День начался с того, что приснился кошмар. Снился он. Снова. Сначала молодой, каким он был в университете, потом превратился в то, какой он сейчас. Она испугалась, плакала во сне. Он обвинял её в чем-то, а она оправдывалась. Плакала и оправдывалась. Пыталась заверить его, что «всё будет хорошо», а он усмехнулся. Так усмехнулся, что от переполняющих эмоций она проснулась…
Веки щиплет от засохших слез.
Поздний ноябрь. Холодно и мокро. Гнилые листья на асфальте. Прекрасно, кажется, день тоже будет кошмарный.
Кофе горчит на языке. Надо отвезти дочку в школу. Наорала на неё в машине. Теперь стыдно, что не смогла сдержаться. Чёрт. Она в сердцах жмет на газ.
Стеклянные двери. Она входит. Работа. С ней здоровается персонал. Надо проверить кое-что, кажется, какой-то отчет. У секретарши выходной.
Всё никак не отпускает этот сон…
Чёрт…

В дверь постучали. Лиза подняла глаза и тут же быстро опустила их обратно в бумаги. Нет, Форман не должен видеть, что она так и не привыкла к нему-новому, к Форману, у которого двадцать четыре часа в сутки написано на лице: «Я похоронил Реми Хэдли».
Он вошел, бросил папку на стол Лизы, вдел руки в карманы и прошелся взад-вперед по кабинету, ожидая от неё ни то приговора, ни то избавления.
- Ну что? – спросила она, оторвавшись от бумаг.
Форман покачал головой.
- Что, совсем ничего? – она не поверила.
Она очень надеялась на Формана.
- Пациента уже третий день рвёт кровью, мы ничего не можем сделать, - сказал он угрюмо.
Лиза взяла в руки папку, пролистала её.
- Вы… всё возможное исключили? – спросила она, вчитываясь.
Форман вздохнул, потеребил на шее галстук.
- От этой Брук никакой пользы, – с раздражением проговорил он. – Она даже не может нормально сделать колоноскопию. Она не соблюдает субординацию. Постоянно опаздывает.
Он снова прошелся по кабинету, потом остановился перед столом Лизы и громко спросил:
- Зачем вы вообще её взяли? Зачем нам четвертый член в команде? Раньше мы всегда справлялись сами.
- Да? – не выдержала Лиза. – И вы всегда сами справлялись?
Форман осекся. Снова потеребил галстук. Потом посмотрел на неё исподлобья, как побитая собака.
- Если вы имеете в виду дело Фостера, я знаю, вам было тяжело было это сделать…
- Нет, ты не знаешь! – вдруг сорвалась она. Вид убитого горем Формана постоянно напоминал ей о её собственной потере, и Лиза ничего не могла с этим поделать. Да ещё этот долбанный сон… Если утрата Формана была неоспорима, то мало кто понимал, что она тоже потеряла, именно потеряла близкого человека, пусть даже он, в отличие от Реми, всё ещё жил, дышал…
Лиза поняла, что вот-вот расплачется. Она прикрыла ладонью глаза и сидела так несколько секунд. «Лучше бы он умер», - пронеслось у неё в голове. Чёрт…
Надежда на будущее – вот что было мучительно. Надежда, что он вдруг поправится, что снова однажды ворвется в её кабинет, будет орать, требовать, язвить, нагло заглядывать к ней в декольте, доказывать, что он прав, обзывать всех идиотами, потом пойдет к пациенту, повесит свою трость на капельницу и нахамит так, что на них снова подадут в суд… И несмотря на это он поставит диагноз. И всё будет как раньше. Но Лиза знала, что не будет. И всё-таки надеялась. И эта надежда отравляла душу – так же как Форману отравляло душу полное отсутствие надежд на будущее.
- Вы в порядке? – спросил её Форман.
- Да, - сказала она твердо и улыбнулась ему. Улыбка вышла довольно приличной, может, Форман ей даже поверит. Ему не за чем знать, что это именно его присутствие выбило её из колеи.
- Брук была достойным кандидатом. Сам знаешь, теперь мало кто рвётся к нам в штат, после того случая. Как мы ни старались, всё равно пошли слухи. Если раньше мы предлагали работу у Хауса, то теперь у нас есть лишь диагностический отдел с сомнительной репутацией, но хотя бы приличной заработной платой.
- Да, - кивнул Форман. – Я понимаю. И всё же…
- И всё же будет неплохо, если вы попробуете сработаться вместе, - сказала Лиза тоном, исключающим всякие возражения. – Кэмерон не может постоянно присутствовать на дифдиагнозах, не отрываясь на кормление грудью, а вас вдвоем с Таубом слишком мало, чтобы гордо назвать «Диагностическим отделом» и сохранить качество работы на прежнем уровне. Обследуйте ещё раз дом, подключите Чейза…
- Уже обследовали. Чейза я не буду отрывать от работы, - упрямо ответил Форман.
- Но нельзя же так просто сдаваться! Сколько лет ты уже практикуешь? Пора избавиться от комплекса «ученика»… Прости, - тут же поправилась она. – Конечно, конечно, дело уже давно не в этом.
Она покачала головой. Громко тикали напольные часы, разбавляя их неуклюжее молчание ритмичными звуками.
- А, может, всё-таки возьмешь отпуск?
- Нет, - тут же отрезал Форман, потом, подумав, добавил:
- Мы сами справимся. Вы правы. Конечно, вы правы, я зря пришел к вам.
Он забрал со стола папку и направился к двери.
- Форман, – окликнула его Лиза. Ей хотелось сказать ему напоследок что-нибудь о том, о чем все они упорно молчали в его присутствии. – Я знаю, как тебе трудно…
Он не обернулся, а только ускорил шаг и быстро вышел, не дослушав. Дверь за ним захлопнулась и Лиза осталась одна в кабинете.

