Род-Айленд

«Я не против, когда меня приглашают на яхту, потому что люблю ничего не делать, потягивая вино».

Вклинившийся между Массачусетсом и Коннектикутом, будучи самым-самым маленьким штатом, с якорем на гербе, и с прозвищем «Океанский штат», Род-Айленд даёт понять, что тут к морским делам относятся серьёзно…

Вдоль побережья

Начиная с середины 19 века, состоятельные фермеры с юга принялись строить себе летние резиденции вдоль вершин утёсов Ньюпорта, в которых можно было переждать удушливое южное лето, наслаждаясь лёгким освежающим бризом, приходящим с Атлантики. За несколько десятков лет богатые северяне сколотили себе состояния подобно тому, как это сделали Вандербильты и Асторы, достигшие в Позолоченный век* высот своего немыслимого богатства, всеобъемлющего процветания и головокружительного могущества. В действительности эти летние резиденции представляли собой огромные особняки, численность комнат в которых порой достигала семидесяти. Они задумывались как убежища на пару месяцев в году, но всё в их облике кричало о непомерном богатстве и несокрушимом положении, которые дельцы-промышленники послевоенной Америки приобрели в столь короткий срок. Полагаю, не ошибусь, если скажу, что никогда в истории предпринимательства деньги не делались так быстро и такой небольшой кучкой людей.

Сегодня прогулка по побережью вдоль Авеню Белльвью является местом паломничества многих туристов. Большинство из грандиозных особняков обитаемы и имеют владельцев, но не в лице потомков построивших их фермеров, а в лице некоммерческих организаций вроде Общества защиты особняков Ньюпорта, цель которых – сохранение этих исполинских фантазий от обветшания и разрушения.

Однако на Авеню Белльвью проживают и несколько доживших до наших дней наследников первоначальных владельцев, и мне посчастливилось попить чаю с одной из них – с великой Отси Чарльз, удивительной всеми уважаемой дамой старой закалки, страдающей от нервного тика. Самым первым президентом США, с которым ей довелось встретиться, был Франклин Рузвельт, а позже она присутствовала на свадьбе Джона Кеннеди и Жаклин Бувье. Её рассказы – впечатляющий калейдоскоп событий из жизни знатных американских семей – Хью Очинклосса, Дорис Дюк, Асторов, Меллонов, Радзивиллов, их званых приёмов и распрей, браков и разводов, скандалов и споров о наследстве:

«Она была из рода Ван Алленов, и это, конечно, существенно меняло дело… Банни Меллон и Си Зи Гест, естественно, были там… Один бог знает, что он в ней нашёл, у неё было максимум двести миллионов, которые в наши дни… она вышла замуж за герцога Мальборо. Ужасная ошибка, мы все знали, что нельзя так…» Всё это Отси рассказывала с роскошным старомодным акцентом потомственной южанки, с изящной неспешностью, которая так присуща богатым аристократам во всём мире.

«Не могу передать, какими великолепными кажутся сейчас даже самые отвратительные из них».

«И всё было действительно очень официально?»

«Ну, каждый вечер мы одевались к ужину, и во всех домах был полный штат прислуги. Красавцы лакеи в изумительных ливреях. Безусловно, мы никогда не имели дел с кем-то вроде вас…» Отси поморщила свой нос с нескрываемым отвращением к съёмочной группе, одетой в стандартные замусоленные спецовки – шорты, футболки и сандалии. «А ведь мужская шея может быть настоящим произведением искусства», – неожиданно сказала она. «Ваша, например», – указала она на звукооператора, – «Имеет все данные. Даже ваша, дорогой», – повернулась она ко мне, – «Хотя у вас она несколько великовата».

От чая мы быстро перешли к бордо, которое подал преданный семье дворецкий. В его обязанности также входило возить хозяйку по усадьбе на гольф-карте. И даже сидя в этом совершенно нелепом транспортном средстве, Отси умудрялась сохранять такое выражение лица и такое чувство собственного достоинства, как будто она восседала на сказочном восточном паланкине. Мы шли рядом ней по направлению к большому особняку – домику для шофера, который больше не использовался по назначению. Отси заполнила его картинами, мебелью и изысканными безделушками, превратив красивое большое здание в своего рода произведение искусства. «Край земли» – так он назывался – был построен писательницей Эдит Уортон, величайшим летописцем Позолоченного Века, а Отси подарила его дочери Виктории и её мужу Джо.

Немного позолоты, возможно, сошло с Века, и немного добавилось, но, на мой взгляд, блеска ему всё еще хватало.

Под парусом

В стороне от ошеломляющего, сногсшибательного, душераздирающего богатства, выставленного на показ вдоль побережья, есть потрясающий тип людей, которые тихо и элегантно процветают в Ньюпорте. Это прекрасное место для хождения под парусом, и вот уже более ста лет здесь проводятся парусные соревнования и регаты.

Самый престижный приз в парусных соревнованиях – это, конечно, Кубок Америки – старейший действующий приз в международном спорте, великая мечта, Святой Грааль, Единственный и Неповторимый. Британская Королевская Яхтенная Эскадра, расположенная в Кауссе, на острове Уайт, предложила его в качестве приза в 1851-м году. Кубок был выигран яхтой «Америка», таким образом получив своё имя (хотя его так могли назвать и из-за того, что долгое время с завидным постоянством в регате побеждали исключительно яхты из США).

Чудовищные состояния тратились в погоне за Кубком, и спустя 132 года он всё ещё остаётся в Америке, в основном – в Ньюпорте. Бедная Британия, это великое морское государство, владычица морей, она выигрывала Кубок ровным счётом ни разу. США владели этим кубком дольше всех за всю его историю, он стал подтверждением выдающегося американского искусства навигации, морской находчивости, мореходных инженерных способностей и сбивающих с курса чёртовых денег.

Большинство согласятся, что период расцвета Кубка Америки пришёлся на 40-60-е годы – время класса 12-метровых яхт. В 1962-м в гонке, за которой наблюдали Президент Кеннеди и его супруга, со счётом 4:1 победила грациозная Уэзерли. Благодаря её победе, Кубок снова остался в Ньюпорте, который он не покидал с 1930-го года, и где он оставался вплоть до 1983-го года, когда полосу побед американцев прервал австралиец Алан Бонд. Сейчас Уэзерли – одна из всего лишь трёх сохранившихся деревянных яхт в мире, защищавших честь Америки, и единственная, которая была построена не специально к соревнованиям. И она прекрасна. «Она замечательная!», – как сказала Грейс Келли о своей яхте в фильме «Высшее общество» (который снимался, конечно же, в Род-Айленде). Уэзерли и сейчас так же замечательна и легка в управлении, как и в 1962-м. Сейчас она принадлежит Джорджу Хиллу и Герберту Маршаллу, которым удаётся содержать её в отличном гоночном состоянии и делать деньги, сдавая её напрокат.

Джордж, ухоженный, подтянутый мужчина 50-ти лет, с белыми волосами и худым обветренным лицом смотрит, как я карабкаюсь на яхту, встаю на ноги, наворачиваюсь о какую-то торчащую штуковину, которой тут просто не место, снова поднимаюсь, и снова валюсь на палубу, хватая ртом воздух.

«Добро пожаловать на борт, сэр» – говорит Джордж.
Команда из трёх босых проворных девиц и одного юнца вяжут узлы пальцами ног, тянут лебёдки и без особых усилий превосходят моделей Томми Хилфигера и Ральфа Лорена** по красоте и грациозности. Через пару минут плавания поднимаются паруса и отпускаются канаты, и мы отправляемся в путь. Я захватываю позицию рядом с Джорджем, который рулит штурвалом и выкрикивает таинственные и непостижимые команды.

Это настоящее плавание! Энергия, скорость и восторг, которые трудно передать! Я всегда был большим трусом во всём, что касалось спорта, и плавание на яхте не было исключением. Мне орали: «Берегись!», я уворачивался, когда громадный брус с парусом внезапно менял направление, так и норовя треснуть меня по голове, моментально выгибался, даже не понимая, что происходит, словечки типа «галс», «кливер», «шкот», «кнехт» летели в меня… всё это было знакомо мне с детства, я вырос в морском графстве вроде Норфолка и давным-давно решил, что морское дело – это для кого угодно, но только не для меня. Но я не против, когда меня приглашают на яхту, потому что люблю ничего не делать, потягивая вино.
У Джорджа на этот счёт было другое мнение. Раз уж я ступил на борт Уэзерли, всё должно быть по-настоящему. Он был очень добр и, не слушая моих возражений, уступил мне штурвал.

«Вы сдуваетесь», – сказал Джордж.

«Ну, вы знаете, на самом деле меня радуют это голубое небо и бодрящий…»

«Я не про вас, а про парус. Парус висит. Направьте яхту по ветру, и держите штурвал по курсу».

«А, ну да. Вас понял».
Джордж гордится тем, что он с Род-Айленда.

«Большинство американцев знают Род-Айленд только из-за его размера», – говорит он, – «Все эти истории вроде “На северном полюсе откололся айсберг размером больше, чем Род-Айленд” или “Такой-то такой-то купил ранчо больше, чем Род-Айленд”… Попробуйте поднять парус немного выше. Поймайте ветер, и немного подтяните… Да-да, вот так, выше не надо. Ведь Род-Айлендская хартия 1663-го – удивительный документ! В ней содержатся все положения о свободе речи и свободе вероисповедания, которые… Вы снова сдуваетесь. Когда она вот так заваливается, просто выравнивайте её».

Удивительно, но мне всё это нравилось! Я правда был в восторге! Я бы даже сказал, что это был один из самых лучших дней из всех 18330-ти, прожитых мною на этой безумной и неотразимо прекрасной планете.

Скорость, послушность и поразительная энергия пленили меня. Восхитительный день! Ньюпортский пролив и залив Наррагансетт искрились, блестели, мерцали и сверкали, величественные мосты и береговые знаки Ньюпорта сияли в чистом, ясном свете.

Только совсем мрачный и угрюмый человек не был бы очарован, опьянён, приведён в трепет до кончиков шнурков своих кроссовок этой сказочной (и сказочно дорогой!) прогулкой на яхте!

Прощай, Род-Айленд. Прощай, угасающая вера в то, что Америка может быть бесклассовым обществом… И при мысли об этом я сдуваюсь.

* Gilded Age "Позолоченный век" – саркастическое название периода с конца Гражданской войны в 1865 году до 1880 года, для которого были характерны быстрое обогащение некоторых слоев населения, коррупция в сфере политики и бизнеса, легкие нравы (по названию одноименного романа М. Твена и Ч. Уорнера).

** Томми Хилфигер и Ральф Лорен – американские дизайнеры, создавшие одни из самых известных мировых брендов одежды и обуви.

«ЧУВСТВУЮ, ЧТО НАПРАВЛЯЮСЬ ПРЯМИКОМ В АД…»

Не покривлю душой, если назову Нью-Джерси американским Эссексом. Над джерсийскими юношами и девушками вечно издеваются, слагая шутки и куплеты об их туповатости, неотёсанности, вульгарности и половой распущенности. Сложно не заметить, что большая часть территории штата, особенно, у границы, по берегу Гудзона, да и вид со стороны реки на Манхэттен, представляют собой индустриальный кошмар. Джерси-Сити, Ньюарк, Брансвик, Элизабет, их чадящие химзаводы являются источником не только великого процветания, но также и чертовски негативного имиджа. Он может сколько угодно именовать себя "Штатом садов", однако красоты Принстона и побережья не компенсируют того, что весь остальной Джерси здорово смахивает на свалку. Начиная Ньюпортом, Род-Айленд, и далее – культурно и демографически.

Моё такси и я следуем в город, который вбил собственные гвозди в гроб надежды всего Джерси на очищение репутации. Атлантик-Сити.

Город этот, расположенный на берегу океана, на юге штата, был знаменит своей дощатой набережной, протяжённостью в целых 7 миль, ещё в девятнадцатом столетии. До Второй мировой войны он считался одним из наиболее успешных курортов Америки, однако после неё пришёл в упадок. В 1976 году горожане, уже отчаявшись поправить дела, проголосовали за легализацию игорного бизнеса. Двумя годами позже здесь открылось первое казино на востоке США. Так Атлантик-Сити стал второй после Лас-Вегаса сточной дырой, в которую стремительно утекают деньги удачливых и не очень игроков со всего мира.
Чувствую, что направляюсь прямиком в ад…

ТРАМПЕРИЯ

Погода не радует: тяжелое фиолетовое небо нависает над серыми водами Атлантики, а набегающие волны оставляют на песке полоску грязноватой пены и разбухшего мусора. У причала тоже неуютно – щиты, расхваливающие "Развлечения" и "Семейные поездки" лязгают и звенят от резких порывов ветра, неработающее колесо обозрения сиротливо поскрипывает. Пенопластовые стаканчики из-под кофе и коробки от бургеров, гонимые ветром по безлюдной набережной, представляются урбанистическим восточным аналогом мифических перекати-поля и полыни Дикого запада. Вокруг высятся громады отелей и развлекательных центров, внешний вид которых откровенно свидетельствует о собственном пиковом интересе застройщиков.

Как славно было бы, если б эта облезлая обитель «Монополии», не оставляющая гостю иного выбора времяпрепровождения, в один прекрасный день оказалась поглощённой морской пучиной. Ан нет – проклятая Геенна стоит, как стояла, ни капли не стыдясь своего фальшивого богатства и дешёвого шика. От всего этого жлобства хочется бежать, сломя голову и зажав рот рукой.

Но, увы, – я должен храбро ступить в самый оплот суеты и дурновкусия… Тадж-Махал Трампа. Да за одно только использование названия мавзолея Агры, бесценнейшего из чудес света, Дональда Трампа следует раздеть донага и затравить скорпионами прямо на знаменитой набережной. Это выглядит так, словно гигантская жаба надругалась над бабочкой!

Я не враг застройщиков по сути своей. Согласен, что люди должны делать деньги на разработке и развитии проектов, и понимаю, что пока будет спрос на казино, их будут строить. Я бы мог простить Трампу его тщеславие, сомнительные сделки и финансовую эквилибристику, даже его причёску – если бы всё, что он делает, не обладало бы таким отравляюще-жутким привкусом, фальшивым блеском, дутым величием, циничной вульгарностью. В конце концов, заведения Лас-Вегаса тоже нелепы, но они хоть чем-то радуют, и умничать на их счёт… короче, Стивен. Иди давай.

Автоматические двери из черного дымчатого стекла с шипением открываются и впускают меня внутрь. Отсюда набережная Атлантик-Сити выглядит ещё более неприглядной. Кажется, что вид из окна портят умышленно, чтобы людям не хотелось выходить наружу. Всё, что вам нужно, внутри: мини-улочки с кофейнями «Старбакс», киоски с бургерами, есть даже магазин, который Дональд Трамп посвятил исключительно своей персоне. Его стены исписаны цитатами из этого великого человека: «Если вам всё равно приходиться думать, то почему не думать по-крупному?» и прочими утешительными и блестящими истинами, обогащающими и питающими голодные людские души. Всё, что продаётся здесь, выполнено в «люксовом» стиле и смахивает на моду Пьера Кардена образца 1980-х – тонкие узкие пояса из блестящей кожи, блокноты, запонки, какие-то неопознанные предметы из красного дерева и латуни. И ничего, чем я не постыдился бы обладать. Вообще ничего. И оставаться здесь даже на минуту не хочу.

Наверное, у меня просто плохое настроение.

Наверху главной лестницы, которая ведёт в игральный зал, меня встречает леди, отвечающая за связи с общественностью. Это она договорилась, чтобы меня обучили премудростям профессии дилера в карточной игре блэкджек. Она весела, обаятельна и, похоже, любит свою работу.

– Искренне рада видеть Вас в нашем заведении. Что я могу сделать, чтобы этот визит доставил Вам максимум удовольствия?

С моей стороны было бы неблагодарно попросить огнемёт и базуку, так что оскаливаюсь в подобии улыбки и следую вместе с ней за кулисы, в комнаты для персонала.

ДИЛЕР-ПРАКТИКАНТ ФРАЙ

Мы путешествуем вниз – лифтом, по лестнице, через бессчетное количество коридоров, пока не оказываемся в помещении, где хранится униформа. Тысячи и тысячи мундиров висят на рельсе, который пробуждается к жизни нажатием кнопки. Они напоминают человеческие силуэты, движущиеся по огромному замкнутому кругу, колышущиеся, словно зомби в глупом и зловещем шоу, очень похожие на игроков вверху: те же механические движения – энергичные, но безжизненные.

Мне подобрали сорочку цвета сливочного масла (новая цветовая линия, недавно сменившая «гранатовую», не совсем пока вышедшую из употребления) и странную чёрную штуку, отделанную золотом, которую следует надевать на талию. На то место, где у меня висел бы кошель, если б я был официантом в австрийском кафе. Табличка на груди возвещает миру, что я «Стивен Фрай, практикант». Блэкджек здесь именуют Би-Джи, без тени юмора и даже безо всякой ссылки на то, что в обычном мире эта аббревиатура имеет совершенно другое значение *. В качестве наставницы, мне досталась девица по имени Келли, которая тут же взялась за меня со всей строгостью. Я умею играть в блэкджек и всегда полагал, что неплохо управляюсь с карточной колодой. Но раздражительность и высокомерное удивление Келли, вызванные моей неспособностью разобраться с выплатой страховки три к двум клиенту в случае сдачи тузов дилеру, использованием правой руки вместо левой при сборе денег с левого края стола, медлительностью при подсчёте выигрыша… Кажется, она умышленно делает всё, чтобы я чувствовал себя ещё более неуклюжим, чем обычно. В результате всё, в прямом смысле этого слова, валится у меня из рук.

Шлёп.
– Нет, нет. Вы делаете неправильно!
– Простите, но…
– Никаких «но», никаких «простите». Ничего сложного!

К тому времени как меня допустят к живым игрокам, жар, волнение и трепет окончательно лишат меня остатков соображения. А Келли, ни дать, ни взять вьетнамская паромщица, будет молча наблюдать, утону я или выплыву.

Наконец, после череды ошибок, на которые любезно указывает бывалая профессионалка, сидящая напротив меня, я начинаю кое-что усваивать…

Над моей головой сверкает одна из немецких хрустальных люстр, ценой в 250 тысяч долларов. На них Трамп потратил в общей сложности 14 миллионов, чем страшно гордится. Каждая из люстр состоит из 245 тысяч кусочков, а монтируют эти светочи тщеславия по 20 часов.

На поставку сюда отделочного материала Североитальянский мраморный карьер работал целых два года. Мрамором, из которого Микеланджело ваял свои скульптуры, отделаны фойе отеля, гостевые комнаты, казино, коридоры, места общественного пользования. Да, круто, наверное, украсить казино мрамором, который выбрал сам Микеланджело. С другой стороны, английский был языком Шекспира, но это не возвышает, скажем, это предложение, над прочей посредственностью. И поверьте мне, общего между творениями Микеланджело и Тадж-Махалом Трампа только то, что и в том, и в другом названии содержится буква «М».

На форму и экипировку для более чем 6 тысяч работников, включая и мою жёлтую сорочку, потрачено 4 миллиона!

В 4,5 раза больше стали, чем в Эйфелевой башне!
Если сложить вместе все сваи, на которых стоит здание, то можно будет проложить 62-мильный путь из Атлантик-Сити до Филадельфии!

Мощности кондиционеров развлекательного центра Казино Тадж-Махал Трампа хватит, чтобы охладить 4 тысячи домов!

