мы когда-либо достигнем точки, сможем описать его парой простых предложений, видимо, придёт время собираться и идти домой. Ожесточённость и вдумчивость – это хороший вариант для названия главы, но я не думаю, что эта глава уже написана. Отчасти, я очень надеюсь, что мы ещё долго не дойдём до конца этой книги, потому что он энигматическая, сложная личность. Полагаю, что сложность – это хорошо. Сложность – это хорошо, я люблю это и надеюсь, что это будет и дальше вызывать интерес приличной части аудитории… потому что он сложный человек.

ЭМ: Но, по существу, он врач-детектив. Вы сказали бы, что это лучший способ описать его?

ХЛ: Это верно. Он…определённо, в этих шоу есть элемент детектива…Он очень высоко квалифицированный… Über-врач, глава отделения диагностики в вымышленной больнице в Нью-Джерси. Но в этом есть элемент детектива, в том смысле, что злодей, преступник – это вирус или бактерия, которых он разыскивает. В этом персонаже есть элемент, очень существенный элемент Шерлока Холмса. Я полагаю, Дэвид Шор бы согласился, что он создавал Хауса отчасти по шаблону Шерлока Холмса.

Достаточно странно, но сам Шерлок Холмс изначально был списан с врача, и, таким образом, круг замкнулся. Артур Конан Дойл, автор рассказов о Холмсе, был врачом и учился в своё время у эдинбургского исследователя Джозефа Белла, фирменным приёмом которого было диагностировать пациентов – и их занятия, происхождение, неудачные браки или что угодно ещё - от мозолей на большом пальце до того, как они снашивают обувь или, знаете ли, до недостающей пуговицы на обшлаге жакета. Конан Дойл был вдохновлён этой личностью и, в конечном счёте, базировал на ней величайшего в истории вымышленного детектива. В некотором смысле, сейчас мы снова создаём врача – на основе детектива, созданного на основе врача.

ЭМ: Который ещё и наркозависимый.

ХЛ (смеётся): Который ещё и наркозависимый, так уж получилось, да. И я не пиликаю жалобно на скрипке, но у меня есть фортепьяно…да, есть ещё эта меланхолическая музыкальная составляющая.

ЭМ: Это “TheTreatment”, мой гость – Хью Лори, звезда “HouseM.D.”, который на канале FOX. Знаете, я рад, что Вы вспомнили о Холмсе, потому что – я уверен, что Вы делали это раньше, но я всегда думал, что в Холмсе есть какая-то чудовищная мания величия и своего рода потребность доводить Уотсона, в Вашем случае, Ваших коллег, до того психологического состояния, которое Хаус проходит. Как Вы считаете, это тоже присутствует?  

ХЛ (смеётся): Ну хорошо, да… Не знаю, есть ли это эгомания. Это может быть просто случайностью. Я подразумеваю, что, прежде всего, Холмса и Уотсона объединила необходимость, так как никто из них не мог в одиночку оплачивать те знаменитые апартаменты на Бейкер Стрит, 221Б. Это был просто экономический критерий, который свёл двух людей. Впоследствии, конечно, Холмс абсолютно доминирует в отношениях. Одно из первых дел, которое он совершает, когда они въезжают, - это занимает все книжные полки. Расставив все свои книги, он поворачивается к Уотсону и спрашивает: «У Вас есть какие-нибудь книги?» Конечно, у Уотсона были книги, знаете ли, только… даже если он… их всё равно уже негде было разместить. И таким же образом я предполагаю, что, Вы понимаете, просто в силу рода занятий, столкнулись персонажи Хауса и Уилсона, понимаете, мы оба работаем в одной больнице, мы столкнулись таким же образом, и я полагаю, да, Хаус безусловно обладает очень значительным эго и, в каком-то смысле, он видит себя как рок-звезду, но если это недостаток (смеётся), то далеко не самый большой, у него есть много чего и похуже. Но я думаю - я продолжаю верить, что его лучшие качества, его прекраснейшие качества с лихвой всё компенсируют. Так или иначе, надеюсь на это.

ЭМ: Хорошо. Ну, он, как и Холмс, чувствует себя некомфортно в сфере эмоций.

