Добавлено (25.01.2012, 11:19)
---------------------------------------------
***

— Едем в Принстон Плейнсборо! — скомандовал забравшийся в карету скорой помощи Уилсон.

— Но... — попытался возразить кто-то из бригады.

— Быстро! — не дал договорить Джеймс и уселся рядом с Хаусом, озабоченно оглядывая его перепачканное в крови бессознательное тело.

Дышал Грег самостоятельно, но очень тихо и медленно, что не могло не настораживать. Джинсы на правой ноге были разорваны и наложенная повязка угрожающе быстро пропитывалась алой жидкостью. Джеймс смог заметить, что, скорее всего балка попала не в старую рану, а разорвала мышцу в другом месте и, несомненно, была задета артерия — иначе откуда взяться такому количеству крови.

Лицо Грега тоже было всё в крови. Врачи скорой сказали, что балка, видимо, прошла по касательной, но нанесенный ею вред всё же был достаточно серьезен — она будто бы сняла скальп на правой части головы Хауса. Волосы там были перепутаны и превратились в бурую от крови липкую массу. Уилсону показалось, что он заметил белеющую кость черепа, когда один из врачей менял уже изрядно намокшую повязку, и поэтому молил бога, чтобы Хаус отделался пусть сильным, но всего лишь сотрясением мозга.

Через несколько минут приемный покой Принстон Плейнсборо уже принимал самого своего сварливого доктора, но на этот раз в качестве самого тихого пациента. К счастью, этот день выдался достаточно спокойным для больницы, и поэтому мгновенно нашлась свободная операционная. Как и подумал Уилсон, у Хауса была повреждена артерия, поэтому хирургам пришлось зашивать не только уродливо разорванную мышцу, но и сам сосуд. Кровопотеря была очень существенной, так что нельзя было сказать, что операция проходила «без сучка, без задоринки» — каждый из тех двух раз, когда у Хауса останавливалось сердце и на всю операционную раздавался мерзкий, рвущий барабанную перепонку писк сердечного монитора, за которыми следовали не менее режущие ухо команды «заряжаю!» и «разряд!», Уилсон вспоминал все молитвы, которые когда-то в детстве учил в воскресной школе. Его ли молитвами или просто Господь Бог решил еще немного позабавиться со своим «трудным ребенком», но сердце Хауса, запустившись во второй раз, уже больше не отказывалось, размеренно стуча, гонять по жилам кровь.

Что касается головы Грега, то переносной рентгеновский аппарат в операционной показал, что ни проломов, ни трещин в черепе нет, поэтому хирурги только лишь должны были вернуть на место кожу. Естественно, сильнейшее сотрясение мозга от удара огромной балки имело место быть, но это, как посчитали врачи, было наименьшим из зол.

Уилсон смог более менее спокойно вздохнуть, только когда Грегори Хаус оказался в послеоперационной палате, и только тогда Джеймс вспомнил, что обещал позвонить Кадди. На часах была уже почти полночь, но всё же он решил попробовать.

Естественно, глупо было бы звонить домой, поэтому он сразу набрал ее мобильный...

***

Лиза лежала на большой кровати в спальне для гостей в доме своей сестры. Малышка Рейчел тихонько сопела у мамы под боком. В другой день в других обстоятельствах размеренное дыхание дочери убаюкало бы Кадди в считанные секунды, но не в этот раз. Как бы ей ни хотелось забыться сном и хотя бы несколько часов не проигрывать заново весь тот кошмар, через который она прошла днем, она не могла этого сделать, потому что мысли отказывались останавливаться, а продолжали неугомонно роиться в голове, споря одна с другой не на жизнь, а на смерть. Часть Кадди была настолько зла на Хауса, на его безумную выходку, которая стала последней каплей в ее огромнейшей чаше терпения, что она хотела навсегда выкинуть из головы этого человека, забыть о его существовании и больше никогда не вспоминать, но другая ее часть требовала сию же секунду схватить телефон и позвонить Уилсону.

«Нет, я не буду этого делать! Не хочу ничего знать об этом чертовом эгоисте!» — сказала сама себе Кадди, но тут на прикроватной тумбочке завибрировал мобильник, оповещая о входящем звонке. Лиза повернулась лицом к тумбочке и просто смотрела на пляшущий на столике аппарат. Сомнений в личности звонящего не было, но она запрещала себе поднимать трубку. Она не хотела слышать сейчас ничего — ни плохого, ни хорошего. Точнее, она боялась услышать самые страшные новости, так уж лучше оставаться в неведении. Хотя бы до утра. Так проще злиться... После еще одной долгой попытки достучаться, звонящий потерял надежду, и дисплей телефона погас. Лиза закрыла глаза.

