Кадди стояла, подпирая стенку изящной тонкой спиной, как у юной девушки лет шестнадцати, от силы семнадцати, и смотрела на Хауса. Хаус сидел и смотрел на Кадди бездонными синими глазами практически того же цвета, что и у нее, только немного светлее, но в полумраке ночи это было почти незаметно, потому что глаза его были полны слезами.
"Меня уже ничего не спасет", думал мужчина, с тоской пожирая безупречно синими глазами прекрасную докторшу. "Да, ты с Лукасом, ты ушла навсегда. Но зачем ты здесь? Что тебе надо? Тебе не хватило тех страшных слов, которые ты произнесла там? Ты убила меня насмерть. И теперь, я не знаю, что же мне делать. Я сейчас проглочу викодин на твоих глазах. И не пытайся даже меня отговаривать".
Такие мысли бушевали девятым валом в гениальной голове его. И он не знал, куда от них деваться. Он думал, что уже вышел из того возраста, когда вид прекрасной женщины вызывает сердцебиение, но он вызывал, и от этого было еще хуже.
Кадди думала: "Любимый мой, самый прекрасный мужчина. Я спасу тебя. Я сделаю так, что ты обо всем забудешь. Я уже бросила этого идиота Лукаса, который тебе в подметки не годится. И вот я тут. Я твоя. Только протяни руку и возьми меня. Возьми меня всю. Всю меня возьми. Я отдамся тебе так, как ты об этом мечтал год назад. Я перестану играть в эти игры, потому что это так глупо".
Возбуждение окатило Кадди удушливой волной, и она уже не могла больше себя держать крепко в руках, так ей хотелось отведать Хауса прямо тут, посреди разбитого у ванны зеркала.
Словам было трудно вылезать из кома в горле. Но мужественная женщина переборола себя и сказала заветных четыре слова: "Я тебя люблю".
Слезы заблестели на длинных, как у благородного коня, ресницах Хауса. Он, наконец, позволил им появиться на свет. Ведь он изменился, и решил больше не скрывать свои чувства от людей, которые его любят. Он только пожалел, что не сделал это раньше. Каким же идиотом он был, что не видел те признаки любви, которые в течение многих лет выступали на синих глазах Кадди, на ее одежде, на ее зардевающихся, как спелые яблоки, всякий раз, когда она видела его, щеках. Он был просто слепым. Его подвели мозги. Как он мог?
Но уже это не имело значения, потому что Бог послал ее сейчас в эту ванную комнату, где можно протянуть сильную крепкую руку, и все начать сначала. Где можно взять то, что по праву принадлежит ему со времен юношества в университете, когда она отдалась ему там, на шелковых, шуршащих, как новогодняя скатерть, простынях при свете ароматных свечей с запахом ментола и кокосового кустарника. Когда он брал ее и ничего не просил взамен.
Диагност вытянул крепкую украшенную бицепсами руку и ладонь, опутанную волевой сетью голубых жил, которые были признаком силы и твердости.
Женщина, дрожа от возбуждения и предвкушения того, что сейчас произойдет, если она только протянет свою изящную и тонкую руку, протянула навстречу потемневшей от волнения ладони свои белоснежные пальцы, такие тонкие, что он мог их сломать своими сильными, как сталь, музыкальными и аристократическими пальцами.
Их конечности скрестились в одном единственном рукопожатии, от которого у обоих зажглись в васильковых глазах хрустальные искры. Этот огонь и пламя невозможно было погасить даже самым мощным огнетушителем. Синий огонь любви, который бушевал в очах.

На какую-то долю секунды Лиза вдруг подумала о Рейчел, и трогательная забота о дочери проявилась нежным возгласом, вырвавшимся из ее утонченного горла.
- О, Хаус, а как же моя малышка там?
- Любимая, ты так заботлива, - восхитился Грег, и его бездонные как синие озера глаза превратились в настоящие океаны любви, любви к этой потрясающей женщине.
- Не печалься, моя светлая радость, с девочкой побудет няня. Ты гораздо нужнее мне сейчас, ведь ты видишь, что твое присутствие со мной делает, один только взгляд на тебя сводит меня с ума…