ХЛ: Он… да нет, он, безусловно… логическая, дедуктивно-аналитическая сторона его мозга, думаю, действительно чрезмерно развита. У меня такое чувство, что она, видимо, была развита до такой степени в юном возрасте. Я представляю себе удивительного ребёнка, который, возможно, слишком превосходил других в школе и по этой причине был непопулярен. Другая сторона мозга, эта страстная, нечёткая, эмоциональная сторона, интуитивная сторона, по-моему… В любом случае, та сторона, которая касается взаимодействия с людьми… Я имею в виду, что у него есть интуиция, но «социальная» её сторона, полагаю, менее хорошо развита или развита иначе, чем у других. Это скорее деформировано, чем слаборазвито. В Хаусе есть некоторого рода элемент умеренно социопатический…который может иногда казаться дисфункциональным, а иногда – просто откровенно героическим. Я действительно считаю, что он не нуждается в том, чтобы нравиться другим. Я нахожу восхитительным, что он не зависит от одобрения, от аплодисментов, похвалы, хорошего мнения окружающих. Это мне кажется восхитительным. Мне бы хотелось… жаль, что у меня нет чуть больше этого в моей жизни…И многим другим тоже, я уверен. Мы все, в том или ином случае, находимся под прессом беспокойства о том, что подумает остальной мир. И думаю, что если перед Вами человек, который решил, не важно, по какой причине, что ему наплевать, сдаётся мне, есть в этом что-то вдохновляющее.

ЭМ: Но также все мы хотим верить, что миром должна править компетентность. А Хаус невероятно компетентен.  

ХЛ: Да. Это то, что могут дать телешоу, а реальная жизнь не может. Точно так же мы с первых кадров сериала «Kojak» определённо знали, кто плохой парень, и поэтому все перипетии погони Коджака за ним лишь подтверждали нашу уверенность. Мы знали, кто это. В реальности же полицейские понятия не имеют, кто преступник, и так же врач не знает правильного ответа, пока иной раз не будет слишком поздно. То есть вопрос в том, готовы ли вы терпеть этого своего рода абразивного манипулятора (abrasive rascal) в надежде, что он приведёт вас к верному ответу. Конечно, если бы вы знали правильный ответ, вы бы мирились с чем угодно. Но в реальности мы никогда не знаем правильного ответа, пока не становится слишком поздно. Поэтому, конечно, в реальности Хаус – это нежизнеспособный проект. Он плод художественного вымысла, но, несмотря на это, я всё же думаю, что в этих вымышленных декорациях он может быть и поучителен, и провокативен, и интересен, может рассказать определённые вещи о нас самих… И не спрашивайте об этом, у меня нет подсказки, но полагаю, что – в этих вымышленных декорациях – он служит некоей цели. В реальности, думаю, конечно, он был в тюрьме или лишился бы лицензии – ну что там делают с врачами, когда гасят их, ломают их меч о колено.

ЭМ: Думаю, их помещают в телевизор.

ХЛ: Да, помещают в телевизор, экономят место на них.

ЭМ: Кстати, мы беседуем не с Коджаком, а с Хью Лори, звездой…

ХЛ (смеётся): Ладно.

ЭМ: …Звездой «Хауса». Это “The Treatment”. Мне кажется, я так много думаю об этой картине, потому что с самого первого эпизода (особенно зная стиль работы Брайана Сингера) в Хаусе было что-то музыкальное, практически как меланхолия Телониуса Монка – это мне пришло в голову, когда я думал о пути его самовыражения.

ХЛ: Да, пожалуй, Телониус Монк был бы очень удачной аналогией. Мы пока не использовали его, но это была бы очень хорошая идея, думаю. Я о том, что сложно выразить эти явления языком музыки, и иногда, конечно, когда вы сталкиваетесь с практикой, когда стремятся просто снять что-то ради успеха, у вас вряд ли будет время рефлексировать в таких терминах, обсуждать это в них. Но думаю, Вы правы, в Хаусе есть нечто музыкальное. Не знаю, связано ли это просто с тем, что Холмс играл на скрипке, или с тем фактом, что я немного бренчу на фортепьяно (думаю, скорее первое, чем второе), в Хаусе есть поэтическая сторона, несмотря на его холодный аналитический ум. Подозреваю, что это невербальная поэтическая сторона. Необязательно он будет объясняться на словах своим друзьям и любимых (в случае наличия таковых), но думаю, что музыка – это его язык, и потому, чего бы это ни стоило, позволим ему быть Телониусом Монком. Это был бы великолепный выбор.