* * *

- Звали? – деловито спросил Чейз, открывая дверь.
- Да… да, - сказала Лиза. Она встала, расправила жакет на талии, обошла вокруг стола и присела на него.
Чейз прошел в кабинет и встал перед ней, сделав жест рукой, будто показывая «вы звали, и вот он, я». Он явно находился в приподнятом настроении: ещё бы, новоиспеченный отец, муж красавицы-жены, успешный хирург, недавно получивший прекрасное место в австралийском госпитале. Даже черная туча, повисшая над «Принстоном», не могла никоим образом испортить ему настроение.
Он носил трехдневную щетину, а свои длинные волосы собирал в хвостик. Благодаря этому он, как ни странно, казался ещё импозантнее, чем раньше. Пациенты (а особенно пациентки) доверяли ему больше, чем самим себе, хотя у него нередко случались существенные промахи, и Лиза не назвала бы его лучшим хирургом больницы.
- Я хочу поговорить кое о чем, - начала она неуверенно и, указав на диван, спросила светским тоном. - Может, присядем?
Так она обычно разговаривала с инвесторами или пациентами, которые врывались в её кабинет с претензиями. Она явно не знала, как начать.
- О чём вы хотели поговорить? – спросил Чейз, когда они сели. Спросил без настороженности, с обычной улыбкой.
Лиза решилась.
- Я знаю, что не имею права обращаться к тебе с такой просьбой. Я хочу попросить тебя с Кэмерон побыстрее уехать из страны.
Чейз нахмурился.
- Но… - растянул он.
- Это из-за Формана, - сказала Лиза и скрестила руки на коленях.
- Но, подождите… Мы ведь именно из-за него и задержались. Эллисон хотела быть рядом с ним, когда умерла Реми.
Его австралийский акцент усиливался, когда его вытаскивали из привычно-приподнятого настроения в черно-серую реальность.
- Чейз, - сказала Лиза, глядя ему прямо в лицо. – Ты ведь знаешь Формана? Он привык переживать всё один, никого не допуская к себе в душу. Я понимаю Кэмерон. От неё и нельзя было ожидать другого. Она хочет поддержать друга. Но он хоть раз за всё это время открылся ей?
- Эээ… нет, - Чейз помотал головой.
- Она не понимает, что от её присутствия ему становится только хуже.
- Что вы имеете в виду? – насторожился Чейз.
- Форман не пришел на крестины, так?
- Да, но он сказал, что его вызвали…
- Реми была беременна.
- Что? – удивился Чейз.
Через несколько секунд его рот сочувственно искривился. Он понимающе кивнул.
- Я знала. Форман не хотел, чтобы знали остальные. У неё был выкидыш. Это случилось за два месяца до смерти. У неё не было ни единого шанса выносить ребенка. Теперь понимаешь, что чувствует Форман, когда видит, как вы с Кэмерон счастливы? Когда видит ваших дочек?
- Да, - кивнул Чейз. – Я понимаю. Конечно. Я думаю, я смогу уговорить Эллисон уехать сейчас.
- У вас уже всё готово для переезда?
- Да, всё отлично, - сказал он, и на миг его лицо снова осветила счастливая улыбка.
- Хорошо. Извини, что вот так вмешиваюсь в вашу личную жизнь. Дело в том, что у Формана серьезные проблемы с работой. Я уже несколько раз предлагала ему отпуск, но он отказался. Сразу после похорон он пришел ко мне и попросил дело. Я не смогла ему отказать, а теперь вижу, что он едва справляется. Он невнимателен, пропускает детали, ругается с Брук. Сегодня он хотел отказаться от дела. Я уговорила его попытаться ещё раз. А что я могу сделать? Лишить его работы – значит, лишить его последнего смысла в жизни.
Лиза неожиданно для себя всхлипнула и обнаружила, что плачет.
- Вы в порядке? – Чейз, сначала слегка опешив, приблизился к ней и коснулся плеча.
Сегодня она уже слышала эту фразу от кого-то. Конечно, она в порядке. Что это с ней вдруг такое? Два раза расплакаться при подчиненных…
- Он вам напоминает… - вдруг произнес Чейз и осекся. Внезапно огорошившая его догадка заставила его заткнуться.
- Да, напоминает, - повторила Лиза. Она взяла себя в руки, вытерла тыльной стороной ладони слёзы.
- Всё хорошо, - улыбнулась она. На этот раз в улыбке не было и толики убедительности. – Иди, Чейз. Спасибо за понимание.
- Хаус вполне может поправиться, - уверенно сказал Чейз. - У него ведь получилось в прошлый раз? Шизофрению можно сдерживать и… простите.
Встретившись взглядом с Лизой, он смешался и быстро убрался из кабинета.

