7 апреля Хью Лори дал интервью канадскому Radio Q. Он говорил о своем новом минисериале "Ночной администратор", в котором сыграл "худшего человека на земле", и поделился своим видением юмора и драмы. Перевод интервью с незначительными купюрами — ниже.

Мало какие актеры обладают столь широким диапазоном, как наш следующий собеседник — он играл комедию в "Дживсе и Вустере", гения-мизантропа в "Хаусе", а теперь он превратился в совершенного злодея.

Что было самым увлекательным в роли Дикки Роупера?

О, если бы я стал перечислять все восхитительные качества этого ужасного человека, мы бы говорили часами. Думаю, каждый актер обязан в некоторой степени любить героя, которого он играет, какими бы кошмарными ни были его преступления. Не буду отрицать, у этого персонажа есть черты, которые мне очень нравятся — его храбрость, его отказ подчиняться нормальным правилам и законам тяготения, действующим на всех нас. Он обладает шармом, с ним интересно. Так всегда бывает с дьяволом — он привлекателен, всегда таким был. И Роупер таков. С ним приятно общаться, и его было приятно играть.

[...]

Дикки Роупер - очень современный злодей, с виллой на Майорке, тайными финансовыми операциями и проч. На что вы опирались в создании этого персонажа?

Здесь мне надо быть очень осторожным. Интересная закономерность — если вы играете героя и обращаетесь к человеку со словами: "Я хочу базировать свою роль на вас", перед вами, что неудивительно, распахивают все двери и отвечают, что вы можете делать все, что хотите — возьмите мою машину, ложитесь спать в моей постели. Но если вы звоните и говорите, что собираетесь играть худшего человека на земле и хотите положить в основу их жизнь, люди довольно быстро бросают трубку. Так что я должен с осторожностью об этом говорить, чтобы не делать никаких аллюзий. Что я могу сказать — когда я впервые прочел книгу, Ричард Роупер сошел со страницы таким живым и ярким, что мне показалось, я сразу его узнал. Хотя тогда я не встречал таких людей — я познакомился с ними позже, но не в то время — я почувствовал, что знаю, как он выглядит, говорит, одевается, он был для меня невозможно реальным. С тех пор я просто старался ничего не испортить. Это вечный кошмар актеров — стараться ничего не испортить.

Теперь я просто обязан вас спросить — вы сказали, что встречали людей вроде Дикки Роупера.

Да, встречал. На этом мои адвокаты посоветовали бы мне дальше не распространяться.

Но расскажите, каково это, познакомиться с подобным человеком.

Это слегка — нет, на самом деле вовсе не слегка — пугает. Когда вы оказываетесь в обществе человека, не знающего пределов, не гнушающегося никаких поступков. Конечно, это может воодушевлять. У всех были друзья, предлагавшие сделать что-нибудь, что ваше более мудрое и осторожное внутреннее я считало не такой уж хорошей идеей. И с ними здорово общаться, это бодрит. Но эти самые люди часто оказываются в каких-то ситуациях — в тюрьме, в кювете — с ними опасно, с ними можно пострадать.

Это интересная черта в Дикки — все его боятся, но при этом он притягивает к себе. Как вы думаете, что в страшных людях делает их одновременно привлекательными?

Разумеется, на свете множество страшных и непривлекательных людей, но отчасти его успех основан на его способности перетягивать людей на свою сторону, завлекать их. И он делает это, не приставляя им к нож к горлу, он для этого слишком тонок, он не гангстер, хотя нечто гангстерское в нем есть. [...] Он достаточно умен, чтобы найти слабые места окружающих его людей, и он умеет использовать их. Но этот же ум делает его привлекательным и интересным. Людей тянет к тому, кто их понимает. Если вы общаетесь с кем-то, кто понимает жизнь, даже если вы с ним не согласны и если его понимание не совпадает с вашим, в нем есть нечто чарующее.

Ваш герой в "Хаусе" тоже многих пугал. Как вы создаете такие образы?