Но здесь есть… Я должен сказать, что во время чтения сценария у меня почти сразу была реакция на… на ноты. Я имею в виду, что есть тона, так же как и ритмы, но в каждой речи, предложении, фразе есть ноты. Просто я чувствую: это не так, это определённо так, это должно быть в таком-то ритме. И это происходит почти незамедлительно, и впоследствии я практически не отклоняюсь от этого и остаток дня провожу, стараясь сохранить это… Это нечто в моей голове, я непосредственно получаю толкование, как оно должно звучать, а потом весь день пытаюсь это удержать – с различной степенью успеха.

ЭМ: Ну, мне кажется, я упомянул Монка, потому что, как и Хаус – и, возможно, я здесь слишком увлёкся экстраполяцией (оба смеются) – но, как и Монк, он весь в движении, ему быстро становится скучно, и он просто забивает пространство, чтобы быть чем-то занятым. Зная, что Вы пианист, я задался вопросом, что… что относится к Вам, или это было нечто иное, чем…

ХЛ: Вообще-то я никогда не обсуждал это ни с кем. Вы первый… Сейчас мы будем кое-что озвучивать впервые, это очень волнительно. Это Монк сказал, что не существует такой вещи, как фальшивая нота?

ЭМ: Да.

ХЛ: Думаю, что это так. И в том, что относится к Хаусу, быстрота, с которой он способен импровизировать, переходить на другую ступень или перескакивать, если возможна такая параллель, к вероятному решению. Думаю, Хаус тоже верит, что не существует такой вещи, как фальшивая нота. В правильном контексте, в определённый момент это будет допустимо и корректно. Я имею в виду, что это может, может быть. А в неправильных руках это может стать чудовищным садизмом, или можно убить пациента, неважно, музыкант вы или доктор. Но я полагаю, что, в принципе, Хаус отчасти доказывает, что фальшивых нот не бывает. Если вы правы на уровне мыслительного процесса и вдохновения, стоящего за ним, любая нота возможна. Любая нота будет значимой и верной. Звучит ли это невероятно претенциозно? Да.

ЭМ: Я просто задал вопрос. Нет-нет, Вы хорошо ответили.

ХЛ: Ладно.

ЭМ: Да нет, я спрашивал об этом, потому что в «Usual Suspects» и некоторых других фильмах Сингера, у него был редактор-музыкант, и в его фильмах обычно присутствует музыкальный компонент.

ХЛ: Верно. Я думаю, Брайан сам музыкант. И…

ЭМ: Да.

ХЛ: Да, думаю, что это важно, в смысле, я должен прояснить, что мне очень трудно самому смотреть сериал По-моему, я смотрел примерно два эпизода, и потому я плохо представляю, какая музыка там используется, и не знаю, соответствует ли она тому, о чём Вы говорите. Надеюсь, соответствует, но я не слишком знаком с тем, какая музыка накладывается на нашу работу на съёмках.

ЭМ: Просмотр сериала каким-то образом мешает Вам работать?

ХЛ: Да. Безусловно. Если я это посмотрю, я не приду на работу на следующий  день. Просто я… Я буду слишком критичен, слишком поглощён мыслями о том, чего не должен был делать или почему сделал именно это. Полагаю, что многие актёры испытывают то же самое. По-моему, слишком много сил я трачу на те ошибки, что сделал днём раньше, вместо того чтобы готовиться к наступающему дню. Это откровенно идиотский способ существования, но я не могу прекратить это делать. Каждый вечер, когда возвращаюсь домой, вместо размышлений о том, что буду делать завтра, я думаю, почему поступил именно так сегодня. В смысле, это явно не рациональный путь, но ничего не поделаешь, это недостаток разума.

ЭМ: Ну, играть в сериалах означает, что Вы должны, до некоторой степени, быть для себя и режиссёром, не так ли?

ХЛ: Хм, надо иногда смотреть на себя, да. Безусловно, нам в высшей степени хорошо помогают великолепные, очень талантливые режиссёры, продюсеры, сценаристы-продюсеры, которые постоянно на съёмках. Их постоянное руководство, предложения, «молдинг» – всё это потрясающая помощь. Но, в то же время, актёр сериала, по-моему, несёт ответственность за направления, которые он берёт; он должен быть очень самодостаточным, способным кормить себя, чистить, смазывать винтовку и всё такое. Вы понимаете, о чём я.