Ну зачем он это сказал? Теперь слёзы текут ещё сильнее. Лиза прошла в туалет, умылась и долго стояла, схватившись руками за раковину и бесцельно глядя на исчезающую в ней воду.
Ну сколько можно страдать? Она ведь уже давно не девочка, обычно она прекрасно умеет управлять своими эмоциями. Она ведь знает, что надежды нет, так зачем…
Когда она взглянула на свое лицо в зеркале, ей подумалось: «Нет, ты не прав, Чейз. Он не поправится. Он уже никогда не поправится. Ты не знаешь, потому что ты не видел его, Чейз».

* * *

Вечером она зашла в диагностический отдел и застала там Тауба на пару со сплошь черной от записей доской.
- Как продвигается дело? – бодро спросила она.
Тауб только фыркнул и снова углубился в толстую папку перед собой.
- А чей это почерк? – спросила Лиза, махнув рукой на доску.
- Это Брук, - Тауб презрительно просмаковал имя новой сотрудницы. – Заметно, что в школе её любимым уроком было рисование?
- И литература, похоже, тоже, - Лиза безуспешно пыталась разобрать мелкий круглый почерк молодого кардиолога Эбигейл Брук.
- О да, она любит делать литературную обработку каждой гипотезы.
- А где Форман?
- Ушел домой.
- Как - ушел?
- Не знаю, - просто ответил Тауб, оторвавшись от бумаг и снимков. – Я не отвечаю за импульсивные поступки своих коллег.
- Понятно, - Лиза сокрушенно покачала головой. – А где сейчас Брук?
Тауб с неприязнью поджал губы.
- Делает МРТ.
- Но вы ведь уже это сделали?
- Думает, что найдет что-то новое, - Тауб захлопнул толстую папку и принялся за просмотр следующей.
Лиза стояла, скрестив руки на груди и размышляя над чем-то. Потом решилась.
- С меня хватит эмоциональных всплесков Формана. Он не прав, думая, что ему станет лучше, если он нырнет с головой в работу. Так он только угробит пациента. Я отстраняю Формана от дела.
Она взяла со стола карту пациента и направилась к выходу.
- Передадите дело другому врачу? – спросил её вслед Тауб. – Или… уже-не-врачу?
Она остановилась.
- Уже-не-врачу. Я попробую...
Тауб только пожал плечами.