Кажется, это нездоровое бахвальство говорит лишь об одном: «Наше казино швыряется деньгами». Они горды тем, что могут позволить себе потратить четверть миллиона на каждую люстру? Так откуда же берутся эти деньги –спросим мы. От сдачи в аренду сети «Старбакс» торговой площади? От продажи патентованных кожаных ремней и ониксовых письменных приборов? Нет, от того что игра прибыльна! Заведение выигрывает, клиент проигрывает. Это очевидно, ибо таков безжалостный математический факт.

Скотобойня может быть сделана и из мрамора, но от этого она не перестанет быть местом, где бедных цыплят ощипывают, сдирают с них кожу и потрошат.

Но это же весело, Стиви! Это игра. Люди хотят играть, не будь таким Савонаролой.**

И правда, что это я завёлся? Я ведь получил удовольствие, попробовав себя на дилерском поприще.

Люди, которые стояли передо мной – совершеннолетние. Они знали, что делают. Так с какой радости мне портить им всю малину?

И всё же, я покидаю это место с нескрываемым удовольствием. Атлантик-Сити остался позади, и я уверен, что ни за что не вернусь сюда.

На юг едем мы, я и такси. Туда, где Кэйп-Мэй и Дэлавер-Бэй.

* Бакалавр журналистики
** Итальянский церковный и общественный деятель, XV ст., чрезмерно ратовавший за общественную нравственность. В своих проповедях призывал, в частности, отрезать языки святотатцам, наказывать огромными штрафами азартных игроков, а развратников и гомосексуалистов – сжигать на костре живьём.

Пенсильвания – единственный штат, получивший свое название в честь выдающейся личности. Ну, конечно, кроме Вашингтона. И Нью-Йорка, ведь этот штат назван не в честь города Йорк, а в честь Джеймса, герцога Йоркского. Штаты Северная и Южная Каролина были названы в честь короля Карла I. А Вирджиния – в честь королевы-девственницы Елизаветы I¹ .

Мэриленд получил свое название в честь Генриетты Марии, жены Карла I… ладно-ладно. Выходит, что штатов, получивших свое название в честь великих людей, много, и Пенсильвания – один из них. Своим названием штат обязан квакеру ² Уильяму Пенну, основателю и управляющему самого крупного колониального штата в те времена. Хотя, технически, штат был назван в честь адмирала сэра Уильяма Пенна. Именно он одолжил Карлу II большую сумму денег и взамен получил права на земли к западу от реки Делавэр, которые он впоследствии отдал своему сыну. Сам адмирал не был квакером (нельзя быть квакером и иметь воинское звание одновременно) и был против того, чтобы его сын им был. Но Уильям младший был выдающимся человеком, который мужественно пережил всеобщее презрение, заключение в тюрьму и преследование его неортодоксальных пацифистских взглядов. Деньги семьи, благосклонность короля к его отцу и его собственные лидерские способности и ум помогли ему подчинить огромную территорию, где при демократической конституции автономия царила еще задолго до принятия декларации независимости.

Филадельфия (греч. братская любовь) – главный город штата, хоть и не его столица. Главными достопримечательностями города являются Зал независимости и знаменитый и, возможно, треснувший слишком рано Колокол свободы.

Несмотря на то, что Америка была освящена, если так можно выразиться (и скоро вы поймете, почему я выбрал именно это слово), 4 июля 1776 года в Филадельфии, когда Джон Хэнкок первым подписал декларацию независимости (в наши дни в американском английском John Hancock означает ничто иное как «подпись»), для меня и многих других людей Америка восстала и была освящена вновь «восемь десятков и семь лет»³ спустя на поле битвы в 225 километрах от Филадельфии, мимо которого я сейчас проезжаю под проливным дождем и густыми тучами.

Геттисберг

Как только я проезжаю знак, говорящий мне, что я уже в Геттисберге, погода тотчас меняется. Тучи рассеиваются, а ясное осеннее солнце освещает застывшие яркие листья на деревьях вокруг кладбища и отражает блики в лужах на моем пути.

Меня приветствует Авраам Линкольн. Но это всего лишь актер, историк и просто похожий на него человек по имени Джим. Джим сопровождает меня на кладбище, умудряясь оставаться в роли и делать это совершенно непринужденно.

До сих пор остается загадкой, как такая страна, родившаяся с высокими идеалами, гуманными взглядами, ясностью ума и просвещенностью как Америка к 1860-ым годам погрязла в самой кровавой войне за всю историю человечества. Ни одна война не была настолько изнуряющей и кровопролитной как американская гражданская война в 1861-1865гг.

Джим высказывает мнение, услышать которое можно только из уст историка, что война должна была произойти. В американской конституции, написанной высокопарным слогом и гласящей о стабильности и величии страны, ничего не упомянуто о том, какой Америка может стать в будущем. Большинство людей ассоциируют гражданскую войну с борьбой с рабовладельчеством. Но многие жители северных штатов, сражавшиеся ни на жизнь, а на смерть и щедро финансируемые главами штатов, сражались потому, что их лидеры-казначеи нашли в этом пользу. Они посмотрели на Британию, где промышленная революция привела к невероятному подъему страны, и на собственную страну с двумя экономиками – одна из которых держалась на рабстве – и поняли всю невыгодность положения. В странах Европы рабство было запрещено и они не торговали с Америкой – не столько из-за моральных противоречий, сколько из-за несогласия с тем, что владельцы плантаций ничего не получали. Север хотел создать условия для создания промышленного штата, где бы действовала экономика предпринимательства, и для этого пришлось бы силой избавиться от плантаций. Две Америки не могли сосуществовать вместе: сосед с рабовладельческой экономикой никогда бы не позволил Северу стать промышленным штатом. Так что, по сути это была промышленная и экономическая война. Как чаще всего и бывает. Разве нет? Как ни парадоксально, Британия – страна-метрополия с тиранией и отсталой монархией во многих отношениях была более современной и демократичной страной, чем Америка. Без какого-либо штата США, где залог демократии заключается в справедливости, Америка никогда не смогла бы настолько преуспеть, как Британия, ведь на кону было истинное значение демократии.

Джим говорит, что эта информация легла в основу знаменитой речи Авраама Линкольна.

Послание

В июле 1863 года в Геттисберге войска Союза одержали великую победу над армией Конфедерации под предводительством генерала Ли. В те времена эта победа считалась потенциальным решающим моментом. Потери в битве стали колоссальными и превысили число погибших в любой битве гражданской войны – более 50 тысяч человек было убито за два дня.

Было принято решение создать национальное кладбище и похоронить там погибших участников обеих сторон. Открытие кладбища было намечено на ноябрь и, буквально, в последнюю минуту президента Авраама Линкольна попросили произнести небольшую речь на церемонии. Главным же выступающим должен был быть Эдвард Эверетт.

Наступил день открытия, и речь Эверетта продолжалась два часа. После этого на ноги поднялся Линкольн, чтобы своим высоким голосом произнести послание, состоящее из десяти предложений. Когда он закончил, то вряд ли осознавал, что только что произнес одну из самых важных речей за всю историю, речь, которую американские школьники будут заучивать из поколения в поколение. Речь, последнее предложение которой настолько известно, что кто-то может посчитать его скучным клише. Я хочу вновь услышать эту речь. Как и следовало ожидать, Джим знает ее наизусть и устраивает мне эксклюзивное выступление:

«Восемь десятков и семь лет назад…», – голос Джима звонкий и пронзительный. Он стоит там же, где Линкольн произносил свою речь. Могилы уже слышали эти слова. – …наши отцы образовали на этом континенте новую нацию, зачатую в свободе и верящую в то, что все люди рождены равными.

Теперь мы ведем великую Гражданскую войну, подвергающую нашу нацию или любую другую нацию, таким же образом зачатую и исповедующую те же идеалы, испытанию на способность выстоять. Мы встречаемся сегодня на великом поле брани этой войны. Встречаемся, чтобы сделать его часть последним пристанищем для тех, кто отдал свою жизнь во имя того, чтобы наша нация смогла выжить. Со всех точек зрения это уместный и совершенно верный шаг.

Но в более широком смысле мы не можем посвящать, мы не можем благословлять, мы не можем почитать эту землю. Отважные люди, живые и мертвые, сражавшиеся здесь, уже совершили обряд такого посвящения, и не в наших слабых силах что-либо добавить или убавить. Мир едва ли заметит или запомнит надолго то, что мы здесь говорим, но он не сможет забыть того, что они совершили здесь. Скорее, это нам, живущим, следует посвятить себя завершению начатого ими дела, над которым трудились до нас с таким благородством те, кто сражался здесь. Скорее, это нам, живущим, следует посвятить себя великой задаче, все еще стоящей перед нами, — перенять у этих высокочтимых погибших еще большую приверженность тому делу, которому они в полной мере и до конца сохраняли верность, исполниться убежденностью, что они погибли не зря, что наша нация с Божьей помощью возродится в свободе и что власть народа волей народа и для народа не исчезнет с лица Земли».

К тому времени, как Джим заканчивает речь, у меня в глазах стоят слезы. Эта речь пронзительна сама по себе, но здесь, среди погребенных жертв в той самой земле, которую «мы не можем почитать», чувства обостряются. Джим берет шляпу и ровной походкой медленно удаляется; он направляется к группе школьников, чтобы дать им автограф.

«Возрождение нашей нации в свободе», описанное Линкольном, — это то, к чему, несмотря на весь ужас ситуации, привела гражданская война. Видит Бог, сколько боли, гонения и нетерпимости было после войны. Но взгляните на экономику Америки за 50 лет до начала войны и 50 лет после. Глядя на дома в Ньюпорте, построенные в «позолоченный век», я написал: «Никогда еще столь малому количеству людей не удавалось так быстро сделать так много денег». Династия Вандербилтов извлекли выгоду из гражданской войны больше, чем кто бы то ни было, но даже простой американский народ стал жить лучше. Прошло много, бесстыдно много времени прежде чем освобожденные рабы и их потомки смогли почувствовать «возрождение в свободе»; многие скажут, что этого до сих пор не произошло, но сложно поверить в то, что без гражданской войны Америка смогла бы стать самой могущественной и процветающей державой мира.

В американской системе, простой американской речи, надежде и идеализме этой разочаровывающей и противоречивой нации есть что-то такое, что до сих пор заставляет меня воспрянуть духом, а мое сердце подскочить в надежде и оптимизме. Если бы они еще умели делать чай.

¹ Virgin – девственный (англ.)
² Квакер – последователь протестантского религиозного течения, проповедующего пацифизм и благотворительность.
³ Цитата из самой известной речи Авраама Линкольна, называемой «Геттисбергским посланием».

Западная Виржиния.

«Я очутился в самом центре нигде, за сотню миль от края света».

Я вел свое такси вдоль грязных проселочных дорог и через леса в поисках легендарного нечто, которое кажется настолько важным символом Америки, что легко забыть, что в реальности оно существует как физический объект. Я искал Линию Мэйсон-Диксона.
Но вначале я пересек еще одну линию, это Восточный Континентальный раздел. Континентальный раздел - это кромка земли, которая отделяет два водных бассейна. Я действительно этого не знал, пока мне не объяснили. Мои познания в географии, как я уже сказал, трогательно неглубоки, поэтому простите мне, если я буду рассказывать очевидное. Чтобы быть полностью честным, я, на самом деле, не знал и что такое раздел, исключительно в смысле времени, после которого ты можешь благополучно сказать «сиськи» на национальном телевидении.

Мэйсон-Диксон
Я выглянул из окна машины. Волнующий пейзаж Аппалачей не казался чем-то особенным, кроме большого знака со стороны дороги: «Восточный Континентальный раздел». Любая капля воды, которая падает с восточной стороны упоминаемого мной раздела, в конечном счете, просочится в Атлантический океан, любая вода, что падает с западной стороны, попадет в Мексиканский залив. Дальше на запад проходит Великий континентальный раздел, на запад от которого вся вода впадает в Тихий океан, а на восток от которого – в Мексиканский залив, и таким образом, в действительности, в Атлантический. Я думаю, я прав. В любом случае, так у меня появилось настроение для разделительных линий.
В распространенном представлении Линия Мэйсон-Диксона разделяет Север и Юг. В действительности это граница, созданная до Независимости двумя Британскими землемерами, Чарльзом Мэйсоном и Джереми Диксоном, чтобы разрешить спор о границе между Пельсильванией, Дэлавером, Мэрилендом и Западной Виржинией (хотя на самом деле в те времен была только одна Виржиния). Линия была обозначена камнями каждую милю и «камнями-коронами», в честь короля Джорджа, каждые пять. Они все еще существуют, и я горел желанием найти один из них. Я всегда находил удовольствие в странных свойствах границ, рубежах и разделительных линиях. Они могущественны, но в тоже время столь произвольны и условны. Экватор, конечно, не произвольный, но меридиан – да, и Линия Мэйсон-Диксона более, чем надумана. И до сих пор люди говорят о событиях «юга Линии Мэйсон-Диксона» так, как будто это действительно имеет значение.
После борьбы с картами и автомобильным навигатором я очутился в самом центре нигде, за сотню миль от края света, возле небольшого домика, в саду которого, мужчина упражнялся со своей довольно свирепой на вид собакой.
«Хотелось бы знать, сможете ли Вы мне помочь?» Крикнул я ему из-за забора. «Может это глупый вопрос, но в каком я штате?»
«Пенсильвания».
«Спасибо», сказал я и повернулся, чтобы уйти.
«Западная Виржиния».
Я обернулся. «Извините?»
«Пенсильвания».
«Простите?»
«Ты стоишь на линии штата, сынок». Человек по имени Билл согласился проводить меня до места, где он думал мы сможем найти доказательство почти 250-летней линии.
Под лесным сором не далее, чем в ста ярдах от его дома мы действительно нашли настоящий ежемильный камень Мэйсон-Диксона. Это не более, чем большой валун с датой, выгравированной на нем. Старый и заросший мхом. Но он говорил мне, что теперь я буду путешествовать в другой Америке.
Спиной к Биллу и Пенсильвании я указал таксисту на юг, к Аппалачам и столице Западной Виржинии, Чарльстону. Дикси¹ , вот и я.

Шахта Канава Игл
Я знаю, что некоторые из вас могут подумать. Чарльстон. Милые жилые кварталы, улицы, усаженные деревьями, Испанский мох, джентльмены, называемые Бюрегарды, смешивающие мятные джулепы² леди, зовущимся Бюлы? Ну, боюсь вы представляете Чарльстон из Южной Каролины. Чарльстон Западной Виржинии - совсем другое дело.
Эйб Линкольн объявил, что верхняя западная часть Виржинии была снова успешно объединена с Союзом в 1863, как раз в середине Гражданской Войны. Как вознаграждение он обеспечил ее отделение от Виржинии и новую независимую государственность для нее. Союзные армии нуждались только в одной вещи, которая здесь до сих пор в изобилии и с которой я собираюсь встретиться буквально лицом к лицу. Уголь.
Я встретил Боба с Шахты Канава Игл накануне того, когда я должен был совершить спуск с утренней сменой. Он очень хотел показать мне планы, обрисовать процедуры безопасности и подготовить мое восприятие к колоссальному подземному городу, который мне предстоит исследовать. И действительно, шахта в некотором роде это город. Вся территория поделена, как Манхэттен, на улицы и проспекты. Я провел бессонную ночь, не в состоянии полностью представить, как это будет выглядеть. Образы ламп Дэви и киркомотыг и канарейки в клетках крутились в моей голове как монтаж школьного познавательного фильма об истории рудников.
День начался с обязательного момента - «давайте поиздеваемся над Стефаном и нарядим его». Белый новенький костюм, перчатки, ботинки, защитные очки и пояс в стиле Бэтмена с подачей кислорода, а также упаковка батареек для шахтерской лампы, встроенной в каску. На этот раз я был не так озабочен тем, как я выгляжу, потому что все, что я одел было в целях безопасности. Безопасность для Боба была прежде всего и, честно говоря, в моем списке приоритетов она тоже находилась значительно высоко. Такое модное высмеивание здоровья и безопасности вдруг кажется гораздо менее умным и забавным.
Однако, я явно выгляжу по-дурацки.
Боб повел меня туда, где шахтеры, почти все из них усатые, курят свои последние сигареты и допивают свой последний кофе перед спуском. Они встретили меня довольно дружелюбно. Что они, должно быть, думают об этом большом англичанине, бормочущим им вопросы в шесть утра, я могу только представлять, но они отвечали на все мои взволнованные запросы вежливо и со сдержанным юмором.
«Это Рон», сказал один из них, «он – новенький».
«Милостивый боже», сказал я. «У него же нет усов. Разве это разрешено?»
«Я отпущу за выходные», сказал Рон. «Тогда я стану, как все».
«Будьте осторожны», сказали все как один, когда мы входили и спускались по элеватору. Когда внизу двери открылись, нас обдало сильным потоком холодного воздуха. Мне посоветовали наслаждаться, потому что как только мы окажемся внутри горы, воздух будет становиться теплее и теплее. Угольный забой был фактически в двух милях, но нам не пришлось идти пешком. Нас ждал поезд. На самом деле, он называется автобус-для-людей, что звучит как грубый австралийский эвфемизм, но американцы не увлекаются таким сортом юмора, поэтому это был автобус-для-людей. Он шел по шатким рельсам и напомнил мне транспорт, использовавшийся в «Индиане Джонс и Храме Судьбы». «Ха, ха, ха, Доктор Джонс! Очень весело, Доктор Джонс!».
Стены туннеля тускло блестели. «Все белое!».
«Это то, что мы называем пылью скал», сказал Боб. «Порошкообразный известняк. Угольная пыль воспламеняема, поэтому мы распыляем на нее известь. Воспламеняемость угля снижается и вероятность, что он загорится сам по себе, отсутствует. Плюс пыль не попадает в легкие шахтеров. Люди всегда ожидают увидеть угольные шахты черными, но это первое, что они видят.»
Я смотрел как давали отблески стены на этой дороге призраков. Какой странный путь на работу у этих людей. То и дело я видел черные пятна, блестевшие как мокрые - приз, который привел нас сюда.
Мы доехали до конца линии, слезли (что не удалось мне сделать достаточно проворно ко всеобщему изумлению) и пошли к забою. Скажем, не так много шли, сколько наклонялись, нагибались, приседали и еле двигались. Признаюсь, что наше продвижение было невероятно неудобным. На полу были впадины, ямки и лужи, а потолок был так низок, что моя голова была постоянно перекинута в одну сторону, и мне показывали, что может быть легче, если я сожму свои руки за спиной и наклонюсь, что действительно помогало, но я ненавидел это. Я хотел сбежать, СЕЙЧАС ЖЕ, прямо в эту минуту, пожалуйста, но я был слишком труслив, чтобы позволить всем увидеть, как я труслив. Время от времени, высота полотка увеличивалась достаточно, чтобы я мог стоять. Что я в итоге понял – несомненно, мы шли через уже раскопанный пласт; иногда, там, где разработка уже была завершена, борозды были мелкими, иногда, редко, они были достаточно глубоки, чтобы в них могла прямо стоять четверка шестифутовых человек.
Смена остановилась на сборном пункте для молитвы. Это может звучат очень своеобразно для нас, но американцы не стесняются таких вещей. Из-за реальной опасности, подкрадывающейся из каждого угла, я полагаю, они справедливо рассчитывают на небольшую помощь свыше, еще выше, чем менеджмент. В среднем семь шахтеров Западной Виржинии умирают в результате несчастных случаев в год, прошлый год был особенно плохим. Одна только катастрофа на шахте Саго, выше на Север, унесла двенадцать жизней. Здесь внизу не говорят «До свидания» или «Увидимся позже», когда отправляются на разнообразные персональные рабочие станции, говорят «соблюдай осторожность» или «будь осторожен». До этого я был в местах, где говорили, что безопасность - прежде всего, но нигде не была так очевидна ее необходимость, как здесь. Боб очень гордился, что у его шахты безупречная репутация, но он знал, что на это нельзя полагаться. Каждый день как первый, и каждый день опасен. Помимо возможности структурного обрушения, всегда существует опасность взрыва, который сам по себе приведет к обвалу. Здесь внизу высоковольтное электричество, огромный гидравлический подвижной состав, железная дорога для автобусов-для-людей, и мили, мили и мили конвейера, построенного для подъема угла на поверхность, а также само шахтное оборудование. Все это может привести к появлению искр. Атмосфера насыщена метаном и угольной пылью, печально известным рудничным газом, который привел к стольким смертям в британских шахтах, все это постоянная потенциальная опасность, которую необходимо постоянно контролировать.
«…милостивый Отец небесный…просим, сохрани нас, Отец небесный, убереги нас, сохрани наших детей, пока нас нет… просим, пусть наши служащие вернуться домой, ведь их там ждут с любовью. Просим все это во имя Святого Господа. Аминь.»
«Аминь», вторил Боб. «Ребята, будьте осторожны. Будь осторожен, Франшиза»
«Франшиза?»
«Большинство шахтеров имеют прозвища», сказал Боб. «Вот это Триггер, и Франшиза…»
«Триггер, да, но Франшиза?»
«Это очень длинная история…», сказал Франшиза. «Будь осторожен»
Когда мы достигли собственно забоя, я был поражен, обнаружив, что управление всеми действиями в шахте осуществляется одним человеком, держащим в руке устройство на манер PlayStation-игры.
«Это Брайан.»
«Я думал, ты сказал, что все шахтеры имеют прозвища?»
«Так и есть. Его настоящее имя Тим.»
Брайан стоял как раз по одну сторону с колоссальной извивающейся, шипящей, стучащей и лязгающей машины, которая выглядела ужасающе живой, как будто из мрачного научно-фантастического фильма. Она бушевала в забое своими безжалостными лязгающими клещами, вверх и вниз, вверх и вниз; бешеное систематическое сверление, направляемое Тимом с помощью своих джойстиков; вода, которая брызгала, как слюна из ее труб, чтобы успокоить пыль - все это только усиливало образ гигантского бронированного насекомого, пускающего слюни от удовольствия. Машина кормилась, забрасывая уголь в себя, в то время как стыковочный процесс в ее задней части соединял ее с еще одним длинным, длинным гидравлическим перевозочным средством, которое доставляло уголь в свои собственные яростно трясущиеся, вращающиеся внутренности и затем с ревом выбрасывал уголь во внутреннюю систему конвейеров длиной в полмили. Таким вот способом уголь непрерывно вырывался из стены и доставлялся на поверхность. Постоянно, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.
Я вдохнул свежего воздуха с благодарностью, когда наконец-то я смог сбежать наверх и не выглядеть таким обычным.
Я добавил шахтеров в список людей, которыми я чрезвычайно восхищаюсь, но скорее умру, чем буду с ними соперничать (им подражать, с ними соревноваться).
Боб пожал мне руку.
«Спасибо», сказал я. «Чертовская экскурсия».
«Будь осторожен», сказал Боб.

