Форману уже давно (а может быть, и никогда) никто не нравился. Особенно, чего уж там скрывать, он не любил глубокоуважаемых коллег... Да и кто бы на его месте испытывал симпатию к эдаким несносным чудилам? Непосредственный начальник – тиран и самодур, растрезвонивший по всей больнице о героическом криминальном прошлом скрытного и скромного от природы невролога, тем самым лишив того приятной возможности иногда подворовывать в кафетерии (бдительный персонал теперь глаз с него не спускал). Кадди – во всем потворствующая этому самодуру дура, да еще она - ах, эта бессердечная женщина! – недавно машину сменила, словно намеренно соблазняя и сбивая Эрика с пути истинного! Тринадцать – аппетитная бисексуалка, однако умудрявшаяся бессовестно наставлять ревнивому темнокожему доктору рога даже с буфетчицей, гардеробщицей и медсестрой, с которой, между прочим, третью неделю вяло и неохотно крутил шашни Тауб. К слову сказать, Тауба Форман в последнее время стал не только рьяно не любить, но даже малодушно побаиваться. Уж очень красноречиво и похотливо тот смотрел на Эрика, а каждый раз, когда они вместе работали в лаборатории, неудачливый пластический хирург, заглядывая Форману через плечо, намеренно и сознательно (а самое страшное – нежно!) водил длинным чувствительным носом по мускулистой шее невролога, что-то при этом невнятно и, нельзя отрицать, эротично посапывая... Чейз – тот и вовсе раздражал Формана самим фактом своего существования: слишком смазливый и белый, на его вкус.
К многочисленным бестолковым пациентам в меру суровый врач, конечно, тоже теплых чувств не питал, тайно (хотя об этом все знали) подражая нелюдимому саркастичному шефу. Чтобы к нему никто лишний раз не приставал со своими болячками, Форман каждодневно репетировал грозный и неприступный вид перед зеркалом в больничной раздевалке, корча страшные рожи. Как-то раз, он знал это точно, за ним, упражняющимся таким образом, подглядел Уилсон и, судя по затравленным и грустным взглядам онколога, что он кидал на коллегу впоследствии, у Эрика все получалось как надо. Кстати, Джеймса Форман тоже на дух не переносил, хотя бы потому, что другие его беззаветно любили.
Еще Эрику не нравились: дети всех возрастов (особенно, сопливые младенцы), животные (ах, эти мерзопакостные щенки и котята!) – в общем, не по душе нашему добрейшему афроамериканскому доктору было все живое и хоть в малой степени шевелящееся. Ох, сколько в свое время маленький веселеньких птичек было разогнано с балкона невролога, сколько распугано малышни у подъезда – просто не счесть, вспомнить приятно!
Сегодня же Формана, кроме прочего, раздражала еще и погода: ясная, солнечная, теплая, вся какая-то отвратительно летняя и безоблачная. Словом, выдался такой омерзительно погожий денек, что Эрику хотелось лишь одного - немедленно совершить какое-нибудь страшное злодеяние, чтобы постирать улыбки с довольных лиц коллег и пациентов. Этим, собственно, он и решил заняться, как только выдастся хоть какая-нибудь возможность.
Форман легкой, но солидной походкой вошел в диагностический кабинет и поприветствовал коллег, которых почему-то стало больше, чем было вчера. Тауб, Тринадцать, Чейз и не пойми откуда взявшаяся Кэмерон встретили его с хмурыми лицами.
- Доброе утро! – коварно улыбаясь во все тридцать три зуба, произнес Форман, усаживаясь на свое обычное место (на стул презренного доктора Хауза сесть при свидетелях он не осмеливался). Намерение испортить всем день никуда не исчезло, а только усилилось при виде старой знакомой. - Кэмерон! Какими судьбами? Выгнали с работы?
Собственно, Эллисон он тоже истово не любил, но скрепя сердце признавал полезной: статьи ей всегда удавались на славу, а уж присвоить авторство – дело техники, в этом Эрик поднаторел еще в первый год совместной работы.
- Сама ушла! – гордо вздернув подбородок и почти незаметно поправив вату, выбившуюся из лифчика, отозвалась Кэмерон. Ее мрачный изучающий взгляд против воли скользнул по накаченной груди невролога (ловко подчеркнутой тонким, слегка просвечивающим хлопком белоснежной рубашки), и с губ сорвался тяжкий завистливый вздох.
