Автор: fee_folay
Переводчик: tamarix08
Бета: morinen
категория: Легкие намеки на слэш. Легкие намеки на гет. Но ничего более.
Warning: DEATHFIC! Ничего хорошего. Все очень даже плохо. Отвратительно. Не читайте, если вы не можете с этим справиться.
Summary: Люди умирают.
Comments: хотелось написать хороший фанфик, а получилось это. Вселенная жестока. Моя муза зло посмеялась. Я это знаю.
Disclaimer: Не мое. Ни на что не претендую. Денег с этого не имею. Бла, бла, бла ... как обычно.
Разрешение на перевод: я спросила, но мне пока никто не ответил
Ссылка на оригинал: здесь Коробку открыла д-р Эллисон Кэмерон. В конце концов, ведь и Пандора была женщиной. Кэмерон не могла устоять перед яркой красочной оберткой и фигурными лентами, украшавшими посылку. Сказочные олени, колокольчики и рождественские елочки, украшенные золотыми шарами. Разве такое могло не понравиться? Может быть, она подумала, что в коробке печенье или плюшевый мишка. По крайней мере, одна мысль должна была прийти ей в голову: что нет такого человека, который захотел бы отправить плюшевого мишку доктору Хаусу, хорошо известному как мизантроп и просто сволочь. Но никто никогда не узнает, что на самом деле подумала доктор Кэмерон. Если она и заметила отсутствие обратного адреса, то, очевидно, сочла это неважным. И уж конечно, она не обратила внимание на тиканье. Иначе, даже ей это показалось бы подозрительным.
Взрыв полностью разрушил отделение диагностики и значительную часть прилегающих коридоров, а весь учебный госпиталь Принстон-Плэйнсборо содрогнулся до самого основания. Ударная волна от взрыва разбила аквариум в кабинете доктора Митчелла этажом ниже, выбросив его золотую рыбку Голди на бордовый ковер, где она вскоре и скончалась. Это была незначительная потеря во вселенском масштабе, однако доктор Митчелл совершенно обезумел от горя. Рыбку он получил в подарок от дочери на свое сорокалетие, и ему даже удалось обучить ее всплывать на поверхность, когда он постукивал пальцем по стеклу. Он не стал покупать себе другую рыбку. Вместо этого он приобрел бегонию в горшке.
Разумеется, доктор Кэмерон и погибла первой; впрочем, когда речь идет о миллионных долях секунды, последовательность становится несущественной. Как бы то ни было, неделю спустя бригада уборщиков все еще продолжала соскребать со стен частички Эллисон Кэмерон.
Доктор Роберт Чейз был следующим. Он покинул этот бренный мир через ту самую незначительную миллионную долю секунды, поскольку практически сидел у Кэмерон на коленях – в позе, которая стала у них любимой с недавних пор. С тех пор, как отношения между ними приобрели непристойный оттенок. Тот факт, что его рука находилась под столом и покоилась на внутренней части ее бедра, не имеет никакого значения. Чейз присоединился к Кэмерон, будучи взорван так эффектно, что обнаружение одного из его зубов позже было расценено как большой успех.
Излишне говорить о том, что Чейза и Кэмерон хоронили в закрытых гробах.
Доктор Джеймс Уилсон, периодически выступающий в роли любовника доктора Хауса (периодичность эта зависела от текущих побочных эффектов поглощенного Хаусом викодина, а также от того, хватало ли Хаусу в данный момент средств на оплату хорошей проститутки или нет) был еще одним человеком, находившимся в кабинете диагностики. В этот момент он наливал себе чашку не очень хорошего кофе. Этим утром чайник ставила Камерон, и вопреки всем клише и стереотипам относительно кофе и секретарш, Кэмерон готовила отвратительный кофе.
По неудачному стечению обстоятельств доктор Уилсон как раз недавно вновь начал воровать кофе в кабинете диагностики. До этого он регулярно сам покупал себе кофе в Старбаксе и время от времени даже снабжал чашечкой-другой своего мрачного лучшего друга (и иногда любовника) доктора Хауса. Но вследствие череды печальных событий теперь все изменилось.