¹ - Юг США.
² - освежающий напиток.

«Если честно, периодически, надышавшись всеми этими парами из бочек, я пробовал напиток на разных стадиях выдержки, ни на что больше не обращая внимания».

Содружество Кентукки (последнее из четырех Содружеств, которые мы посетим в наших путешествиях) граничит, как может показаться, с большим количеством штатов, чем все остальные. Можно сказать, что в духе Кентукки есть частица Миссури, частица Иллинойса, частица Индианы, частица Огайо, частица Западной Виргинии, частица Виргинии и частица Теннеси. Другими словами, он настолько же принадлежит Среднему Западу, как и Югу. По правде говоря, духом Кентукки, конечно, является виски бурбон, и я как раз направляюсь на его поиски.
Однако раздвоенная сущность штата не является такой уж важной для понимания Кентукки. Вы можете взглянуть на Гражданскую войну как на спор двух противоположных сторон ее идентичности: уроженец Кентукки Авраам Линкольн, президент Союза штатов, против уроженца Кентукки Джефферсона Дэвиса, президента Конфедерации. Когда я спрашиваю у жителей Кентукки, относится ли их штат к Югу, они отвечают с несколько поучительной интонацией: «Кентукки – это южный штат, но мы – не Юг». Хм.

Вудфорд Резерв

Вначале я должен направиться в Версаль, который, как известно каждому, недалеко от Парижа. Только название этого Версаля произносится как Версейлс, и находится он в тридцати милях на запад от Париса, главного города округа Бурбон, штат Кентукки. Я сворачиваю с Автострады 60, укрывшись от нее за белыми деревянными оградами, и, спустившись в долину ниже зеленых колышущихся полей «лошадиного царства» Кентукки, наконец, обнаруживаю очаровательное серое каменное здание, которое сразу напомнило мне множество шотландских винокурен, которые я с таким удовольствием посещал в прошлом. Это Вудфорд Резерв, место, где некий доктор Джеймс Крау придумал метод брожения на кислом сусле в далеких двадцатых годах девятнадцатого века.

Крис Морис, теперешний Главный винокур, показывает мне все вокруг. Здесь все делается по старинке: традиционные медные перегонные кубы заказываются в Глазго, бочки скреплены обручами, обуглены (для цвета и вкуса), промаркированы, наполнены и забиты вручную. Бурбон отличается от скотча тем, что согласно закону должен делаться на основе маиса – или кукурузы, как здесь говорят – с добавлением ячменя, ржи и пшеницы по желанию. Кислое брожение - это такой тип ферментации, при котором значение pH закваски регулируется добавлением кислоты, как при изготовлении дрожжевого хлеба. Что-то в этом роде: если честно, периодически, надышавшись всеми этими парами из бочек, я расковыривал несколько водоотводных дырочек, втягивал свою порцию «доли ангела» в этом подвале и пробовал напиток на разных стадиях созревания, ни на что больше не обращая внимания. Я смотрю вниз на пузыри, которые подымаются из бочки.
- Это двуокись углерода, - объясняет Крис.
- CO2? Не очень-то хорошо по отношению к окружающей среде с вашей стороны
Крис сдержано смеется.
Мимо прошла кошка.
- Вы не думаете, что кот может быть алкоголиком? - спрашиваю я. – Все эти испарения.
- Это работник, один из наших ловцов мышей. Так что лучше ему не пить.
Я громко смеюсь. На меня эти пары определенно действуют.
- Настыло время, - говорит Крис, - немного попробовать.
У него это прозвучало так, как будто нас ждало ужасно утомительное занятие.
Я добавляю «ручей» в свой первый стакан. Я слышал, как так заказывают в барах повсюду в Америке. «Мне бурбон и ручей». «Ручей» обозначает обычную негазированную воду, но когда-то имелась в виду вода из ручья или притока реки. Небольшое количество смягчает огненную крепость напитка.
Пока я быстро проглатываю три стакана виски 1995 года, Крис рассказывает о вкусовой палитре: абрикос, корица, жареный кофе, ваниль и высушенный дуб.
- Понимаете, малиновый сок - это лишь малиновый сок, а при вызревании бурбона образовывается более 200 разных вкусовых элементов.
- Никто меня по-настоящему не понимает…
- Поэтому, количество возможных вкусовых комбинаций составляет 200 умножить на 199, умножить на 198 и так далее. Миллиарды. Большую часть их человек, конечно, не в состоянии почувствовать...
- Моя мама меня понимает. Мои плюшевые мишки меня понимают.
Крис предлагает мне носовой платок. Неконтролируемые всхлипывания переходят в неконтролируемое хихиканье, и я начинаю икать.

Вудфорд Резерв гордится тем, что является «официальным бурбоном» Кентуккийского Дерби, наиболее известных, изысканных и престижных скачек в Америке. Фактически, Лексингтон, где изрядно напившегося меня ждет кровать, является столицей американского скакового бизнеса. С изрядной долей вероятности его можно назвать беговой столицей мира. Если мне не помешает похмелье, завтра я узнаю больше.

Создание бренда

Люди, занимающиеся брендингом, достойны восхищения – знаете, все эти специалисты по рекламе и пиару, которые получают кучу денег за придумывание слоганов и логотипов для корпораций, органов власти и других учреждений. Кентукки наиболее известен благодаря виски и лошадям. Думаю, вы согласитесь со мной, что в этом случае все эти дизайнеры и копирайтеры отработали свои деньги. Вот что они придумали: «Kentucky: unbridled spirit», что можно перевести как «Кентукки: необузданный дух».

Им следует пожать за это руку. Гениально. Они смогли выразить суть всего в двух словах.

«Прекрасные бега» и Кинлэнд

Лелея свою раскалывающуюся голову, я направляюсь в «Прекрасные бега», весьма удачно названную ферму по разведению племенных кобыл в самом центре земли Голубой травы, владеет и «правит» которой Том ван Метер. Я тут же предъявляю ему претензию. Трава - зеленая. Зеленая как везде.
- Начиная с какого-то времени весной, - Том отвечает, по-кентуккийски очаровательно растягивая слова, - голубые головки цветущего мятлика придают полям лазурный оттенок.
Я верю ему на слово, но не могу побороть разочарование. Я так хотел увидеть настоящую голубую траву.

Я заметил, что имя ван Метер встречается в окрестностях Лексингтона повсюду, и оказывается, он происходит из семьи, которая живет и работает здесь на протяжении восьми или девяти поколений. Я смотрю на горячих кобыл, поголовно беременных, скачущих и резвящихся на полях, встряхивающих гривами, по их бокам пробегает дрожь, и ведут они себя как чистокровные животные – другими словами, в панике ускакивают прочь при виде чего-либо. Особенно меня. Я в состоянии напугать кого угодно. Не знаю, что именно четырехногие друзья видят во мне, но чтобы это ни было, оно им не нравится.
Том покупает кобыл и платит фермам, на которых разводят жеребцов, за то, чтобы ему позволили случить их с кобылами. Если все идет должным природным путем, он оказывается гордым владельцем новорожденного чистокровного жеребенка, которого он продаст как «отъемыша», жеребенка, который только прекратил сосать кобылу. В большинстве случаев он делает это от имени владельцев. Умение состоит в умении настолько разбираться в родословных и статях обоих родителей, чтобы определить, что происхождение и история участия в скачках, как жеребца, так и кобылы, идеальны для того, чтобы получить жеребенка, из которого получится призовая лошадь. Денежные тузы готовы выложить огромные деньги за наиболее великолепных и эффектных чистокровных рысаков.
- На местной ярмарке, на прошлой неделе продали кобылу за десять миллионов долларов, - говорит мне Том.
- Десять миллионов!
- Арабы из Дубая и ирландцы платят большие деньги. Послушайте, да я буду куда более гордиться, если куплю кобылу за двадцать тысяч, и она принесет жеребенка стоимостью сто тысяч, чем, если я куплю кобылу за миллион и получу жеребенка за два. В первом случае, это пятикратный заработок, а во втором только двухкратный. Хотите посмотреть, как я испытываю и продаю моих лошадей?
«Местная ярмарка» оказалась Ноябрьским аукционом племенного поголовья в Кинлэнде, крупнейшим местом в мире по продаже лошадей. Сегодня у Тома продается там пара кобыл, так что мы едем взглянуть. У британского скакового мира есть Тэттерсоллс, роскошный аукционный дом в Ньюмаркете в графстве Суффолк, а в Америке есть Кинлэнд, штат Кентукки, не менее роскошный, но куда более грандиозный.

Мне очень нравятся скачки. Люди наряжаются и наслаждаются обществом друг друга. Да, здесь не обходится без денежных ставок, но это почему-то кажется не таким ужасным, как в казино Трампа «Тадж Махал» (запомните, все на свете не такое ужасное, как «Тадж Махал» Трампа). Бега – это еще и спортивный азарт. Жокеи и лошади кажутся вполне довольными, местные и национальные экономики получают деньги.
Так вот. Без сомнения, это ошибка с моей стороны, но ни одна из заключаемых тут сегодня сделок по продаже чистокровных лошадей, даже близко не заинтересовала меня так, как звуки, которые издают аукционисты.
Уверен, что настоящий знаток скачек нашел бы куда больше возможностей, чтобы удовлетворить свое любопытство в манеже для торгов в Кинлэнде, но, хотя вы можете назвать меня несерьезным глупцом, я буквально с открытым ртом следил за захватывающей, выразительной, живой, и одновременно гипнотизирующей речью аукциониста.

Американское искусство проведения аукционов, которое невозможно удовлетворительно воспроизвести на этой странице, основано на «заполняющих словах», как мне любезно пояснил один из аукционистов Кинлэнда, Джастин Холмберг. В школе аукционистов вы можете постичь основы искусства того, как выделить тех, кто хочет поднять цену, как представить лот и так далее, но вы должны научиться, как выработать свою собственную манеру вести аукцион.
Как я понял, вы называете сумму, которая была предложена, и сумму, которую вы хотите, чтобы предложили следующей и между ними вставляете словечки или фразы: «кто предложит больше», «кто хочет поднять». Звучит достаточно просто, но аукционист не замолкает ни на секунду. Его непрерывная, с постоянными повторами, речь похожа на монотонное перебирание струн, и чем-то напомнила мне народные американские песни под аккомпанемент местного банджо.
«Двадцать тысяч кто хочет дать тридцать, двадцать кто хочет дать тридцать, тридцать кто предложит сорок, сорок кто предложит больше, кто предложит больше пятьдесят, пятьдесят кто предложит больше шестьдесят» и так дальше.

Я покидаю Кентукки после встречи с сыном Тома Грифом, представителем десятого поколения семьи ван Метер, очаровательным юным шутником, чьи эпатажные манеры плейбоя не могут скрыть его глубокую любовь к Кентукки и желание преобразовать и вдохнуть новую жизнь в пришедшую в упадок деловую часть Лексингтона. Как оказалось, он скрывает кое-что еще. Татуировку в виде Кентукки на ягодице. Любовь к штату просто не может быть больше.
- Что же такого выдающегося в Кентукки? - хочу я знать.
- Он такой, какой должна быть Америка. С одной стороны, это деревенский рай для фермеров, а, с другой, здесь есть крупный город Луисвилль. Он полностью окружен сушей, но побережье лишь одного озера тянется тысячу двести миль. В штате живут люди разных рас, но он отличается толерантностью и добрососедством. Ни левое, ни правое крыло, ни северяне, ни южане, ни Средний Запад, ни Восток. Жители Кентукки вежливы, очаровательны и дружелюбны, но без утрированной любезности южан. Кентукки. Самый лучший штат в союзе.

Все это, и необузданный дух в придачу…

Сельское хозяйство и торговля? И это их девиз, когда они могут похвастаться такими личностями как, Джонни Кэш, Тина Тернер, Бесси Смит, Уильям Кристофер Хэнди «Отец блюза», Долли Партон, Арета Франклин, Карл Перкинс и Элвис Аарон Пресли? Что ж, осмелюсь заметить, правительству штата в Нэшвилле, разумеется, виднее… но кажется, для девиза немного нескладно.

Мемфис – самый большой город в Теннесси и, конечно же, родина Грейсленда (поместье Элвиса Пресли – прим. перевод.), одного из самых популярных туристических объектов. В действительности - это второе место по посещаемости в Америке после Белого дома. Столица Нэшвилл, с его легендарным мюзик-холлом The Grand Ole Opry, называет себя родиной кантри. Но я отправился в горы Теннеси для того, чтобы исполнить свою давнюю мечту и услышать другой жанр американской музыки. Я хотел услышать музыку жителей Аппалачей.

Блюграсс!

Моя страсть к блюграссу (необъяснимое, но такое подходящее название для стиля музыки, за которым я и отправился) началась в тот момент, когда я влюбился в заглавную мелодию, написанную Лестером Флэттом и Эрлом Скраггсом к американскому ситкому 60-х «Деревенщина в Беверли-Хиллз» («The Beverly Hillbillies»). Я смутно помню само шоу, которое смотрел еще ребенком, но годами позже я купил альбом Флэтта и Скраггса, в составе группы «The Foggy Mountain Boys». На том диске мастер игры на банджо Скраггс сыграл свою бессмертную песню «Foggy Mountain Breakdown», и я подсел на всю жизнь. Еще некоторое время спустя я пошел в кино, чтобы увидеть фильм «Освобождение» («Deliverance») Джона Бурмана, одну из четырех или пяти кинолент, изменивших мой взгляд на все – кино, людей, себя и мир в целом. Там был замечательный момент (нет, не сцена «Я заставлю тебя визжать как свинью» - другая), известный как «Дуэль Банджо» (The Duelling Banjoes), где Ронни Кокс (Rohny Cox) (играющий на гитаре, как оказалось) противостоит местному юноше с внешностью коренного южанина, играющему на самом норовистом и быстром банджо на Юге.

Я знал, что любители кантри - исполнители и танцоры настоящего блюграсс, - живут на холмах над Таунсендом в Теннеси. Мне поведали о том, что некоторые из них встречаются в заброшенной школе, которую переделали под место проведения своих музыкальных встреч. Они не играют для жаждущей билетов толпы, они играют для себя. Но гостям здесь тоже рады.

Я приехал в Rocky Branch Club в девять вечера, и там уже веселились. То, что раньше было школьным коридором, уставленным шкафчиками и увешанным картами «Нашего штата», теперь было заполнено людьми, которые… Ну что сказать? Они действительно являли собой воплощение деревенщины в представлении самого чопорного и старомодного кастингового агентства. Там были мужчины с длинными бородами, которые просто обязаны зваться Зик (мужчины, а не бороды), танцующие в сабо или с тяжелыми набойками на обуви. Покачивался под музыку в заплатанных джинсовых комбинезонах и молодняк с длинными шеями, огромными кадыками и зубами наружу, и женщины вообще без зубов, выглядевшие так, словно родили семерых еще до своего двадцатилетия.

Из каждой комнаты по коридору, из каждого бывшего класса доносились звуки. Да еще какие. Полтора часа я слонялся из комнаты в комнату, ошеломленный получаемым наслаждением. За этим я и приехал: аутентичная деревенская музыка и танцы исключительно ради удовольствия.

Эта музыка создается только струнными. Она берет свое начало, и даю слово, вы можете услышать это в жалобных мотивах из пяти нот, в кельтской народной музыке Шотландии и Ирландии, в джиге и риле (быстрый шотландский танец – прим. перев.). Гитара, бас, мандолина, скрипка и банджо – вот основная комбинация для блюграсса. Все ударные представляют собой: энергичное бренчание, пощипывание, пошлепывание, скребки и удары по струнам.

Я нашел Джэка, парня, которого я заметил чуть ранее, блестяще выстукивающим что-то на пианино в абсолютном одиночестве. Теперь он играл на гитаре. Я изумился крайней виртуозности и преувеличенной важности исполнения. В тот момент, когда Джек перестал играть, он тут же превратился в пример южной вежливости и по-домашнему уютной сдержанности.