* * *

- Джеймс, - она ворвалась к Уилсону в кабинет и застала его врасплох.
Впрочем, у Уилсона всегда был такой вид, будто его застали врасплох. Он уже собирался уходить, на столе стоял раскрытый портфель, жалюзи были опущены.
- Мне надо кое о чем попросить тебя.
Взгляд Уилсона скользнул по папке в руке Лизы. Он молча снял с вешалки пальто, медленно надел его.
- Ты уже знаешь, о чем, да? Форман говорил с тобой? – догадалась она.
- Я сегодня занят. У меня важная встреча, - ответил Уилсон, стараясь изобразить полную бесстрастность. Он отвернулся от неё и обстоятельно заматывал шею полосатым шарфом.
Лиза замолчала, подбирая слова. Потом вымученно улыбнулась:
- Мне сегодня ночью приснился Хаус. Целый день не могу собраться с мыслями.
- И поэтому ты просишь меня съездить к нему, чтобы он поставил диагноз пациенту Формана? – неожиданно резко спросил Уилсон. У него нервно подрагивал уголок рта. – Всё потому что тебе приснился сон?
- Джеймс, пожалуйста, - она прислонилась спиной к двери и с мольбой посмотрела на Уилсона.
Лицо Уилсона покраснело.
- А почему, к примеру, ты сама не можешь к нему поехать? – спросил он, наконец.
- Нужно забрать Рейчел из школы. Я звонила няне, она не сможет.
- Извини, но мне надо идти, - Уилсон взял со стола портфель и направился к двери. Лиза не сдвинулась с места.
- С кем у тебя встреча? – спросила она.
- Ты её не знаешь.
- Свидание?
- Ну… почти.
- И ты скорее пойдешь на встречу с девушкой, чем позволишь Хаусу ещё раз почувствовать себя блестящим диагностом?
- Да. Пропусти, пожалуйста.
- Джеймс, брось! – воскликнула Лиза. – Я же знаю, что ты встречаешься с Анной из хирургии, а у неё сегодня назначена операция на восемь. С кем у тебя встреча?
- Это… встреча с врачом по поводу болезни моего брата. Видишь ли, ему стало хуже…
- О, по поводу брата, - Лиза покачала головой, вглядываясь в лицо Уилсона. – Это не того ли брата ты имеешь в виду, который умер пять лет назад? Джеймс, неужели ты думаешь, что я этого не помню?
Уилсон потер рукой лоб, развернулся, прошелся по кабинету. Потом остановился и взглянул на неё. Взгляд мутный, болезненный.
- Дело ведь не в няне, Лиза?
Она вздохнула и покачала головой.
- Я не видела его год. Каждый раз я боюсь того, что я увижу, Джеймс. А ты ездишь к нему каждый месяц.
- Я не был у него уже три месяца, - Уилсон грохнулся на стул и потер ладонями лицо. - Обычно я приезжаю к нему. Мы молчим. Потом он заговаривает. Мы говорим, и он в сознании, всё прекрасно помнит. Иногда становится жутко, когда он обращается к кому-то невидимому. Однажды я пришел, у него был бред. Он разговаривал с капельницей. Но это было ничего. А последний год, каждый раз, когда я приезжал к нему, он начинал орать на меня, чтобы я оставил его в покое и больше не приезжал. Я думал, что в нем говорит уязвленная гордость, думал, что он намеренно хочет избавить меня от себя, как от обузы – Хаус мог бы себе такое вообразить. Но, когда я приехал к нему последний раз, он меня не узнал. Понимаешь? Такое нельзя изобразить нарочно! Я знал, видел, что ему становится хуже, но это было…
Уилсон замотал головой, не находя слов.
- Я не могу, Лиза. Понимаешь? Я с тех пор просто не могу… - убитым тоном произнес он.
Они помолчали.
- Форман приходил ко мне попросить совета, - сказал вдруг Уилсон. – Говорит, что я уже проходил через подобное. Хотел, чтобы я отговорил его увольняться. Я не стал.
Лиза кивнула и вышла из кабинета.

