Мини-чат | Спойлеры, реклама и ссылки на другие сайты в чате запрещены
|
|
|
Их маленькая семья
| |
| ПоДождДинка | Дата: Пятница, 01.06.2012, 19:55 | Сообщение # 1 |
Аллерголог
Награды: 2
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 391
Карма: 4128
Статус: Offline
| Название: Их маленькая семья
Автор: ПоДождДинка
Бета: Андрей305
Пейринг: Хаус, Уилсон
Жанр: gen
Дисклеймер: не мое
Рейтинг: G
Саммари: «Пока за все время ты только меня не бросил…» «Капризного, грубого эгоиста. Я точно готов стать отцом!» Диалог между Хаусом и Уилсоном в 8х16 «Gut Check» и чудесная картинка- привели автора к тому, что вам сейчас и предлагаю
*****
- Не отдам, - негромко, но твердо сказал Уилсон, прижимая к себе затихшего малыша.
- Его никто не забирает.
- А я и не вам говорю, - парировал Уилсон, накрывая ладонью побелевшие маленькие пальчики, намертво вцепившиеся в отворот его пиджака.
Эти пальчики все уже решили за него, еще минуту назад терзавшегося сомнениями. Кроха прерывисто вздохнул, окончательно успокаиваясь, повернулся от груди Уилсона и бросил хмурый взгляд ярко-голубых глаз, со слипшимися от слез черными ресницами, на социального работника. Задорно торчащий над ухом завиток русых волос щекотнул Уилсона по губам, когда малыш повернул голову. Это прикосновение, которое было легче пера и нежнее шелка, заставило Уилсона крепче прижать Грега к себе, ощущая, как ходят под ладонью беззащитно выпирающие, остренькие лопатки, обтянутые тонкой тканью футболки.
- Осталось выяснить, сможете ли вы обеспечить ребенку...
- Смогу!
Посмотрел в запрокинутое к нему личико с подсыхающими полосками слез и понял, что вновь обращался не к социальному работнику.
*****
- Это всего лишь овсяная каша, - заметил Уилсон, в очередной раз бросив взгляд на часы.
Еще десять минут препирательств и уговоров грозили безнадежным опозданием на заседание комиссии по трансплантации.
Сидевший за столом встрепанный мальчуган в оранжевой футболке с Даффи Даком, обхватив ладошками лоб, продолжал смотреть в тарелку с таким отвращением, будто там извивался клубок змей. Когда взгляд не возымел действия, то есть каша не воспламенилась, он наморщил нос, скривил губы, зажмурил глаза.
- У нас был уговор! - строго напомнил Уилсон. - Три сказки я тебе вчера рассказал, теперь, будь добр, съесть все.
Новую гримасу отвращения дополнили тихие, неразборчивые слова, среди которых чуткое ухо Уилсона уловило "этамерзкаядрянь".
- Так! - повысил голос Уилсон. - Что за выражения? Где ты это услышал?!
- От тебя, - простодушно признался Грег.
- Не ври, - начал было Уилсон и осекся.
Таким эпитетом он наградил вчера соседку, которая опять приходила жаловаться на Грега. "Мерзкая, дрянная старушонка", - вот что он пробормотал, закрыв дверь после визита визгливой бабули. А Грег, обычно пропускавший все слова Уилсона мимо ушей, конечно же, не преминул услышать это ругательство и запомнить его.
- Ладно, допустим, - вздохнул Уилсон. - Но это же очень вкусная каша. Там сливки, кленовый сироп...
- А клубничный джем? - вдруг заинтересовался Грег, внимательно вглядываясь в содержимое тарелки, словно надеясь разглядеть все ингредиенты.
Уилсон со вздохом встал, нашел в холодильнике непочатую баночку с джемом, открыл и зачерпнул полную ложку. Грег со счастливой улыбкой благоговейно проследил, как ложка из баночки проследовала в его тарелку, потом взгляд широко раскрытых голубых глаз вновь задержался на баночке, полной рубиновой сладости. И Уилсон, скрепя сердце, зачерпнул вторую ложку.
- Хватит, - объявил он.
- Скрудж, - буркнул Грег.
Слово "жадина" ему очень не нравилось, поэтому он предпочел заменить его на имя мультяшного персонажа.
- А ты нахал, - возмутился Уилсон.
- Хорошо, - примирительно кивнул Грег, и Уилсон сдался. Как всегда.
Добавил еще одну ложку джема, оправдывая себя тем, что времени на споры оставалось все меньше. Издав радостный вопль, Грег принялся чертить красные разводы в каше, то и дело наклоняясь к тарелке, чтобы рассмотреть получившиеся узоры с максимально близкого расстояния.
И, конечно, визуальный эксперимент вскоре закончился плачевно. Подбородком Грег зацепил край тарелки и опрокинул добрую половину завтрака на себя. Сразу же поднял виноватые глаза на вскочившего Уилсона и пролепетал:
- Извини.
- Ты как Гринч, - вздохнул Уилсон, оглядывая заляпанный пол и перемазанные джинсы с футболкой, купленные накануне.