«Мне больно!» — эти слова, будто разряд тока, пронзили ее сознание, а в памяти тут же всплыло лицо Хауса, его черты, его голубые глаза, в которых в тот один единственный короткий момент отражались не злость, не сарказм, не язвительность, не издевка и не бравада, а ничем неприкрытая изнуряющая, выпивающая все силы боль. Кадди открыла глаза и посмотрела в темноту. Он сказал ей, что она не виновата... Если бы она могла в это поверить...

Но было сложно спорить с собственным здравым смыслом, который рисовал ей уже не впервые все самые нелицеприятные картины, что могут стать реальностью, пусти она снова Хауса в свою жизнь, но ровно настолько же сложно было спорить и с собственным сердцем, которое твердило лишь об одном — «ты любишь его, любишь таким, какой он есть, и только с ним ты можешь быть счастливой по-настоящему, не смотря ни на что». Этой ночью, тем не менее, на стороне здравого смысла оказались еще и злость и раздражение, поэтому сердцу пришлось временно выкинуть белый флаг.

***

Утро застало Уилсона все там же, в больничной палате друга. Он остался ждать, пока Хаус придет в сознание после операции, но, не дождавшись, так и уснул на кушетке.

— Не явится твой принц, спящая красавица... — неожиданно раздавшийся в палате хриплый голос мгновенно вырвал Джеймса из мира сновидений и, дернувшись от неожиданности, он чуть не упал на пол. — Эй, не надо так убиваться... Ты ж так не убьешься...

— Хаус! — Уилсон встал и подошел к кровати больного. — Вижу, тебе уже совсем хорошо.

— Совсем хорошо мне будет, когда у меня башка прекратит гудеть как рой пчел и когда я свалю отсюда, — Хаус раздраженно откинул одеяло и попытался подняться из лежачего положения.

— Эй-эй, — Уилсон придержал друга за плечи и вернул на место. — Хватит с тебя уже безумств на эти сутки. Ты будешь лежать столько, сколько тебе скажет твой врач.

— Я сам себе врач, — буркнул Грег, но послушался и лег, затем, почувствовав повязку на голове, пощупал ее и спросил: — Там что?

— Тебе повезло, что не трепанация. Отделался легким испугом, можно считать. И ногу зашили наилучшим образом, — сказал Уилсон, кивнув на ноги Хауса.

И вот только сейчас Грег вдруг осознал, что не чувствует боли в ноге. Нет, не так. Хаус осознал, что не чувствует ногу вообще. Очевидно, лицо его перекосилось настолько, что Уилсон не на шутку испугался.

— Что? Что случилось? — тут же потребовал он объяснений.

Хаус схватился обеими руками за правую ногу и заорал:

— Что эти мясники наделали?! Я не чувствую ногу!

В считанные минуты в палате уже была вся команда Хауса, и самым первым предположением нынешнему состоянию пациента стала возможность образования тромба или гематомы в голове. Хаус тут же был доставлен в радиологическое отделение для проведения МРТ с контрастным веществом. Сам бы диагност не взялся за свое дело — все оказалось банально просто: от удара балкой в мозгу образовалась гематома, которая стала давить на двигательный центр, в результате чего возник паралич правой ноги.

***

С трудом уснув только под утро, Кадди проснулась очень скоро, потому что у Рейчел, в отличие от взрослых, все было в порядке, и вставала она вместе с солнцем. Обнаружив рядом маму, девочка тут же подползла к ней поближе и принялась целовать в лицо, громко сообщая, что уже рассвело и пора вставать. Первой мыслью Кадди, когда она открыла глаза, было отнюдь не «доброе утро, деточка», а «как там Хаус?» Сейчас, когда гнев уже поутих, а ярость потускнела, Лиза была в состоянии рассуждать более хладнокровно и непредвзято, и поэтому ее не покидала мысль о том, что при всей своей неординарности, циничности, способности на безумия и прочих недостатках, Хаус всё-таки любил ее — это она знала точно, была уверена в этом на все сто. От злости он мог совершить что-то из разряда мелкой пакости или хулиганства — разбить окно или просто как-то напугать, или может быть сотворить что-то с собой, надеясь на то, что ее замучит совесть, но он всё-таки не стал бы умышленно рушить ее дом. Должна была быть какая-то причина. Какая-то другая причина и посерьезнее, чем ревность...