Кадди опустила глаза чуть пониже, и отчетливо увидела то, о чем говорил ее возлюбленный. Трогательно смутившись, покрывшись румянцем цвета самой нежнейшей из роз, она свободной рукой провела по огромной выпуклости в тесных брюках Хауса, и от этого выпуклость стала еще выпуклее, а глаза Лизы непроизвольно расширились, ведь со времен Мичигана столько воды утекло, и она совсем позабыла, какой был Грег экстраординарный мужчина.
Тем временем Хаус своей свободной рукой пытался снять со стройного загорелого тела своей любимой верх униформы, чтобы, наконец, открыть своему взору то, что Лиза скрывала от него так непростительно долго. Но поначалу ему это не удавалось, может, из-за того, что мешали сцепленные вторые руки, а может, из-за того, что Кадди вдруг засмущалась еще сильнее. Не отводя потупленного взора от брюк Грега, она несмело пробормотала:

- Мне бы хотелось, чтобы наша с тобой ночь любви была идеальной. Я хочу быть совершенна для тебя, Хаус. А в этой бесформенной одежде, пропахшей пылью от завалов, я чувствую себя Золушкой…

- Для меня ты всегда Принцесса, - горячо возразил Грег, решительно расцепил вторую руку, и в порыве всесокрушающей страсти дернул вверх опостылевшую розовую рубашку Кадди, обнажая хрупкую фигуру, увенчанную налитой грудью с возбужденными, темными как вишни позднего созревания, сосками.

Кадди не осталась в долгу: на пол один за другим полетели предметы одежды Хауса, эффектно, как в замедленной съемке, падая на осколки. Тяжело дыша, Лиза остановилась только тогда, когда атлетическое, увенчанное крупными бисеринами пота, тело ее любимого мужчины покрывали только белоснежные боксеры, рельефно выдававшиеся спереди.

Хаус, заведенный от такой прыти, немедленно избавил Кадди от штанов и кроссовок, и восхищенно выдохнул, во всех подробностях сканируя пристальным взглядом цвета индиго ее совершенные формы, украшенные ярко-красным кружевным бельем. Сколько раз во сне он видел этот момент! И вот теперь сладкий миг без пробуждения настал, и он может наконец-то наяву раздеть женщину своей мечты до конца, и страстно овладеть ее идеальным телом, зная, что и ее бессмертная душа также принадлежит теперь ему.

Бросив последний взгляд на пузырек с Викодином на полу, и быстренько в уме сосчитав все валяющиеся таблетки, чтобы определить, точно ли он ничего не выпил, Грег решительно прижал Лизу к себе. Пять музыкальных пальцев пробежались по застежке ее бра, а вторые пять пальцев, столь же одаренных, тянули вниз кружево трусиков…

Легкая судорога от наслаждения пробежала по лебединой шее Лизы Кадди, в то время как она снимала с Хауса трусы настойчивыми движениями рук. Наконец-то две фигуры слились в одно целое, проникая в друг друга ртами, прижимаясь совершенными телами и пытаясь воссоединиться прямо здесь, у стены, не тратя драгоценные секунды на переход в спальню…

