***

Немного предыстории – Хаус увлекся дизайном. Хочет сделать новую квартиру в стиле Холмса-Уотсона. Настоящий мужской клуб времен Старой Англии. Всякие фишки – камин, карточный столик, гравюры и т.п. Частично план уже реализован, переезд состоялся.

***

Итак, у Хауса свидание с соседкой. Они в ее постели, все только что случилось. Барышня обнаруживает на Хауса серьезные виды.

Такой поворот не нравился ему категорически. Грудь у девчонки была потрясная, но все, что шло в нагрузку к телу, обещало слишком большие проблемы в обмен на секс. К тому же, по всем признакам, барышня не отличалась сообразительностью.

Он вспомнил, как вляпался однажды, пригласив в команду эффектную докторшу из ЦРУ, и как сложно было отправить ее восвояси, когда обнаружилось, что она не только глупа как пробка, но и заявляет на него, Хауса, какие-то особые права.

Похоже, сейчас замаячила та же самая грабля. Дело сильно осложнялось тем, что на сей раз проживали они дверь в дверь. И, к тому же, квартира не была просто съемной. Здесь все было основательно.

Молчание затягивалось. Хаус встал, собрал свои вещи, за которыми пришлось прогуляться до самой входной двери, оделся, заглянул в спальню и нагло соврал:

- Девочка, ты просто супер, но мне нужно домой. Видишь ли, мой друг совсем недавно перенес тяжелую полостную операцию, и мне бы не хотелось оставлять его на всю ночь без медицинского наблюдения.

Ответом было гробовое молчание.

«Возможно, после этого она решит меня игнорировать», - с надеждой подумал Хаус, открывая дверь своей квартиры. Такой вариант его вполне устраивал. А сейчас ему больше всего хотелось упасть в собственную постель и сладко уснуть.

***

Хаусу пришлось задержаться в госпитале, поэтому он приехал домой один. Открыл дверь своим ключом, вошел и радостно прокричал с порога:

- Уилсон! Я уже дома!

- Ужин готов! Я ждал только тебя.

- Отлично, а то я пропустил ланч! – Хаусу было чертовски приятно слышать про ужин.

Ему нравился новый дом, нравилась компания Уилсона, ему здесь все решительно нравилось. Сегодня Хаус притащил с работы ноутбук с намерением кое-что посмотреть на сон грядущий. Его озарила свежая идея по поводу оформления гостиной, и он был весь в предвкушении того, как сытый и довольный устроится на диване с ноутбуком.

Хаус немного задержался в холле, с удовольствием рассматривая плоды своих дизайнерских изысканий и деловито прикидывая, какие еще штрихи могли бы подчеркнуть индивидуальность созданного им интерьера.

Насмотревшись, он направился в свою спальню с намерением переодеться, когда из гостиной раздался женский голос:

- О! Грегори! Наконец-то!

Почуяв неладное, Хаус метнулся к дверям гостиной. Так и есть, на священном диване восседала соседка собственной персоной в полной боевой раскраске. Похоже, его решили брать на абордаж. Но Хаус все еще верил в чудесное спасение.

- Я все-таки решила дать нам второй шанс, - добила его барышня, драматично хлопнув глазами.

Несчастный Хаус застыл как соляной столп. Уилсон, сидевший на другом конце дивана, закрылся какой-то своей медицинской фигней в яркой суперобложке, которую якобы читал. Помощи от друга ждать не приходилось. Хаусу предстояло спасаться самому.

«Ни хрена себе поужинали!» - пронеслось у него в голове. – «Ладно, ладно, Уилсон! Ты все равно мне поможешь, куда ты денешься!». А пока надо было немного отвлечь гостью от основной цели ее визита. План спасения в голове Хауса сложился еще не до конца.

Барышня сама нашла тему для общения и, фактически, подписала свой окончательный приговор. Она огляделась по сторонам и выпалила:

- Знаешь, Грегори, пока я тебя ждала, успела подробно рассмотреть вашу квартиру. Все очень мило, но мой опытный женский глаз сразу заметил, что в доме нет хозяйки. Чувствуется, что ни к чему здесь не прикасались женские руки.

«И слава Богу!» - мысленно продолжил Хаус, – «Тринадцатая не в счет, она почти своя».

Но барышня не унималась:

- Можно было бы сделать гостиную намного уютнее, подобрав стильные портьеры на окна. И еще что-нибудь воздушное. И цветы – в вазах, в горшках. Здесь много света и места для цветов! Тогда гостиная сразу преобразится! Вот увидишь!

Хаус с тоской посмотрел на предмет свой гордости – огромный стеклянный эркер. Меньше всего он хотел бы испоганить такую вещь чем-нибудь воздушным с горшками. Все его существо протестовало против такого преображения. Но барышня продолжала вбивать воображаемые гвозди в воображаемую крышку своего воображаемого гроба. Она – как и обычно - неверно истолковала взгляд Хауса.

- Ну да, конечно, сейчас уже столько сделано, уже поздно что-то кардинально менять. Я просматриваю современные женские журналы. Ну ты понимаешь, нужно же быть в курсе..., - девица выразительно посмотрела на диагноста, - Еще можно все спасти, придать интерьеру современное звучание. Можно подобрать детали, чтобы все здесь освежить. Например, какой-нибудь яркий текстиль.

Хаус взглянул на Уилсона, который давился тихим смехом, прикрывшись до самых глаз чертовой медицинской книгой. Диагност не выдержал и бросил на Уилсона умоляющий взгляд, Уилсон втянул в себя воздух, буквально давясь от смеха, его смех можно было бы принять за надрывные рыдания. У Хауса сверкнула идея. Он понял, что нужно делать. Немедленно.

- Джеймс, милый, мне очень нужно поговорить с тобой. Прямо сейчас, – выпалил Хаус.