ЭМ: Я не знаю. Не знаю. Сейчас мы с Хью Лори немного отдохнём и посмотрим, сможем ли мы удержаться от примешивания ещё каких-нибудь метафор.

ЭМ: Это “The Treatment”, я Элвис Митчелл, я в Нью-Йорке, мой гость – Хью Лори, звезда сериала «House M.D.». Знаете, что меня поразило в Вашей работе (и я вспоминаю потрясающе рассеянного принца Джорджа в «Blackadder»), так это степень концентрации, которую Вы демонстрируете как актёр, и здесь, в «Хаусе», эта способность не допускать что-то. Это что-то типа джайва, то, что Вы делаете как актёр?

ХЛ: На этот вопрос чудовищно трудно отвечать… Думаю, дело в том – и я пытаюсь как можно меньше думать о себе – я даже не решаюсь использовать слово «метод», потому что это звучит, как будто у меня это есть, а у меня этого нет. У меня нет метода, только инстинкт, и я пытаюсь не… Я хочу сохранить это. Не хочу слишком много думать об этом: почему что-то работает лучше, а что-то хуже, потому что всё это может испариться, как только вы подумаете, что имеете некую силу. В тот момент, когда вы решите, что у вас есть эта сила, сдаётся мне… Просто когда вы решите: это я могу сыграть – думаю, вы рискуете, что в этот момент сила немедленно станет слабостью.

Знаете, у меня с самого начала было одно преимущество: я действительно чувствую, что очень быстро понял, кто этот человек. Практически с первой прочтённой страницы я подумал: «По-моему, я знаю, кто это». Я не могу сказать «близко», потому что никогда ранее не читал чего-то подобного. Воистину, никогда не читал, кроме Шерлока Холмса, конечно. Не могу припомнить ничего похожего в телевизионном пространстве, ни одного корректного сравнения… но, в то же время, это было так знакомо; я только подумал: «Да, я знаю, кто этот парень и почему он таков, каков он есть». Конечно, это не значит, что я могу объяснить это Вам, но это было чувство близости – близости и уверенности, чего-то, что я мог воплотить очень быстро. Во время чтения сценария я действительно почти сразу почувствовал, как многие дороги закрываются, и остаётся только один путь сыграть эту сцену, единственный способ сделать это. Не уверен, что способен на это, но должен попытаться, потому что это путь, как этому надлежит быть… Что касается непосредственно игры, вероятно, играет роль и то, что Хаус просто способен концентрироваться на одной проблеме так глубоко, как остальные люди не способны.

ЭМ: По-моему, я поражён этой концентрацией только потому что… Пожалуй, я просто скажу, что мы беседуем с Хью Лори, звездой «House M.D.», который номинирован на «Эмми», это “The Treatment”… Я говорю это потому, что если брать этот жанр, реалистические медицинские сериалы, Хаус имеет чуть ли не больше выходов [на сцену], чем любая звезда ТВ.

ХЛ: Имеет больше выходов?

ЭМ: Да, и я так поражаюсь той сконцентрированности, которую Вы привносите в каждом своём появлении.

ХЛ: Ничего себе, я даже и не мог подумать. Вы считаете количество выходов. Ну ладно…

ЭМ: Извините меня, я просто смотрю, я больше не буду так делать.

ХЛ (смеётся): Ладно, возвращаясь к моему ответу… Отчасти, я не слишком хотел заглядывать под этот конкретный камень, потому что, мне кажется, я чувствую в отношении себя и образа Хауса, и сериала в целом, что если мы вдруг начнём думать: «О да, вот так мы это делаем»... Или что мы знаем, что вот это мы делаем хорошо, всё это испарится, как утренняя роса, а мы останемся без сил вообще. По-моему, чем более непостижимым это является, чем дольше это остаётся непостижимым, тем больше мне это нравится.  

ЭМ: …Он постоянно входит в какие-то комнаты. Мне любопытно, доставляет ли Вам удовольствие играть этого парня, который вышагивает, невероятно самоуверенный, с тростью, в кедах Converse All-Stars.