О, это средство продается в маленькой бутылочке, там в основном кокосовое масло и жожоба. Не знаю, я просто читаю сценарий и думаю, как лучше всего это передать.

Если посмотреть на Дикки Роупера и его окружение, кем вы себя видите? Харизматичным, но слегка пугающим лидером, или кем-то еще?

Нет, ничуть, во мне вообще нет таких качеств. Наверное, я был бы одним из его шутовских придворных, который бы пытался пошутить и разрядить обстановку. Но я никогда не считал себя харизматичным центром чего-либо. Я сейчас один в комнате, и то не чувствую себя харизматичным центром. Тут никого нет, у меня нет конкуренции, тут только цветок в горшке, но даже этот цветок более харизматичен, чем я. Но мы вынуждены играть сданными нам судьбой картами.

Я разговаривал с авторами сериала "Американцы" [о временах холодной войны - прим. перев.], и они сказали, что мы любим шпионские истории, потому что у всех нас есть свои секреты. Думаете, это правда?

Да, наверное. Мы все знаем, что наша публичная персона отличается от нашего внутреннего я, и на неком уровне все человеческое поведение по необходимости является обманом. Зачастую мы обманываем сами себя. Нам редко выпадает возможность быть совершенно честными и открытыми, по-настоящему сблизиться с кем-то. В каждом из нас живет шпион. Еще я думаю, что шпионские истории стали современными вестернами. Их правила и язык позволяют рассказчику опереться на определенные представления публики — о добре и зле, о хороших и плохих героях, о том, что герой должен сделать для победы. Публика уже знает так много элементов истории, имеет такие ожидания — которые вы потом можете, конечно, обмануть. Но вам не нужно создавать мир с чистого листа, так что шпионские истории теперь так же привлекают публику, как раньше ее притягивали вестерны. Только теперь актеры не умеют ездить верхом, а многие даже не водят машину, так что в будущем это затруднит съемки. В конце концов все фильмы будут о людях, которые сидят перед экранами и общаются друг с другом виртуально.

И тогда мы все будем актерами.
Вас тоже привлек этот знакомый мир?

Я всегда любил шпионский жанр. Секретная миссия; идея того, что небольшая группа людей может оказать огромное влияние на мир, это умножение силы. Мы сейчас читаем публикации о Панамских документах [крупнейшая утечка секретных документов в истории, финансовые разоблачения сильных мира сего — прим. перев.], эта фирма "Моссак Фонсека" — некий человек скопировал миллион документов и это окажет громадное воздействие на многих людей. Могут пошатнуться правительства. Конечно, чтобы одна страна подчинила другую в ходе обычного конфликта, требуется полмиллиона человек с каждой стороны и очень много оборудования и дизельного топлива, но в мире шпионов один человек обладает многократно умноженной силой. Это потакает нашему тщеславию — что мы, простые люди, можем оказать такое воздействие, правда ли это на самом деле или нет, нам хочется в это верить. Мы видим себя такими со стороны.

Вы подумали о Дикки Роупере, услышав о панамских разоблачениях?

Я поверить этому не мог. Я даже хотел позвонить Ле Карре и спросить, не мечтает ли он, чтобы именно он придумал всю эту конструкцию. И даже название этой фирмы — он был сказал, что оно просто отличное. Это все просто идеально. Не сомневаюсь, что у Ричарда Роупера было бы множество фиктивных офшорных компаний.

Не каждый актер способен играть и комедию, и драму; и героя, и злодея. Что позволяет вам успешно справляться с такими ролями?

Я не знаю, что сказать. Я отказываюсь принять ваши слова. Вы меня вогнали в краску.

Но вы же играли такие роли!

Не знаю, что вам ответить.

Вы говорили, что вам нравится и то, и другое. И что даже если вы играете злодея, вы должны его любить.

