А мне тут в голову стукнуло, или я опять пропустила, или как, но - Чейз, понятно, подслушал разговор Блавски. А откуда у Блавски такая идея возникла? Не с потолка же. Ну, допустим. были у неё основания предполагать, что Корвин свои способности использовал, чтобы Уилсону гадость сделать, но вот именно такую?
Я нарочно взял себе пару дежурств, потому что нормально спать всё равно, наверное, не смог бы. А тут и не приходилось. Мы уже немного оправились от коллапса, вызванного всеми нашими кровавыми историями, и вовсю работали на приём, навёрстывая упущенное. В пять в амбулатории ещё ожидали приёма присланные на консультацию — к Хаусу, в основном. Я не был уверен, что Хаус в состоянии — он выглядел совершенно измотанным — но всё-таки сбросил ему на пейджер. К моему удивлению, не прошло и пары минут, как зажужжал эскалатор, и он спустился ко мне, отчаянно хромая — так, что я каждую минуту боялся, что он может упасть. - Хочешь блиц-турнир на... - он пересчитал амбулаторные карты, - тринадцати досках? Не вопрос, амиго. Тринадцать — счастливое число, особенно для меня. Е-два, е-четыре на всех тринадцати. - Эф семь-эф шесть, - сказал я. - Онкомаркёры положительные. - Да ты что? У них — рак? Сразу у тринадцати? Это — карма, Уилсон. Ты чувствуешь тяжкую поступь рока? - Ты устал, - говорю, впихивая ему в руки карты. - Быстрее начнёшь — быстрее кончишь. - Сейчас я начну капризничать, - предупреждает он, делая плаксивое лицо. - Не помнишь, как Кадди с этим справлялась? Может, позвонишь. проконсультируешься? - Не стану. - против воли начинаю улыбаться. - Сам знаю. - И...? - Вафельки на ужин. - Начало хорошее. - Блинчики на завтрак. - М-м? - «Криминальное чтиво» и «Грязные парни» - на выбор. - И...? - Пицца и пиво. - Ты подаёшь надежды, босс. Но ты же вроде встречаешься со своей цыпочкой в ресторане или баре? - Не сегодня. Завтра. И она не столько цыпочка, сколько сообщит мне результаты анализа. Иди. Не заговаривай мне зубы. Раньше сядешь — раньше выйдешь. Он со вздохом тащится в смотровую, на ходу балансируя картой, углом поставленной на средний палец свободной руки, а я почти так же неохотно тащусь в зону «В», чтобы узнать результат обследования Марты Чейз на КТ-сканере. Предчувствия у меня — хуже некуда, и они оправдываются — в ординаторской реаниматологов в ОРИТ хмурый Мигель что-то показывает на большом экране хмурой Тростли, а в углу сидит Лейдинг, закинув ногу на ногу, и вид у него тоже невесёлый. - Всё очень плохо, - без обиняков говорит Тростли. - Если это хорионкарцинома, то ей конец. На экране крупное изображение человеческого мозга. Лейдинг щёлкает включателем лазерной указки: - Вот, - он обводит небольшое белое пятно. - И ещё вот и вот. Если это метастазирование, а другого ничего в голову не приходит, то опухоли неоперабельны, и вот эта — красный зайчик весело перепрыгивает с одного места на другое — прорастёт в четвёртый желудочек, чем дело и кончится, а судя по их размерам и срокам развития, произойдёт это очень быстро. Недели — много месяц. Что будем делать? - Химию, - подаёт голос Мигель. - Только это вряд ли сильно поможет. - Чейз знает? - Ни он, ни она пока ничего не знают. Белые пятна на снимке не выглядят угрожающими: такие мирные, такие незначительные. Как на платье в мелкий горошек. - А что там ХГ? - спрашиваю я Тостли. - Практически в норме. Только, Уилсон, что нам теперь в ХГ, если тут — вот. Я мучительно стараюсь вабстрагироваться, забыть о том, что речь идёт о Марте Мастерс — марте Чейз. Это просто пациентка. Пациентка с хорионкарциномой четвёртой степени, отдалённые метастазы в вещество мозга. Почему не повышен ХГ? Гематоэнцефалический барьер? Жаль, что у той, умершей пациентки, о которой Хаусу рассказывал гистолог из психушки, не догадались исследовать мозг. - Уилсон, если делать химию, придётся брать согласие. Придётся объяснить Марте. Врачу Марте Чейз, понимаете? Вра-чу. Кто ей скажет? - Я, - говорю, как обречённый под гильотиной. - Погасите экран, но снимок не убирайте.