* * *

- Куда мы едем? – спросила Рейчел.
- Хочу познакомить тебя с одним человеком. Ты видела его пару раз, но ты была ещё маленькая и врядли что-то помнишь.
- Мам, ты плакала?
- Да, милая, но это ничего. Сегодня ночью приснился кошмар, а сейчас я вдруг вспомнила.
- Мам, я не сержусь за то, что ты накричала на меня утром. Это я долго собиралась, прости.
- Не надо извиняться, это я виновата. Прости меня, милая.
- Так куда мы едем? К нему домой? А где он живет?
- Его дом недалеко отсюда, но мы едем в другое место.
- Почему?
- Он больше не живет у себя дома. Мы едем в психиатрическую больницу, навестить его.
- Он… псих?
- Да, Рейч, он всегда был психом. Но впервые сошел с ума десять лет назад. А до этого он был лучшим врачом в стране. Самым блестящим диагностом. И он работал в моей больнице.
- А потом он снова заболел?
- Да. Шизофрения – такая болезнь, она почти никогда до конца не лечится. Он снова заболел и снова отправился лечиться. На этот раз надолго. Он вышел больным, но он пил лекарства, которые я ему давала и продолжал лечить других. Он почти никогда не ошибался и продолжал ставить верные диагнозы. Мы держали его болезнь в тайне. А потом про это узнали. Мы смогли договориться, и на нас не стали подавать в суд. Я попросила его уволиться, но он не понял. Он хотел или работать дальше, или… В общем, он стал неуправляем. И тогда я упрятала его в психушку.
- Упрятала… ты? – озадаченно переспросила Рейч. Кажется, она мало что поняла из рассказа, но Лизу это не заботило.
- Я упрятала его в психушку, - проговорила Лиза, выделяя каждое слово. – Собственными руками, Рейч. Я обманывала себя. Я думала, что так ему будет лучше. Я боялась, что, если оставить его одного, то он наложит на себя руки. Никто не знает, что это сделала я, а не те, другие люди, которые узнали о его болезни. Я просто надеялась – непонятно на что…
Она всхлипнула. Вытерла одной рукой с лица слезы в перемешку с растекшейся тушью, стараясь не отвлекаться от дороги.
- Вот что, Рейчел. Я сейчас делаю ещё несколько ошибок. Я везу тебя в это место. Я знаю, что всё может закончиться… неприятно. Он может наорать, оскорбить нас. Может отказаться с нами разговаривать. Скорее всего, я просто напугаю тебя. Возможно, ты мне этого никогда не простишь. Но я хочу, чтобы ты увиделась с этим человеком… пока он ещё жив, - закончила Лиза и резко развернула машину направо.

Добавлено (24.05.2009, 17:13)
---------------------------------------------
* * *