«На скольких инструментах ты играешь?»
«Я играю на гитаре, сэр. Играю на банджо. На мандолине. На пианино. Я не играю на скрипке. Я не люблю скрипку. Угощайтесь, сэр»
«Угощайтесь» относилось к горшку с чем-то мокрым, черным и плохо-пахнущим, который он подсунул мне под нос.
«Это что?»
«Это табак, сэр. Разве вам не нравится?»
«Боюсь, я бросил курить»
«Этот табак не для курения, а для жевания», - Он отщипнул большой кусок и засунул его за щеку.
«Сколько тебе лет, Джек?»
«Семнадцать, сэр»
«И давно ты жуешь табак?»
«Ну…», - он смачно сплюнул в жестяную банку и ущипнул струну, - «С тех пор, как мне исполнилось четыре, сэр. Моя бабушка научила меня»

Позже, команда убеждала, что он меня просто разыгрывал, но я не был бы так уверен.

В другой комнате я нашел Джея, замечательного игрока на банджо, который, несмотря на чуть менее….но совсем чуть-чуть… деревенский вид, нежели у лопоухого и коротко-стриженного Джэка, оказался смотрителем Национального парка Грейт-Смоки-Маунтенс. С ним был Стивен, скрипач, играющий с группой, состоящей из гаражного механика и бывшего профессора Университета Теннесси в Ноксвилле.

«Я играю тремя пальцами», - говорит Джей, - «Я не могу делать «молоток».
«Неважно», - говорю я, не имея ни малейшего представления, о чем идет речь.
«Хотите, мы сыграем «Foggy Mountain Breakdown»?

И они сыграли. Они играли без притязаний или применения теории, или желания произвести впечатление. Они играли, потому что принадлежат этой музыке, которая произросла из этих лесов и холмов, как собаки, которые лижут себя, потому что могут.

Утки!

Я хотел направиться дальше, на другую сторону Смоки-Маунтинс, к Северной Каролине. Но прежде сделал крюк, чтобы заехать в Мемфис. Меня заманили утки.
Никакая организация на всем юге не гордится своим вежливым радушием и обходительностью Старого Света, как Отель Пибоди в Мемфисе, фойе которого находится там, где заканчивается Дельта (или начинается, смотря, откуда вы едете). Стайка прекрасных уток живет на его крыше. Каждое утро Распорядитель Уток (постоянная должность в Пибоди) сопровождает их к лифту. Толпа туристов уже ждет внизу. Ровно в 11 часов под раздающийся из динамиков марш Джона Филиппа Суза «King Cotton» двери лифта открываются, и утки торжественно ковыляют по красной дорожке к мраморному фонтану в центе фойе, где они будут плескаться до 5 вечера, когда весь ритуал повторится снова, только в обратном порядке.

Мне оказали величайшую честь, официально назначив на должность помощника Распорядителя Уток на одну церемонию. Сертификат и трость с серебряным набалдашником (в форме утки, конечно же) были выданы мне как знак отличия моей временной должности. Я присоединился к Опре Уинфри, Кевину Бейкону, Королеве Иордании Нур и другим выдающимся личностям, удостоившимся этой привилегии. В мои обязанности входило помогать Распорядителю Уток гнать птиц из пентхауза, по крыше к лифту. К счастью, был еще один человек, который вытирал за ними какашки.

Но утиные фекалии (это на самом деле так же неприятно, как и звучит) были еще цветочками по сравнению с тем, что ожидало меня впереди.

Трупы!

Ноксвилл - третий по величине город, после Мемфиса и Нэшвилля, где построен Университет Теннесси. В нем работает научный сотрудник, с которым я бы предпочел никогда не встречаться. Уверен, она очень милая, но я сомневаюсь, что еще когда-нибудь захочу наблюдать за ее работой.

Я приехал к университету и, как было велено, направился на пустынную парковку. В углу стояла серая Honda Civic. Я припарковался поблизости. Женщина вышла из машины и подошла, чтобы пожать мне руку. Она повела меня к обнесенным колючей проволокой, связанным цепью и закрытым на амбарный замок воротам в конце парковки. Ворота запрещали вход, но ничем не намекали на то, что может находиться за ними. Был только один знак с надписью «Частная собственность». Ребекка достала связку ключей, открыла ворота и повела меня в сад.
Пока Ребекка закрывала ворота, я бегло осмотрелся вокруг.

Я стоял в саду. С деревьями, маленьким домиком, горшками, овощной рассадой и тропинкой, ведущей вверх по холму в рощицу или лесок.

«Вот», - Ребекка протянула мне резиновые перчатки для рук и бахилы для ног, сделанные из толстой бумажной ткани. Как только я их одел, пришло ощущение, будто нечто невыразимо ужасное затекает в мое тело через нос. Это был минутный след чего-то настолько злого, что даже такое мизерное количество испугало меня.

«Сюда», - сказала Ребекка.
Так началась моя экскурсия по «ферме трупов».

В 1971 году доктор Уильям М. Басс Университета Теннеси, кафедра Судебной Антропологии, подумал, что его факультету не хватает знаний о разложении тел и ему негде их получить. Так он и основал это место. Всевозможные останки, которые привозятся сюда отовсюду, разлагаются под наблюдением – все данные фиксируются и исследуются.
Ребекка шагнула к черному пластиковому листу под деревом и подняла его.

«Видите личинок и жуков?», - с энтузиазмом спросила она.

«Боже мой! Они же….это же….», - я сделал над собой усилие, дабы оставаться «профессионалом», чтобы это ни означало, когда ты сталкиваешься лицом к гниющему лицу с человеческими останкам, которые бурлят, скручиваются и жужжат от десятков тысяч летающих насекомых, жуков и личинок.

«Вы можете определить время смерти с поразительной точностью, используя насекомых», - проворковала Ребекка, с теплотой глядя вниз, - «Разные виды жуков и мух откладывают яйца и выводят личинки в разное время. Точность почти до часа»

«Как в сериалах «CSI»?

«Почти. Но есть и другие изменения, данные о которых могут понадобиться полиции и судебным лабораториям. Что случится, если оставить тело, например, в мусорном ведре? Пойдемте!», - Ребекка провела меня в другой угол сада и подняла крышку мусорного ящика, - «В закрытом месте, как здесь, получим…»

Я глянул вниз на коричневое пятно грязи с торчащими из него костями.

«Разжижение».

Сразу за ужасным видом в полную силу до меня дошел отвратительный запах. Он буквально заставил меня отпрыгнуть.

За все мои пятьдесят лет жизни, прожитых на этой планете, я ни разу не видел труп до этого момента. В течение пяти минут, Ребекка показала мне еще двадцать тел, некоторые из которых были в таком отталкивающем состоянии гниющего разложения, что все, что я могу сделать при воспоминании о них - это сдержать рвотные позывы. Но этот запах - отвратная, сжимающая, удушливая вонь - уже никогда и никуда не денется. Однажды вдохнув его, забыть уже невозможно.

«Нам еще столько всего предстоит узнать», - говорит Ребекка, - «Что случится с останками в холодном климате в багажнике грузовика. Или в жарком? Под столом в доме? Под разными видами почвы? Что случится, если их подожгут? Или засунут в кислоту? Мы узнаем»

«Как вы… что могло заставить кого-то делать такую работу?»

«Ну, вы упомянули шоу «CSI». Мы получаем тысячи заявок в год от его поклонников. Большинство удирает, как только обнаруживают, что реальная работа немного отличается от телевизионной версии. Но тем, кто остаются, она нравится. Мы узнаем от полиции о преступниках, которых они поймали, благодаря нашим показаниям и установленным нами датам. Вот, что по-настоящему важно. И мы заботимся об этих останках. Я, безусловно, оставлю свое тело этому учреждению».

«Серьезно?»

«Да. Вот, кстати, этот труп интересен. Она умерла в автомобильной катастрофе. Обратите внимание на раздробленную правую скулу…»

Несмотря на мои возраст и опыт, до приезда на «ферму трупов», внутри меня все еще жил маленький, нежный и застенчивый цветок невинности. После - его не стало.
Теперь я был более чем готов вдохнуть свежий воздух гор Северной Каролины.

Алабама

Нигде «Добро пожаловать!» не произносят столь же убедительно, как на Юге.
Алабама, возможно, десятилетия и десятилетия будет избавляться от мрачной славы, заслуженной в 60-х. Не забыты образы бритых расистов в белых рубашках с короткими рукавами, орущих с ненавистью на идущих в школу чернокожих детей, выкрикивающих ТО СЛОВО на улицах, препятствующих попыткам федерального правительства упразднить разделение по расовому признаку, позорящее Юг после Гражданской Войны.
Я приехал, чтобы лицезреть гражданскую войну иного рода.

The Iron Bowl («Железный кубок»)

Если бы меня попросили найти один образец культурной жизни в Штатах как доказательство того, насколько непохожа Америка на Европу, то я выбрал бы студенческий футбол. До тех пор пока ты не разгадаешь все знаки и смыслы, первобытные нормы и таинственные общественные оттенки, стоящие за этим всесильным и сбивающим с толку феноменом, я не признаю того, что ты приблизился к пониманию, постижению американского общества. Но, не обращаясь к деталям, - просто дело в масштабе.
Представьте, - Университет г.Лидз тратит 2 миллиона фунтов в год на тренера студенческой футбольной команды. Представьте, - Университет г.Лидз располагает стадионом, большим настолько, что может разместить 90 тысяч человек. Представьте, - ежегодный матч университета г.Лидз против Шеффилдского университета, собирающий не просто полные трибуны (все их игры делают это), но также сотни и сотни тысяч тех, кто приезжает в студенческий городок в ночь матча и устраивается там с барбекю, стульями, палатками. Представьте, - что примерно весь Йоркшир несколько недель перед матчем, в сущности, не обсуждает больше ничего. Представьте, людей безоговорочно и гордо неистовых в поддержке Лидза или Шеффилда, несмотря на то, что никогда не посещали эти университеты и даже не знают никого, кто бы учился там. Кажется, невозможно найти что-то похожее на столь странное положение дел. Предполагаю, что наиболее близким к этому явлением в Британии, могли бы считаться состязания по гребле между Кембриджем и Оксфордом где-нибудь в 1920-х. В США таков студенческий футбол: американский его вариант, естественно. Это не настолько безумно, как кажется. Есть много штатов, где не играет ни одна из главных профессиональных команд Национальной Футбольной Лиги. Студенческий футбол - все, что у них есть, и он превратился за последнее столетие в главный выплеск спортивной верности и страсти. Из всех продолжительных местных соперничеств нет более страстного и знаменитого, чем таковое между Университетом Оберна (Тигры) и Университетом Алабамы (малиновый, кровавый прилив). Событие, которое всегда происходит в позднем ноябре, известно как «Iron Bowl» и принимается очень, очень серьезно по всей Алабаме.
Место проведения поочередно в одном из двух университетов: в этом году в Оберне, городке примерно в 50 милях к востоку от столицы, Монтгомери.
За шесть часов до начала игры мне потребовалось большая часть часа, чтобы проехать на такси в плотном потоке на подступах к университетскому городку. С обеих сторон каждый свободный клочок земли уже был занят трейлером, грузовичком, автомобилем. Но это не стоянка машин, - здесь, за милю от стадиона, остановились участники пикника на капотах машин (tailgaters), приехавшие смотреть матч. Словно огромный лагерь беженцев. Лагерь беженцев, где у всех есть пиво, еда, телевизор, электричество, акустические системы, соус для барбекю и еще пиво. Вдоль дороги тысячи маршируют, напевая, аплодируя, размахивая шарфами, как на Уэмбли. Но это событие больше, чем FA Cup Final (финал Кубка Футбольной ассоциации). Кажется нелепым подобное утверждение, но по критериям логистики, числа зрителей и полиции, уровню шумихи вокруг – это действительно грандиознее, чем самое большое британское спортивное состязание. И оно между двумя командами студентов-любителей.
Нам было позволено со склона снять представление перед игрой. Американское действие с размахом: марширующие оркестры с теми странными головными уборами оловянных солдатиков, танцевальные группы поддержки с помпонами и обручами. Атмосфера все более и более раскаляется, человек поднимается на подиум и управляет кричащим стадионом. «Бэма» - фанаты университета Алабамы кричат «Накати волна» («Roll, Tide»), поддерживающие Оберн выкрикивают «Вперед, Орлы». Несмотря на официальное название «Тигры», обернцы также и боевые орлы: у них преимущество родных стен и численное превосходство, по крайней мере, десять к одному.
Меня узнали по кино и теле ролям в группе моряков в первом ряду и в насыщенно оранжевой толпе студентов Оберна. Немного погодя, и моя рука была окрашена в их цвета. Когда я прошелся до противоположной стороны, где рассадили болельщиков «Кровавого прибоя», то держал эту руку глубоко в кармане.
Орел выпущен в воздух и царственно кружится над стадионом, прежде чем вернуться на руку дрессировщика. Орел. Интересно, а выпускают ли кого-нибудь на студенческий матч Манчестера и Сэлфорда. Хорька, разве что.
Оркестр начинает американский национальный гимн. Все присоединяются с большим энтузиазмом и искренностью (буквально: рука на сердце). Заключительная строка крещендо…
«Земля свободных и дом храбрых».
Последний звук не покинул наших губ, как полотно мира словно распорото тремя истребителями F18, идущими на бреющем полете над нашими головами. Часть меня, та, что кино и теле профессиональна, восхищена точностью исполнения. Они не могли парить неподалеку. Как, черт возьми, они появились так вовремя?
Из туннеля выбегают команды. По меньшей мере, 60 юношей испытывают величайший момент в своей молодой жизни. Только немногие из них продолжат как профессионалы в NFL. Это ДЕНЬ для них. Остальные дни постепенно иссякнут в горечи, неудачах, безвольном пьянстве. Ладно, оставим штампы кино и романам, которые всегда были немилосердны в отношении участи студенческого спортивного героя. Мы же надеемся на лучшее.
Мачт сыгран. Напряжение ушло. Все это возбуждение, так превосходно организованное, - ради бездарной игры - Американский футбол. Не тот вид спорта, который я мог бы признать, хотя б отдаленно захватывающим. Бейсбол я люблю, баскетбол, неизбежно повторяющийся и скучный, я могу иногда принимать. Но американский футбол, с его судорожными остановками и рывками, нелепыми доспехами и утомительной тактикой игры,- оставил меня совершенно безучастным. Этот матч, возможно, из-за высоких ожиданий, больше чем обычно разочаровывал, и чувствовалось, как напряжение и возбуждение утекало из атмосферы, словно жидкость из пеленок.
Оберн торжествовал снова, добившись победы в самой долгой беспроигрышной серии в истории Iron Bowl. Но к моменту, когда раздался финальный свисток, я уже был в своей уютной постели, грезя об орлах, истребителях и помпонах.

Коллегия помилований и условно-досрочных освобождений

Судебная и исправительная система Юга всегда отличались особенностью черт. Кинематограф, литература, музыка и фольклор долго смаковали особую жестокость и унизительность преступлений и наказаний в Южном стиле. Эта смесь мстительного христианства, социального консерватизма и расовой дисгармонии в сочетании с летописью ужасных насильственных злодеяний, кажется, оставляет мало места для милосердия и прогрессивных взглядов.
Много лет назад законодательная власть штата Алабама учредила в столице Монтгомери ведомство, названное Коллегией помилований и условно-досрочных освобождений, чья задача - выслушать обе стороны апелляции о досрочном помиловании. Обе стороны, то есть представители осужденных и представители их жертв получают возможность выступить.
Я говорю с тремя членами Коллегии Робертом Лонгшором, Уильямом Винном и Велиндой Уэтерли. Они сидят на своих местах в суде, знак их службы на стене за ними излучает Южный шарм, учтивость и авторитет. Не думаю, чтобы какое-либо похожее британское ведомство (будь там что-то подобное) позволило бы съемочной группе присутствовать на рассмотрении дел, не ограничивая существенным надзором и бюрократическими помехами. Мистер Лонгшор с величественным шармом в медлительной манере объясняет мне, что помилования – самая приятная часть их работы, как правило, это принимает форму прошения преступника давно освобожденного, который нуждается в помиловании, чтобы голосовать или владеть оружием. Редко, когда противоположная сторона препятствует этим прошениям, что дает Коллегии удовольствие восстановить гражданина в конституционных правах. Условно-досрочное освобождение, однако, совершенно другое дело. Это когда боль преступления входит в дом, когда мудрость Соломона не может обещать счастливый исход.
По обеим сторонам судебного помещения есть двери. Каждая дверь ведет в комнату ожидания, одна - для подавших петицию, вторая - для семей и представителей жертв.
После немногих простых дел помилования, начинается дело об условном освобождении.
Через дверь комнаты пострадавших в зал прошаркала семья. Женщина позднего среднего возраста, испуганная настолько, что ей требовалась поддержка. С ними бледная молодая белая девушка, работающая на организацию «Жертвы преступлений и терпимость», которая безоговорочно, при любых обстоятельствах, на стороне пострадавших и противников освобождения, независимо от сути дела. Их выбранная точка зрения – никогда не поддерживать раннее освобождение. Для любого заключенного. Всегда.
Через другую дверь прошаркала другая, равно страдающая семья. Молодого человека, чье дело они представляют, среди них нет. Сами заключенные никогда не присутствуют, только их семьи и временами (при наличии денег, что редко) их адвокаты.
Рассматриваемая история так грустна, так убога, так несправедлива, что через пару минут я (и многие в суде, в том числе часть съемочной группы) смахиваю слезы.
Заключенному 27 лет, в тюрьме с 17 по обвинению в непредумышленном убийстве. Был приговорен к 20 годам. Он играл с ружьем и подстрелил своего 15 летнего друга в голову. Очевидно, - это была игра, которая вышла за рамки. Никто при первом рассмотрении дела и никто здесь не считал, что это что-то больше, чем ужасный несчастный случай. Два мальчика, две семьи были друзьями, но мать погибшего юноши не стала слушать о милосердии к заключенному.
Она поднялась - центральная картина дрожащего материнского горя. Она причитала, кричала, не могла высказать словами ее продолжающуюся скорбь, и ее увели с заседания, рыдающую и голосящую. Представитель «Жертв преступлений и терпимость» говорила за нее. Парень в тюрьме еще жив. Он отбыл только половину срока. Суд приговорил его к 20 годам, Коллегия должна считаться с этим. Ему не должно быть позволено даже подавать прощение снова в течение 5 лет.
Семья заключенного парня доказывала свою правоту. Их сын примерно отбывает срок. Ни одного наказания за нарушения тюремных правил. Он приобрел новые знания и сдал экзамены. Он никогда не был преступником. Какой смысл держать его в заключении? Ведь это был несчастный случай, трагическая случайность.
Для меня это, как они говорят в Америке, - верный успех. Уверены, что парень должен получить свое освобождение?
Он не получает его. Не в обязанности Коллегии рассматривать обоснованность приговора, только принимать решение по делу в сложившихся обстоятельствах. Эта первое прошение осужденного не может быть удовлетворено, говорит мистер Лонгшор, - слишком рано. Однако его примерное поведение замечено, и ему дается право апеллировать спустя 4 года. Перед ним еще четыре тяжелых года
Я удивлен. Удивлен, что родственники убитого мальчика могли желать такого отмщения другу, который так трагически увлекся забавой с оружием. Разве, они не должны были простить? На месте подстрелившего парня мог быть и их сын, сдай судьба по-другому карты. Несомненно, им следовало бы обнять мальчишку, убившего их сына, разве это не помогло бы им успокоиться, смириться с судьбой? Я поражен бессердечностью женщины из организации «Жертвы преступлений и терпимость», совершенному отсутствию у нее сострадания к убийце. Я не христианин, но я уверен, что основатель ее религии испытывал бы другие чувства. Неужели невозможно тревожиться и о жертве, и о преступнике.
Я распрощался с Коллегией и Алабамой, смешанные переживания теснились в моей груди. Редко встречал я людей более очаровательных, более вежливых, более гостеприимных. Служащий, заливающий бензин, действительно назовет вас «Сэр», администратор гостиницы широко улыбнется, спрашивая вас о делах, и ее улыбка будет теплой и нефальшивой. Но не здесь, предпочел бы я очутиться, будучи бедным или независимым в суждениях, и уж, конечно, здесь я бы не пожелал вступать в конфликт с законом.