Мне было бы в тысячу раз легче, застань я Марту встревоженной или подавленной. Но она выглядит куда жизнерадостнее, чем в моё прошлое посещение. - Джеймс, мне лучше — Тростли разрешила вставать и ходить — только не сидеть. - Это из-за лонного сочленения. Мы тебе его повредили, потому что ребёнка пришлось выдавливать естественным путём. - Знаешь, я думаю, что через несколько дней сама смогу навестить малышку. Роб говорит, что она красавица. Я, разумеется, умалчиваю о том, что «Роб» понятия не имеет, красавица малышка или нет, потому что ни разу её не видел. Впрочем, я-то видел, и говорю, не кривя душой: - У неё удивительные глаза. - Джеймс... - она медлит, тянет с вопросом. - Что, Марта? - Ты же видел когда-нибудь... Вильямс? Она... - Да, - говорю я. - Мне очень жаль, Марта, но фенотипически она - Вильямс. Седловидный носик, широко поставленные глаза, большой рот... Она, действительно, похожа на эльфа, и она настоящий ангел. - Я была такой дурой, - говорит она, улыбаясь своей милой, немного клоунской улыбкой. - Знаешь, я боялась, что не смогу полюбить её. Из-за Вильямса. Понимаешь, Джим, я всегда очень трепетно относилась именно к разуму, интеллекту, а сейчас я понимаю, что была абсолютно не права, и что на самом деле я уже люблю её, не меньше, чем Эрику. Просто её первые шаги, её первые слова будут радовать меня больше, чем других матерей, и даже если она не станет учёной, она будет доброй, честной и порядочной позитивной девочкой — ведь это ты мне говорил, что дети с синдромом Вильямса очень позитивны? - Так и есть, - хриплю я и понимаю, что ничего о белых пятнах в мозге ей сказать сейчас не смогу. - А знаешь, - смеётся она, - ведь мы всё ещё никак не придумаем ей имя. - Я хотела назвать её в честь моей мамы, но мою маму зовут Джиневра, и это слишком отдаёт Камелотом, а назвать в честь мамы Роберта Роберт мне не позволяет. - Правильно делает, - бурчу я, вспоминая всё, что мне было известно о матери Чейза. - А как звали твою маму, Джеймс? - Бекки. Ребекка. Но в честь неё тоже не надо. - А как звали твою первую любовь? - О, это ещё в школе. Мелани. Ты идёшь по неверному пути, Марта. - Пожалуй... Знаешь... Мы назовём её Шерил. Шерил-Анастасия — как тебе? - Здорово. Но нужно, чтобы это понравилось не мне, а Чейзу. Она вдруг мрачнеет: - Мне кажется, Чейз никак не может принять то, что у дочери генетические нарушения. Он стал... не такой. Чёрствый, мрачный, в глаза не смотрит, заходит — и старается поскорее уйти. И, по-моему, у него... отношения с Кэмерон. - Тебе кажется, - успокаивающе говорю я, а сам готов поверить в её слова. Мне и самому кажется, что Чейз сильно изменился и, может быть, я напрасно связывал его холодность с неприязнью ко мне. Марта права: я вижу мир только через призму собственного эгоцентризма. Вот и сейчас вместо того, чтобы сказать правду, тяну время, как будто жалею её, а на самом деле - себя, и свой душевный покой. - Марта... - Что, Джеймс? - Хочешь я поговорю с Чейзом? - Нет, - она фыркнула. - Как ты это себе представляешь? - В самом деле... - улыбнулся я. - Ерунду говорю..., - а ведь сказать хотел совсем другое и — снова не смог. - Марта... - Что? - Я ещё зайду. И сбежал. Сбежал, как трусливый заяц, и пошёл искать Чейза, хотя Марта была совершенно права — говорить мне с ним было никак нельзя — идиотский бы получился разговор. На посту у хирургов мне сказали, что Чейз с Куки в проявочной, и я пошёл туда, хотя знал, что Куки в буфете. Проявочная располагалась в подвале — маленькая комната без окон, прямо под квартирой Хауса, а теперь и моей — с тамбуром, в котором стоял металлический стеллаж с коробками дискет. На стеллаже я увидел белый халат и светло-коричневую женскую блузку, верх от хирургической пижамы и знаменитую голубую водолазку Чейза, а из-за двери проявочной доносились звуки, которые трудно спутать с чем-то ещё. На кармане халата красноречиво заявлял о своей владелице наш фирменный бейджик с цифрами и змеёй. Пятясь задом, я толкнул кормой прикрытую было за собою дверь и вывалился в коридор. В горле стояла виртуальная кость новообретённого знания, которой я давился, как вполне реальной костью, еле удерживаясь не то от кашля, не то от рвоты.
