Не покривлю душой, если назову Нью-Джерси американским Эссексом. Над джерсийскими юношами и девушками вечно издеваются, слагая шутки и куплеты об их туповатости, неотёсанности, вульгарности и половой распущенности. Сложно не заметить, что большая часть территории штата, особенно, у границы, по берегу Гудзона, да и вид со стороны реки на Манхэттен, представляют собой индустриальный кошмар. Джерси-Сити, Ньюарк, Брансвик, Элизабет, их чадящие химзаводы являются источником не только великого процветания, но также и чертовски негативного имиджа. Он может сколько угодно именовать себя "Штатом садов", однако красоты Принстона и побережья не компенсируют того, что весь остальной Джерси здорово смахивает на свалку. Начиная Ньюпортом, Род-Айленд, и далее – культурно и демографически.

Моё такси и я следуем в город, который вбил собственные гвозди в гроб надежды всего Джерси на очищение репутации. Атлантик-Сити.

Город этот, расположенный на берегу океана, на юге штата, был знаменит своей дощатой набережной, протяжённостью в целых 7 миль, ещё в девятнадцатом столетии. До Второй мировой войны он считался одним из наиболее успешных курортов Америки, однако после неё пришёл в упадок. В 1976 году горожане, уже отчаявшись поправить дела, проголосовали за легализацию игорного бизнеса. Двумя годами позже здесь открылось первое казино на востоке США. Так Атлантик-Сити стал второй после Лас-Вегаса сточной дырой, в которую стремительно утекают деньги удачливых и не очень игроков со всего мира.
Чувствую, что направляюсь прямиком в ад…

Погода не радует: тяжелое фиолетовое небо нависает над серыми водами Атлантики, а набегающие волны оставляют на песке полоску грязноватой пены и разбухшего мусора. У причала тоже неуютно – щиты, расхваливающие "Развлечения" и "Семейные поездки" лязгают и звенят от резких порывов ветра, неработающее колесо обозрения сиротливо поскрипывает. Пенопластовые стаканчики из-под кофе и коробки от бургеров, гонимые ветром по безлюдной набережной, представляются урбанистическим восточным аналогом мифических перекати-поля и полыни Дикого запада. Вокруг высятся громады отелей и развлекательных центров, внешний вид которых откровенно свидетельствует о собственном пиковом интересе застройщиков.

Как славно было бы, если б эта облезлая обитель «Монополии», не оставляющая гостю иного выбора времяпрепровождения, в один прекрасный день оказалась поглощённой морской пучиной. Ан нет – проклятая Геенна стоит, как стояла, ни капли не стыдясь своего фальшивого богатства и дешёвого шика. От всего этого жлобства хочется бежать, сломя голову и зажав рот рукой.

Но, увы, – я должен храбро ступить в самый оплот суеты и дурновкусия… Тадж-Махал Трампа. Да за одно только использование названия мавзолея Агры, бесценнейшего из чудес света, Дональда Трампа следует раздеть донага и затравить скорпионами прямо на знаменитой набережной. Это выглядит так, словно гигантская жаба надругалась над бабочкой!

Я не враг застройщиков по сути своей. Согласен, что люди должны делать деньги на разработке и развитии проектов, и понимаю, что пока будет спрос на казино, их будут строить. Я бы мог простить Трампу его тщеславие, сомнительные сделки и финансовую эквилибристику, даже его причёску – если бы всё, что он делает, не обладало бы таким отравляюще-жутким привкусом, фальшивым блеском, дутым величием, циничной вульгарностью. В конце концов, заведения Лас-Вегаса тоже нелепы, но они хоть чем-то радуют, и умничать на их счёт… короче, Стивен. Иди давай.

Автоматические двери из черного дымчатого стекла с шипением открываются и впускают меня внутрь. Отсюда набережная Атлантик-Сити выглядит ещё более неприглядной. Кажется, что вид из окна портят умышленно, чтобы людям не хотелось выходить наружу. Всё, что вам нужно, внутри: мини-улочки с кофейнями «Старбакс», киоски с бургерами, есть даже магазин, который Дональд Трамп посвятил исключительно своей персоне. Его стены исписаны цитатами из этого великого человека: «Если вам всё равно приходиться думать, то почему не думать по-крупному?» и прочими утешительными и блестящими истинами, обогащающими и питающими голодные людские души. Всё, что продаётся здесь, выполнено в «люксовом» стиле и смахивает на моду Пьера Кардена образца 1980-х – тонкие узкие пояса из блестящей кожи, блокноты, запонки, какие-то неопознанные предметы из красного дерева и латуни. И ничего, чем я не постыдился бы обладать. Вообще ничего. И оставаться здесь даже на минуту не хочу.

Наверное, у меня просто плохое настроение.

Наверху главной лестницы, которая ведёт в игральный зал, меня встречает леди, отвечающая за связи с общественностью. Это она договорилась, чтобы меня обучили премудростям профессии дилера в карточной игре блэкджек. Она весела, обаятельна и, похоже, любит свою работу.

– Искренне рада видеть Вас в нашем заведении. Что я могу сделать, чтобы этот визит доставил Вам максимум удовольствия?