Теперь на заседание он успевал только в одном случае: если Гринч, он же Грег, отправится (вместо ненавистного детского сада) с ним в клинику, и согласится за пару батончиков «Сникерса» поиграть в детской комнате, пока он освободится.
- А ты все равно Скрудж, - вдруг весело улыбнулся мальчуган.
- Я же дал тебе клубничный джем, - с обидой в голосе воскликнул Уилсон.
- А какао?
*****
Тишину квартиры нарушало бормотание телевизора и послеполуденный, ленивый шелест листвы за окном. А еще дробное звяканье ложечки о стенки чашки с остывшим кофе. Уилсон вот уже полчаса созерцал растрепанную макушку спящего сына, виднеющуюся из-за подлокотника дивана, и, напрочь забыв про кофе, машинально болтал ложкой в бодрящем напитке, уже растерявшем свой аромат.
"Вам надо наказать его построже", - звучал в голове голос миссис Дженсон. А за что, спрашивается, наказывать? За то, что разбил нос Дэну? Но если бы Грег этого не сделал, то это сделал бы Уилсон за разорванную книгу и рассеченную губу сынишки. А теперь наказать, почему-то, надо только Грега.
"Вы слишком разбаловали его, мистер Уилсон". Ах, вот оно что! Ну, конечно, все дело только в этом. Вот если бы он воспитал его правильно, то Грег, конечно бы, знал, что если у него будут отбирать что-то, то надо это немедленно отдать и ни в коем случае не сопротивляться. Вот и получается, что теперь надо его построже наказать за то, что он дал отпор хулигану. И что значит наказать построже? Самым действенным наказанием является пятнадцатиминутная передышка на стульчике в углу. Бездействие Грега всегда угнетало настолько, что уже через несколько минут он жалобно взывал к Уилсону об амнистии.
Лишь один раз Уилсон позволил себе рукоприкладство: Грег мчался с канцелярским ножом в руках, чтобы срочно разрезать страницы новой книжки про пиратов, споткнулся и растянулся во весь рост. Нож, хвала небесам, улетел под шкаф и не причинил никакого вреда. Но именно тогда Уилсон, поддавшись секундной вспышке паники, рывком поставил ненаглядное чадо на ноги и хлопнул дрожащей ладонью пониже спины. Грег так удивился, что не предпринял попыток возмутиться. Посмотрел на побелевшего как молоко отца, и торопливо произнес:
- Уилсон, прости.
Уилсон оставил, наконец, ложечку в покое, глотнул кофе и сморщился. На замену достал из холодильника молоко, налил в стакан и подошел к дивану.
Казалось, что сын крепко спал, но едва заметное подрагивание ресниц говорило о том, что он тщательно притворялся во избежание разговора. Уилсон прекрасно знал цену этому спектаклю под названием "спящий ангелочек", и не стал его прерывать, так как до кульминации было еще далеко. Грег еще не начал применять тяжелую артиллерию - почмокивание губами и мастерски подделанное сонное бормотание "папа, папочка". Обычно в этот момент не выдерживал либо "папочка", либо "ангелочек". Кто-то из них начинал хохотать как ненормальный.
Ну почему каждый день в школе завершается примерно по одному и тому же сценарию: жалобами на Грега? Ведь он абсолютно нормальный ребенок. Смышленый, веселый, изобретательный. Немного своенравный, но Уилсон предпочитал называть эту черту характера независимостью. И с ним никогда не скучно.
Уилсон уже не раз ловил себя на мысли, что гораздо чаще относится к мальчику не как к сыну, а, скорее, как к другу. Делится с ним впечатлениями, переживаниями, мыслями. Иной раз, как бы это смешно ни звучало, спрашивает совета.
А Грег с ролью друга справляется гораздо лучше, чем с ролью ребенка. Иначе с чего бы вместо стандартного "Как появляются дети?" он деловито спросил "Откуда я у тебя взялся, если мамой и не пахнет?"
Скрывать от проницательного мальчишки даже самую некрасивую правду Уилсон отучился давно, и уже тогда понял, что реакция на эту правду у Грега весьма адекватная. Поэтому ничуть не удивился, когда после его сбивчивого рассказа, сын не менее деловито уточнил, не ожидается ли в ближайшее время появление какой-нибудь мисс, которая всерьез займется его воспитанием. Уилсон с жаром заверил его, что повода для беспокойства нет, прекрасно помня первый и самый важный урок, который ему преподал малыш.
Урок был довольно простым : трехлетний Грег довольно твердо заявил о том, что ни с кем не собирается делить Уилсона.
В тот день они впервые поехали в Принстон Плейнсборо, так как няня Грега внезапно слегла с бронхитом.
Все было хорошо ровно до того момента, как они зашли в детское отделение и Грег увидел, насколько ласково Уилсон общается со своими маленькими пациентами. Собственнические чувства проявили себя за доли секунды: одно всхлипывание для затравки и без перехода - полномасштабная истерика.
В тот день Уилсону так и не удалось поработать, потому что стоило ему сделать хотя бы шаг в сторону палат, как очередной приступ рыданий сотрясал стены четвертого этажа. Ни игровая комната, ни диковинные медицинские инструменты, ни сбежавшиеся медсестры, каждая со своим советом по успокаиванию малыша, не смогли отвлечь безутешно плачущего Грега. Уилсону пришлось благоразумно взять недельный отпуск и по десять раз на дню уверять сына, что любит его и только его.