- Знакомься, это Боб, мой новый лучший друг, - сказал он, войдя в палату.
Он держал за плечи огромного бородатого мужика, чей взгляд напрочь отсутствовал – любой человек, ничего не понимающий в психиатрии, мог бы со спокойной душой поспорить на тысячу баксов, что этот Боб уже навсегда ушел в мир своих грез и до самой своей смерти собирается там остаться.
Он ужасно выглядел. Действительно, просто ужасно. Но у Лизы отлегло от сердца, как только она услышала его ироничный тон и увидела живой блеск в голубых глазах. Больше всего она боялась, что увидит его в состоянии, в котором находился этот самый Боб, особенно её напугал рассказ Уилсона.
- Я убежден, что у него саркома легких, но эти ребята мне не верят: считают, что я спятил.
Он покосился на санитаров в дверях.
- А жаль, парню осталось всего три-четыре месяца по моим подсчетам. Мог бы за это время проститься с родными. Они живут в Аризоне. Да, Боб? Не обращай внимания, он просто стесняется! Обычно он очень разговорчив.
Хаус равнодушно отпустил Боба, и один из санитаров вывел того из палаты.
- Здравствуй, Лиза, - сказал он серьезно, когда она подошла к нему.
- Как ты? – спросила она и провела рукой по его щетинистой щеке – вместо приветствия.
- Спасибо, прекрасно. Вчера лепили с ребятами из пластилина, моя работа заняла первое место. Я долго пытался объяснить им, что лепил Спейс Шаттл 1991 года, но они были уверены, что это кит. Психи! Как видишь, здесь намного интереснее, чем работать у тебя. Правда, у санитарок форма недостаточно коротка, и администратор не носит декольте. Это существенный минус, но в «Принстон» я не вернусь, даже не проси.
Он прошел мимо Лизы, к пианино, которое привезли сюда из его квартиры, сел за него и взял несколько аккордов.
- Я привела Рейч, - сказала Лиза, положив руку на плечо дочери. Рейчел с интересом разглядывала Хауса.
- Зачем? У тебя должна быть причина, иначе бы ты оставила её дома, побоялась бы напугать её. Хочешь познакомить с самым успешным приобретением, которое когда-либо делала её мамаша? Со мной, то есть?
У него была большая палата, со всеми возможными удобствами. Стараниями Уилсона сюда были привезены некоторые вещи из квартиры Хауса, но палата не стала уютнее. Обстановка мало занимала Лизу: она знала, что в этой клинике прекрасные условия. Проблема была в другом: это всё равно была психиатрическая клиника, и в ней находился Хаус.
- Может, оторвешься от игры? – спросила она его.
Она подошла и оперлась локтями на пианино. Они уже минут двадцать слушали, как он играл My Funny Valentine, то и дело сбиваясь на другую, не джазовую мелодию.
- Что ты от меня хочешь? Чтобы я поиграл с твоей дочкой в классики? Извини, для этого у меня есть Боб. Чтобы я оприходовал тебя прямо на этой койке? Я же говорил, что материнство тебя испортит. Впрочем, я не против, но вон те ребята нам вряд ли позволят. Приходи завтра, после обеда, у нас как раз прогулки на свежем воздухе. Я дам тебе запустить своего воздушного змея – представь себе, это не сексуальная метафора, у нас с Бобом есть настоящий воздушный змей…
- Просто поговори со мной, - устало попросила Лиза.
Он заткнулся и мрачно кивнул.
- Тринадцать умерла.
- Да? – Хаус вяло изобразил удивление. – Спасибо, что сообщила, я так ждал развязки! Всегда интересно узнать, к чему приведет Гентингтон.
- Она… - Лиза понизила голос, чтобы Рейчел не расслышала, - она покончила с собой. Мы не распространяемся про это. Когда никого не было в палате, она добралась до препаратов и вколола себе всё, что нашла. Мне кажется, Форман до сих пор не может простить себе, что пошел поспать домой и оставил её одну. Он неделю не отходил от неё, ночевал в больнице. Она сделала всё так тихо, до сих пор непонятно, как только сестры не заметили. К тому времени конечности уже едва её слушались. Она сильно изодрала себе лицо и руки иглой шприца.
- Зачем ты мне это рассказываешь? – раздраженно спросил Хаус, убирая руки с клавиш. – Если бы ты не отобрала у меня в тот вечер таблетки, я бы отправился в гроб раньше нашей Чёртовой Дюжины на целых пять лет, а не гнил бы здесь.