С моей стороны было бы неблагодарно попросить огнемёт и базуку, так что оскаливаюсь в подобии улыбки и следую вместе с ней за кулисы, в комнаты для персонала.

Мы путешествуем вниз – лифтом, по лестнице, через бессчетное количество коридоров, пока не оказываемся в помещении, где хранится униформа. Тысячи и тысячи мундиров висят на рельсе, который пробуждается к жизни нажатием кнопки. Они напоминают человеческие силуэты, движущиеся по огромному замкнутому кругу, колышущиеся, словно зомби в глупом и зловещем шоу, очень похожие на игроков вверху: те же механические движения – энергичные, но безжизненные.

Мне подобрали сорочку цвета сливочного масла (новая цветовая линия, недавно сменившая «гранатовую», не совсем пока вышедшую из употребления) и странную чёрную штуку, отделанную золотом, которую следует надевать на талию. На то место, где у меня висел бы кошель, если б я был официантом в австрийском кафе. Табличка на груди возвещает миру, что я «Стивен Фрай, практикант». Блэкджек здесь именуют Би-Джи, без тени юмора и даже безо всякой ссылки на то, что в обычном мире эта аббревиатура имеет совершенно другое значение *. В качестве наставницы, мне досталась девица по имени Келли, которая тут же взялась за меня со всей строгостью. Я умею играть в блэкджек и всегда полагал, что неплохо управляюсь с карточной колодой. Но раздражительность и высокомерное удивление Келли, вызванные моей неспособностью разобраться с выплатой страховки три к двум клиенту в случае сдачи тузов дилеру, использованием правой руки вместо левой при сборе денег с левого края стола, медлительностью при подсчёте выигрыша… Кажется, она умышленно делает всё, чтобы я чувствовал себя ещё более неуклюжим, чем обычно. В результате всё, в прямом смысле этого слова, валится у меня из рук.

Шлёп.
– Нет, нет. Вы делаете неправильно!
– Простите, но…
– Никаких «но», никаких «простите». Ничего сложного!

К тому времени как меня допустят к живым игрокам, жар, волнение и трепет окончательно лишат меня остатков соображения. А Келли, ни дать, ни взять вьетнамская паромщица, будет молча наблюдать, утону я или выплыву.

Наконец, после череды ошибок, на которые любезно указывает бывалая профессионалка, сидящая напротив меня, я начинаю кое-что усваивать…

Над моей головой сверкает одна из немецких хрустальных люстр, ценой в 250 тысяч долларов. На них Трамп потратил в общей сложности 14 миллионов, чем страшно гордится. Каждая из люстр состоит из 245 тысяч кусочков, а монтируют эти светочи тщеславия по 20 часов.

На поставку сюда отделочного материала Североитальянский мраморный карьер работал целых два года. Мрамором, из которого Микеланджело ваял свои скульптуры, отделаны фойе отеля, гостевые комнаты, казино, коридоры, места общественного пользования. Да, круто, наверное, украсить казино мрамором, который выбрал сам Микеланджело. С другой стороны, английский был языком Шекспира, но это не возвышает, скажем, это предложение, над прочей посредственностью. И поверьте мне, общего между творениями Микеланджело и Тадж-Махалом Трампа только то, что и в том, и в другом названии содержится буква «М».

На форму и экипировку для более чем 6 тысяч работников, включая и мою жёлтую сорочку, потрачено 4 миллиона!

В 4,5 раза больше стали, чем в Эйфелевой башне!
Если сложить вместе все сваи, на которых стоит здание, то можно будет проложить 62-мильный путь из Атлантик-Сити до Филадельфии!

Мощности кондиционеров развлекательного центра Казино Тадж-Махал Трампа хватит, чтобы охладить 4 тысячи домов!

Кажется, это нездоровое бахвальство говорит лишь об одном: «Наше казино швыряется деньгами». Они горды тем, что могут позволить себе потратить четверть миллиона на каждую люстру? Так откуда же берутся эти деньги –спросим мы. От сдачи в аренду сети «Старбакс» торговой площади? От продажи патентованных кожаных ремней и ониксовых письменных приборов? Нет, от того что игра прибыльна! Заведение выигрывает, клиент проигрывает. Это очевидно, ибо таков безжалостный математический факт.

Скотобойня может быть сделана и из мрамора, но от этого она не перестанет быть местом, где бедных цыплят ощипывают, сдирают с них кожу и потрошат.

Но это же весело, Стиви! Это игра. Люди хотят играть, не будь таким Савонаролой.**

И правда, что это я завёлся? Я ведь получил удовольствие, попробовав себя на дилерском поприще.

Люди, которые стояли передо мной – совершеннолетние. Они знали, что делают. Так с какой радости мне портить им всю малину?

И всё же, я покидаю это место с нескрываемым удовольствием. Атлантик-Сити остался позади, и я уверен, что ни за что не вернусь сюда.

На юг едем мы, я и такси. Туда, где Кэйп-Мэй и Дэлавер-Бэй.

* Бакалавр журналистики
** Итальянский церковный и общественный деятель, XV ст., чрезмерно ратовавший за общественную нравственность. В своих проповедях призывал, в частности, отрезать языки святотатцам, наказывать огромными штрафами азартных игроков, а развратников и гомосексуалистов – сжигать на костре живьём.