Спасибо всем, кто вдохновлял и сподвигал меня на написание нового фика. Долго не решалась писать о самом Хаусе, ибо разгадать этот персонаж сложно. А с другой стороны, как о нём не писать?

Незваный гость

Больница. Детоксикация. Белые стены. Стены кружатся. Люди. Препараты. От них не лучше. Слова. От них не лучше. Боль. Вот от неё хуже. Что имеем в итоге?

Резкий озноб прервал тяжёлый сон. Хаус повернулся набок и свернулся, сжался, пытаясь удержать тепло, но холод шёл изнутри. Где чёртовы врачи? Кажется, капельница выпала. Он выхватил из-под головы подушку и обнял её, будто она могла привести его в равновесие и остановить кружение, тряску, биение, дрожь…

Подушка затряслась вместе с Хаусом. Он отшвырнул её, сел на кровати, укрывшись одеялом, и уставился на металлическую дверцу ручки палаты, отражавшей тусклый свет, пробивавшийся через жалюзи. Через некоторое время стало чуть-чуть легче… нет, не легче, но долгий взгляд в одну точку немного отвлёк от боли. Он просидел так десять минут, а может быть, час, когда ручка повернулась, и дверь открылась.

На пороге появился женский силуэт. Медсестра? Наконец-то… Нет, только не эти невыносимые светлые волосы…

- Я не медсестра, - вкрадчиво сказала фигура, и шагнула ближе к свету. Кэмерон. Или миссис Чейз? Какая разница…

Хаусу понадобилось какое-то время, чтобы сообразить, что это очередная галлюцинация. Во-первых, Эллисон-как-там-её-миссис-Вомбат сейчас наверняка была в свадебном путешествии. Во-вторых, как её пустили бы ночью?

- Да, конечно, - пробормотал Хаус. – Вот о тебе я ещё не галлюцинировал. Кто там ещё остался? Тринадцатая? Мама? Пошла вон, - сказал он громко – в конце концов, окружение позволяло не притворяться нормальным. Разве не этого он так часто хотел? Вот что называется иронией. Как он ещё умудряется думать, когда кто-то устроил дикие пляски в его голове?

- Хаус, - видение сделало ещё несколько шагов вперёд. – Я хочу вам помочь. Позвольте мне вам помочь.

Её лицо было обеспокоенным. Обеспокоенным, чёрт возьми!

По телу прошла волна озноба, взвыла боль в ноге, всё внутри затряслось с новой силой. Хаус закрыл глаза, стараясь ни о чём не думать. По-хорошему, надо было лечь и попытаться уснуть, несмотря на воображаемые сочувствующие взгляды, но ему казалось, что стоит пошевелить головой – и она взорвётся.

Вдруг он почувствовал прикосновение и вздрогнул. Открыв глаза, он увидел, что псевдо-Кэмерон сидит у его ног, положив голову ему на колени. Хаус мог поклясться, что слышал запах её волос. Он смотрел на неё, не решаясь ничего сказать – боясь её спугнуть?

- Оставь меня, - наконец сказал он. Сказал тихо, спокойно, но с такой мольбой в голосе, что разбушевавшаяся часть его подсознания могла и сжалиться.

Но она была безжалостна. Галлюцинация подняла голову и посмотрела на Хауса своими огромными глазами, полными любви и жалости. Почему эти видения должны быть такими правдивыми и такими лживыми?

- Почему вы не хотите, чтобы я вам помогла? Почему вы меня отталкиваете? – она положила руку ему на щёку. – Я всегда была с вами. И всегда буду с вами.

Чем дальше, тем меньше оставалось сил стряхнуть с себя это наваждение. Она была пугающе реальна, приятно реальна, к чёрту, к чёрту…

- К чёрту! – закричал он. – Оставьте меня все!

Удивительно, что на этот крик не сбежались санитары. Фальшивая Эллисон взглянула сначала укоризненно, а потом улыбнулась – широко, радостно, злобно. Всё сочувствие с её лица будто ветром сдуло.

- И куда я денусь? – спросила она приторно сладким голосом. – Я в вашей голове. Мы снова пытаемся дотянуться до того, что уплыло из рук? Когда я вышла замуж, я стала вам нужна? Так вот она я.

Она медленно встала, не отрывая от него глаз, и наклонила голову к его лицу.

- Пошалим? – прошептало видение с интонацией заправской проститутки.

И тут Хаус рассмеялся. Рассмеялся громко, от души, прямо в лицо навязчивой галлюцинации. Что ему ещё оставалось делать, если всё с неумолимой однозначностью летит к чертям, если он оказался своим самым опасным врагом? Когда ничего не остаётся, можно только смеяться, ибо терять уже нечего…

Псевдо-Кэмерон, кажется, этого не ожидала. Выражение лица стало растерянным и обиженным.

- Какого чёрта? – возмущённо спросила она, но уже без прежней уверенности. – Перестань! Думаешь, это поможет?

Хаус не отвечал. Он смеялся, не в силах остановиться. Малютка Эллисон сделала несколько шагов назад, и черты её стали размываться…

Что-то скрипнуло, и Хаус обнаружил себя лежащим на кровати.

Нога болела нестерпимо, а голова, казалось, решила в знак солидарности продублировать эту боль. Было невыносимо жарко и невыносимо холодно, организм жестоко мстил за то, что у него отняли викодин.

Были ли это галлюцинации наяву или просто реалистичный сон? Главное, что это кончилось, и, кажется, кончилось его победой.

Быть может, победа в сражении предвещает и победу в войне…

Спасибо за внимание