Пунцовое от смеха лицо Уилсона показалось из-за книги, глаза были просто шальные, он еще не понял, какую игру затеял Хаус, но развлекался уже во всю. Хаус продолжал. На сей раз он обращался к соседке:

- Девочка моя, очень прошу, пройди в мою спальню. Полагаю, нам с тобой тоже необходимо будет переговорить тет-а-тет, раз все так между нами сложилось, - Хаус постарался состроить многозначительное выражение лица.

Удивленная соседка встала и направилась к выходу из гостиной. Хаус сопроводил ее до своей спальни, плотно закрыл за ней дверь и вернулся к удивленному другу. И очень-очень тихо заговорил, не спуская глаз с дверного проема в гостиную и чутко прислушиваясь – не несут ли черти обратно милую барышню.

- Уилсон, ты же понимаешь, что ЭТО нужно срочно отсюда убрать. Убрать навсегда, и чтобы никаких шансов на возвращение. Ни третьих, ни десятых. Она наша соседка, я не могу просто так выставить ее за дверь - не хотелось бы начинать жизнь в новом доме со скандала. Поэтому вижу только один выход. Сними обувь и подслушивай под дверью моей спальни, пока я буду вешать лапшу ей на уши. Не пропусти ничего, а то всю игру испортишь – вдруг она надумает вести с тобой душеспасительную беседу на прощанье. Я буду импровизировать. И ничему не удивляйся! И не ржать!!! – Хаус сделал страшные глаза и добавил, - плакать можешь, сколько душе угодно.

Уилсон молчал в полном офигении.

- Слушай, Уилсон, ты хочешь, чтобы она убралась отсюда?

- Пожалуй, хочу.

- Тогда - вперед!

Хаус направился к себе в спальню, а Уилсон покорно разувался, готовясь подслушивать хаусовские импровизации.

Хаус состроил скорбную мину и вошел в собственную спальню. Выждал паузу, и когда, по его расчетам, Уилсон должен был занять стратегическую позицию за дверью, и торжественно объявил:

- Милая, я не знаю, как было бы правильно подводить к этому разговор, поэтому скажу сразу. Я – гей! – Хаус втайне надеялся, что барышня с воплями отвращения вылетит из квартиры. Зря надеялся. Не на ту нарвался.

- О! Милый! И ты выбрал меня, чтобы попробовать измениться?.. Я буду стараться помочь тебе. Поэтому ты хотел кончить именно сзади, да?

Хаус изо всех сил удержал на месте готовую упасть челюсть. Ему показалось, или за дверью кто-то хрюкнул?..

- Нет, ничего не выйдет. Вчера я понял, что безнадежен. Мне жаль. И, понимаешь, мы говорили с Джеймсом всю ночь. Вчера, когда мы уехали, у него был нервный срыв. Он плакал, он… он… Ты не представляешь, каких душевных сил стоило ему вот так сидеть с тобой на диване и ждать меня. Сейчас он на большой дозе антидепрессантов, поэтому сегодня он немного… м… странный… Я не могу разбить ему сердце. Мы вместе уже много лет. Прости. Ты умная, ты красивая, ты молодая, у тебя все впереди.

«Если Уилсон сейчас заржет и испортит всю игру, я за себя не ручаюсь!» - думал Хаус, пока глаза наивной барышни наполнялись слезами. Хаус ликовал, она купилась!

Оставался последний удар:

- И, понимаешь, мы не сможем вот так запросто по-соседски общаться. Я не могу так поступать с Джеймсом, для него это слишком тяжело. Просто позволь нам с Уилсоном быть счастливыми. Я понял, что не создан для женщин. Прости. Давай я провожу тебя. Но сначала обнимемся в последний раз, на прощанье.

- Это поэтому у нас вчера было все так странно? Да? – девушка была явно взволнована.

Хаус молча кивнул. Все складывалось просто отлично, оставалось только выйти отсюда. Он решился.

- Ну что, мы готовы идти? - спросил коварный диагност отчетливо и достаточно громко, а потом снизил голос до интимного – он давал Уилсону время для отступления, - И то, что ты сказала про хозяйку, что чувствуется ее отсутствие… Боюсь, ты сильно обидела Джеймса. Но ведь ты же не подозревала, что можешь его ранить, правда?..

- О! Мне жаль…. И, знаешь, я так рада твоей откровенности. После вчерашнего. Ты понимаешь, я не могла уснуть до утра…

- Я тоже, - не моргнув глазом соврал Хаус, который спал без задних ног.

Они проследовали до входной двери, Хаус вышел на лестничную клетку, постоял рядом с соседкой, пока та открывала входную дверь и очень серьезно повторил:

- Помни, мы не должны сделать Джеймсу больно. Никогда.
Подавленная девушка молча кивнула. Хаус убедился, что дверь ее квартиры надежно закрылась, и рысью двинулся домой.

Уилсон сидел за кухонным столом. В носках. Из глаз текли слезы. Увидев Хауса, он уже не мог сдерживаться, смех просто душил бедного ни в чем не повинного онколога. Развлечение выдалось на славу.

- Территория зачищена от неприятеля. Победа! За это стоит выпить! - Хаус достал бутылку виски и пару стаканов, - И давай ужинать, дождаться не могу, когда мы наконец-то сядем за стол. Ну и денек, чтоб его… А что, в этом есть и хорошая сторона – мы оба спаслись от нее навечно. Ну я так надеюсь. И я, по большому счету, вчера пожертвовал собой!

Он победно посмотрел на Уилсона и с удивлением обнаружил, что друг чем-то расстроен.

- Тебе ее жаль? – спросил Хаус.

- Соседку? Да я уже забыл о ней. Давай ужинать, я просто устал. Или слишком много смеялся сегодня.