- Я просто хочу, чтобы ты знал про неё.
- Ты ведь принесла карту пациента, да, Лиза? Хочешь, чтобы я поставил диагноз? Ты бы не пришла сюда просто так. Ты не приходила ко мне с октября прошлого года. Почему ты? Почему не Уилсон? Ему было интересно общаться с хромым ублюдком, но не интересно с хромым шизофреником? Что, Форман снова запорол дело и чуть не убил пациента, как того Фостера в прошлом году? Или просто раскис из-за Тринадцать?
- Второе.
- Значит, хромой шизофреник его не устраивает?
- Я про Формана. Пожалуйста, посмотри дело.
Она положила на лаковую поверхность пианино красную папку. Хаус искоса взглянул на неё и взял несколько аккордов в миноре.
- И не боишься, что я что-то напутаю? – тихо спросил он. – Они колят мне такой коктейль, что у любого крыша съедет.
- Я тебе доверяю.
Он усмехнулся и пытливо посмотрел на неё.
- Нет, не доверяешь. Если бы ты мне доверяла, то дала бы покончить с собой. Но ты снова малодушно решила, что так будет лучше. Ты два раза предала меня, Лиза. Снова трусливо уцепилась за жизнь. Тогда ты сделала меня калекой, теперь ты сделала меня сумасшедшим. Или ты надеялась, что я снова вернусь к работе? Или что буду отсюда решать паззлы, а Форман будет выдавать мои диагнозы за свои? Валяй, теперь твоя очередь. Скажи мне, что ты спасла меня. Скажи, что я должен быть тебе благодарен.
- Я никогда не говорила тебе такого, - тихо перебила его Лиза.
- Да! Потому что ты всегда знала верный ответ. Ты всегда знала, что я прав. Я всегда был прав. Но какое там – у тебя была надежда. То, чем тысячи людей каждый день мучают своих близких, вместо того, чтобы со спокойной совестью прикончить их и жить дальше.
- Ты ведь посмотришь дело? – спросила она после долгого молчания. Она не плакала, но лицо, казалось, не слушалось её.
Хаус издевательски хмыкнул и заиграл канкан.
Рейчел стояла рядом и наблюдала за его игрой.
- Я тоже учусь, - сказала она, бесцеремонно отодвинула руки Хауса и бегло заиграла гаммы.
Он взглянул на девочку, как будто только сейчас её заметил. Рейчел неуклюже взяла сложный аккорд.
- Эй, ребенок, вообще-то это моё пианино! – обиженно воскликнул Хаус.
- Мама сказала, что вы врач, а не пианист, - хмыкнула Рейчел. Она ни капли его не боялась. – Дайте я что-нибудь сыграю.
Хаусу пришлось уступить ей место. Она по-хозяйски села за клавиши. Потом потерла подбородок, думая, что бы сыграть.
- Она занимается с учителем музыки по три часа в неделю, - с бледной улыбкой сообщила Лиза.
- Как мило! – процедил Хаус. – Лучше бы ты отвела её на стрип-дэнс. Знаешь ли, всякое в жизни пригодится.
Вдруг Рейчел решилась и заиграла какое-то напыщенное вступление, но вскоре переменила решение, и звуки, которые она вытаскивала из инструмента своими розовыми пальчиками, стали складываться в «Лунную сонату». Эта мелодия вызвала у Хауса усмешку, но Лиза заметила огонек восхищения в его глазах: Рейчел хорошо играла «Сонату».
Закончив, девочка прошлась рукой по клавишам и, не глядя на Хауса, сказала:
- Может, всё-таки поможете маме? Она сегодня целый день плачет.
- Рейч! – одернула её Лиза и прикрыла ладонью глаза.
- Значит, притащила ребенка в психушку в качестве группы поддержки? Уйди от моего пианино! – он подтолкнул Рейчел за плечо.
- Так вы поможете маме? – повторила девочка.
- Хватит её так называть. Она тебе вообще не мама. Тебя родила жирная старшеклассница, которая из-за комплексов переспала с самым популярным парнем в классе, а потом бросила тебя в заброшенном доме. Твоя новая «мама» вырвала тебя из рук парочки бомжей, потому что у неё неожиданно взыграл в крови материнский инстинкт, а собственные яйцеклетки не хотели размножаться. Видишь, тебя взяли вовсе не из-за того, что ты такая особенная.
- Я знаю, - после короткой паузы сказала Рейч. – Мама рассказывала мне, как меня нашли.
Хаус с удивлением взглянул на Лизу.
- Да, я ей всё рассказала, - Лиза приобняла дочь. – Ты удивлен?
- Хех, я думал, ты будешь врать ей до последнего.
- Посмотришь дело? – спросила в который раз Лиза. – Пожалуйста.
Хаус взял с пианино папку и открыл её.