Решив, что для начала нужно позвонить Уилсону и спросить о состоянии Хауса, Лиза поднялась с постели, но Рейчел, конечно же, перебила все планы, тут же потащив маму на кухню с криками «хочу кушаааать!». На кухне обнаружилась Джулия, которая уже готовила завтрак для своих «спиногрызов» и поэтому звонок Уилсону снова пришлось отложить. Свободное время, наконец, появилось ближе к ланчу, когда дети Джулии были в школе, а Марина забрала Рейчел в парк. Взяв оставленный в спальне телефон, Кадди набрала номер Уилсона. На первый вызов тот не ответил, и в голову Кадди снова начали лезть мысли о самом страшном, поэтому, когда Джеймс , наконец, поднял трубку, ей пришлось сначала взять себя в руки, чтобы голос не дрогнул.

— Привет, — поздоровалась она. — Прости, я вчера не отвечала...

— Все в порядке, Кадди, я понимаю, — ответил Уилсон и, не дожидаясь ее вопроса, сказал: — Хаусу сейчас делают вторую операцию.

— Вторую?! — Лиза от неожиданности и волнения сжала в ладони телефон так, что побелели костяшки пальцев. — Что произошло?

— У него... у него парализовало больную ногу, — ответил Уилсон и, желая хоть немного успокоить Кадди, быстро продолжил: — Ребята обнаружили у него гематому в голове, которая давит на двигательный центр. Сейчас ее убирают. Он будет в порядке.

Кадди молчала несколько секунд, убеждая себя, что нужно успокоиться, потому что команда Хауса знает свое дело и им можно доверять, а потом спросила:

— Уилсон... ты говорил с ним, когда он пришел в себя? Он тебе что-то рассказывал?

— Нет, — с сожалением ответил Джеймс. — Мы не успели поговорить... Минут через пять, как он очнулся, он обнаружил, что не чувствует ногу, так что нам было не до разговоров уже.

— Понятно, — Кадди ходила туда-сюда по комнате, будучи не в состоянии сидеть на одном месте. — Я сейчас приеду. Надо поговорить...

— Операция только началась, так что поговорить... — начал Джеймс, но Лиза его перебила:

— Да нет, я сначала хочу поговорить с тобой. Скоро буду. До встречи.

— До встречи, — попрощался Уилсон и задумчиво пошел в свой кабинет, размышляя о том, что же может спросить у него Кадди и — что гораздо важнее — что ему следует отвечать. Через пятнадцать минут после окончания разговора он всё ещё проигрывал в голове различные варианты разговора, как вдруг его размышления прервал входящий звонок на мобильном. Звонящей оказалась Лиза, которая сообщила, что только что ей позвонили из страховой компании и сказали, что хотят приехать, чтобы оценить ущерб, нанесенный дому и уладить все формальности, связанные со страховкой. Пообещав отделаться от них как можно быстрее и сразу приехать, Кадди сбросила звонок, а Уилсон отправился ждать возвращения Хауса из операционной.

Добавлено (25.01.2012, 11:20)
---------------------------------------------
***

Вторую операцию Грегори Хаус перенес благополучно. Очнувшись от наркоза и удивительно быстро придя в себя, он тут же схватился за покалеченную ногу и с облегчением почувствовал боль от прикосновения к свежим швам. Голова по-прежнему гудела, сейчас, наверное, даже еще больше, но это всё мелочи, потому что нога тоже болела и впервые в жизни он был этому рад. Он знал, что пройдет день, и он снова начнет проклинать эту сросшуюся с ним намертво боль, но сознание того, что вместе с исчезнувшей болью могла исчезнуть и возможность свободно — пусть и относительно — передвигаться, превращало самую страшную кару в благословение.

Долго оставаться наедине со своей радостью Хаусу не пришлось — в палату вошел Уилсон c кофе в руке.

— О! Кофейку мне принес? Спасибо! — как ни в чем не бывало сказал Хаус, пытаясь дотянуться до стаканчика. — Надо было еще и сэндвич захватить, а то я страшно есть хочу.

— Полегче, Хаус! — Уилсон отодвинул кофе в сторону и тоном строгого учителя проговорил: — Во-первых, это мой кофе, а во-вторых, тебе вообще сейчас ничего нельзя. Как будто ты не знаешь...

— Ладно-ладно, я тебе припомню! — погрозил Хаус и театрально надулся. — Вот будешь ты умирать от жажды на больничной койке...

— Хватит юродствовать, — отрезал Уилсон. — Нога как?

— Нормально нога. Болит, — буркнул Грег. — Как обычно...