- Соскучилась по златовласке? – скорчив пренеприятную ехидную морду, кивнул Форман в сторону переминающегося с ноги на ногу Чейза. Тот возмущенно зыркнул на коллегу, встряхнул светлыми локонами, но ничего не сказал. В конце концов, его сногсшибательной прическе, в свою очередь, завидовали многие, он давно привык. Бритый наголо (а без вмешательства парикмахера кудрявый и заметно лысеющий), Эрик был лишь одним из множества злопыхателей. Конечно, и сам Роберт иногда посматривал на невролога не без грусти, отмечая про себя, какие у того мускулистые руки, крепкие ягодицы...
- Нет, не по нему, - эротично и несколько придурковато захлопала ресницами Кэмерон и призывно заулыбалась Форману, отчего тот тут же почувствовал себя неуютно (ей-богу, он бы покраснел, если б мог!). В каком-то модном журнале Эллисон вычитала, что с любым мужчиной нужно вести себя так, словно вот-вот ему отдашься, тогда тот всенепременно будет к тебе благоволить. Вот только девушка совсем не учла, что Эрик не столько мужчина, сколько живое и яростное воплощение вселенского зла, как он скромно к себе обращался в мыслях. Потому он, отмахнувшись от подступившего по-девичьи трогательного смущения, лишь неприязненно оскалился в ответ на ее ужимки, передернул мужественными плечами, отчего Тауб издал сладкий придушенный стон, и отвернулся от нахалки. А вот доктору Хадли пришлись по душе зазывные кривляния Кэмерон. По крайней мере, глядя на нее, губы она облизала вполне однозначно, да и смс: «В полночь в кладовке», мгновенно отправленное на телефон Эллисон, тоже говорило о многом. Правда, стоило бы учесть, что ее номера у Кэмерон не было, так что, ознакомившись с посланием, та предсказуемо погрешила на Чейза, неодобрительно фыркнула и тут же о нем забыла.
- Она скучала по Хаузу! – Никто и не заметил, как в кабинет прошмыгнул доктор Уилсон. На его лице играла блаженная пьяная улыбка, а в руке был зажат надкушенный пончик. Непрекращающаяся охота лучшего друга за его ланчем в итоге выработала привычку есть быстро, часто и на ходу, что, к слову, весьма сказалось, на его раздавшейся вширь фигуре.
- Кто это скучал по моему мужчине?! – В помещение вплыла грудь. Где-то за грудью виднелась Кадди. К слову сказать, ее восхитительно развратный наряд не вызвал ни у кого удивления.
«Бывало и похлеще», - философски подумал Тауб, на миг оторвав влюбленный взор от Формана.
- Да-да, кто это скучал по нашему мужчине, немедленно доложить! – в коридоре, за грудью и ее обладательницей, неровно, пылко покачиваясь, маршировал Триттер. Иногда он путал, какой ногой делать следующий шаг, и тогда ненадолго замирал, задумчиво разглядывая свои ботинки. Точнее – делал вид, что смотрит на обувь, а сам бессовестно таращился на выдающийся лизин зад, воинственно отпяченный при виде новоприбывшей соперницы.
- Я скучала, а что? – смело выступила вперед Кэмерон, становясь напротив Кадди, ровнехонько под лампой дневного света. Расчет старо-новой поклонницы великого диагноста был прост: в таком невыгодном освещении разница в возрасте двух женщин была особенно хорошо заметна.
- Назревает кошачья драка, - счастливо отметил Форман, для которого чужие страдания были почти столь же дороги, как угнанные машины и утащенные в приступах клептомании вещи.
- Заткнись, - в один голос велели ему присутствующие, по уже упомянутым причинам недолюбливающие невролога.
- Ну и ладно, - обиделся тот, но его уже никто не слышал. Все внимание привлекла к себе запыхавшаяся Стэйси, внезапно ворвавшаяся в кабинет.
- Хауз пропал! – проверещала она. – Мой Хауз пропал!
- Он не твой! - возмутилась Лиза.
- Как пропал?! – ахнул Джеймс. – Только утром его видел!
- Не уследил! – хлопнул себя по лбу Триттер. – Прошляпил! А вдруг он в беде?!
- Ха-ха-ха! – зловеще провозгласил Эрик.
- Поди нажрался и спит, - равнодушно бросил Роберт.
- Но я же его люблю! – патетично воскликнула Эллисон.
- А у Кэмерон классная попка, - не вполне логично добавила Ремми. – И грудь ничего.
- У Формана лучше, - немного подумав, изрек Тауб.
В помещении воцарилась гнетущая тишина...