Флорида
Удивительно как детеныши таких бородавчатых и опасных существ могут быть так восхитительны!

Испанский конкистадор Хуан Понс де Леон высадился на берег тропического полуострова, который образует самую южную часть североамериканской суши, в апреле 1513 во время праздника Pasqua Florida или «цветочной пасхи», вот таким образом один из двадцати шести самых больших штатов союза и получил свое название.

Солнце круглый год, которому Флорида обязана своим прозвищем, которое украшает все номерные знаки штата, тысячи миль побережья, Диснеевские парки развлечений и другие привлекательные для семейного отдыха места в Орландо, латиноамериканские флюиды и космопотитический шик Майами, а так же тропическая красота островов Флорида Киз делают Флориду самым посещаемым штатом Америки.

Во всяком случае, посещаемым британцами..
Я принимал участие, как и любой из сотен тысяч британских туристов, в двух самых популярных развлечениях имеющихся во Флориде.

Плавание с дельфинами

Сперва я направляю нос такси на юг Майами и еду вниз по знаменитой автомагистрали Америки Highway №1, которое приводит меня к курорту Ки Ларго.
Флорида Киз это длинные низкие острова на самом юге Флориды, капли мочи упавшие с кончика самого фаллосоподобного из штатов. Последний в ряду – Ки Уэст, находится лишь в тридцати или сорока милях от Кубы, так как это американские Карибы.
Ки Ларго стал известен в сороковые благодаря одноименному фильму Джона Хьюстона, но теперь туда стремятся те, кто, помимо прочего желает поплавать с дельфинами.
Хотя чистая радость от того что плаваешь рядом с этими дружелюбными животными является достаточной причиной чтобы делать это, за последние годы возросла практика дельфинотерапии. Я должен был плавать вместе с мальчиком по имени Кайл Крауч, больным церебральным параличом, который занимается плаванием с дельфинами афалинами в Ки Ларго с десяти лет. Молодой терапевт Эли плавает с ним наблюдая за сеансами и ясно, что они оба считают этот опыт чрезвычайно благотворным. Мать Кайла тоже с этим согласна.
Может быть помогает чистый восторг от того, что тебя буксируют, толкают носом, щекочут, энергично подкидывают, подталкивают, ударяют и на тебя наваливаются эти озорные щелкающие и скрипящие существа – а может именно терапия, вкупе с повышением мышечного тонуса из-за активного времяпрепровождения в морской воде.
Я определенно чувствую себя всецело очарованным и выныриваю светясь от приятного ощущения (bien-être) и с чувством гордости от того, что мне была дарована одна из величайших привилегий природы.
Я обдумываю увлечение человеком высшими млекопитающими – человекообразными приматами, китами и дельфинами. Находясь в их присутствии мы как будто общаемся с особами королевской крови или с голливудскими звездами. Широкая улыбка расплывается по нашим лицам. Зрительный контакт или внимание заставляют наши сердца биться чуть быстрее от высокой чести быть замеченным этими высшими существами. Позор, что при всем этом мы, кажется, не можем поделить с ними планету. К 2020 году останется совсем мало видов горилл и китов. Возможно, дельфины в безопасности пока они продолжают играть.
- Дельфины, - говорит Эли, - обладают инстинктом, так как в воде они приближаются только к тем, кто больше всего нервничает. Они, кажется, всегда обращают внимание на самых уязвимых и ранимых, физически и эмоционально. Вы увидите как нежно они побуждают к игре таких людей.
- А уверенные в себе люди?
Самодостаточных , здоровых и уверенных в себе людей они оставляют в покое.
Не знаю, то ли быть польщенным, то ли оскорбиться, но дельфины проявляли ко мне повышенное внимание.

Аэробот болот Эверглейдз

Второе непременное условие «sine qua non» на пути майамского туриста – это путешествие на аэроботе по Эверглейдз. Я проехал обратно от Ки Ларго к этому огромному национальному парку, площадью более двух тысяч миль. Безграничные топи заросшие марискусом, болотным кипарисом, хэммоком* и сосной.
Плоский как биллиардный стол. Когда проезжаешь по ним – первое впечатление, что это плодородные зеленые поля, пока не поймаешь взглядом темный проблеск отражений, там, где должна быть земля, и, в конце концов, убеждаешься, что весь ландшафт находится под водой.
Единственный возможный способ передвижения по ним – это аэробот.
Из всех самых странных способов передвижения, которыми я когда-либо пользовался, аэробот, должно быть, самый шумный и самый экологически вредный.
Самолетный пропеллер помещенный в клетку мчит тебя по поверхности Эверглейдз, скользя на высокой скорости, изрыгая выхлопные газы и оглушающе рыча, что как можно представить, гарантированно заставит любые виды животных умчаться в поисках укрытия. Но животные могут привыкнуть ко всему, даже к отравленному реву аэробота Сумасшедшего Макса. Они, по-видимому, являются остатками стареющих хиппи, как Джесс, мой рулевой, который наслаждается, пугая окружающих рассказами об аллигаторах, запрыгивающих в лодки и утаскивающих людей в воду. У Джесса на базе есть детеныш аллигатора. Он дает его мне подержать.
- Ну же, давай! Он тебя не укусит.
Удивительно как детеныши таких бородавчатых и опасных существ могут быть так восхитительны!

Иногда самый банальный, самый распространенный вид туристического отдыха может быть очень приятным. С поездкой на Эверглейдз так и получилось.

*участки субтропического леса в болотистой местности

Саут Бич*

Следующий день я провел исследуя Саут Бич, южную часть пальца земли, который спускается вдоль побережья Майами. Пятнадцать или где-то в этом роде лет назад здесь были заброшенные руины. Крис Блэквел, основатель звукозаписывающей фирмы «Island Records» взялся вместе с другими за восстановление ряда отелей в пастельных тонах, которые теперь являются гордостью этой самой фешенебельной части города. На этом же участке, Оушен Драйв, находится большой квадратный дом в романском стиле, Каза Казуарина** на ступенях которой Джанни Версаче был застрелен и убит в 1997.

Признаки наступающего рождества напоминают мне, что, несмотря на все свидетельства противоположного, у нас уже почти середина зимы. Я прогуливаюсь по направлению к Линкольнскому Театру, кремово-терракотовой драгоценности, которая теперь является родным домом для симфонического оркестра « New World Symphony Orchestra». Их группа ударных инструментов репетирует эксцентричный и захватывающий Ballet Mecanique, дикую футуристическую, дадаистскую ударную пьесу Джорджа Антайля, в которой задействованы дверные звонки и самолетные пропеллеры, похожие на те, которые приводят в движение аэроботы Эверглейдз. На премьере в Париже пропеллеры сдували парики и шляпы с голов публики. Я сижу на репетиции, с довольной мыслью о том, что в мегаполисе с его ночными клубами, из которых доносятся нудное буханье сальсы, фанк джаз, мамбо и мягкий рок, есть также место для невозделанных просторов экспериментального модернизма, пусть это и модернизм которому сейчас глубоко за восемьдесят.

*южный пляж
**казуариновый дом (исп.)

Перелетные птицы

Вечер должен опять отдать меня на милость музыки, и даже больше. В течение многих поколений теплые зимы Майами привлекают временных постояльцев определенного возраста, особенно еврейские пары из Нью-Джерси и Нью-Йорка. Эти зимние посетители, которых называют перелетными птицами, сделали Палм Бич и окружающую местность к северу от Майами почти полностью своей собственностью, создав огромные коттеджные поселки, где есть их собственные магазины, кинотеатры, салоны красоты, бассейны, синагоги и театры. В театрах, оплачиваемые общинами организаторы досуга устраивают специальные танцевальные вечера; и именно на такой я сегодня вечером приглашен.

Закрытый мир перелетной птицы напоминает круизный лайнер, застрявший на суше. Те же вывешенные списки неотложных дел, те же возбужденные группы гостей сверяющих даты, время и дресс код с организаторами досуга. Я пришел, потому что сегодня Танцевальная Ночь в одном из театров, и я должен узреть этот мир перелетных птиц крупным планом.

Я разговариваю с группой профессиональных танцоров. Самому молодому из них перевалило за полтинник, но для большей части охочих до мужчин танцующих дам они жиголо, нужные лишь для того, чтобы их подцепить и кружить на танцполе пока они не упадут. Ненасытность и страсть к танцам некоторых женщин, как мне сказали, нужно увидеть, чтобы поверить.
- Иногда мы приходим домой в порванных пиджаках и штанах, говорит один из них, Моррис.

Как человека, который ненавидит танцевать такой глубокой ненавистью, так всецело и так фундаментально, что сама мысль о выделывании кренделей ногами заставляет меня удаляться в поту, дрожа от ярости, страха и потрясения, мысль о том, что меня может схватить одна из этих сумасшедших танцующих гарпий наполняет меня ужасом, и я решаю спрятаться за нашим фотоаппаратом на остаток вечера.

Однако так эксцентричен, ужасен и гламурно-вульгарно прелестен весь этот вечер, что я невольно выхожу на танцпол и даже двигаюсь почти в такт музыке. Невысокий пожилой человек по имени Марвин так очарователен в своей щегольской шляпе и обладает такой восхитительной улыбкой Уолтера Маттау, что я не могу устоять и болтаю с ним.
- Вы когда-нибудь видели таких красивых дам? возбужденно спрашивает он. Красивые женщины повсюду.
А у Вас самая красивая, говорю я, галантно кланяясь женщине держащей его под руку, которая хихикает и придвигается к нему поближе.
Мы вместе уже двадцать лет, говорит мне Марвин.
Женаты?
Нет мы танцевальная пара. Моя жена умерла восемь лет назад. Ее муж умер семь лет назад. Они называют нас Эм и Эм.
Марвин и…?
Она отвечает в первый раз за всю беседу – Мюриэль.
Марвин и Мюриэль.
- Разве она не принцесса?
- Определенно. Можно спросить, сколько Вам лет, Марвин?
- Конечно можно, это свободная страна, за исключением придурков в Белом доме.
- Ну так сколько Вам лет?
- Девяносто годиков.
Мюриэль, на голову выше него, легко подталкивает его локтем, и они ввинчиваются в толпу из семисот других танцующих пар.

Это странный мир и я лучше совершу самоубийство, чем стану его частью, но все они кажутся очень счастливыми. Как только позволяют приличия, я на цыпочках удаляюсь. Триумфальное рычание «If my friends could see me now» из фильма Sweet Charity становится все слабее и вот, наконец, я в безопасности в кабине такси.

Следующим утром я стою на скале пляжа и прощаюсь с Флоридой.
Я проехал вниз по восточному побережью так далеко к югу как мог, и теперь должен направляться к западу, через пролив к Луизиане.

ИНДИАНА
Я уже выглядел как полное дерьмо, но дальше было ещё хуже
Верзил? ВЕРЗИЛ? Каких ещё таких верзил, вы имеете полное право спросить. Я не знал. Кажется, никто не знал. Это одно из самых известных прозвищ Соединённых Штатов. Кажется, что в придачу к этому ещё и государственная тайна. Жителей штата называют верзилами чаще, чем индианцами; а в название либо рекламу каждого бара, агентства по недвижимости или страховщика пытаются, так или иначе, внедрить это слово. О чемпионах штата по баскетболу 1954-го года сняли фильм под названием «Верзилы» с участием Джина Хэкмана, Барбары Херши и Денниса Хоппера. Фильм был номинирован на две премии «ОСКАР».
И, тем не менее, никто не знал, что это слово означало или откуда произошло. Хотелось возмутиться, не безалаберщина ли это? Ведь штату ещё даже не стукнуло две сотни лет. Как можно было забыть такой простейший факт, как происхождение собственного прозвища? Кстати, «з» в «верзиле» часто (но не всегда) произносится как «ж» в словах «жила», «жизнь».
Вот только некоторые из объяснений, которые я собрал из различных источников, не исключая и самих индианцев.

Версия 1.
Это сокращение от «Веришь в силу?» или «Вера или сила?». Оба вопроса являлись более прямыми вопросами наподобие известного во многих культурах «Кто здесь? С верой в нас или силой против нас?». Вывод? Мне ли убеждать Вас, как невнятно и неубедительно звучало подобное объяснение? Чепуха.

Версия 2.
Кусание жил было настолько распространённым, что выкрики «чья, Вер, жила?» были распространёнными во время сбора с пола салунов частей тела. Вывод? Эта теория была даже более жалкая, чем первая.

Версия 3.
Однажды жил делец с фамилией Верзила, и его работников называли людьми Верзилы. Что ж, если это правда, то это всё безупречно объясняло. Только вот записи о существовании подобного человека или о такой фамилии, будь то в Индиане или где-либо ещё, отсутствали. Вывод? Пустые бредни.

Версия 4.
Чтобы победить соперника в драке, надо было его зашикать, и поэтому про самых отъявленных драчунов в Индиане говорили, что они шумом вершили, откуда и произошло «верзилы». Вывод? Полный бред.

Версия 5.
Человек по имени полковник Лемановский прибыл в Индиану в 1830-м г. давать лекции о войнах Наполеона, при этом особенно восхваляя великих жилистых гусаров. Каких таких вел. жил. гусаров? Французов или британцев? Поляков? История умалчивала, но предполагала, что несколько молодых индианцев были настолько впечатлены услышанным, что решили распространять славу о гусарах, о которых они запомнили только то, что те были верзилами. Вывод? Редкий бред сумасшедшего. Для начала следовало вспомнить хотя бы о том, что индианцев уже называли верзилами, когда полковник с подозрительно звучащей фамилией прибыл в Индиану.

Версия 6.
Зерно на индианском наречии звучало как «вержа». Да ну? Исследования не выявили ни одного из сотен языков и диалектов американских аборигенов, в котором зерно называли бы таким образом. Конечно, могло так случиться, что это слово существовало в ряде языков, которые исчезли из бытования после 1830-го, но это ещё требовало доказательств. Вывод? Весьма сомнительно.

Версия 7
«Вержи» раньше означало болезнь скота, откуда индианцы и позаимствовали такое странное самонаименование. Вывод? Гм. Действительно, это слово в наше время означало гельминтозный бронхит, но … складывалось впечатление, что кто-то просто перебирал слова, начинающиеся с «вер» и подбирал объяснения.

Версия 8.
Ещё с древних времён «вЕрхом» называли возвышенность, выступ или холм, ведь были верховья Саттона и Лутона. Возможно, название пошло от «верховьей жизни», из чего следовало, что, по сути, индиацы – горцы. Вывод? Нет, нет и ещё раз нет, это просто было высосано из пальца.

Версия 9.
Было замечено сходное камбрийское слово, означающее что-либо необыкновенно большое. То есть, великое. Вывод? Слабо. Что такого необыкновенно великого в Индиане и жителях штата? Мне это уже начало порядком поднадоедать.

Версия 10.
Происхождение восходило к североиндийскому обращению к лицам, старшим по званию. Вывод? Ложь чистой воды от начала до конца. Индианцы под влиянием Индии в 1830-м? Всё равно, что заявить, что болгарское наименование газонокосилки произошло от уэльского обозначения глажения. Уймитесь.

Версия 11.
От шелушителя, то бишь початкоочистителя. Вывод? Ммм. Вроде всё в порядке, но слова слишком по-разному звучали, а за такой ничтожный промежуток времени произношение не могло так измениться. К тому же Небраску всё-таки прозвали не штатом верзил, а штатом шелушил.

Ага. Вот так вот. Полнейшая тайна.

Элкхарт

Самый крупный город в Индиане – столица штата, Индианаполис. Второй по населению, Гэри, как и большинство из городов на севере Индианы, проигрывает по сравнению с широтой простора мегалополиса Чикаго. Мой пункт назначения – всего лишь маленький городок, находящийся посередине между Детройтом и Чикаго.
Выдающаяся заслуга Элкхарта – в том, что это мировая столица автофургонов. Под автофургонами имелись в виду передвижные дома, на которых помешаны американцы и которые напичканы дорогущими джакузи, микроволновками и спутниковым ТВ. Эти персонализированные громадины выражали пристрастие американцев к автомобильным путешествиям даже больше, чем Додж-Караваны. Кинозвёзды использовали их в качестве гримёрки и мест для тусы после съёмок, более известных в таком случае как трейлеры под маркой «Уиннебейго», но для американцев, повёрнутых на жизни в фургоне, это скорее дома на колёсах. По всей территории Элкхарта разбросаны компании по производству автофургонов, а также предприятия по оказанию сопутствующих услуг. В добавок к этому (это ж Америка!) в городе находятся Зал славы автофургонов и музей истории индустрии.
Элкхарт поразил меня тем, что представлял собой почти что идеальный образчик провинциального американского городка. Достаточно крупного, чтобы в нём были катки, институты и дворцы творчества, а также собственная газета «Правда» (интересно, они в курсе, что это калька с советского издания?), но не настолько большого, чтоб быть скрытым за безличными торговыми центрами вдоль автотрассы.
Я договорился о встрече с начальником пожарной охраны, Майком, крепеньким человечком с усиками, лидером от природы и с неоднозначным чувством юмора. Он разрешил мне проехаться в кабине пожарки. Я чувствовал себя мальчонкой, у которого сбылись сразу все новогодние желания. Он даже разрешил мне опробовать сирену.
Одетый в пожарную форму, состоящую из коричневатого огнеупорного костюма и каски, я уже выглядел как полное дерьмо, но дальше было ещё хуже
Майк решил, что я был готов к настоящему испытанию в тренировочном здании, где инициировали пожар. Бороться приходилось скорее с дымом, чем с огнём, поэтому кислородный баллон на моей спине, а также защитные очки и маска на лице дополнили мой нелепый вид. Но внешнему виду перестаёшь придавать основное значение, когда попадаешь в комнату, в которой можно в любой момент потерять сознание от ядовитых паров.
В такую комнату я и направился, защищённый всего лишь датчиком для определения уровня тепла и рацией.
Вверх по лестнице, в эпицентр пожара. Геенна огненная! Не видать ничего. Я натыкался на пожарных, которые легонько меня отталкивали в сторону, напоминая конюхов, которые терпеливо осаживали лошадь. Следуя инстинкту, я нагнулся и стал двигаться ползком вдоль пола. Я знал, что дыхательный аппарат поможет мне, но не мог сдержать лихорадочной одышки: в этом кромешном аду паника казалась лучшим выходом. Я почувствовал крупный источник тепла и направил на него датчик. Стрелка зашкаливала.
Я не мог разобрать, что говорили по рации. Люди хлопали меня по плечу и пытались что-то объяснить жестами. Я энергично кивал, мол понимад, чтобы они не беспокоились обо мне.
Я не спеша отступил к лестнице, развернулся и понёсся обратно. Снаружи мне потребовалось ещё минут пять, чтобы успокоиться и снять-таки очки и маску.
Есть! Я выжил в огненном аду!
Спустя десять минут спустились остальные пожарные, непринуждённо болтая и посмеиваясь друг над другом.
«Эй, - спросил слегка озадаченный Майк, - Почему ты не остался затушить огонь?»
Ах да. Точно. И моё триумфальное трёхминутное пребывание в преисподней без криков или столкновений с другими пожарными вдруг померкло. Во всём своём возбуждении я забыл, что должен был помочь победить настоящий пожар. В конце концов, в этом и была вся суть. Сам факт работы, мышления, сотрудничества, сообщения в таком аду… невероятен.
В ту же минуту я осознал, что а) пожарные – выдающиеся люди и б) я больше никогда не попрошу разрешения пойти с ними на работу.
Мы вернулись в пожарную часть, и Майк рассказал про 11 сентября 2001 года. Как и все мы, он видел, как самолёты врезались в башни, и башни упали. В тот день он с половиной команды отправился на своих служебных машинах в Нью Йорк. Их не просили – они знали, что в них нуждались. Он оставался на месте теракта в течение месяца. Бог знает, свидетелем каких кошмаров он был. Я почувствовал, что мне не следовало о них спрашивать.
С невесёлой улыбкой Майк заметил, что другая катастрофа, ураган Катрина, разрушительные последствия которого я наблюдал в Луизиане, принёс Элкхарту только пользу. Необходимость в переселении привело к необычно большому и срочному спросу на автофургоны.
Я позволил ему сесть в такси (роскошь, достойная заслуживших её людей, даже если внешне они и кажутся поверхностными, что, правда, не было диковинкой в Америке), прежде чем помахать ему рукой на прощанье.