Уилсон кивнул, улыбнулся одними губами — получилось неискренне. Оно и не мудрено, потому что думал он сейчас о том, как поговорить с Хаусом о произошедшем. Решив, что лучший способ — рубить с плеча, Джеймс спросил:

— Хаус, я тебе хочу задать один вопрос...

— Если это о Бермудском треугольнике в холодильнике, где пропадают твои обеды, то я ничего не знаю, — Хаус состроил невинную мину.

Уилсон проигнорировал шутку друга и продолжил:

— Скажи мне, что произошло вчера у Кадди?

Хаус мгновенно посерьезнел. Он хотел отшутиться и на эту тему, но при воспоминании о Кадди, ее новоиспеченном кавалере и их семейной идилии ему меньше всего хотелось балагурить. Тем не менее...

— А что такого произошло? — он пожал плечами. — Кадди давно пора было делать ремонт в столовой, так что как раз есть повод...

— Хаус! Как ты так можешь?! — недоумевал Уилсон. — Ты снес ей полдома и хочешь сказать, что всё это было сделано умышленно?!

— Я что-то не понимаю твоего удивления, — Хаусу стоило огромных усилий продолжать изображать из себя бессердечную сволочь. Почему-то теперь это было сложнее, чем обычно. Вероятно, сказывалось действие наркоза, а может быть, была и другая причина... — Ты же сам мне посоветовал дать волю чувствам, так что я следовал исключительно твоему совету.

Услышав это, Уилсон стал похож на рыбу, выброшенную на берег — его рот открывался, но сказать он не мог ни слова. Когда, наконец, дар речи к нему вернулся, он продолжил:

— То есть, ты хочешь сказать, что во всем случившемся виноват я? Или может быть, Кадди? Или может быть, еще кто-то?

— Ну... — протянул Хаус. — Если тебе станет легче, можете с Кадди разделить вину пополам.

— Да ты понимаешь вообще, что ты говоришь?! Ты понимаешь, что произошло?! Это же безумие!!! Могли погибнуть люди! Ты вон себя чуть не угробил! Еще бы сантиметр в сторону, и ты лежал бы сейчас отнюдь не в теплой постели!

Хаус слушал увещевания друга, прекрасно понимая, что каждое его слово — святая истина, что он прав на все сто, но он не мог сознаться, что всему виной стала его чертова нога. Не мог признаться в своей слабости, в том, что он калека. Не хотел, чтобы его опять жалели.

— Знаешь, Уилсон, ты прав, — Хаус склонил голову на бок, как бы задумываясь, и мечтательно прищурился, — еще бы сантиметр в сторону, и я бы в самом деле лежал сейчас не на постели, а на жарком пляже где-нибудь в Калифорнии.

— Хаус, ты... — начал было Джеймс, но на лице Грега отражались насмешка, издевка и совершеннейший цинизм, поэтому Уилсон не мог сделать ничего, кроме как развести руками, растерянно помотать головой и удалиться, потому что на это ему больше возразить было нечего.

***

Хаус был рад, что друг ушел. Пусть даже и на такой ноте закончился их разговор. Сейчас он не хотел обсуждать причины случившегося. Ни с кем. Даже с Уилсоном. Он не мог признаться, что сцена, увиденная им в окне, оказалась для него еще больнее, чем уход Кадди. Он не мог признаться, что ему больно от ее лжи. Он не мог признаться, что в какой-то момент хотел потерять сознание и больше никогда не очнуться. Он не мог признаться, что когда его любовь, наконец, взяла верх и разбудила здравый смысл, он не сумел ничего сделать из-за судороги в проклятой ноге. Он не мог в этом признаться кому-то... Достаточно, что он признался в этом себе, что тоже было непросто. Поэтому теперь ему оставалось только лежать, оправляться от операции и молить Бога, в которого он не верил, чтобы Кадди смогла его простить за это, особенно после того, что он только что наговорил Уилсону. Он уже не надеялся, что она примет его обратно, но честно признался себе, что ему необходимо ее прощение.

За этими мыслями Грегори Хауса застал Морфей и неспешно увел в свое царство. Неожиданно для себя Хаус очутился на песчаном пляже. Он сидел на бревне, облокотившись спиной на длинный сук, торчавший вверх, и смотрел в синюю даль. Вдруг на его плече появился ангел с до боли знакомым лицом, в котором через пару секунд Грег узнал себя.

— Грег, ах, Грег, — укоризненно проговорил ангел, сложив у груди руки и качая головой. — Как же ты так можешь? Зачем ты лжешь своему другу? Зачем не рассказываешь правду? Какая бы она ни была, правда — самое лучшее в любой ситуации.

