Название: Только Для Крутых Парней
Автор: ПоДождДинка
Бета: Андрей305
Размер: макси
Пейринг: Уилсон, Хаус, команда Хауса
Жанр: Gen, местами POV Уилсона
Время действия: седьмой сезон, с одним авторским "допущением": Тринадцать никуда не уехала.
Дисклеймер: персонажи не мои
Рейтинг: PG-13
Саммари: В серии, когда Тринадцать и Уилсон играют в "Правду или Дело", вместо того, чтобы загадать Уилсону украсть доллар на кассе, Тринадцать придумывает совершенно другое Дело, какое именно, он узнает на Рождество.

И как это я такое позволил! Наверное, действительно, выпил лишнего. Или лишнего и на голодный желудок. В нормальном состоянии я бы сообразил что ответить и сейчас не находился бы на переднем сиденье автомобиля, рядом с загадочно улыбающейся Тринадцать. Что значила ее неожиданная фраза "Пора совершить дело", я не понял сразу, не понимаю и сейчас, спустя полчаса. А вот Бетти из радиологии, с которой я мило болтал, пока не подошла подопечная Хауса, почему-то залилась краской и поспешно удалилась.
Я несколько удивился (замечу, что это самое корректное определение моей реакции), но Тринадцать действовала очень решительно, а я был слишком...гм..удивлен, чтобы дать отпор. Она сопроводила меня в кабинет, подождала, пока я, промахиваясь мимо рукавов, все же натянул пальто и взял портфель. Все это время я пытался выспросить у нее, что за дело, в котором так срочно понадобилось мое участие. Но она отделывалась одной фразой:
- Скоро вспомнишь.
Пока я честно пытался вспомнить, о чем могла бы идти речь, Тринадцать вела машину по известному одной ей маршруту, слишком аккуратно останавливаясь на пустых перекрестках. Мне показались такие предосторожности излишними, поскольку в рождественский вечер было очень мало желающих пребывать на улице. Прямо скажем, желающих не находилось вовсе. Кроме нас.
- Долго еще? - буркнул я, чувствуя, как от исправно работающей печки и медленной езды меня начинает клонить в сон.
Видимо, произнес слова я не очень внятно, потому что Тринадцать с легкой, снисходительной улыбкой переспросила:
- Что?
- Долго еще ехать? - повторил чуть медленнее.
- Уже почти приехали.
Не люблю я таких загадок. Приятные сюрпризы люблю, а загадок... Да еще таких, когда везут неизвестно куда, непонятно зачем, пока в клинике продолжается празднование Рождества. И все пьют, общаются...как я с Бетти. Во мне начала просыпаться досада. Не столько на Тринадцать, выступившую в роли похитителя, сколько на Хауса. Совершенно распустил своих утят! Что хотят, то и творят!
- Приехали, - объявила Тринадцать, и прежде, чем я успел спросить еще хоть что-то, выскользнула из машины.
Я проводил ее взглядом: она зачем-то открыла багажник и, судя по всему, стала с кем-то разговаривать по мобильнику. Я наконец огляделся.
Мы находились в Центральном парке, который в это время суток был настолько пустынным, что даже тени деревьев казались озябшими. В фонарном свете сугробы отливали голубым, а искры, которые мягко мерцали на них, напоминали огоньки на елках. Красиво, ничего не скажешь. Парк был разбит на две части, одна - с фонтанами и аллеями - располагалась у подножья холма, а вторая - с автостоянкой, магазинчиками и несколькими аттракционами - на вершине. Машина стояла прямо на вершине холма, и раскинувшийся сверху вид напоминал рождественскую открытку.
Когда я все-таки выбрался из машины, то невольно вцепился в дверцу, потому что от склона меня отделяло всего несколько шагов. На ногах я стоял не очень твердо, вовсе не из-за алкоголя. Все, что я выпил, выветрилось, едва я только вдохнул морозный воздух. А шагу я не мог ступить без риска для здоровья из-за скользких подошв моих туфель.
Разбиться я бы не разбился, потому что склон был хоть и крутой, но довольно безопасный и накатанный местной ребятней, но мне вовсе не улыбалось кувыркаться больше трехсот футов по снегу.
Стоп! А зачем мы здесь? Ситуация нравилась все меньше и меньше. В голове возникла куча версий: от самых  романтических (некоторые даже меня прельщали) до безумных (может, Хангтинтон как-то повлиял на психическое состояние Тринадцать).
В этот момент за спиной захлопнулся багажник: звук, от которого я вздрогнул и едва не скатился с треклятой горы.
- Все в порядке? - подошла девушка, пряча руки за спиной.
- Что там у тебя? - требовательно спросил я.
- Сначала вспомни, зачем мы здесь.
Ну, класс! Я еще и вспомнить что-то должен. Нет, точно все из-за старого доброго Хантингтона.
- Я свое дело совершила, - сказала Реми, акцентируя тоном слово "дело".
Видимо, сильнейшее недоумение написалось у меня на лице, потому что она сдалась и показала мне какой-то круглый плоский предмет оранжевого цвета, похожий на обеденное блюдо, только из пластмассы, с черными буквами по краю "Фрисби". Я вновь вопросительно уставился на Тринадцать. А она положила тарелку на снег, уперлась в нее ладонями и поелозила по снегу.
- Хорошо скользит, - резюмировала она и перевела взгляд на темную ледяную дорожку, которая начиналась в нескольких шагах от нас и терялась далеко внизу между деревьями.
И тут я действительно вспомнил!
- Ты... - пискнул я, потому что голос предательски сорвался.