Вспомнив все это, Уилсон не сдержал улыбки. В те несколько дней, пока няня болела, а Уилсон сидел дома, Грег все время просился на руки, ласкался не хуже котенка, которого подобрали на улице и беспрекословно во всем слушался отца. Любимым его приемом было подлезть под руку к Уилсону, когда тот смотрел телевизор, и требовательно заглядывая в лицо своими синими глазищами, спросить:
- Ты только меня любишь? Правда?
Представить, чтобы Грег сделал такое сейчас, Уилсон не мог. Вытягивать из него сладости, комиксы, диски для «Сони Плейстейшн» сын научился виртуозно без проявления нежных чувств. Но хотя бы не уклонялся от ласки.
- Долго ты еще будешь на меня дуться? – вдруг нарушил ход своего спектакля Грег, открывая глаза.
Уилсон фыркнул. Из-за разбитой губы вопрос прозвучал немного шепеляво.
- Разве похоже, что я на тебя дуюсь?
- Но ты ни слова не сказал с тех пор, как мы пришли домой.
- И что? Ты ведь знаешь, что я полностью на твоей стороне.
- Значит, мы идем в пиццерию?
- Тебе ведь больно жевать, - приподнял бровь Уилсон.
- Смотря что, - веско заметил Грег, взвиваясь пружиной над диваном. - Идем?
Уилсон вместо ответа улыбнулся, легкомысленно повернулся спиной, чтобы поставить стакан молока на стол, и через секунду ахнул от внезапной тяжести, обвившей шею, плечи и бока. В ухо горячо задышали и засопели.
- Между прочим, миссис Дженсон просила тебя наказать построже, - сообщил Уилсон.
- Так и быть, - смиренно согласился неожиданный всадник, пришпоривая его острыми коленками. - Третью порцию пиццы с ветчиной можешь не покупать.
Если ты умрешь, то я останусь один (с)
Сообщение отредактировал ПоДождДинка - Пятница, 01.06.2012, 23:45 |
| |
| |
| Андрей305 | Дата: Пятница, 01.06.2012, 19:59 | Сообщение # 2 |
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 2178
Карма: 11407
Статус: Offline
| 
"Я - поверхностный, несерьезный и эгоистичный. И мне это нравится" (с) Х.Лори
|
| |
| |
| ПоДождДинка | Дата: Пятница, 01.06.2012, 19:59 | Сообщение # 3 |
|
Аллерголог
Награды: 2
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 391
Карма: 4128
Статус: Offline
| *****
- Господи, что опять?
- Я упал.
- Может, пора проверить вестибулярный аппарат? Твоя координация движений оставляет желать лучшего. Это уже третье падение за неделю.
Бормоча всю эту чепуху, Уилсон вполне успешно скрывал тревогу за привычными действиями : достать аптечку, завернуть лед в полотенце, открыть бутылочку с антисептиком.
- Я упал с велосипеда, - уточнил Грег, безбоязненно подставляя окровавленный локоть.
- С какого? - на секунду опешил Уилсон. – Ты же его потерял неделю назад.
- А сегодня нашел, - с сумрачным торжеством объявил Грег.
Уилсон понимающе вздохнул, занялся ссадинами, но все же через некоторое время осторожно предположил:
- Может, в другой школе у тебя с координацией будет получше?
В ответ наткнулся на искренне недоумевающий взгляд светлых глаз, так непохожих на его карие. И сразу все понял. Во-первых, через месяц с начальной школой (и большинством проблем, как весьма наивно надеялся Уилсон) можно будет распрощаться, во-вторых, перевод в другую школу будет расцениваться как бегство с поля боя, а в-третьих, в способностях Грега влипать в истории Уилсон никогда не сомневался. Ничто не помешает ему «потерять велосипед» даже в самом элитном и дорогостоящем колледже.
- Грег...
- Хаус! - звонко, с обидой, резанувшей Уилсона, поправил мальчик. - Мы же договорились.
Не договаривались они. Просто в один прекрасный день Грег поставил Уилсона перед фактом, что теперь требует звать себя исключительно по фамилии. "Это будет логично, я же тебя все время по фамилии зову", - объяснил Грег и виновато глянул на открывшего рот Уилсона. Однако прежде, чем Уилсон согласится с этим, после сотен окриков "Грег.." - "Хаус!", пройдет немало дней. А пока Уилсон оговаривался, правда уже не из принципа, а по рассеянности.
- Хаус, - покорно повторил Уилсон, забыв, что хотел сказать.
Он закончил бинтовать локоть, начал промывать ссадину на щеке, привычно ухватил дернувшегося от боли мальчика за подбородок и вместо того, чтобы продолжить, повернул к себе, заглянул в настороженные глаза:
- Почему каждый день у тебя, словно решающая битва?
Грег пожал плечами и буркнул:
- Я не виноват.