Хаус всё ещё принимал амбулаторных — десятерых уже выставил, одного госпитализировал, один ждал в коридоре, и ещё с одной женщиной он находился в смотровой. По моим расчётам, тратил он при этом около трёх минут на больного. Я взял карту последнего и прошёл в смотровую. Войдя, я стал свидетелем довольно своеобразного приёма: до пояса раздетая женщина со вставленным в уши фонендоскопом Хауса сидела спиной к двери на кушетке, приложив мембрану фонендоскопа к своей груди слева и время от времени что-то сосредоточенно записывала на листе бумаги. Хаус, сидя на крутящемся табурете и привалившись плечом к металлическому шкафчику для устойчивости, спал. - Что здесь происходит? - негромко спросил я, но меня никто не услышал. Тогда я подошёл к женщине и вытащил улитку фонендоскопа из её уха: - Что вы делаете? Женщина вздрогнула от неожиданности и диковато посмотрела на меня. - Я — главный врач этой больницы Джеймс Эван Уилсон, - представился я. - Чем вы заняты, миссис... - Уитни, - охотно подсказала женщина. - Мне кажется, что у меня аритмия. Доктор Хаус просил считать удары сердца за минуту и записывать. Видите: каждый раз получается другой результат — значит, я была права. Я посмотрел на листок. На нём был столбик из четырнадцати цифр. - Гм... Сколько времени он вам велел заниматься этим? - Двадцать минут, - зевая, ответил вместо неё очнувшийся от звуков нашего разговора Хаус. - Думаю, периода наблюдения уже достаточно. У вас дыхательная аритмия, миссис Уитни, это неопасно. Лучше, - я взглянул в брошенную на столик карту, - пройдите сейчас в лабораторию — вам возьмут ещё раз кровь на анализ форменных элементов. Женщина поспешно оделась и вышла, а я повернулся к Хаусу: - Ты спал все четырнадцать минут? - От силы десять, - хмыкнул он, глядя с вызывающей насмешкой. - Ну, и что? Тебе лучше? - Я тебя люблю, - сказал он задумчиво. - Кадди начала бы сейчас на меня орать. - Блавски бы не начала. - Блавски отпустила бы меня спать. Ты — не то и не это. - Да, я — ни рыба, ни мясо. У тебя ещё один пациент. - Такой же, как и все. У этой женщины лейкоз в терминальной стадии, а её беспокоит дыхательная аритмия. - Она не врач. И стадия не терминальная. Она ждёт пересадки костного мозга. Ты вообще карту смотрел или сразу засадил её считать пульс? - Сразу засадил считать пульс. Думаешь, пациентка с терминальной стадией лейкоза годится на что-то ещё? - Хаус... Иди спать. Я приму того, кто остался. - Ты ведь не затем сюда шёл. - Она тоже. Я боюсь, что начну говорить, а ты тоже засадишь меня считать пульс и уснёшь. Иди домой, иди в постель. Ты не можешь работать, но никогда не хочешь в этом признаться. Когда у тебя невыносимо болит нога или когда ты так устал, что перестаёшь соображать, никто не знает об этом не потому, что не хотят знать, а потому, что ты не говоришь. - Нет не поэтому, а потому что всем наплевать. И тебе — тоже. - Тебе тоже наплевать. - Нет, я спросил, зачем ты сюда шёл. - К чёрту! Иди спать. - Ты знал, что я хочу спать до того, как меня сюда позвал. - Я знал, но не знал, насколько. - Ты и сейчас не знаешь. Мне надоело пикироваться — я отошёл к окну и встал « к лесу передом». - Уилсон, что случилось? - спросил он мне в спину, но спросил уже как-то совсем иначе. Теперь он спросил так, что нельзя было не ответить. - У Марты при сканировании несколько очагов в белом веществе головного мозга. Я не смог ей сказать об этом. А Чейз в подсобке у Куки занимается сексом с Кэмерон. - И твои шаловливые ручонки по этому поводу снова потянулись к вивансу? - При чём тут мои ручонки, и при чём тут я? - Повернись ко мне лицом, - велел — именно велел — Хаус. Я повернулся и встретился взглядом с пронзительной голубизной октябрьского неба — Хаус смотрел мне в глаза. - Что теперь делать? - беспомощно спросил я. - По поводу Чейза и Кэмерон — держать язык за зубами, по поводу метастазов на КТ — показать мне. Пойдём. - Пациент ждёт в коридоре, - напомнил я. - Кто он? Я протянул ему карту. Хаус небрежно просмотрел её, перелистывая по столько страниц, сколько зацепил, захлопнул и выглянул в приёмную: - Эй, вы — как вас там? Вы сорвали джек-пот. Завтра с утра ложитесь - мы удалим вам обе почки и начнём диализ. Не завтракать. Поняли меня? - Как? Я же... - начал было ошеломлённый его категоричностью бедолага, но Хаус уже бросил карту в разборный лоток и ковылял к эскалатору. Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.
Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Среда, 20.01.2016, 22:59
Данный проект является некоммерческим, поэтому авторы не несут никакой материальной выгоды.
Все используемые аудиовизуальные материалы, размещенные на сайте, являются собственностью их изготовителя (владельца прав) и охраняются Законом РФ "Об авторском праве и смежных правах", а также международными правовыми конвенциями. Эти материалы предназначены только для ознакомления - для прочих целей Вы должны купить лицензионную запись.
Если Вы оставляете у себя в каком-либо виде эти аудиовизуальные материалы, но не приобретаете соответствующую лицензионную запись - Вы нарушаете законы об Интеллектуальной собственности и Авторском праве, что может повлечь за собой преследование по соответствующим статьям существующего законодательства.
Их, т.е. меня, другой вопрос интересовал 
автор, я вас таки уже начинаю сильно бояться :)