***
Сейчас я уже и не соображу, какую мораль вывел из той рассказанной в кафе истории, и для чего вообще завел разговор о детстве. Наверное, решил, что это самая безобидная тема. Плохо только, что Тринадцать тогда не успела сказать, какое Дело я должен буду совершить. Видимо, пришел час расплаты.

***
Два склона одного холма, два лагеря, которые сходились только в снежной битве, в остальном же пересекались старшие и младшие редко. Но однажды Джеймс сам пришел на большой склон, сопровождаемый ватагой восьмилеток.
- Что за выводок цыплят?
- Брысь отсюда!
- Это наша гора! - заорали на них старшие.
Джеймс зажмурился, но не отступил, лишь покрепче сжал веревку санок.
- Я хочу прокатиться, - наконец пролепетал он.
В ответ раздались смешки:
- Да пусть малявка попробует!
- Примерзнет же к санкам, если описается.
И взрыв хохота.
- Ну, рискни, таракан! - толпа перед Джеймсом расступилась.
Не зря этот склон старшие называли Только Для Крутых Парней и проверяли на нем всех новичков. Мало того, что гора была длинной и крутой, на середине трассы начиналась ледяная полоса, которая добавляла неожиданного ускорения, и останавливались ребята где-то в миле от начала спуска. Так, по крайней мере, показалось Джеймсу. Он аккуратно поставил санки между ног, и понял, что его трясет от предстоящего ужаса. На их малышовой горке все было гораздо проще, ниже и короче. Ровно настолько, чтобы успеть и восхититься, и обрадоваться, и ощутить сладковатый ужас, и почувствовать желание прокатиться еще раз.
Здесь все было по-другому. Выше и взрослее.
- Тебя подтолкнуть? - спросил кто-то елейным голосом.
И Джеймс замотал головой. От осознания того, что его отправят в этот длительный и, без сомнения, опасный полет, не дожидаясь, пока он соберется с духом, его передернуло, а в животе похолодело так, будто он проглотил несколько ледышек.
- Я сам!
Быть может, если бы солнце не светило так ярко, и Джеймс не видел, как далеко ему придется ехать, он бы решился сразу же. Но он видел все, до самого горизонта. А еще за спиной у него собиралась целая толпа старшеклассников, которые, того и гляди, могли придать ему ускорения одним пинком.
- Ну, что застряли? - раздались недовольные голоса, вскарабкавшихся после спуска, новых ребят.
- Тише, у нас тут цыпленок пытается стать Крутым Парнем, - сквозь хохот расслышал Джеймс.
Он посмотрел вправо, где, сбившись в кучку, стояли его ровесники. Все, как один, с серьезными лицами, без тени насмешки. Они прекрасно понимали Джеймса, но вместе с тем и ждали, что он сможет это сделать. Хотя бы он. Хотя бы один из их компании, чтобы все они смогли доказать этим ржущим придуркам, что уже выросли.
И он сел на санки. Наступила полнейшая тишина, которая только подлила ужаса в его, и без того паникующую, душу. Он натянул веревку на себя, уперся ногами по обе стороны санок и начал потихоньку ездить туда-сюда, наращивая амплитуду, чтобы сделать решающий толчок и положить конец этой истории. Каждый раз, когда полозья санок нависали над краем, Джеймс весь холодел от ужаса и от неизбежности. Он понимал, что если сейчас ничего не сделает, то это будет не просто позор, а позор в кубе.
Слишком высоко. Только для крутых парней. А он еще цыпленок, паникующий восьмилетний цыпленок, который запросто может описаться где-то на середине горы. Или прямо сейчас. И он вдруг разозлился, на себя и свой страх. На каменно молчащих за спиной старшеклассников. И даже на снег и лед, сахарно посверкивающих вокруг. Следующий толчок должен был стать решающим.
Он был готов! И он бы сделал это, несомненно, но в тот момент, когда отъехал назад, чтобы наконец оттолкнуться, его так пихнули в спину, что санки рванули с места, словно гоночный болид. От ужаса, когда он увидел, что спуск только начался, а впереди еще ледяная трасса и будет еще быстрее, и еще страшнее, он машинально скатился с санок вбок, на безопасную, натоптанную дорожку из снежных ступенек.
Санки, обиженно позвякивая, укатились вниз: почему-то они напомнили коня с распущенными поводьями, который сбросил неумелого всадника и ускакал куда глаза глядят. Джеймс поднял голову. Со склона неслись унизительные выкрики, улюлюканье и свист. Возвращаться туда не было смысла, к тому же, надо было забрать санки. Он встал и побрел по снежным ступенькам вниз.
Мимо с воплями проносились старшие, кидались ледышками. Когда он спустился, то нашел свои санки, привязанные веревкой к ветке дерева на недоступной высоте. Он прыгал до изнеможения, до слёз, до темноты. Пока не пришел отец, не снял санки и не увёл рыдающего Джеймса домой.
Ночью он сбежал из дома вместе с санками. Пришел на гору и долго-долго созерцал залитую лунным светом ледяную дорожку. Ругал себя последними словами, отталкивался и тут же тормозил, памятуя о волне паники и ужаса, захлестнувших его с головой днем, когда его столкнули вниз.
Он не скатился с горки Только Для Крутых Парней ни тогда, ни потом. В ту ночь он так и не смог себя заставить это сделать, а потом они переехали на другой конец города и Джеймс забыл об этой горе.

***
Конечно, я рассказал это все Тринадцать без излишних подробностей, но вид у нее вдруг стал задумчивый. Она даже спросила:
- А эта гора такая же, как в Центральном парке?
- Наверное, все-таки ниже. Но в детстве она мне казалась Эверестом, - признался я.
И тут раздалось объявление, что карантин снят и мы можем разойтись. А какое Дело я должен буду исполнить, Тринадцать тогда так и не сказала.