Монтана
«Здесь много места. Очень много места.»
Не самый внушительный список знаменитых граждан, хотя только Аляска, Техас и Калифорния превышают размером Монтану, верно и то, что только Аляска, Делавэр и Дакота заселены меньше. Здесь много места. Очень много места. И здесь есть черта…очень известная черта.

Словосочетание «49-я параллель» часто используется для того, чтобы описать сплошную границу между США и Канадой. Возможно, название этого фильма Пауэлла и Прессбургера с участием Эрика Портмана и Лоуренса Оливье (с усами и одним его самых абсурдных акцентов, в роли французско-канадского ловца) послужил причиной того заблуждения, согласно которому, в основном на Западе, считается, что граница фактически совпадает с линией этой широты. Восточнее такие города, как Торонто и Монреаль, находятся немного южнее, на 44-й и 46-й параллелям. Но здесь, в Монтане, все 550 миль северной границы поделены с Канадой и совпадают - в той степени, в которой позволяли технологии картографии XIX века- с 49-й линией широты.

Если верить фильму, это «единственная незащищенная граница в мире»…хорошо, бедная милая Канада, быть может, и не зарекомендовала себя, как рассадник мятежников и террористов или вооруженных бандитов и наркоторговцев, но все американские границы после событий 11-го сентября охраняются с особой тщательностью, незащищенными их больше не назовешь. С 2002 таможенная служба США и служба пограничного контроля стали частью всеобъемлющей правительственной системы, зловещего Департамента Внутренней Безопасности. Этот статус выражается в новенькой униформе, бюджете побольше и даже в чуть большем чувстве патриотизма и нравственности.

Граница
На границу я приезжаю вместе с патрульными Джоном и Алексом, которые едут из Шелби через два маленьких городка с восхитительными названиями: Санберст («лучик солнца») и Свитграсс («душистая трава»).
И здесь пролегает она, 49-я Параллель. Стена.Не огромный барьер, но все равно стена. Я с завистью смотрю на птиц, которые пролетают через нее без документов и каких-либо других проверок. Это неприветливая, самая неприветливая сторона обращена к Канаде в самой северной части Монтаны. И потому я искренне удивляюсь, когда Джон говорит мне, с самодовольным видом человека, который знает, что сейчас нанесет сокрушительный удар, что здесь, на 49-й , мы находимся на одной линии широты с Францией. Во имя всего святого, она пролегает прямо через Париж.

“Но почему же тогда в П-п-париже не так х-х-холодно?»-спрашиваю я сквозь стучащие зубы. Джону нечего ответить. Я не сомневаюсь, что это связано с Арктикой( которая находится к нам не ближе, чем к Парижу, но это неважно), и с горами и ветрами, и с морскими течениями. Неважно.

На границе нет никакого движения. Нет предполагаемого наплыва иммигрантов, которых они встречают оградой под электрическим напряжением.
На следующее утро, когда я лечу на европейском вертолете AS350 A-Star ( нам показывают списанный «Черный Ястреб», но мне сообщают, что другие полностью в рабочем состоянии) та же атмосфера глухой молчаливой зимы пронизывала насквозь. Это неудачное время для попытки нелегально пересечь границу. Любого увидели бы за милю. И здесь остались бы такие следы, что даже мне удалось бы выследить нарушителя.

Не в первый раз я вынужден наблюдать печальную истину: по крайней мере в одном существенном аспекте Аль-Каида победила. Победа внутри Соединенных Штатов может была и неполной, но ее было вполне достаточно. Одним жестоким и зверским поступком и вероятной угрозой других, они заставили Америку впервые ограничить свободы и возможности. Стоять в очередях для проверки в каждом международном и внутреннем аэропорте, иметь личный солнцезащитный крем, ножницы для ногтей и бутылку с минеральной водой. Терпение каждого подошло к концу. Это незначительные, ощутимые победы. И никто не смеет сказать этого в очередях, которые все растут и растут, это будет непатриотично. Тот факт, что сейчас правда непатриотична сама по себе, это тоже победа. Аль-Каида стоила США и его жителям невообразимо большого количества времени и труда, беспокойства и стресса. А тысячи миль международных границ стоят американским налогоплательщикам еще больше. Новые вертолеты, тысячи новых солдат. Неисчисляемая сумма.
Бизоновая система Тернера.
Безобразие человечества кажется таким далеким от ледников и гор внизу, наделивших ландшафт такой монументальной красотой, какой мне еще не приходилось видеть. Я веду такси из Хелены, столицы штата, через Галлатинский лес, окаймляющий въезд в Йеллоустоунский парк, который, к сожалению, закрыт для посетителей с ноября до середины апреля. Но Галлатинский национальный лес тоже достаточно красив, и ведет меня все ближе к моей цели: Бозману и Ранчо «Летающей D» .

Кто самый крупный землевладелец в Британии? Большинство британцев предположили бы, что Корона. За ней последовала бы Церковь. А далее: Тринити колледж, Кембридж и Герцог Вестминстера. Ну, или что-то в этом роде. Те же имена могли быть названы и сотни лет назад. Но кто же самый крупный землевладелец в Америке, не считая Федерального правительства? Это человек, который серьезно принялся за скупку участков только двенадцать лет назад, или чуть раньше. Сейчас он, несомненно, владелец большей части частных земель в Соединенных Штатах, и имеет ранчо в Северной Дакоте, Канзасе, Оклахоме, Небраске, Нью Мехико и (почему, собственно, я и здесь) в Монтане. Всего в его владении находится около трех тысяч квадратных миль земли. Используется она для выпаса бизонов. У него самое огромное стадо в мире.

Бизоны (которых часто зовут буффало) когда-то бродили по Великой Равнине Северной Америки ( огромная степь на востоке от Скалистых гор) в невообразимых количествах, обеспечивая десятки тысяч индейцев Равнины, которых кормило их мясо и грела их шкура. Потом появились европейцы с их лошадьми, винтовками и искусными способами убийства. Здесь появлялись груды из тел бизонов от двух до ста тысяч в день в самый пик бойни. За двадцать лет численность резко сократилась до такой степени, что целые виды оказались под угрозой исчезновения. Президент Уиллис С. Грант и другие отклонили билль о защите бизонов, несмотря на то, что они знали: если бизоны вымрут, то жизни этих мерзких индейцев Равнины станут неизмеримо труднее. Не лучший час для Америки. Так называемые цивилизованные люди, сговорившиеся организовать разом геноцид и истребление целых видов животных, одним махом. К счастью для бизонов, одно или два осведомленных ранчо сохранили собственные небольшие стада и спасли им жизнь. С того момента они неплохо оправились. Подсчитано, что всего сейчас существует 500 тысяч бизонов, из них приблизительно 300 тысяч в США, из которых 50 тысяч ему, «Южному акценту», мистеру Теду Тернеру.

В Британии Тернер известен своим браком с Джейн Фонда и основанием CNN, а в Америке Телевизионная Сеть Тернера также поддерживает популярные каналы TBS, TNT и TCM. Необычно щедрый и, как сказали бы некоторые, эксцентричный филантроп, он лихо одарил ООН одним миллиардом долларов. Это так много, что создается ощущение, что он хотел позлить американских правых, которые питают отвращение к этой организации, а не по какой-либо другой причине. Я не сомневаюсь, что это несправедливо, но он, кажется, наслаждается личным званием одного из самых богатых либералов в мире, находя время на выпады в сторону иракской войны, религии и вооруженных группировок. Он также поддерживает владение экологически уязвимыми землями и защиту флоры и фауны.

Ранчо, на котором он проводит большую часть времени, -это «Летающая D», пригород Бозмана, в Монтане. Я миную ворота и гоню сопротивляющееся такси милю за милей, милю за милей…по дороге, пока мы не добираемся до дома на ранчо. Он согласился позавтракать со мной и показать свое владение.

Элегантный, седовласый, сексуальный усач шестидесяти одного года, он стоит и приветствует меня в деревянной столовой в джинсах и ковбойских ботинках, фермер всем своим существом, с ласковыми псами, прыгающими у его ног, и миллиардер каждой своей клеточкой, с заботливыми людьми в пределах слышимости, на случай, если ему что-то понадобится.

Несмотря на то, что он рад владеть всеми этими бизонами, он сообщает мне (садясь перед миской с мюсли и предлагая мне сделать то же самое), что он ставит целью продемонстрировать миру, что мы не должны сохранять их только из-за благотворительных и экологических соображений. Непреклонный предприниматель, коим он является, он создал настоящий практичный бизнес с помощью животных: Монтанский Гриль Теда, который сейчас насчитывает шестьдесят филиалов по всей стране под слоганом «Ешь плотно. Делай добро». Они подают стейки и бургеры из мяса бизонов, утверждает Тед, в которых больше протеина и меньше жира и холестерина, чем в любом подобном мясе. Ничего не замораживается и не готовится в микроволновке, и все настолько экологически чистое, насколько возможно. Чашки, которые в ресторанах дают на вынос, сделаны из кукурузного крахмала, меню напечатаны на вторично переработанной бумаге, мыло в уборных биоразлагаемое и соломинки сделаны из бумаги, а не из пластика. Без всякого сомнения, он очень сильно этим гордится и рад посвятить остаток своей жизни агитации за здоровое экологичное питание по американскому принципу: никакой выпендрежной салатной чуши, ничего кроме красного мяса с запада.

У Теда Тернера есть черта, которую я всегда нахожу у особо успешных предпринимателей: манера говорить без остановки, не слушая больше никого, кто бы ни оказался в комнате. Годы могущества, стратегической и тактической правоты практически во всем, что он делал, в окружении сторонников-подхалимов, без сомнения, и сформировали эту черту. Хотя справедливо заметить, что его внимание было не таким, каким должно было быть, но правда и то, что у него нет причин думать, будто я или кто-либо другой может сказать ему что-то, чего он не знает, или что-нибудь, что хотя бы немного смогло бы его заинтересовать. Его болтливость меня нисколько не раздражает: я здесь, в конце концов, чтобы записать интервью с ним, и чем больше он говорит, тем лучше, особенно потому, что его люди сказали, что у меня есть только час или полчаса до того, как ему придется лететь в Атланту.

И снова с уверенностью, свойственной богачам, он резко встает, словно ему скучен наш диалог (каким он, возможно, и был, учитывая, что я потерял всякую возможность сказать что-нибудь кроме «да» за последние десять минут) и сказал: «Пойдем найдем парочку бизонов».

У него на ранчо их десятки тысяч, но это еще не значит, что их легко выследить, «Летающая D» -это огромный кусок земли, на котором тысячи бронтозавров могли бы счастливо затеряться, не опасаясь, что их обнаружат.

После совещания с главой ранчо, мы отъезжаем и, возле дома, принадлежащего сыну Теда, обнаруживаем их. Косматые, с козлиной бородой и горбом, есть что-то первобытное в силуэте этих огромных животных. Тед говорит мне, что они на самом деле, технически, по крайней мере, карликовые бизоны, действительно крупные виды вымерли не более 10 тысяч лет назад, вместе с американскими слонами и мамонтами.

Тем не менее, карликовые или нет, они мало походят на дружелюбных зверушек, и мы выходим из грузовика и осторожно приближаемся. Тед сообщает мне, что он хочет сохранить свои земли, не только для бизонов, но и для всех местных видов. Степные собачки, к примеру, похожие на сусликов норные животные, считаются основным видом, присутствие которого будет способствовать процветанию всех видов орлов, ястребов, лисиц, хорьков и барсуков.

Мы снимаем к стаду так близко, насколько это возможно, и тогда Тед смотрит на часы.

-Хорошо,- говорит он, -Мне нужно идти, оставайся, сколько захочешь.

И он ушел. Симпатичный, стильный человек, который, кажется, получает огромное удовольствие от своих денег и с их помощью делает больше, чем многие.

Мы заканчиваем нашу съемку без него и, обойдя стадо, подобно охотникам, мы получаем наш отснятый материал и покидаем ранчо. Через десять миль тряски мы снова на общественной дороге и направляемся в Айдахо. Но сначала мы останавливаемся на десять минут, чтобы полюбоваться несколькими волками и медведями в маленьком заповеднике по пути. Бизоны, волки, миллиардеры и гризли, и все в один день.

Счастливее я и быть не мог.

Оклахома

«Когда началось само родео, всё что мне осталось это сдерживать плач радости и восхищения».

После Оклахомы к сорока восьми соединённым или «соседствующим» штатам, присоединились только Нью-мехико и Аризона. Гор Видал, дед слепца Томаса Прайора Гора был сенатором основателем когда в 1907-м году наконец был получен статус штата. До тех пор это была территория для пожизненно перемещённых американских индейцев, которые были вышвырнуты с их потомственных земель в южных штатах. Их вынужденное путешествие вошло в историю индейцев как "Тропа плача". БОльшую сельскохозяйственную ценность она приобрела во второй половине девятнадцатого века, однако, племена вновь были изгнаны первыми колонистами, нахлынувшими с известным Освоением Земель, первопроходцами, первыми трудягами фермерами. Они нарушали все правила и нарезали себе земли вперёд всяких властей и разрешений, что дало им имя «торопыги», это и стало прозвищем штата. Вышвырнув индейцев, поселенцы, однако, позаимствовали их название этой земли Окла Хума, что по злой иронии переводится как «Земля красного человека». Природа взыскала жестокую плату с белых поселенцев, в начале 1930х, когда засуха, сильные ветры и плохое сельское хозяйство сложились в одно бедствие и создали печально известную Пустошь.² Тысячи и тысячи разорённых фермеров снялись с мест и направились в Калифорнию. Том Йод персонаж «Гроздьев гнева» Джона Стейнбека являл этот тип угнетённого Оки.³ В экранизации романа снятой Джоном Фордом, Генри Фонда сказал знаменитую речь, которая с тех пор стала своего рода фанфарами для обывателя:

«Я буду повсюду во тьме – Я буду везде. Куда бы вы не глянули –повсюду борьба, так голодные смогут поесть, Я буду там. Где бы коп не избивал парня, Я буду там. Я стану воплем парней, когда они обезумят. Я стану смехом детей, когда они захотят есть и они познают ужин, а когда люди насытятся, они воспрянут, и будут жить в построенных ими домах – И там я тоже буду.»

Не случайность, что во времена пыльных бурь Линн Ригс написал пьесу «Зеленеют сирени» обращающуюся ко временам незадолго до образования штата в 1906-м, когда территория Оклахомы выглядела как сельскохозяйственный рай. В 1943-м Роджерс и Хаммерштайн превратили пьесу в Бродвейский мюзикл, хит – «Оклахома!» Минуло всего три года с фильма Джона Форда, Оклахома, должно быть, чувствовала себя штатом, подвергшимся самым суровым испытаниям тех времён.

Но не только опустынивание, депрессия и фатум доставались Оки. Нефть сделала Тулсу одним из богатейших городов страны, с 1920-х и по наши дни это один из самых процветающих штатов Америки.

Спасение

Однако нельзя сказать, что там совсем нет бедноты. Этим утром я в центре Оклахома Сити, в здании Армии Спасения. Каждую неделю они кормят бездомных обедами, приготовленными самыми приветливыми и добродушными поварами, что вы кода либо надеялись встретить. Сегодня Страстная Пятница, и кажется, будто снаружи выстраивается особенно большая очередь. Я разговариваю с капитаном Венсом Мёрфи, офицером Армии Спасения. Они и в самом деле подражают военным с их рангами и иерархией. Темно-малиновые эполеты на белоснежной рубашке обозначают его звание так же ясно, как и серебряная горжетка на лейб-гвардейце. Испытывая отвращение к религии и большинству религиозных организаций, я всегда проявлял мягкость к Армии Спасения. Они столь решительно не сексуальны, столь дружелюбно беззлобны, безгранично прелестны в своей доброте. Они лишь продолжают кормить и одевать бедных, совершенно ничего не ожидая взамен. Единственный намёк на проповедь ограничивается довольно безнадежным, но добродушным моментом, когда один из офицеров толкует библию в то время как «клиенты» едят. Кажется никто не обращает на него внимания, несколько бездомных женщин подбадривающе кивают головами, офицер достаёт гитару и поёт. Ужасное исполнение «Удивительной Грейс» вполне очевидная, но малая плата что бы отблагодарить за то, что выглядит как действительно превосходная, горячая пища в холодный мартовский день. Я говорю с Терри, одним из бездомных и его приятелем, чьё имя я никогда не пойму. Им нравиться это место. Они уважают отсутствие докучливости и религиозности. Компаньон Терри заканчивает со своей едой и встаёт из за стола, чтобы помочь «Армейским» работникам кухни собрать стулья. Так он выражает свою благодарность. Проповедник Армии Спасения (так они раньше назывались, а сейчас уступили место мании двадцать первого века - пиарщикам) что здесь для помощи нам в съёмках - милая и забавная юная блондинка по имени Хайди. Она выглядит так, будто самая естественная вещь в мире это танцы живота. В ней нет и намёка на восточную кровь, но каждую неделю она профессионально исполняет танцы живота в ресторанах и ночных клубах вокруг Оклахома Сити. Никто в съёмочной группе не был готов к такому повороту. Мы договорились, что встретимся и снимем её этим вечером. Но сначала нас ждал один из величайших американских институтов: Родео.

Родео

Центрально Оклахомская Юниорская Ассоциация Родео, COJRA, проводит свои встречи несколько раз за сезон на Мемориальной арене имени Тайлера Блаунта в Гатери, Оклахома. И это, пожалуй, самый сочный кусок американского пирога, что мне доводилось пробовать. Вид маленьких детей слоняющихся окрест в ковбойских шляпах и сапогах вызывает умиление, но когда началось само родео, всё что мне осталось это сдерживать плач радости и восхищения.

Мероприятие открыто для любого мальчишки или девчонки, кто не бывал в браке, и в возрасте 18 лет и моложе. Существует пять дивизионов, согласно возрасту: 14-18, 10-13, 7-9, 6 и младше, и 4 и младше. Когда вы увидели трёхлетнего ребёнка в стетсоне пытающегося заарканить бычка или оседлать овцу, считайте вы всё видели.

Началось родео (а я пробыл в Америке достаточно долго чтобы не быть этим удивлённым) с исполнения национального гимна. Шляпы сняты и прижаты к сердцам, молодой человек объезжает вкруг арены неся звёздно - полосатый флаг. К собственному сильному раздражению я глубоко и непозволительно взволнован. Я утешаю себя мыслью, что был бы также эмоционально взбудоражен Болгарским национальным гимном, исполненном на типично болгарском мероприятии. И конечно я не одурачу никого, кроме себя воображая это.