— Сгинь... — буркнул Хаус, махнув рукой над плечом.

Ангел исчез, но только чтобы через мгновение снова появиться и тихо, но требовательно заговорить:

— Грег, пойди сейчас же к Лизе и объяснись, скажи, что в том, что случилось, нет твоей вины...

— Ага! Конечно! Нет его вины! — донесся ехидно смеющийся голосок с другого плеча. Хаус повернул голову — на плече сидел чертик с таким же знакомым лицом. Чертик подмигнул своему подопечному и продолжил: — Конечно, он во всем виноват! Разве он просто так в этот дом зарулил, а? Еще чего! Возненавидел и того чувака, и эту Лизу свою и решил камня на камне не оставить! Молодец, мужик!

— А ну-ка прекрати сейчас же! — ангел позволил себе даже чуть повысить голос, и Хаус тут же переключил внимание на него. — Ты же прекрасно знаешь, что Грег одумался! Он все понял вовремя и уже хотел нажать на тормоза, раскаявшись в своих дурных намерениях, но его ногу скрутила судорога. Твоя, наверное, работа, нечистый!

— Очень надо! — обиженно отвел глаза черт. — Нога сама по себе, я — сам по себе. А Грег сделал то, что должен был сделать! Так что теперь нужно быстро хватать ноги в руки и мотать куда-нибудь подальше, пока не пришлось ремонт оплачивать. Да, Грег? Давай мотанем в Вегас,а? Покутим там, девочек полапаем, ширнемся... Красота! А они тут пусть разбираются сами!

Хаус хотел было что-то возразить, но снова вмешался ангел и требовательным тоном заявил:

— Нет, Грег, ты сейчас же пойдешь к Лизе и все объяснишь! Если не поверит — докажешь. Ты знаешь, как. Так будет лучше. Ведь ты ее любишь, ты сам это знаешь, поэтому тебе просто необходимо ее прощение. А она тебя простит, потому что она тебя тоже любит, и если ты по какой-то причине в этом сомневаешься, уверяю тебя, что это так.

— Какое, к дьяволу, прощение? — снова заорал рогатый на другом плече.

— Не смей при мне это слово произносить! Достаточно твоего присутствия! — возмутился ангел.

— Да идите вы оба откуда пришли!! — не выдержал Хаус и, резко поднявшись, заставил обоих персонажей раствориться в воздухе, после чего медленно пошел вдоль кромки воды, погрузившись в собственные мысли.

***

Лиза Кадди появилась в больнице ближе к вечеру и тут же отправилась в кабинет к Уилсону, надеясь найти его именно там, потому что знала, что в палате Хауса она точно не сможет поговорить с Джеймсом. Постучав, она открыла дверь и вошла.

— Привет... — тихо сказала она, чем вырвала Уилсона из глубокой задумчивости.

— А... привет... — он тряхнул головой и сел ровнее, но больше ничего не говорил и даже не смотрел на Кадди.

Та мгновенно поняла, что что-то не так, встала напротив друга и мягко, но настойчиво потребовала объяснений:

— Уилсон, что тут случилось за это время? Почему ты в таком состоянии?

Джеймс не знал, как ей передать его разговор с Хаусом, потому что он сам не хотел верить в то, что услышал пару часов назад, но, понимая, что деваться некуда, он встал из-за стола, подошел к Кадди, взял ее за руку и, усадив на диван, сел рядом.

— Уилсон, — настороженным голосом проговорила Кадди, не на шутку разволновавшись, — мне очень не нравятся эти твои действия. Хаусу хуже? Говори!

Мужчина вздохнул, потер ладонью лицо, чтобы выторговать еще пару секунд размышлений, после чего сказал:

— Лиза... Мне кажется, Хаус совсем плох, — он многозначительно коснулся пальцем виска. У Лизы округлились глаза, а Джеймс продолжил: — Он мне заявил, что ничуть не жалеет, что въехал в твою гостиную, отшутился, что тебе давно пора делать ремонт и вообще вел себя как классическая циничная сволочь. Это было слишком даже для Хауса, каким мы его всегда знали. Я боюсь, что он слишком долго держал все в себе, а потом увидел тебя с твоим другом и... окончательно... съехал с катушек...

Кадди молча покачала головой, встала и подошла к окну, где простояла с минуту, затем развернулась на каблуках, вернулась обратно к дивану и, сев напротив Уилсона, закусила губу.

Она будто бы