И Уилсон снова понял. В том, что сын клал обидчиков на лопатки с помощью слов, действительно некого было винить. Но и поделать с этим тоже ничего было нельзя. Просто это было еще одной составляющей сложного, и подчас загадочного, существа по имени Грег Хаус, как и разбросанные по всему дому гитарные медиаторы, раритетная книга «Хирургические труды» Джозефа Белла, окончательно переселившаяся с книжной полки в комнату Хауса и распухшая от закладок с изображением Человека Паука. Да, и не забыть приплюсовать к этому скейтборд, вечно попадающийся под ноги Уилсону.
Глядя в глаза сына, в которых отголосками вспыхивали искорки азарта недавней драки, Уилсон в сотый раз прикинул, обрадовался бы он перспективе заполучить в сыновья примерного мальчика. Такого же, каким был он сам в детстве. И в сотый раз понял, что уже через несколько дней пошел бы хоть на край света, чтобы найти и вернуть Хауса всеми правдами и неправдами. Ведь он произнес то самое «Не отдам!», с которого и началась их семья.
*****
- Час ночи, Хаус!
- Твоя спосно...сбосно...способность говорить очевидные вещи меня... - выдох, в котором Уилсон различил ужасный запах дешевого виски. - Меня умиляет.
Хаус стоял, привалившись плечом к стене, и безуспешно боролся с пуговицами пальто. Шарф полосатой змеей свисал из кармана, шапка торчала из рукава, на щеках и шее подростка дыбился пушок, а снежинки растаявшими капельками покрывали белое как мел лицо, весело искрили на изгибах темных локонов волос.
Уилсон молча смотрел на негнущиеся от холода тонкие пальцы, на мокрые, слипшиеся ресницы, которые Хаус поднял только раз за последние две минуты. Страх, гнев, тревога и ужас - все отступило, как только на пороге возник пошатывающийся, дрожащий, неуловимо виноватый, но несомненно живой и здоровый сын.
- С кем ты пил? - наконец спросил Уилсон.
- Это важно? - сползая по стене и принимаясь воевать со шнурками ботинок, уточнил Хаус.
- Нет, но я хочу знать, что ты делал это не один.
Хаус шумно сопел, дергая запутавшийся в узел шнурок, и не отвечал. Уилсон принялся растирать переносицу, констатируя факты, которые получил, благодаря молчанию. Четырнадцатилетний подросток, каким-то образом, раздобыл виски, и прямо на улице, на морозе, выпил его. Один. И хорошо, что он не допился до потери сознания и не остался замерзать там же, где стоял. И хорошо, что пока он брел домой, его не задержала полиция.
- Почему ты пил один? - со стоном выдохнул Уилсон, беря Хауса за плечи и ставя на ноги.
- Не нашел собутыльников, - буркнул Хаус, поднимая наконец глаза.
- Но у тебя есть я! - напомнил Уилсон и в ответ на удивленно поднятые брови начал поспешно оправдываться : - Мне не все равно, где ты бродишь вот уже восемь часов. И вообще, что за радость пить всякую дрянь под забором?
- Хотел попробовать, - невнятно произнес Хаус, высвобождаясь из рук Уилсона.
- Так пил бы дома! - запальчиво крикнул Уилсон.
- Ну да, - растерялся Хаус.
- По крайней мере, тогда мне не пришлось бы тебя разыскивать, - сбавил тон Уилсон.
Хаус тяжело вздохнул, тряхнул головой, пошатнулся и, запинаясь, сказал:
- Ты самый удивительный в мире, Уилсон. Вместо того, чтобы дать мне оплеуху, предлагаешь выпить еще.
- Если хочешь, могу перейти к оплеухам, - резко произнес Уилсон.
Руки у него еще подрагивали, а во рту до сих пор чувствовался кисловатый привкус безотчетной паники.
- Ты мне не отец, а седьмая вода на киселе, вот и не смей... - вдруг начал заводиться Хаус.
- Надеюсь, ты не из-за этого решил начать карьеру алкоголика.
Говоря это, Уилсон и ожидать не мог, что плечи парнишки тут же поникнут, а ресницы спрячут вспыхнувший в глазах виноватый огонек. Лишь через минуту повисшего молчания Хаус произнес, сопроводив фразу неловкой улыбкой:
- Больше не буду.
Получилось совсем по-детски и настолько искренне, что на его бледных щеках заалел румянец. В последний раз эти слова он говорил около пяти лет назад, в начальной школе, когда Уилсон выяснил, что сын всю четверть прогуливал уроки рисования только потому, что ему не нравился запах мокрых кистей.
Уилсон подошел к нему, положил ладонь на затылок, притянул к себе. И Хаус не вывернулся, не зашипел недовольно, а покорно затих, склонив взъерошенную голову. От его волос, некогда мягких и более светлых, больше умиротворяюще не пахло нагретым на солнце лугом. Сейчас это был горький, свежий запах снега и хрупкого холода, который, к счастью, быстро отступал, тая как снежинки на теплой ладони.
- Ты мне не отец, - тихо повторил он, подняв глаза.
Однако, эти вновь кольнувшие Уилсона слова, дополнились робкой, нехарактерной улыбкой. Уилсон молчаливо ждал, и когда Хаус вновь уткнулся лбом ему в плечо, то, наконец , прозвучала вторая часть фразы:
- Но больше у меня никого нет.