Мы начали с «обдирания козы» 4х летками и младше. Как ободрать козу? Что же, для начала кто-то из присматривающих взрослых должен её украсить, иными словами прикрепить к ней ленточку. По удару гонга ребёнок выбегает, ловит козу, зажимает её между ног, отцепляет ленточку и бежит назад. Побеждает лучший результат по времени. Соль комедии заключена во фразе «зажать козу между ног» несмотря на то что дети, в общем понимают правила игры, коза не понимает, и проходит масса беготни и множество падений прежде чем удастся её ободрать. Поскольку каждый раз это одна и та же коза, действо с каждым разом становиться всё насыщеннее, раздражение козы нарастает, и она очень яростно стремиться свалить.
Для группы 6 и младше усложнённый вариант:

«Обдирание козы с лошади». Что, по сути, тоже самое, но уже верхом. Это незначительное дополнение для коз, но теперь ещё и лошади не понимают, чего от них хотят. Меж тем это усиливает комедийность, и теперь я раскраснелся, мои глаза мокры и я охрип от смеха.
Далее следуют: объездка баранов, вязка коз и выездка. Объездка баранов не столь тревожуща как звучит. Дикая лошадь или мустанг будет слишком серьёзно для карапузов едва научившихся ходить, даже здесь в индивидуалистской, либеральной и чертовски беззаботной стране ковбоев, а потому самые юные категории седлают баранов. Чем дольше они останутся верхом, не будучи сброшенными, тем лучше. Они могут надеть защитную униформу, но она не для этих бравых, маленьких ковбоев и ковбоек. Глядя на их решительность и серьёзность приходишь в восхищение.

Село солнце, взошла луна, и старшие дети показывают свои навыки, которые на столько же лучше на сколь и менее привлекательны.

Вы не можете посетить такое событие и не задуматься над превратностями жизни, рождения и судьбы.
В Америке миллионы городских детей и детей из гетто, рождённых для банд и наркотиков, для оружия, преступности и насилия. А есть и вот эти дети, выросшие в деревне, рождённые для обдирания козлов, выездки баранов, лассо и верховой езды. Эти два типа детей видимо никогда не встретятся за всю свою жизнь. Будут ли они уважать друг друга, изучать друг друга или просто задумаются друг о друге? Вероятнее всего нет. Дети, евшие сегодня в зале Армии Спасения видимо никогда в жизни не видели толком лошадь, кроме разве что конной полиции.

Животик

Увидят ли дети по эту сторону жизни танцы живота, это уже совсем другой вопрос. Из Гатери в своеобразное родео человеческой плоти в ресторане «Шишкабоб», Оклахома Сити. Наша старая подруга Хайди танцует с девушкой, которая днём служит сержантом в Военно-воздушных Силах Соединённых Штатов. Я воткнул доллар туда, куда ещё мог смотреть без смущения и направился в койку.

_________________
Примечания переводчика:
1: Ср.- Терпение и труд всё перетрут.
2: Через четверть века история повторилась в Советском Союзе, "Освоение Целины". С 1954 по 1960 год в степях Дальнего Востока, Сибири, Урала, Поволжья и Казахстана – был распахан тончайший плодородный слой земли, большую часть его сдуло ветрами (известные «Чёрные ветры» дули по всей средней полосе несколько лет), а оставшиеся крохи были истощены бездарной агрономией в течение нескольких лет. Сейчас полностью изменена экосистема этих земель, уничтожены сотни видов растений и насекомых, а сами земли не пригодны для какого либо агропользования на площади в миллионы гектар по территории нескольких государств.
3: Здесь и далее по тексту автор использует слово Okie – игра слов, от аббревиатуры названия штата – Ok, что на русский язык также можно перевести как – Окейцы или Хорошисты.

КОЛОРАДО

"Некоторые предлагают бутылочку острого соуса Табаско в качестве лекарства против боязни высоты. Вот тут-то я понял, что такое действительно жестокая, безжалостная и ребяческая шутка"

Колорадо имеет форму прямоугольной плиты. Границы штата были определены не реками, долинами, горами или другим ландшафтом, а меридианами и параллелями, придуманными человеком для определения широты и долготы. Тем не менее, никто не может понять данного факта, и каждый раз при изучении этого величественного и прекрасного штата начинаются размышления касательно влияния природы на формирование границ. По территории Колорадо проходит хребет Скалистых гор с его наивысшими точками. Более того, сам штат находится на высоте тысячи футов выше уровня моря, а столица Денвер располагается на возвышенности в 5280 футов, за что и получила своё прозвище "Город высотой в милю".

Пау-вау

Первым делом я посетил столицу штата, чтобы стать свидетелем одного из регулярных событий Денвера, ежегодного Мартовского Пау-вау. Пау-вау - это собрание североамериканских индейцев, которое проводится в форме внутриплеменной или межплеменной встречи. В эти дни крупномасштабные пау-вау вроде денверского представляются прекрасной возможностью ознакомиться с музыкой, национальными костюмами, историей и культурой индейцев. Со всех краёв Северной Америки съезжаются племена: Чёрная Нога, Ворон, Кри, Апачи, Команчи, Чероки, Чоктав, Оджибва, Лакота, Навахо, Хопи, Пассамакуодди и дюжины других.
Находящийся в центре Денвера "Coliseum Convention Center" огромен, и в пик пау-вау его главная арена полностью забита тысячами мужчин, женщин и детей в традиционных оленьих шкурах с бусами и перьями. Крики и звуки барабанов с точностью воссоздают атмосферу сцен сражений из ковбойских фильмов. Голливуд, естественно, использует в фильмах индейцев только в живом исполнении, так что все эти танцы и движения ничем не отличались от того, что я видел в вестернах, но, тем не менее, это произвело на меня сильное впечатление.
Краски, восхитительные костюмы и дух праздника полностью поглотили меня. После всего того ужасного, с чем я столкнулся в резервации Pine Ridge (дословно - "Сосновый Хребет") в Южной Дакоте, после праведного гнева Рассела Минса и прочих было приятно увидеть, что главным для большинства североамериканских индейцев остаётся их гордость.

Женщина на скотобойне

Следующим днём было Пасхальное Воскресенье, и я провёл его в Форт Коллинс, симпатичном студенческом городке в шестидесяти милях или около того севернее Денвера. Наш звукооператор Адам был настолько зачарован атмосферой здешних мест, что пообещал однажды вернуться и остаться тут жить. Не так давно мы были в Эшвилле (штат Северная Каролина), городе, начисто лишённом ресторанных сетей, представительств крупного бизнеса и отелей. Адам не одинок в своём восхищении: Форт Коллинс был назван "Лучшим местом, в котором я хотел бы жить" по версии журнала "Money" в 2006 году. Может быть, этому поспособствовало расположение Государственного Университета Колорадо: конечно же, обилие развлечений, дешёвых ресторанов и кофеен символизирует собою студенческий городок.
В понедельник я посетил кампус, чтобы встретиться с профессором Темпл Грандин, личностью не менее примечательной, чем её имя (от английского "Temple" - "храм"). Выходной день в Пасхальное Воскресенье позволил мне ознакомиться с её книгой "Animals in Translation" ("Язык животных").
Темпл Грандин родилась с аутизмом. В период её детства единственным диагнозом данного состояния было "серьёзное повреждение мозга". Обладая огромной волей, прекрасным умом и инстинктивной любовью и связью с животными, она решила использовать данные качества во взрослой жизни. И она нашла себе идеальную работу. Она - только вдумайтесь - ведущий в Америке дизайнер гуманных скотобоен.
Темпл способна рассуждать как животные: она отмечает все факторы, вызывающие стресс у домашнего скота при погрузке и перевозке. Когда её работа только начиналась, она сама ходила по дорогам, ползала по склонам и воссоздавала процесс перемещения животных с поля в грузовик, из грузовика во двор, со двора на скотобойню. Выглядело это достаточно мрачно. Но она отмечала абсолютно все нюансы. Она замечала, если скрипели ржавые знаки, замечала яркие краски и реакцию на них, отмечала слепые повороты на дороге, места, куда не стоило бы ходить, пугающие тени. Она инстинктивно понимала те мелочи, которые могут взволновать животных, мелочи, которые обычный человек не способен различить. Всё это в комплексе могло бы привести к сомнениям, страху и стрессу, что вызвало бы остолбенение у животного и отсутствие возможности сдвинуть его с места. Это в свою очередь привело бы к тому, что узда оказывали бы ещё большее давление и, соответственно, больше стресса. С появлением электронных манипуляторов для скота крики и физическое воздействие скотовода стали создавать значительный стресс и замедлять работу системы. Рабочий день каждого человека становится трудным, процесс медленным и искажённым, выгоды снижаются (гормоны стресса ухудшают качество мяса), и в итоге все несчастны.
Считается, что люди воспринимают данное беспокойство как неизбежность. Согласно стереотипному мышлению, животные являются злобными и тупыми созданиями, ими тяжело управлять и перемещать по скотному двору, и так было всегда. Темпл посетила дюжины, а затем сотни ферм, ранчо и скотобоен и смогла изменить систему, обучив работников основам интерпретации поведения животных. Результат был настолько поразительным, что Грандин теперь является номером один в Америке в области дизайна скотобоен, желобов, загонов, проходных дорожек и прочего. Также она регулярно читает лекции студентам ветеринарного факультета в Государственном Университете Колорадо. Весьма серьёзное достижение для "отсталого", "с повреждённым мозгом" и "неспособного существовать в данном мире".
Вы можете подумать, что человек, который искреннее любит животных, никогда бы не занялся дизайном скотобоен, но Темпл не относится к ним как к мягким игрушкам. В действительности же, ключевой целью её исследований является понимание того, насколько животные отличаются от людей. Их осознание дискомфорта, недомогания и недовольства сильно различается по сравнению с нашим. Её ощущение того, что может напугать, встревожить или вызвать стресс у животных невероятно точное. Меня сильно удивит, если когда-нибудь кто-то сможет также близко подойти к пониманию вещей, которые вызывают у животных волнение, восхищение и удовольствие. Реагируют ли они, например, на красоту природы? Способны ли они заметить, оценить и измерить разницу между унылым городским ландшафтом и могущественной горной местностью?

Аспен

Я ручаюсь, что каждый испытает изумление и будет зачарован поездкой, подобно той, которую я совершил из Форт Коллинс в Аспен. Пока мы поднимались по американским горкам, которые опоясывают Скалистые горы, стало ясно, почему данный регион превратился в желанный зимний курорт, и почему места вроде Уэйл, Бивер Крик и Аспен стали такими эксклюзивными и невероятно дорогими.
Аспен, наиболее известный город в этой цепочке горнолыжных курортов, находится на высоте 7890 футов над уровнем моря, то есть почти полторы мили. Для меня такой высоты вполне достаточно для того, чтобы стать раздражительным и ощутить на себе давление и удушье. Успокаивало меня лишь то, что я бросил курить год назад.
Майкл Дуглас и Кетрин Зета-Джонс, Дэвид и Виктория Бэкхем, Антонио Бандерас и Мелани Гриффит, Уилльям Мэйси и Фелисити Хаффман… Мэрая Кэри, Дон Джонсон, Джэк Николсон… Аспен - это Северные Дубаи, если речь заходит о знаменитостях, для многих из которых курорт стал третьей или четвёртой резиденцией: небольшое шале стоимостью восемь-девять миллионов долларов - так мелочь, ничего особенного.
Они говорили мне, что катание на лыжах является их главным приоритетом, неоспоримо главным. Тем не менее, Стефенс не катается на лыжах, поэтому данное заявление не более чем попытка меня заинтересовать. Хотя я люблю альпийские курорты: мне нравится чистый воздух, ослепительная белизна и азартные розовощёкие, полные жизнерадостности взрослые и дети. Я бывал на разных горнолыжных курортах, наслаждаясь возможностью отстраниться от лыжных забав, и каждое утро отправлялся в кафе на самую высокую точку, где бы я мог посидеть, написать письмо и почитать, попивая горячий шоколад с ромом, пока мои друзья пролетали вниз по склону. Мы собирались на ланч, а затем всё повторялось.
Этим утром в Аспене я поднялся на гору, что прибавило ещё 3000 футов или около того к высоте и усилило головокружение. Некоторые предлагают бутылочку острого соуса Табаско в качестве лекарства против боязни высоты. Вот тут-то я понял, что такое действительно жестокая, безжалостная и ребяческая шутка.
Уже на самой вершине я нашёл местечко, где подают горячий шоколад с каплей рома, точно как я люблю, - Горный Клуб Аспена, годовая подписка стоит 175000 долларов. Естественно, Я знаю, что алкоголь - последнее, что стоит принимать на высоте двух миль над уровнем моря, но, к счастью, моё тело этого не знает. Я пил маленькими глотками, прогоняя привкус Табаско, и наполнился силами, чтобы испытать себя на склонах. Для этого я присоединился к лыжному патрулю, когда они находились на маршруте и тренировались.
Участники патруля, как принято сейчас говорить, - крутые чуваки. Другими словами, они худые, непонятно толи мальчики, толи девочки, и гладко бритые. Тем не менее, они все такие зачарованные и с большим терпением тащили меня по снегу, усадив в сани, пока мы не достигли места, где они должны были заложить бомбу. Идея заключается в том, чтобы предотвращать крупные лавины, организуя такие вот небольшие и контролируемые. Гудок продудел, и мы увидели с безопасного расстояния, как подушка снега рванула вниз, и через пять секунд звуки взрыва долетели до наших ушей. Настоящей лавины данный взрыв не вызвал, что уже было хорошей новостью. Тем не менее, я был очень разочарован: я хотел больше снега.
Следующим по списку было найти каких-нибудь детишек и закопать их в снегу. Это было очень просто. Группа дерзких, умных и невероятно самоуверенных детей натолкнулась на нас, и они начали интересоваться, зачем нам камеры и звукозаписывающее оборудование, и не снимался ли я в фильме "V значит Вендетта".
"Да, было дело, - ответил я. - Может быть, и вы хотели бы оказаться в этом фильме?"
"Конечно. А сколько за это заплатят?" - их отец работает агентом в мире шоу-бизнеса в Нью-Йорке.
Как только переговоры были закончены, то бишь я убедил их сниматься бесплатно, двое ребят согласились быть закопанными в снегу, пока я буду отвлекать овчарку. Задача заключалась в том, что собака будет бегать и вынюхивать снег, пока не найдёт, где закопаны дети, и просигнализирует об этом бешеным лаем патрулю. Было бы нечестно, если бы собака изначально увидела, где прячутся ребята, так что я усиленно отвлекал её от задания незатейливым лепетом об овчарках, которых я видел в Шотландии.
Как только всё было готово, собаку отпустили, и она тут же нашла детей в их тайниках, о чём с радостью пролаяла. Лично я подозреваю, что она поглядывала краем глаза в сторону ребят, пока мы разговаривали. Мы выкопали детей и двинулись для выполнения следующего задания - на трассу техобслуживания. Знаменитые склоны Аспена сохраняют свои идеальные кондиции только благодаря целому парку различных машин, которые причёсывают, укатывают, приглаживают, полируют и создают идеальный снежный покров. Каждую ночь в течение нескольких часов водители этих снежных кошек ухаживают за склонами гор, чтобы богачи и их дети могли на следующий день с удовольствием прокатиться по трассе. Я сел за руль одной из машин и, хоть это было и забавно, в очередной раз убедился, что подобная работа является лучшей в мире.
Я вернулся в отель и завис с двумя богатыми женщинами, которые предложили мне составить им компанию в ночном клубе. У меня возникла дилемма: а) ночной клуб, полный богатых, красивых и знаменитых женщин, или б) ночь в одиночестве в обнимку с книгой. Даже не думал, что выбор будет таким очевидным: книга оказалась в моих объятиях. Надеюсь, девчонки весело привели время в клубе.

ЮТА
Первое, что я произнёс, когда увидел Долину монументов, было: «Австралия отдыхает!»
Отель Голдингов должен посоревноваться за звание гостиницы, из которой открывался самый красивый в мире вид, так как она выходила на самое грандиозное и безумное достижение природы – Долину монументов.
В Юте, а особенно на севере штата, находились самые ослепительные зрелища Америки: национальные парки «Брайс Кэньон», «Моб», «Зайон» с известными миллионам туристов каньонами и ущельями. Если б только у меня было время посетить их все. Но в Долину монументов я должен был попасть. Очень даже наверняка должен был. Я в этом был уверен всю свою жизнь, даже не зная, почему, как иногда бывает у всех нас; к тому же это место было практически инопланетной декорацией к некоторым из фильмов всех времён и народов – вестернам Джона Форда. История о том, как Долина монументов стала съёмочной площадкой для Форда заслуживает отдельного упоминания.

Голдинги и Джон Форд.

В 20-х гг XX века Гарри Голдинг со своей женой начали торговлю с индейцами Навахо в здании, где я остановился. К концу 30-х для преодоления последствий Великой депрессии и неудачи его связи с индейцами и в собственном бизнесе Гарри отправился в Голливуд. Говорят, он так и не смог никого заинтересовать Долиной монументов. Даже не смог поговорить с начинающим режиссёром по имени Джон Форд, который собирался снимать новый крупный вестерн. Тогда он стал просовывать под дверь кабинета Форда фотокарточки с видами Долины монументов. И это сработало. Уже в том же 1938-м году Форд приехал для съемок его нового фильма с восходящей звездой Джоном Уэйном. Как говориться, это было начало прекрасной дружбы. Форд снял Уэйна в девяти картинах, поставленных в Долине монументов, и в моё пребывание отель Голдингов предлагал туры к будке Джона Уэйна (назвать это переодевалкой было бы явным преуменьшением для актёра).
А в самой долине место нападения на индейскую деревню в шедевральном творении режиссёра «Искатели» было официально названо именем Джона Форда. Эти камни, красноватая пыль и монументальная архитектура стали визитной карточкой Америки.
Мы перебрали все возможные идеи для обложки этой книги, но, в конце концов монументальная грандиозность Долины монументов превозмогла, ведь нигде больше нельзя было громче крикнуть «Америка!». Ни одно место на земле не было похоже на это.

Долина монументов

Вообще-то, первое, что я произнёс, когда увидел Долину монументов, было: «Австралия отдыхает!». На все просторы Австралии приходилась только одна каменюка, которую считали величайшим памятником природы, но по сравнению с Долиной монументов она выглядела маленькой, простенькой и неинтересной. Наверное, очень невыгодное для гордых австралицейцев было сравнение.
Но как все эти природные элементы сошлись в одном месте, чтобы создать готические соборы, норманнские крепости, монгольские дворцы, камбоджийские башни, модернистские статуи, элегантные террасы и инопланетные поселения, все запечённые в знойной пустыне из красного песка? Ответ, несмотря на полную достоверность, был такой же непредсказуемый и невероятный, как и сами творения. Как обычно, нас разочаровало традиционное геологическое объяснение: время, а также давление, ветер и вода.
Первое, во что можно было поиграть при виде деформированных скал, которые составляли бОльшую часть Долины – попробовать определить их стиль. Поиск знакомых черт даже в абстрактных творениях ветра являлся непреодолимой частью человеческой натуры. Сначала у индейцев, затем у христианских миссионеров и других европейцев. Поэтому тут были и тотемный столб, и ухо дождя, и три сестры, и большой палец, и рукавицы, и слоновый холм, и Спаситель, похожий на Христа, а также большое скопище камней в форме букв W и V, первую из которых расшифровывают как Марию, Иисуса и Иосифа. Недавно обнаружились также формация в виде Лизы Симпсон и холм с компьютерной клавиатурой.
Полностью долина принадлежала индейцам Навахо, и я, оставив позади буквы W и V, чрезвычайно гордился тем фактом, что мне разрешили быть их гостем, находясь в самом низу долины.