В результате взрыва доктор Уилсон вперемешку с огромным количеством останков конференц-зала вылетел через окно и дальше через балкон на улицу. Остается только надеяться, что он умер прежде, чем ударился о тротуар внизу. Доктор Уилсон приземлился почти в точности в том месте, которое он и доктор Хаус определили мишенью в импровизированном состязании по бросанию вниз презервативов, случившемся месяц назад. Они отметили это место крестиком, нарисовав его лаком для ногтей оттенка Розовая страсть, украденным из сумочки доктора Кэмерон. Хаус тогда помогал себе тростью и Уилсон заявил, что он мухлюет, но проигранное пиво все же отдал. Хаус оценил бы иронию того, что именно это место стало смертным одром для Уилсона. Если бы, конечно, он был в состоянии оценить что-либо в этот момент.
Несмотря на использование огромного количества извести, полностью отмыть с тротуара следы крови и других человеческих жидкостей оказалось невозможно, так что это место осталось увековеченным навсегда.
Медсестра, как раз выходившая в этот момент на улицу по окончании своей смены в педиатрии, уволилась три недели спустя. Она так и не смогла полностью оправиться от потрясения, вызванного видом собственных ног, обрызганных кровью и останками доктора Уилсона. Возможно, то обстоятельство, что она спала с ним раньше, сыграло не последнюю роль.
Два интерна, только начавшие свой первый рабочий день, были убиты упавшими осколками стекла и обломками мебели. Смерть от неэргономичного офисного стула – какой бесславный уход!
Третий интерн получил тяжелую травму головы, пострадав от упавших на него дымящихся обломков белой доски. Несмотря на то, что доска обгорела, на ней можно было прочитать последнее слово дифдиагноза, написанное характерным, легко узнаваемым почерком доктора Хауса. По иронии судьбы, это было слово …смерть. Даже шесть лет спустя это все еще оставалось темой для разговоров среди интернов.
Доктору Эрику Форману почти удалось спастись. Если бы он не стремился как можно быстрее показать доктору Хаусу результаты лабораторных анализов, которые подтверждали его версию диагноза, а не версию знаменитого доктора Хауса, то он просто поехал бы на лифте, вместо того, чтобы бежать по лестнице. Ехать на лифте было чуточку медленнее, и, хотя пассажиры провели пять часов, оказавшись запертыми в душной, темной кабине после того, как она застопорилась после взрыва (а один испытал унижение от того, что ему пришлось помочиться в углу), все они остались живы. Стремительной походкой Форман пересекал коридор, направляясь к диагностическому отделению, когда взрывом его сбило с ног и швырнуло о стену. Он ударился об нее под неудачным углом, сломав шею в районе пятого шейного позвонка, что привело к асфиксии. Смерть доктора Формана сопровождалась сомнительной привилегией: ему довелось узнать, как звучит хруст его собственной ломающейся шеи. Он задохнулся прежде, чем кто-либо смог добраться до него.
Что касается самого доктора Хауса, то он прожил дольше всех. Почти на целую минуту дольше, чем его команда и доктор Уилсон. Взрыв выявил еще один недостаток стеклянных стен его кабинета (помимо невозможности уединиться). Госпиталь получил горький урок, потеряв более десятка людей, которые, могли бы остаться живы, не искромсай их в клочья летящие во все стороны стекла. Хаусу достался большущий осколок стекла, который вонзился ему в живот, и оказался смертельным. Хаус оставался в сознании достаточно долго, чтобы задаться вопросом, кого, черт побери, он оскорбил на этот раз, и успеть подумать, что, по крайней мере, его собственный уход наделал шуму. Много шуму.
В целом больница потеряла свыше 20 человек, включая всех сотрудников диагностического отделения и двух заведующих отделениями.
Два дня спустя доктор Лиза Кадди, главврач и администратор больницы, осматривала помещение, пытаясь оценить нанесенный ущерб, в то время как бригада строителей работала не покладая рук, стараясь хоть как-то привести в порядок ее драгоценный госпиталь. Кадди была одета в стильное черное платье, и если кое-кто и перешептывался, что вырез у него слишком глубокий для траурной одежды, то ее это не волновало. В конце концов, это ведь похороны Хауса, а уж он бы одобрил. Она подумала, что нужно будет успеть почистить платье к следующей партии похорон в четверг.
Когда рабочие срывали обгоревшее, пропитанное кровью ковровое покрытие с пола диагностического отделения, Кадди покачала головой. По крайней мере, на этот раз никто не будет устраивать истерику, когда она его выбросит.