Уилсон ничего не ответил, чтобы не повторять те же слова. Но на миг сильнее сжал пальцы на теплом, лохматом затылке.
*****
Уилсон всю дорогу пытался себя уверить, что ему не стыдно, потому что не было совершенно ничего постыдного в том, что он делал. К тому же, делал это не так часто. На самом деле, куда реже, чем хотелось бы. Но щеки полыхали, он нервно облизывал губы и с трудом переводил дыхание. Приходить домой в таком виде и попадаться на глаза проницательному чудовищу, которое почему-то приняло человеческий облик и требовало называть себя Хаусом, ему вовсе не улыбалось.
После секса Уилсон не был способен выстраивать круговую оборону и подвергал себя риску быть выпотрошенным, как пойманная рыбка. Поэтому он даже не стал выяснять, дома ли Хаус, вполне справедливо опасаясь, что по голосу тот сразу догадается, в чем дело, и тут же примчится для препарирования.
На всякий случай дверь открыл тихонько, и вошел на цыпочках. Прислушался, чутко поводя головой из стороны в сторону, позволил себе легкий вздох облегчения...
- Надеюсь, это была не Кристина из радиологии? Только разборок с ее мужем нам не хватало.
- Чтоб тебя, - подпрыгнул Уилсон, роняя портфель на пол.
Хаус даже не стал утруждать себя появлением, выкрикнув вопрос из комнаты. Не исключено, что услышав, как в замке поворачивается ключ, он замер и затаил дыхание, чтобы застать Уилсона врасплох.
- С чего ты взял, что я был с Кристиной? – появляясь в дверях комнаты сына, спросил Уилсон.
Попытка изобразить возмущение с треском провалилась, как только Хаус, наводивший лоск на свой «Гибсон»*, соизволил оторваться от натирания струн кондиционером и включил режим сканирующего взгляда. Особо отметил замершую на шее руку, голубую рубашку (хотя на работу незадачливый ловелас уходил в белой), язык ремня, не достающий до второй шлёвки брюк, так как второпях Уилсон застегнул его на непривычную длину. Но он мог бы и не обращать внимание на все эти мелочи, потому что на лице Уилсона крупными буквами проступило слово "виновен". Хаус вдруг шумно втянул воздух ноздрями и глубокомысленно изрек:
- Мда.
- Что? - взвинченно уточнил Уилсон, сбрасывая руку с шеи и принимаясь терзать переносицу.
- Хочу извиниться, - сказал Хаус, вновь возвращая взгляд к гитаре, корпус которой он начал издевательски медленно наглаживать флисовой тряпицей. - Конечно же, это была не Кристина. Если бы она стала пользоваться такими духами, то муж давно бы подал на развод. Но все равно это кто-то из больницы и уж, конечно, этот "кто-то" предпочитает...
- Хватит! - пискнул Уилсон.
Выглядел он донельзя испуганным и уязвленным, словно это не Хаусу, а ему было шестнадцать лет, и он вернулся с первого свидания, закончившегося сексом.
- Ладно, хватит, - покладисто произнес Хаус, с хрустом потягиваясь. - Тогда у меня деловое предложение.
Уилсон выдохнул, сложил руки на груди и как можно более спокойно кивнул, давая понять, что готов к чему угодно.
- Буду предельно откровенным, так как в последнее время твоя рассеянность приобрела катастрофические размеры, - официально начал Хаус. – Сомневаюсь, что ты пристально следишь за количеством презервативов, спрятанных на верхней книжной полке, и скорее всего, не заметил, что в твой запасник я регулярно наведываюсь.
Уилсон начал краснеть, медленно и неотвратимо. При этом прекрасно осознавая глупость своей реакции.
- Можно не буду пояснять, зачем я это делаю? – хмыкнул Хаус, по достоинству оценив вид багровеющего отца.
Тот безнадежным тоном, но все же сделал попытку осадить его:
- Не хами.
- И в мыслях не было. Так вот, я тут подумал, раз уж мы оба…хм…увлечены одним делом, может, пора выйти из подполья.
На какие-то доли секунды, у еще не пришедшего в себя Уилсона, мелькнула в голове мысль, что познавший прелести секса Хаус предлагает ни много, ни мало - групповуху. Мысль промелькнула, хвала небесам, не успев оставить след эмоций на лице и, следовательно, не попав во внимание проницательного парнишки.
- Можно условиться о каком-нибудь опознавательном знаке, который ясно говорил бы о том, что в ближайшее время в квартиру лучше не входить, потому что там…
- Я тебя понял, - вздохнул Уилсон.
Он не чувствовал себя сейчас способным отвергнуть эту идею или начать рассуждать о моральных принципах, поэтому задал только один вопрос:
– А почему бы просто не позвонить и не предупредить по телефону?
- Так неинтересно, - улыбнулся Хаус.