Вышивание в хогане.

Такси минуло отметку, названную в честь Джона Форда, и привезло к загону с двадцатью резвящимися фыркающими лошадьми. Туристы могли даже покататься верхом: человек, владеющий фермой, средних лет индеец Навахо по имени Джеймисон располагал неотразимым обаянием и обходительностью в общении. Он с улыбкой посмотрел на такси и пригласил меня в свой хоган – кругловатую приземистую хижину, сохраняющую тепло зимой и прохладу летом. Он улыбался, слушая мои непрекращающиеся восхваления о его месте жительства. Просыпаться в таком месте каждый день и видеть подобный пейзаж! Ему это было в удовольствие, но иного ему не дало было изведать.
К нам присоединилась его сестра Сэлли, мастер по вязанию традиционных корзин Навахо. Когда я назвал её мастером, я действительно имел это в виду, ибо её корзинки были не просто желанной этнической ручной работой, они ещё и стоили заядлым коллекционерам со всего мира добрых тысяч фунтов стерлингов. Одна из них, сказала с гордостью Сэлли, находилась в Белом Доме в Вашингтоне. Вязальщица несла ответственность за весь процесс: она отбирала сумаховые ветви (во что входили поездки за много сотен миль, так как сумах не произрастал в данной местности), нарезала их, вымачивала и окрашивала. Её дочка Сэлли тоже училась этому искусству, и я купил у неё две очаровательные прочно связанные вазы. Она пояснила символику орнамента: центральный элемент, подобно пупку, означающий начало всего сущего, был окружён горами, радугой (местом обитания мыслей и мечтаний), над которыми находились облака и небо. Между пупком и краем было пространство, благодаря которому человек был способен сосуществовать в разных сферах. Притягательно. Но совсем не так притягательно, каким мог быть только дым от гриля на барбекю, устроенном подле хогана.
Джеймисон пригласил добрую половину своей родни на утренний воскресный завтрак. Я заметил, что свояченица хозяина Лорэйн поджаривала хлебцы, фирменное блюдо Навахо, совсем не так, как традиционные воздушные лепёшки индейцев. Воздушность была вызвана добавлением молочного порошка, как объяснила Лорэйн. Тем временем сильная половина человечества, как и в пикниках по всему миру, занималась зажариванием мяса, рёбрышек и сосисок.
Путешествие подарило мне немало счастливых моментов, но начинка настоящих, свежеиспечённых гренок Навахо в глубине Долины монументов несомненно вошло в число самых знаменательных.
Джеймисон повернулся ко мне и посмотрел на скалы позади нас, а потом сказал мне, и я знаю, что это может показаться сентиментальным, надуманным, избитым, но он сказал это, и, смотря ему в глаза, я понял, что он говорил искренне. А сказал он: «Смотри! Вон буквы W и V. Это означает «Welcome, Visitor! – Добро пожаловать!»

Сребристая река времени

Мормоны, поселившиеся в Юте, хотели назвать территорию пустынью, что на грустном нелепом надуманном языке их предводителя Джозефа Смита означало «пчела», откуда пошли и прозвище «штат-пасека», и слоган «производство». Более мудрые мыслители победили, и название Юта пошло от имени индейского племени, однажды населявшем берега реки Колорадо. Помню, когда мне было лет девять, в школе нам показывали один научно-популярный фильм. Американский комментатор страннейшим образом глотал части слов и добавлял к ним новые: «Иже под испещеренными полынею степями…». Он также выдал редкий перл: «сребристая река времени, коей является Колорадо…» Я со своими друзьями ещё долго разглагольствовал об «изумрудном поле любви, коим является поле для крикета» и «златом вместилище ненависти, коим является хоккейная клюшка».
Хотя можно было и поспорить с наименованием сребристой реки времени, Колорадо произвело на свет больше чудес, чем какая-либо иная река в мире. Она высекла сам Великий каньон, что уже являлось величайшим достижением. В качестве награды её казнили и членили больше всех других. Всё началось с возведения дамбы Гувера в 1930-м, а закончилось созданием озера Пауэлл в 1980-м. Бедная сребристая река времени, коей является Колорадо, была испещерена и брошена в запустение.
Представьте себе такую расточительность и щепетильность, чтобы запечатать Великий каньон и залить его весь водой. Так вод это почти случилось с созданием озера Пауэлл, огромного искусственного водоёма, созданного в 1956-м году – и потребовалась почти четверть века, чтобы заполнить каньон Глэн и превратить его в озеро Пауэлл.
В то время многие посчитали это катастрофой, актом безудержной алчности, бесчеловечного разрушения. Каньон Глэн, хотя был менее известен, чем Великий каньон, также многих поражал своей красотой. Несмотря на то, что я никогда не увидел ничего более, нежели выступающие над уровнем воды обломки, я верил в это. Разноцветный песчаник придавал озеру особую изысканность. Не мог я отрицать и того, что отражение в воде тоже было ошеломительным. На таком озере можно было позволить себе редкий вид туризма – вылазка в плавучем доме. Я отправился в плавание с Робом Бигхорсом, местным индейцем, который работал экскурсоводом в компании по аренде суден. Я рассмотрел убранство корабля. Там были кухня, самый огромный плазменный телевизор, который я когда-либо видел, а также джакузи на втором этаже.
Да, пошло. Экологически низко, к тому же. Конечно же, раздуто и непристойно. Но плавучий корабль был чертовски занимательной штуковиной, чего я тоже не мог отрицать. Мы плавно скользили по чистой прозрачной воде, над которой лучи солнца занимали пожаром выступающие скалы перед тем, как приземлиться на каменистом пляже. После ужина я упал на постель счастливейшим человеком на свете.
На следующий день мы проплыли ещё несколько часов. Я поинтересовался, когда мы приплывём, на что Роб ответил, что мы не преодолели и пять десятков из тысячи девятисот миль береговой линии. Прошёл ещё час путешествия, в течение которого я принял джакузи, и после этого мы, наконец, причалили. Роб сопроводил меня по дороге с корабля ещё около мили до Радужного моста – аркой непревзойдённой красоты, созданной природой из песчаника, под которой могла спокойно разместиться Статуя свободы. Говорят, это самый крупный природный мост в мире. Так это или нет, но он священен для индейцев Навахо, поэтому мы не могли пройтись под ним или подойди близко. Роб был раздражён тем, что забыл захватить пыльцу с зерновых культур, чтобы благословить его. Согласно легенде, которую поведал Робу его дедушка, однажды мальчика-индейца в горах застал ветер и дождь, и ему некуда было податься. Внезапно перед ним появилась радуга, и мальчиком осенил её крестным знамением, чтобы получить защиту. После благословения мост превратился в каменную глыбу.
Казалось совершенно неправильным, что возвращаться к передвижению по суше пришлось на скоростном катере, но необходимо было придерживаться расписания, поэтому мы направились назад, оставляя за собой огромные волны и страшный гул в ушах, при этом ужасно поранив мою руку корпусом лодки. Я боялся, что у меня откроется кровотечение, настолько интенсивной выдалась поездка. После ощущения безмятежности настало время боли, гнева и стресса. Я дал себе клятву больше никогда не ездить на скоростном катере. Итак, лошади и катера. Я воздержусь от того и другого.
Вскоре боль утихла, и вернулось ощущение удовольствия, что являлось одной из самых счастливейших эпизодов моей жизни.
Если и был штат, созданный лишь для наслаждения природной красотой, то этот штат – Юта.

АРИЗОНА.

«Кактус Сагуаро … культовый, высокий, с комически раскинутыми отростками, гигант, любимый художниками мультипликаторами»

Аризона официальный штат галстуков, в самом деле. Думаете, что я это выдумал, не так ли? Абсолютно нет. Аризона штат птицы – кактусового крапивника, и с 1971 еще и штат шейной повязки, называемой галстук «Боло» («ботиночный шнурок», как зовем его мы в Британии). Ах, да, Аризона еще и штат вестернов, конечно же. Название штата происходит от испанского arida zona – «araid zone» (сухая зона)…по крайней мере, так привыкло считать большинство. Но возможно здесь ошибка, или как ее называют этимологи – «ложный друг переводчика», так как испанцы всегда говорят «zone arida».
Больше подходит происхождение от басков (21) «aritz onac» означающее «хорошие дубы».
Так же вероятно, что первый лагерь добытчиков серебра на этой территории был назван Arizonac, (22), в последствии название сократилось до Аризона, что, по-видимому, стало окончательным решением.
Столицей здесь так же является самый большой город. Аризонцы скажут вам, что город Меса, часть «столичной территории Финикса», самого быстрорастущего города в Америке. Скодсдэйл тоже пригород Финикса, и Чандлер, и Глендэйл, и Пеория – больше четырех миллионов людей на территории, которая разрастается быстрее, чем успевают посчитать статистики. Интересно, что еще один штат со схожей степенью разрастания, тоже пустынный штат – Невада. Я полагаю, что объяснение заключается в пожилом населении…все эти родившиеся в период демографического взрыва, сейчас, уходя на пенсию, желают провести остаток дней где-нибудь, где тепло и сухо.
Мне случалось встретить и кого-то постарше, чем просто родившегося в период пика рождаемости в Месе.

СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ.

Мемориальный комплекс Воздушных Сил организован с целью сохранения и экспонирования исторической военной авиатехники. Перед нашими Королевскими музеями ВВС Британии в Хэндоне и Косфорде, и Военным музеем, расположенным в Даксфорде, Мемориальный комплекс Воздушных Сил может похвастаться отдельным центром управления в Мидлэнде, Техасе, семьюдесятью филиалами в 27 штатах и четырех странах. Один из них, наиболее популярный, обосновался или «раскинул крылья» в Месе, Аризона.
Я разговорился с одним блестящим старожилом, который служит здесь гидом. Во время войны он базировался в Восточной Англии, в Линкольне, а затем Норфолке (последний является для меня очень значимой частью мира). Он был необыкновенно счастлив возможности указать на карте места, где ему случалось побывать и поговорить с кем-то из тех мест, о которых он еще хранит воспоминания. Возможности пообщаться с настоящими участниками Второй Мировой войны естественно уменьшаются, так, что я тоже был безумно счастлив встретить его. Он служил вместе с Джеймсом Стюартом, моим любимым голливудским актером, и все еще относится к нему, как к полковнику Стюарту, гениальному летчику и старшему офицеру ВВС США.
С тех пор, как в прошлом году началась работа над сценарием нового фильма о Сокрушительном рейде, у меня появилась благоприятная возможность поговорить с несколькими уцелевшими в ходе этой операции, и даже полазить внутри Ланкастерского бомбардировщика.
Бомбардировщик Боинг В-17, конечно же, не совсем Ланкастер, у него нет моторного рева Роллс-Ройс Мерлина (23), от которого встают волосы на затылке, или такого огромного элегантного профиля, что так волнует душу каждого британца, кто хоть однажды собирал его модельную версию, но, все же, Боинг прекрасная машина.
Американцы знают, как представить авиатехнику – весь этот отполированный до каждой заклепки металл. Как эти машины, должно быть, ослепляли пилотов германских истребителей, начав свое турне в Европу в качестве дневных бомбардировщиков.
«Десять тысяч гаек и болтов в боевом строю», так экипаж, называл самолет, еще известный как «Летающая крепость», бомбардировщик, как никто другой, заслуживший звание символа ВВС США.
«Красавица Мемфиса», (24), Салли (25) и Свус (26), более известные личности, но здесь под аризонскими крыльями мемориального комплекса есть своя красавица, В-17G (27)., по имени «Сентиментальное путешествие». Для тех, кого волнуют детали, она что-то вроде гибрида, сочетающего в себе мощность двух двигателей Стадибейкер (Studebaker) и двух Райт Циклонс (Wright Cyklones). C декалью (28) американской любимицы Бетти Грабл (29), дерзко поглядывающей через плечо, и переступающей на своих миллионно долларовых ногах, стройных, как античные колонны.
Я забрался в передний отсек, и уселся на место бомбардира. Команда волонтеров-энтузиастов в голубых униформах заняла свои места и машина ожила. Мы летели в Тюксон, (полет в 116 миль), рассматривая причудливые виды Америки. Экипаж проделывал этот полет уже много раз, но они, все еще, не могли сопротивляться порыву, поиграть с пушками, издавая звуки в стиле Волтера Митти «тапокета-покета-покета».
Великолепный полет: гул всех этих четырех двигателей, чистое голубое небо, полынь и песок пустыни, стремительно проносящейся под нами. Как я счастлив. Счастлив, что присутствую при всем этом, и особенно счастлив, что участвую в этом наследном полете, не как бомбардир в боевых действиях.
Показался Тюксон, люди смотрели вверх и махали гудящей над ними американской истории, а затем…мы оказались здесь! Я вижу это! Совсем близко! Ряд за рядом, ряд за рядом, самолеты, блестящие на солнце: реактивные истребители, крадущиеся бомбардировщики, разведывательные и шпионские планеры, транспортники, вертолеты. Все они в строгом порядке расположены на траве и бетонных площадках, больше аэропланов, чем вы могли бы себе представить, собраны здесь. Поражающий арсенал. Безмолвный. Зловещий. Спящий.
Почему они здесь? Что они здесь делают? Это Давис-Монтанская авиабаза, один из огромнейших муниципальных аэропортов в мире, а сейчас еще и американское правительственное захоронение, территория, где находят свой приют списанные самолеты. Низкая влажность, редкие ливни и щелочная почва Тюксона делают это место идеальным для защиты металла от ржавчины.
Мы приземлились, и я сказал до свиданья «Сентиментальному путешествию». Такси ловко прибыло вперед меня, я сел и поехал вниз между рядами, выпучив глаза от удивления. 707-c, Фантом, В-52с и В-1с. Четыре с половиной тысячи самолетов, и я вам точно говорю, стоимостью около тридцати миллиардов долларов.
С каждого прибывшего самолета, имеющего пушки, снимается боевой заряд и «все, что является секретным объектом». Топливная система осушается, заполняется легковесным топливом и снова осушается, для того, чтобы защитить бак и всю топливную систему масляной пленкой. Весь корпус самолета закрывают от пыли, ультрафиолета и высоких температур, распыляя на него некий вид синтетической латексно-виниловой смеси, называемой «спрейлат», или, если с меньшим пафосом, то просто одевают его в мешок, который мы зовем пакетом для мусора. Для одних самолетов это конец пути, их разберут на запчасти и продадут. Для других это не смерть, а лишь сон. Каждые четыре года их ключ зажигания поворачивают, и двигатель оживает. Однажды, однажды, как заверил меня мой гид, эти спящие драконы могут быть разбужены, чтобы снова послужить своей стране.

КАКТУСЫ И КОВБОИ.

Это одна из самых прекрасных частей света, которую я когда-либо посещал. Я бы хотел здесь остаться. Я бы хотел построить здесь дом и прожить остаток своей жизни. Я осмелюсь сказать, что эти чувства вскоре пройдут, поскольку я переменчив, как пламя, но в данный момент я нахожу себя безнадежно влюбленным.
Вы, вероятно, думаете, что пустыня слишком жаркая, что бы чувствовать себя комфортно, но жара здесь такая сухая, что атмосфера более чем приятна, вы можете спокойно прогуливаться при температуре близкой к 100 градусам и при этом даже не вспотеть.
Что сильно отличается от болотистого и душного юга Луизианы и Алабамы или сырого лета в Нью-Йорке и Чикаго.
Горный парк Тюксона. Пустыня Сонора. Кактусы. Сагуаро, произносится, как «са-уаро», это культовый, высокий, с комически раскинутыми отростками гигант, любимец мультипликаторов. Дятлы часто пробивают в нем дупла, а зяблики и птицы под названием Золотой Дятел устраивают себе дома. Их ошеломительное пышное цветение признано цветком Аризоны. Отцветая, он дает миллионы и миллионы семян, которые, если повезет, прорастут под летними дождями и через 50-80 лет разрастутся боковыми отростками, и станут достаточно высокими, чтобы пробить потолок.
Продолжительность их жизни около 175 лет, и они могут достигать в толщину около 40 футов. Они одинаково благородны, и прекрасны, и просты, и грандиозны. Как и сама Америка, если подумать.
Если вы увидите сагуаро в вестерне, то есть шанс, что, вестерн снят на студии Олд Тюксон, «Аризонский голливуд в пустыне». Сагуаро не растет в Техасе или Калифорнии, да он, в общем-то, нигде больше не растет. Только здесь и еще в некоторых районах Мексики.
Меня познакомили с актером по имени Тревис, и пригласили принять участие в небольшом представлении с командой из ежедневного шоу о Диком западе. Я ожидал, что буду немного смущен их безвкусием и волнением. Меня ожидал сюрприз. Тревис и его коллеги остроумные, рисковые, умные и забавные исполнители.
Мы придумали и разыграли маленькую абсурдную сценку. Я был сражен на повал, подхватил себя и быстро скрылся в старой Мексиканской церкви где, после паузы на смену костюмов, появились мои прежние коллеги и представили шоу, основанное на классиках комедии Стиве Мартине, Чеви Чейзе и Мартине Шоте. Три Амигос! Это было восхитительно забавное, наполненное головокружительными трюками и убийственными шутками, представление.
Я хлебнул приворотного зелья. Да, так действительно могло быть. Это могло быть место, где я мог бы провести закат жизни. Не студия, а где-то рядом с сагуаро парком, где-то на западе Тюксона с видом на горы и кактусы.

Примечание переводчика:

(1) птица семейства воробьиных
(2) Doc Holliday – имя исторического персонажа, героя вестернов
(3) сенатор США с 1953
(4) старший сенатор США от штата Аризона с 1987
(5) Сандра Дэй О`Коннор, первая женщина - судья, назначенная в Верховный суд Соединенных Штатов
(6) председатель Верховного суда США
(7) сценарист
(8) американский архитектор-новатор, оказавший огромное влияние на развитие западной архитектуры в первой половине XX века.
(9) кинорежиссёр, сценарист и продюсер.
(10) актриса, продюсер
(11) актер и режиссер
(12) актер
(13) актер, композитор, сценарист
(14) актриса, сценарист
(15) актер
(16) актер
(17) актер
(18) рок-музыкант, вокалист, автор песен
(19) актер и музыкант
(20) автор-исполнитель, одна из зачинательниц кантри-рока.
(21) народа, живущего в стране Басков и Франции
(22) с языка ацтеков «рождающий серебро»
(23) с двигателем Роллс-Ройс "Мерлин"
(24) бомбардировщик Б-17 «Красавица Мемфиса», Memphis Belle
(25) Возможно имеется в виду The SallyB (Самолет ВВС Японии Ki-21 "Sally")
(26) P-54 Swoose Goose - экспериментальный истребитель, разработанный американской фирмой Vultee.
(27) B-17G “Flying Fortress” американский тяжёлый бомбардировщик
(28) Декаль это текстура, которая может быть помещена "поверх" другой текстуры, думаю, в данном случае, имеется в виду рисунок или наклейка на боку самолета.
(29) Бетти Грабл – известная певица и актриса, ставшая мечтой всех солдат американцев, участвовавших во Второй Мировой Войне. Ее ножки были застрахованы на сумму 1 250 000 долларов