ХЛ: Да, я полагаю, движение имеет значение, конечно. А мне вот любопытно, сидят ли сценарист Дэвид Шор и его коллеги, обсуждают на сознательном уровне и говорят, знаете ли: очень важно вычислить ощущение движения здесь, мы должны придумать ощущение движения там, пусть Хаус входит в этой сцене, в этой, в той. Или они просто инстинктивно… интуитивно чувствуют, что будет верным. Может, они даже пишут так же, как я это играю, потому что у них просто есть чувство, непосредственное ощущение, что является верным, непосредственное знание, кто этот человек, так как одна из самых трепетных вещей для меня это знание, которое я имею, знание, что сценаристы сериала – у нас одно мнение, я подразумеваю, мы все чувствуем, что знаем, кто этот человек, и, по-моему, я ни разу не ощущал – а мы уже сделали 25-26 эпизодов – ни разу не ощущал, что кто-то тянет в другом направлении. Мне кажется, что мы все – и, может быть, они тоже интуитивно чувствуют это движение, эту своего рода театральность, которую Хаус демонстрирует время от времени… Им просто кажется это правильным, мне это кажется правильным, когда я делаю это. Я надеюсь, что это так. Я надеюсь, что это так.

ЭМ: Это интересно. Меня поразило, что в одном из анонсов наступающего сезона Р.Ш. Леонард даже отметил, что Вы принципиально быстрее, чем все остальные, и делаете что-то, надеясь, что остальные догонят Вас. Мне показалось, что это одна из тем сериала, о которой не говорят, но все знают.

ХЛ: Да, предполагаю, что одна из предпосылок – это то, что в ментальном смысле Хаус очень быстр. Он человек, чей мозг перемещается с невероятной скоростью. Но физически он стеснён в движении, хотя… Вообще-то с тростью я могу пересечь коридор с приличной скоростью. Хм…  Может быть, это противоречие между быстрой мыслью и медленным телом есть часть той остроты персонажа. Эта быстрая мысль не является компенсацией для медленного тела, это скорее делает такое тело ещё более мучительным для него. Тот факт, что он так отчётливо может предвидеть границы своих возможностей, что он способен так ясно вообразить, как это было бы, если бы он не был инвалидом, до сих пор помнить, как это: играть в теннис, бегать… Как я себе представляю, у него могла быть очень физически активная, возможно, даже спортивная жизнь, которая отвергла его. Физические развлечения, которых он лишился – его быстрый мозг, возможно, видит это, представляет это и тоскует по всему этому ещё более остро. Думаю, да, это проблема.

ЭМ: Мой гость – Хью Лори, звезда «House M.D.», это “The Treatment”. Насколько Вы используете то, что Ваш отец был врачом? Насколько это Вам помогает?

ХЛ: Да, помогает…  То есть мой отец был человеком совершенно другого рода, нежели Грегори Хаус, он был самым любезным и вежливым из людей. Он был врачом общей практики в Оксфорде, получив квалификацию очень поздно. У него была ещё одна карьера, он жил в Африке около 20 лет, вернулся и получил профессию врача, когда ему было глубоко за 40. У него уже было двое детей, а он сидел за одной партой с 18-летними студентами.

ЭМ: Видимо, для этого от Вашего отца требовалась изрядная дисциплинированность.

ХЛ: Несомненно, именно это я и собирался сказать. А дало мне это… Моя связь с отцом дала мне огромное уважение, которое я испытываю к медицине в целом. Я уважаю и восхищаюсь врачами так, как среднестатистический ребёнок не врача этого, возможно, не делает. «Я восхищаюсь» - это была одна из самых ужасных сентенций, которые я когда-либо…
ЭМ: Извините, ещё раз, что Вы заканчивали? Я хочу удостовериться (смеётся)

ХЛ (смеётся): Фактически это было абсолютной ложью, да, я пропустил конструкцию предложения, я был за пределами поля. Ну, Вы поняли, что я имел в виду. Но, несомненно, это дало мне невероятное уважение, почти преклонение перед этим тяжёлым, кропотливым накоплением знаний, эмпирического опыта, перед тем фактом, что врачи устанавливают закономерности путём длительного, порой утомительного исследования, отрицая быстрые и лёгкие удовольствия типа прописывания коры ивы, кристаллов или иглоукалывания и т.д. Не то чтобы я неуважительно относился к чему-нибудь из перечисленного… О боже, это так звучит, что из-за меня у нас будут проблемы.