В свете того, что секунду назад он рассуждал о сексе, это простодушно-детское «неинтересно» прозвучало ошеломляюще неуместно. Хаус это и сам понял, но ничуть не смутился. Накинул ремень гитары на шею, встал с пола, щелкнул тумблером комбика** и выдал свой любимый риф из блэксабатовского «Железного человека»***. Замер на несколько секунд, прислушиваясь, словно звук мог кардинально измениться после протирки струн кондиционером за пятнадцать баксов. Однако, судя по удовлетворенной улыбке, какие-то изменения все же произошли.
- Ты ведь с Кадди был, да? – поворачиваясь к комбику, небрежно уточнил Хаус.
Уилсон задохнулся, в который раз подавив вопль, достойный Джона Уотсона: «Но как ты догадался?». Подавил и сразу же понял ответ. О духах Кадди, аромат которых, несмотря на все старания Уилсона, иногда все же застенчиво просачивался в их дом, Хаус высказывался всегда с насмешкой, с полунамеками на то, что с Уилсоном работает совсем отчаявшаяся дама, которая постоянно находится в активном поиске подходящего объекта для секса, а если повезет, то и создания семьи. Сам Уилсон подобной опасности в легком, обволакивающем аромате не чувствовал. Но ничего не говорил в свое оправдание. И полгода назад оставил без внимания хитрую улыбку Хауса, столкнувшегося с Кадди в холле клиники.
Сейчас на лице сына сияла точно такая же хитрая улыбка, приправленная толикой торжества и обычного мальчишеского ехидства. Нанести ответный точечный удар Уилсон не мог, потому что понятия не имел, с кем встречается Хаус.
Поэтому он молча капитулировал под аккомпанемент издевательского гитарного ремикса плохих парней из Бостона**** и едва различимое мурлыкание: "Я не хочу закрывать глаза, потому что боюсь уснуть, ведь даже во сне я буду скучать по тебе."
На следующий день, разглядывая стетоскоп, безвольно обвисший на ручке входной двери в лофт, совсем некстати Уилсон вспомнил, что именно заглавная композиция из блокбастера «Армагеддон» была в тройке самых романтичных песен двадцатого века. И набирая номер Кадди, он поймал себя на самом дурацком проявлении хорошего настроения – мурлыкании навязчивой мелодии.
Если ты умрешь, то я останусь один (с)
Сообщение отредактировал ПоДождДинка - Пятница, 01.06.2012, 19:59 |
| |
| |
| Андрей305 | Дата: Пятница, 01.06.2012, 20:00 | Сообщение # 4 |
|
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 2178
Карма: 11407
Статус: Offline
| дальше
"Я - поверхностный, несерьезный и эгоистичный. И мне это нравится" (с) Х.Лори
|
| |
| |
| ПоДождДинка | Дата: Пятница, 01.06.2012, 20:01 | Сообщение # 5 |
|
Аллерголог
Награды: 2
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 391
Карма: 4128
Статус: Offline
| *****
- Что это? – с откровенным подозрением в голосе спросил Уилсон, рассматривая небольшую коробочку в серо-стальной подарочной обертке.
Брать находку в руки, пусть даже обнаруженную на крышке собственного ноутбука, он благоразумно опасался.
- Открой – узнаешь, - меланхолично посоветовал Хаус, больше занятый поиском вещей, чем терзаниями отца по поводу обнаруженного подарка.
Сумка, собранная с вечера, стояла у порога, а сейчас Хаус, в баскетбольных шортах и с мокрым полотенцем на шее, выуживал из каждой комнаты предметы, не совсем подходящие для новоиспеченного студента университета Джонса Хопкинса, но необходимые для его адаптации на новом месте.
Бродя по залитому солнечным светом лофту за сыном, ориентируясь на россыпи капель воды, падающие с его волос (душ он принял, а вот голову вытереть не успел), Уилсон обнаруживал бреши в привычном интерьере и торопливо вспоминал, чем же они были наполнены. Вспоминал и удивлялся тому, насколько все же Хаус был привязан к дому, и насколько ему было тревожно покидать его, раз он запихивал в свой рюкзак все эти памятки из детства.
Из кухонного шкафа Хаус уволок баночку со специями для глинтвейна. Уилсон мог бы предположить, что дело именно в специях, но больше склонялся к мысли, что оранжевый в малиновых разводах алюминиевый контейнер был более привлекательным. Как-то вечером при свете фонарика и под уютный аккомпанемент несмолкаемого ливня за окном , они раскрасили почти все контейнеры для специй красками и маркерами. Фонарик неохотно делился тусклым светом, который смешал все краски в две категории - темно-бурую и светло-бурую. Утром они вдоволь нахохотались над получившейся авангардной расцветкой. И каждый раз, открывая створки шкафа и натыкаясь взглядом на батарею салатово-фиолетовых, дымчато-розовых и персиково-индиговых контейнеров, Уилсон начинал улыбаться.
Из гостиной Хаус унес одну сборную модель самолета F-16A "Файтинг Фолкон" – опять же результат совместного труда. Точнее, первую модель купил Уилсон в поисках тихого и расслабляющего хобби. Его хватило ровно на половину самолетика, потом к делу неожиданно подключился Хаус. Только благодаря ему у модели появилась вторая половина и еще два собрата. Сейчас Хаус бережно упаковывал именно первую модельку.