Он задавал вопросы. Лиза отвечала автоматически. Она уже давно знала наизусть все симптомы.
Он решил головоломку. Обозвал Формана идиотом. Нашел совершенно неожиданное решение, до которого ни она, ни Форман, конечно, не додумались бы.
- Рассуждаешь, как вполне здоровый человек, - сказала Лиза зачем-то.
Хаус улыбнулся ей. В первый раз по-настоящему улыбнулся.

Когда они уходили, Лиза задержалась в дверях:
- Надеюсь, ты догадываешься, что Уилсон сильно страдает из-за того, что ты прогнал его?
- О чем ты? – Хаус озадаченно смерил её взглядом. – Он уже год ко мне не приезжает.
Он развернулся к ней спиной и заиграл что-то быстрое.

* * *

Звуки.
Звуки-звуки-звуки. Они делали его живым.
Они заглушали навязчивую болтовню Эмбер и редкие фразы Каттнера. Они позволяли забыть, что ему в спину впился вечным укоряющим взглядом его отец, сидя на больничной койке. Мальчик, с которым он сдружился в Египте много лет назад, что-то рассказывал без умолку на своем родном наречии, активно жестикулируя руками. Он напоминал лягушонка.
Лишь только японец-уборщик молча смотрел на него, опиревшись на швабру и ухмыляясь узкими глазами-щелками.
- Мы уезжаем из страны, - донеслось издалека.
Хаус извлек из инструмента несколько ярких звуков, которые на миг заглушили творившуюся вокруг него какофонию и прояснили мозг.
- И что, пришли мне похвастаться, что пока я здесь сплю в обнимку с утками, вы будете греться на Таити или…
- Навсегда, - перебила его Кэмерон, и Хаус осекся.
- О, - только и ответил он.
- Это наша дочь, - сказала Кэмерон, подойдя к Хаусу и показывая ему младенца. Она поймала беспокойный взгляд Чейза, но упрямо проигнорировала его.
Хаус играл. Казалось, ничто не могло отвлечь его.
Кэмерон вздохнула и переглянулась с Чейзом. Он жестом подозвал её обратно. Она хотела, было, вернуться к мужу, но вдруг снова обратилась к Хаусу. В глазах у неё стояли слёзы.
- Это моя дочь! Взгляните, пожалуйста!
Ещё какое-то время продолжалась игра, но Кэмерон упрямо ждала. Наконец-то Хаус нехотя повернулся к ней и равнодушно взглянул на ребенка.
- Как – ещё дочь? Я думал, вам хватит одной, но, похоже, твой материнский инстинкт необъятен.
- Вы ничего не скажете нам на прощание? – спросила Кэмерон, чуть не плача.
- Горжусь Чейзом: мальчик подрос и уже производит потомство.
Кэмерон обреченно кивнула.
- Прощайте, - она взяла руку Хауса и пожала её. Хаус никак не ответил на пожатие.
- Спасибо, что сделали из меня врача, - к нему подошел Чейз. Он с жалостью окинул взглядом сгорбившегося учителя. Тот скривился:
- А я всё жалею, что ты не остался в семинарии. Ты бы с легкостью выбивал слезу из благотворителей.
- Прощайте, Хаус, - Чейз вздохнул и похлопал Хауса по плечу. На миг лицо Хауса стало серьезным.
Чейз обнял за плечи Кэмерон, которая прижимала к груди спящего младенца. Втроем они вышли из палаты.
- Он совсем плох. Он даже не понял, что мы хотели попрощаться, - расплакалась Кэмерон, когда они уже сели в машину.
- Он всегда был таким. Просто сейчас он стал ещё более жалок, чем раньше, - сказал Чейз. – Кадди говорит, что он правильно поставил диагноз тому пациенту, из-за которого ушел Форман. Странно. Конечно, Хаус есть Хаус, но чтобы мозг шизофреника правильно функционировал в профессиональном плане…
Они покатили по залитому вечерним солнцем шоссе.

* * *

Был поздний ноябрь. Вечер пятницы.
Молодая женщина, складывая вещи в дорожную сумку, нашла фотографии со своей первой свадьбы и выпускной снимок из меда, где она была запечатлена темноволосой девочкой, только что написавшей диплом и уверенной, что в жизни можно избежать ошибок.
Чернокожий мужчина напивался за стойкой бара в полном одиночестве, иногда с удивлением оглядываясь вокруг, как будто надеясь обнаружить себя в каком-то другом месте.
Опытный онколог, сидя за столом в своем кабинете, с автоматически-успокаивающими интонациями в голосе, объяснял очередной пациентке, что у неё рак селезёнки и ей осталось жить меньше года.
Женщина средних лет, успешный администратор госпиталя «Принстон-Плейнсборо», гуляла с приемной дочерью по парку, по гнилой листве, ничуть не беспокоясь за свои шестисотдолларовые сапоги.
Седой человек в больничной палате в одиночестве играл Бетховена.

Конец.