- О, Грегори, - уже стонала изо всех сил Лиза, - порви на мне мое белье, порви же, и не тяни резину!
Хаус незамедлительно воспользовался предложением и уже рвал белыми крепкими зубами все, что осталось от белья. Его мужественные руки заиграли на женской плоти как на струнах арфы в оркестровой яме. Он вонзился зубами в нежно трепещущий канарейкой сосок, покуда его ладони наигрывали на спине песню из фильма "История любви".
Все смешалось на мокрых телах: пыль, пот, кровь от ран, и еще некоторые жидкие вещества. В воздухе стоял оглушительный аромат плотской красоты.
- Обладай мной! - кричала Лиза в последних остатках разума.
- Не беспокойся, дорогая, - пытаясь сохранить присущую ему невозмутимость, отвечал мужчина, - у нас вся ночь впереди.
Засмеявшись бисерным смехом от очередной остроты любимого, главврач обхватила обеими руками член диагноста, но ее пальцы не так и не смогли замкнуться. Да, она позабыла о том, каким он был. Врач в ней успел рационально подумать о том, что даже годы сидения на викодине не лишили его мужского достоинства. Она призналась себе, что немного этого побаивалась, когда лежала одна в постели и возбужденно грезила о Греге.
- Итак, войди в меня уже! - умоляла разгоряченная, как утренний хлеб, главврач.
Но Хаус не спешил и наслаждался этими криками экстаза. Он тоже уже почти был на самой вершине Фудзиямы, самой высокой горы голубой, как его глаза, планеты. Хаус игрался сосками Лизы, как ручками от радио, и ввинчивал и развинчивал их в разные стороны, наблюдая за тем, как Лиза стонала. Оказывается, она любила жестокий секс! Хауса это удивило, потому что ему не удалось угадать своим дедуктивным мозгом в нежной и тонкой Лизе страстное возбуждение от применения силы. И он принялся применять силу еще больше, и ударил ее несколько раз своими стройными ладонями по округлому, как две луны, заду.
Кадди встрепенулась и задрожала еще сильнее, как стартующий мотоцикл в руках Грега.
- А ты, оказывается, не прочь поразвлечься, крошка, - заявил Грег своим высокомерно-наглым тоном. И ударил ее по лицу.
Лиза спохватилась и прижалась еще сильнее к железным мускулам его живота своим прессом. Огонь уже пылал вовсю. Лиза не решалась сделать то же самое с Хаусом, но потом в ней сыграло чисто женское любопытство, и она стукнула его лбом в плечо. Хаус взвыл от удовольствия, и они продолжили размазывать друг друга о стену.

К царапине, так эффектно украсившей мужественное лицо Хауса в Трентоне, добавилось еще несколько таких же. Отпинываясь, кусаясь и поколачивая друг дружку, страстные любовники начали двигаться из ванной по направлению к коридору, поскольку для выражения их чувств уже не хватало того ограниченного пространства. Первый мощный, всепоглощающий, подобный цунами оргазм настиг их прямо на полпути в гостиную. Испустив восторженный, победный клич, напоминавший зов индейцев Апачи, Грегори Хаус изо всех сил впечатал в стену сладкое миниатюрное тело своей возлюбленной, в пароксизме страсти увенчивая его синяками и ссадинами.

- О даааааааа, аааа, рррррр! – сходила с ума Кадди, отбывая на небеса на целых четыре минуты сорок семь секунд. – Боже мой, - выкрикнула она, приходя в себя, - Один мой оргазм с тобой длился дольше, чем весь секс с Лукасом!

Польщенный таким признанием, Грег прорычал:

- Это еще не все, детка, ты не знаешь, на что я способен!

И зашел на второй круг.

Сгорая от страсти в его мужественных крепких руках, Кадди ошеломленно осознавала, что всю свою сознательную жизнь недополучала такого кайфа, как этот. А ведь все могло сложиться по-другому, решись она признаться Хаусу еще год назад! Но делать уже было нечего, и оставалось только расслабиться и получать неземное удовольствие, доставляемое ей феноменальным членом Грегори, и его умелым сильным языком, и его гениальными пальцами, которые могли делать все: и ощупывать пациента, и играть Бранденбургский концерт на рояле, и сжимать ее трепетные груди.

Серией мощных поступательных движений Грег отправил Лизу обратно в рай еще на четыре минуты, и, выпустив в ее упругое влажное лоно повторный заряд маленьких хаусят, обессилено рухнул рядом с Лизой, прямо на напольную вазу, расколотив ее вдребезги. Но потеря осталась незамеченной, поскольку, тяжело дыша, прикрыв синхронно свои аквамариново-небесные глаза, Хаус и Кадди восстанавливались для третьего раунда.

«Ты не забудешь эту ночь ни-ког-да», мысленно обещали они друг другу.