Из бара исчез мерный стакан, с помощью которого Хаус отмерял ингредиенты для своего первого эксперимента. Так как он заключался в создании раствора для уникальных мыльных пузырей, то на стакане черным маркером были отмечены дозы и сделаны пометки – «Для больших», «Для прочных», «Для СУПЕР». В чем заключался секрет СУПЕР пузырей, Уилсон не узнал и по сей день. Но стакан сохранился и занял почетное место в баре, вызывая такую же неконтролируемую улыбку, как раскрашенные баночки для специй.
В собственной комнате Уилсон обнаружил пропажу, которая удивила его, пожалуй, сильнее остальных. Плюшевого медведя в белом халате и со стетоскопом на шее Хаус приволок из клиники еще в трехлетнем возрасте. Вместе с ним притащил и новое звание для отца, наслушавшись, как медсестры обращались к Уилсону. Именно с тех пор он начал звать его исключительно по фамилии. Пришлось быстренько привыкнуть к тому, что по вечерам, стоило Уилсону повернуть ключ в замке, вместо восторженного вопля «Пааааап!» раздавался не менее восторженный «Уииилсооон!»
С медведем Грег (боже, ведь были времена, когда этот маленький упрямец отзывался на собственное имя!) не расставался вплоть до первого класса. Таскал за лапу на прогулки, сажал с собой обедать и смотреть «Клинику». Почти каждый день Уилсону приходилось стирать белый халат плюшевого доктора, поскольку даже при наличии крохотного пятнышка Хаус начинал доказывать, что его друг «нестерилен и может заразить своих пациентов». Вспоминать тот ужасный день, когда они забыли мишку на скамейке в парке, Уилсону не хотелось и теперь.
Спустя несколько лет на смену мишке пришли гоночная машинка, потом детская медицинская энциклопедия, музыка, бейсбол и баскетбол. Все как у всех. И вот сейчас медведя, уютно сидевшего на книжной полке и опирающегося спиной на сборник повестей Джеймса Кейна, не было. Уилсон хмыкнул со смешанным чувством досады и недоумения, повернулся и обнаружил на крышке собственного ноутбука красиво упакованную коробочку, которая, скорее всего, лежала там с утра. А он, поглощенный наблюдением за сборами Хауса, даже не заметил ее.
- Открой - узнаешь.
Последовать совету Уилсон решился не сразу. Минут пять еще побродил следом за Хаусом, и наконец оставил его в раздумьях перед афишей первого концерта своей группы "Капитанские мосты". Афиша висела на стене в гостиной в самой гуще уилсоновских дипломов и свидетельств, и выглядела как манифест, по словам Хауса. Хотя повесил ее туда сам Уилсон. Однако признаться, почему он это сделал, не смог бы даже под пытками. Не отрицал насмешливых обвинений Хауса в проявлении телячьих нежностей, то есть отцовской гордости, и не давал никаких поводов думать иначе. А повод был, но такой странный, что Уилсон предпочитал молчать о нем, чтобы не удостоиться от Хауса особого взгляда, отстраненного и вместе с тем любопытного, каким он смотрел исключительно на результаты своих провалившихся экспериментов.
Уилсон не имел ничего против ребят, которые играли вместе с Хаусом, и испытывал искренний беспристрастный восторг от их музыки. Но едва сдерживался, чтобы не вздрогнуть, когда слышал, как они называют друг друга и, в частности, Хауса. Он предпочел бы куда более прозаичное «чувак», «братан», «дружбан»… Да что угодно, но только не железобетонное, серо-стальное, как офицерский мундир, «капитан Хаус». Даже с учетом того, что звучали эти слова всегда с веселой иронией или напускной серьезностью, в груди Уилсона словно открывалось окошко, откуда веял холодный ветерок. Ничего подобного он не чувствовал, когда слышал звания других парней. Все они выбрали себе разные регалии, и хотя Хаус был признанным лидером, его упорно звали капитаном, хотя барабанщик, степенный, задумчивый Майк, не стал возражать против генерала, а басист Рик стал майором.
- Что за название вы выбрали? - один раз не выдержал Уилсон.
- Сам знаю. Но что поделать, если пьяный Дэн вместо дурацких «Капитолийских холмов», сказал не менее дурацкое "Капитанские мосты". Все бы ничего, да только именно он вытянул право придумать название нашей толпе, - пожал плечами Хаус. – Зато девочкам нравится.
Уилсон слабо улыбнулся. Память о капитане Джоне Хаусе, с которым он общался лишь однажды, жила в нем до сих пор мутным, тревожным облаком. Хотя ничего странного капитан не сделал. Уилсон вообще слабо помнил их встречу, но вот впечатления почему-то сохранились и окрасились в беспокойный цвет. Иначе с чего бы Уилсон иногда размышлял о том, каким бы мог бы быть Хаус с другим отцом - более строгим, требовательным, волнующимся о том, что до первого выпускного экзамена осталась всего неделя, а не о дате первого концерта рок-группы сына. И чем больше он об этом размышлял, как правило в компании односолодового шотландского виски «Аберлоу», тем страшнее ему становилось. Потому что в том, каким вырос Хаус, не было его вины. Однако и заслуги тоже. Хаус рос сам по себе, вне времени и вне правил. И только спустя годы Уилсон находил свои ошибки и промахи в воспитании сына. Может быть, в семье капитана Джона Хауса вырос бы вовсе не капризный, грубый эгоист, которому важнее вывернуть человека наизнанку – и в прямом, и в переносном смысле – чем соблюсти правила приличия. И этим летом Хаус уезжал бы не в Балтимор, а в Вест Пойнт. Обычно на этом круг замыкался. Потому что мысли Уилсона возвращались к офицерскому мундиру, прозвищу «капитан Хаус» и собственной несостоятельности на отцовском поприще.