Да. Думаю, реальные злодеи себя любят. Мне кажется, разделение на комическое и трагическое, или драматическое, не совсем справедливо. Жизнь бывает смешной, и бывает мучительной. Значение имеют категории не комедии и драмы, а хорошего и плохого. Есть хорошие и плохие истории, достоверные и недостоверные персонажи. Если вы натыкаетесь на истинную, но в то же время поразительную историю, если вы никогда ничего подобного не видели... У Харольда Бродки [американский писатель — прим. перев.] есть отличный рассказ, в котором герой — кинорежиссер — объяснял кому-то, что он делает. Он говорил: "Парадокс кино в том, что вы пытаетесь удивить зрителей логикой". Это прекрасная фраза. Думаю, в этом задача любого рассказчика — добиться, чтобы публика сказала: "Ну конечно, именно это и должно было произойти, но мы даже и вообразить такого не могли".

То есть зрители должны понять, что злодей не просто злодей, а что его поступки осмысленны.

Именно. Что он не прилетел с другой планеты с совершенно иными физическими законами, он не просто человек с моноклем и в черной водолазке. Он сделан из того же, что и все остальные, но его жизнь так повернулась, что перед нами теперь оказался вот этот результат. Зрители должны поверить, что ситуация, показанная рассказчиком, правдива, даже если они не видели ее своими глазами. Они инстинктивно понимают, что правда, а что нет.

И что роль Дикки Роупера дала вам понять о мотивации, двигающей людьми в этом мире? Их интересуют только деньги, или это что-то еще?

Думаю, для Роупера деньги — вовсе не главное. Если вспомнить, что 85 богатейших людей на земле имеют больше, чем половина беднейших жителей планеты, вы можете повторять это сколько угодно раз, вам этого все равно не понять. Зачем человеку, имеющему 10 миллиардов, нужно 20 миллиардов? В какой-то момент — и я думаю, он наступает гораздо раньше, чем 10 миллиардов, — дело уже не в деньгах. В жизни есть некий элемент игры, и люди, подобные Роуперу, реагируют на него, а мы — нет. Он играет, и я не знаю, с кем — с людьми, со вселенной. И я не уверен, в чем эта игра заключается. Но он видит игру, видит ее правила, и он знает, чего хочет добиться.

Если представить, что комедия и трагедия — все же две отдельные категории, что вам дается легче?

Непростой вопрос. Думаю, для меня естественно во всем искать шутку, но не просто чтобы разрядить обстановку. Думаю, у шуток более глубокое предназначение. Это особенный, уникальный, свойственный только человеку способ рассмотрения жизненных вопросов. С помощью шутки мы испытываем все новое. Мы можем потыкать в предлагаемое решение шуткой и посмотреть, не развалится ли оно, имеет ли оно смысл, настоящее ли оно. Само удовольствие от шутки иногда оказывается почти побочным эффектом.

Я никогда не слышал такой идеи — шутка как способ проверки.

Ну, я только что это выдумал, может быть, все совершенно не так, и я повешу трубку и решу, что наговорил ерунды.

Кажется, я понял, о чем вы, но не могли бы вы привести пример?

Нет, я надеялся, что вы сможете это сделать.

Я подумаю.

Я сейчас говорю с вами из США, которые переживают самый захватывающий избирательный процесс, который они только могли представить, если они вообще себе такое представляли. И каждый день Дональд Трамп или какой-нибудь еще кандидат говорит или делает нечто, поражающее людей. И довольно быстро публика, избиратели, выдают реакцию, и эту реакцию можно свести к шутке. Они отвечают на представленное им предложение шуткой. То, как люди могут смеяться — и смеются — над кандидатами, это некий допрос. Он абстрактный, потому что мы не можем напрямую задавать им вопросы, но мы можем обмениваться шутками. И смешные шутки смешны потому, что содержат истину, или знание, или выявляют слабое место, ложь со стороны кандидата. Шутки — это хорошая, здоровая реакция, и без них жизнь не имела бы особого смысла.

На этой прекрасной ноте мы закончим. Спасибо!

Спасибо вам! Извините, что растекался мыслью по древу, я сейчас буду вспоминать все, что вам наговорил, и перезвоню позже и скажу, что не имел в виду ни слова из того, что сказал.

Это идеальный пример! Большое спасибо!

источник

перевод - kotofyr