- Грег, - в сладкой истоме запрокидывая гибкую ногу на плечо Грега, спросила Кадди.
- Да, моя поганая девчонка, - нежно процедил Хаус, поглаживая икру Лизы пластичными пальцами.
- Знаешь, мне кажется...- она осеклась, чувствуя новый шквал нечеловеческого возбуждения, засветившегося в глазах цвета дельфтской росписи.
- Ты не умеешь лгать, - легкая усмешка коснулась безупречных полных губ диагноста.
- Я никогда не солгу тебе..., - опуская кобальтовые глаза, говорила женщина, - Ты прав, как всегда, мне не кажется. Я просто уверена на сто процентов.
- Я догадываюсь, в чем ты уверена, - с присущей его уму проницательностью заверил ее Хаус, нежно покусывая лодыжку.
- Я знаю, но я все же скажу тебе то, о чем меня осенило.
- Говори, говори, один только звук твоего голоса заставляет мое желание стремиться вопреки всем законам гравитации.
- Милое мое солнышко, - зажурчала Лиза, - я уверена, что этой ночью я забеременела от тебя!
Но даже Хаус не в силах был сдержать изумления. Он проворно вскочил на ноги и забегал кругами по комнате, напрочь позабыв о трости. Она больше не нужна была ему, потому что это известие практически избавило его от боли в ноге.
- Ты исцелен! - завопила Кадди, наблюдая за атлетически сложенным телом любовника, похожего на Аполлона Бельведерского.
- Лиза, моя любимая, нежная, невыносимо прекрасная женщина! У нас будет ребенок. У меня будет сын!
Гжелевые глаза снова зажглись небесным инеем и в них заблестели алмазы слез. Но теперь слезы наполнили и лазуревые глазницы директора.
- У Рейчел будет братик, - только и смогла произнести она, прежде чем гениальный диагност не заполнил ее до краев снова и снова.
На этот раз оргазм длился почти вечность, и Кадди даже забыла посмотреть на часы. Неутомимость Грега замкнутым кругом передавалась ей.
Они бились в оргазмических конвульсиях, как заведенные марионетки в руках опытного кукловода...

«…как заведенные марионетки в руках опытного кукловода», - медленно дочитал вслух Дэвид Шор, переворачивая последнюю страницу.

Перед тем, как обратиться к сидящей напротив девушке, автор идеи и продюсер самого популярного телешоу на Земле на секунду прикрыл глаза, собираясь с мыслями.
- Мисс Лоэн, - наконец, произнес он максимально мягко и осторожно. – Вы всерьез полагаете, что сценарий финала шестого сезона должен быть именно таким?

Джесси Лоэн зарделась, увы, отнюдь не как персик или роза, а как самая обычная семнадцатилетняя девушка, и согласно кивнула.

Дэвиду Шору потребовалась еще пара секунд для восстановления самообладания. В эти секунды, несомненно, сильно икалось его старому другу Эли Лоэну, чья племянница сейчас сидела в кресле напротив, ожидая профессионального разбора своей… писанины. Краем уха Шор слышал, что на волне популярности «Хауса» тысячи и тысячи девиц, подобных Джесси, ринулись сочинять истории про сериальных героев. Более того, сама Дорис как-то со смехом призналась, что на заре туманной юности пробовала силы в фан-фикшене. Однако, если в силах юной Дорис Иган продюсер был уверен, то вот способности Джесси Лоэн вызывали у него серьезные, серьезные сомнения.
Самое страшное заключалось в том, что он уже пообещал Эли. А обещания, данные Элияху Лоэну, далеко не последнему человеку в Голливуде, следовало сдерживать. Хотя бы формально.
Дэвид представил лицо Хью, читающего подобный сценарий, и едва сдержал нервный смешок.

- Окей, мисс Ло… Джесси, - наконец, вздохнул он. – Ваше видение дальнейшего развития сюжета сериала… хммм….мммм…. несколько необычно, но, думаю, мы готовы пойти на некоторые уступки фанатам. Разумеется, сценарий, предложенный вами, будет немного…кхммм…подкорректирован, но…. Суть его останется прежней, да, думаю, так.

Джесси взвизгнула от счастья и повисла на шее у ошарашенного Дэвида. Все-таки дядя Эли – прелесть, в прошлом году он брал ее с собой на церемонию «Оскара», а нынче сделал еще более крутой подарок! Ей не терпелось поделиться с подружками.

Когда Лоэн-младшая выскочила за дверь, Шор, морщась, как от спиртовой настойки, еще раз пробежал глазами листки с текстом, удрученно вздыхая в особо волнующие моменты повествования.

- Обрадовать, что ли, Лизу, - наконец, вздохнул он. – Тори! Будь добра, позвони мисс Эдельштейн, сообщи, у меня для нее радостная новость. Пусть приезжает в офис. И да, скажи, чтобы шампанского захватила побольше.

Дэвид Шор планировал сегодня напиться.