ЭМ: Нет, Вы в Лос-Анжелесе, тут всё нормально с непочтительностью.

ХЛ: О, я в Лос-Анжелесе, ладно.

ЭМ (смеётся): Ладно.

ХЛ: Знаете ли, все эти вещи, которые гарантируют изменить вашу жизнь за несколько дней, эти лечебные курсы и препараты, распространяемые эскулапами, изучившими их примерно за месяц. С другой стороны, у врачей более осторожный подход к материальному миру. По-моему, самое удивительное в медиках, возможно, как и в учёных в целом, - это то, что они начинают с предпосылки абсолютного незнания. Мы не знаем ничего, следовательно, мы изучаем проблему, пока действительно не узнаем о ней что-то. И когда знаем, тогда знаем в принципе, так как мы наблюдали это явление, видели, как оно повторяется, и из этих повторений можем экстраполировать теории на то, как функционирует мир в целом, или человеческое тело, или что-либо ещё. Я очень уважаю такой подход к материальному миру, такой подход к миру в целом. Я восхищаюсь этим. Восхищаюсь его упорством и скрупулёзностью. У меня никогда не было ничего из этого. Я не упорен и не точен к деталям. Я забывчив, я ищу лёгкие пути. Если и существует лёгкий путь сделать что-нибудь, я его всегда найду.

ЭМ: Исходя не только из этого разговора, я бы так совсем не сказал.

ХЛ: Нет, в самом деле.

ЭМ: Нет же, Хью, Вы дали нам массу пищи для размышлений. Но забавно, мы говорили об этом (кстати, мы беседуем с Хью Лори, звездой «HouseM.D.»), о том, что делает персонажа своего рода героем XXIвека – это то, что, в отличие от Вашего отца, который ездил на вызовы, общался с пациентами, суждения Хауса основаны скорее на знании состояния, чем самого пациента.

ХЛ: Да, это не традиционный подход к медицинской практике, потому что человеческая идентичность неотделима от тела, это то, что мы собой представляем. То, как мы понимаем себя, оказывает влияние на наше тело, и телесное влияет на то, кто мы есть, и т.п. И он прекрасно знает это, но ведёт себя так только потому, что он настолько нестандартный и искалеченный человек, настолько ожесточённый и вдумчивый, если воспользоваться Вашими первыми словами, что он старается обойтись без этой связи между [медицинскими] кондициями и личностью, пытается найти убежище в этих кондициях, в проблеме как таковой.

ЭМ: По существу, Вы играете парня, который знает больше, чем кто-либо другой, способов дистанцироваться от других людей, включая это общение с кондициями, а не с пациентом.

ХЛ: Да, верно. В смысле, ему не так просто с людьми. Знаете, он интересуется своими сотрудниками, но на расстоянии, так сказать, под стеклом. Он хочет знать, как его сотрудники отреагируют в определённых ситуациях, и тогда он изучит их, как бабочку на острие булавки. Но что касается его реальной вовлечённости в их круг, социально или эмоционально, на равных, по-приятельски, что-то в нём препятствует этому. Я ещё не знаю, что и полагаю, что сценаристы тоже не знают. Конечно, пазл должен быть собран, но,  как я говорил, надеюсь, что …хм… надеюсь, они продолжат оттягивать его завершение, насколько это возможно, потому что думаю, что если задача разрешится, у нас больше не будет и сериала. Будет просто милый, дружелюбный, исцелённый человек детьми и щенками… Знаете, я думаю, что повреждённость – это вещь. Именно повреждённость интересна.

ЭМ: Всё, время вышло, но я надеюсь, у Вас ещё возникнет желание когда-нибудь вернуться и поговорить о какой-нибудь другой части пазла.

ХЛ: Я бы хотел это сделать. Я бы хотел это сделать, но перед этим мне надо взять несколько уроков по части конструирования простых предложений.

ЭМ: Теперь уже слишком поздно, может быть, когда-нибудь один из тех магических кристаллов Вам поможет.

ХЛ (смеётся): да, действительно.

ЭМ: Спасибо Вам большое, Хью.

ХЛ: Вам спасибо, мне было очень приятно… 

Источник