Хаус открыл глаза. Как ни странно, он чувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим. «Снова проспал»,-мелькнуло у него в голове. На часах было 7 утра. Он вставал не раньше девяти. Привычным движение он потянулся за очередной таблеткой. Ее не было. Нет, викодин наполнял еще на половину пузырек. Не было боли...
-Милый, ты проснулся?!-в спальню зашла Стейси,-как спал?-улыбаясь спросила она.
-Нога не болит... А что ты здесь делаешь? Ты ушла от Марка?
-Какого Марка?-недоуменно спросила она, -ты не говорил, что нога болит, по крайней мере вчера. Стейси присела на кровать.
-Она всегда болит,-сказал Хаус, вставая с постели.
-Подожди, я помогу.
-Я хоть и калека, но не настолько, чтобы... не успел Хаус договорить, как всем телом рухнул на пол.
-Что черт возьми...-Хаус удивленно смотрел на свою ногу, там, где был шрам не было ничего. Даже ноги, лишь безобразная культя. Он с вопросом посмотрел на Стейси, но та не поняла его взгляда.
-Где моя нога? Почти закричал Хаус,-кто тебе дал право...
-Ты сам подписал документы, -перебила его Стейси,-я ничего не делала.
-Убирайся!
-Да что с тобой? Вчера еще ты говорил, что иначе бы не выжил, а сейчас что?
-Убирайся вон! –процедил Хаус сквозь зубы.
Стейси молча вышла из комнаты.
Хаус сидел на полу, опершись спиной о кровать. Как такое могло произойти? Он отчетливо помнил, как перед операцией Стейси написала черным маркером на ОБОИХ ногах «не эту ногу». Что произошло? Почему он ничего не помнит? Его взгляд упал на коляску, стоящую рядом. С трудом забравшись в него он выехал в кухню.
-Мне нужно в госпиталь.
-Зачем? Ты же больше не работаешь.
Еще один факт, который Хаус просто не мог принять как данность.
-Мне Нужно в Госпиталь! Повторил он, чеканя каждое слово.
-Но ты же не можешь...
-Конечно я не могу! Перебил Хаус,-у меня всего одна нога! А чтобы вести машину нужно как минимум две! Мне нужно в госпиталь! Снова повторил он.
-Хорошо, -согласилась Стейси,-я отвезу тебя.
Всю дорогу Хаус молчал, уставившись перед собой. Он думал, он пытался собрать в единое эту головоломку. Он не мог дать согласие на ампутацию, Стейси говорит обратное. Вчера еще он был на работе, с тростью, но ХОДИЛ! А сегодня... Прошло как минимум 3 недели, судя по шрамам. Но ни секунды не было в памяти из этого времени.
-Тебе помочь?-Стейси участливо смотрела на Хауза. –Ты хочешь с кем то встретиться?-Не твое дело,-огрызнулся он и захлопнул дверцу.
-Почему ты это допустила?-с криком накинулся Хаус на Кадди, -ты же знала, что я не давал согласие!
-Хаус?!-на лице Кадди было искреннее удивление, -ты что тут делаешь?
-Это я спрашиваю, что ТЫ сделала?! –кричал Хаус, указывая на то, что осталось от его ноги.
-Хаус, ты сам принял решение, единственно правильное! Иначе ты бы не выжил.
-А теперь, по-твоему я живу? Это ты называешь жизнью? Почему ты меня уволила? Что, когда я был с тростью, я был тебе нужен, а сейчас?
-Я тебя не увольняла, ты сам ушел. Я, наоборот, просила тебя остаться. И Уилсон тоже. Но ты сказал, что тебе все тут осточертело и ты хочешь жить так, как тебе нравится.
Как ни странно, Кадди говорила правду, и Хаус это понял, потому что она не умела врать. Он молча развернулся и выехал из ее кабинета. Уилсона он видеть не хотел. Тот явно сказал бы тоже самое.
Оказавшись вне госпиталя, Хаус не знал что делать. Здесь ему больше не было места. Он уже не тот Хаус, в котором нуждались, а старый, уставший калека в инвалидном кресле, вызывающий только жалость.
Он поднял голову. Откуда-то со стороны доносился неприятный, режущий слух звук, похожий на сирену, который становился все громче и громче. Оглянувшись, Хаус понял, что остановился на середине улицы, на него с огромной скоростью несся рефрежератор. Последнее, что он увидел, это расширенные от ужаса глаза водителя. А сирена все так же продолжала измываться над мозгом.
Хаус открыл глаза. Этот пронзительный ноющий звук продолжал звенеть в ушах. Лишь через пару секунд он понял, что это будильник. Хлопнув по кнопке он откинулся снова на подушку и улыбнулся. ОНА вернулась!!! Боль вернулась!!! С тем же постоянством и силой, но она была! Хаус провел ладонью по одеялу. Даже сквозь него он почувствовал шрам. Все было как прежде. И впервые он наслаждался болью, которую ненавидел, но которая давала определение его жизни.