Чтобы хоть как-то избавиться от этих странных раздумий, он и повесил концертную афишу прямо в центре стены славы. Назло самому себе и в надежде, что прекратит вспоминать несчастного, погибшего пятнадцать лет назад Джона Хауса, как пример идеального отца для Грега.
- Долго ты будешь над ним дышать? – бесцеремонно ворвался в мысли насмешливый голос Хауса.
Уилсон поднял глаза. Улыбающийся сын разглядывал его через свернутый в трубку плакат, словно через подзорную трубу. Уилсон наконец разорвал обертку и открыл коробочку. В ней лежали часы. Не самая новая, но очень надежная модель «Сейко» с черным ремешком и строгим циферблатом, с преобладающим минимализмом в оформлении, но не безликие. Примерно такие Уилсон присмотрел пару месяцев назад, но так и не удосужился купить, продолжая воевать с заедающим заводным механизмом своих заслуженных «Таймексов».
- В утренних газетах ничего не говорилось об ограблении банка, - хмыкнул Уилсон, потирая ремешок часов указательным и большим пальцами, но не решаясь их взять.
- Я обошелся своей свиньей-копилкой, - парировал Хаус.
Он неожиданно забрался горячими пальцами к Уилсону под манжету рубашки, с ловкостью карманника избавил его от "Таймексов" и щелкнул кнопкой замка уже на своем запястье. Уилсон удивленно поднял брови: часы будто исчезли с его руки и материализовались на Хаусе.
- Заводной механизм заедает, - предупредил он.
- Дело на сто баксов, - пожал плечами Хаус и вопросительно кивнул на «Сейко».
Уилсон наконец взял часы, мягкий ремешок уютно обвил запястье, крышка циферблата приятно холодила кожу и почему-то по лицу стала расползаться улыбка.
- Наконец-то, - отметил это Хаус. – А то я уж было думал, что ты и в аэропорт повезешь меня с похоронной миной. Даже захватил пропофол на случай истерики.
Уилсон, открывший рот, чтобы высказаться по поводу ампулы пропофола, которой он недосчитался накануне, вдруг отчетливо почувствовал, как горло перехватило от неожиданно обрушившегося понимания.
Если всю неделю Хаус валял дурака и ни разу не вспоминал о скором отъезде, то вчера, собирая сумку, он напрочь провалил маскировку невозмутимого парня: движения стали резкими и нервными, смеялся он вдвое чаще обычного, а в уголке правого глаза то и дело принималась биться жилка, глядя на которую Уилсон давил в себе желание прижать ее пальцем. А сейчас стало очевидно, что Хаус вел себя как маленький ребенок, страстно мечтавший о путешествии, но нерешительно замерший на пороге дома в самый последний момент, испугавшись того, какой огромный и неизведанный мир ждет его впереди.
Он и не выглядел на свои восемнадцать лет - худощавый, гибкий, с прихваченными легким золотистым загаром руками и голубыми глазами, в которых отчетливо подрагивали капли тревоги. Знакомый от макушки, на которой задорно топорщились волосы, еще мокрые после душа, до пяток (на левой - шрам от бутылочного осколка). Собравшийся шагнуть на очередной этап жизни с рюкзаком, полным детства, и с часами Уилсона, которые сползли до костяшки большого пальца.
- Я буду скучать, - вдруг произнес Уилсон вместо тирады о пропофоле.
У Хауса дрогнули брови и ехидная усмешка превратилась в нерешительную улыбку. Он явно не ожидал таких откровений, предполагая только выволочку, ну и пару минут неловкого молчания в аэропорту. "Видели бы тебя ребята, капитан Хаус", - подумал Уилсон. Но такого Хауса - в открытую улыбающегося и потерявшего всю свою колючесть - нельзя показывать никому. А еще никому бы на свете Уилсон не доверил образ Хауса за роялем, или уютно устроившегося на подоконнике со старым потрепанным вестерном****. Или того Хауса, который был еще Грегом, и перед сном, обнимая мишку, требовал сказку об очередном вылеченном пациенте.
- Не надо, - сипловато сказал Хаус, все еще улыбаясь. - Лучше закажи пиццу, открой пиво, позови девочек, включи старину Фрэнки, пусть споет про "Нью-Йорк"...
- Уж лучше Джорджа Майкла, - фыркнул Уилсон, вспоминая как недавно был разбужен в пять утра серенадой в исполнении Хауса, вернувшегося с прощальной вечеринки в очень благодушном настроении.
- Как хочешь, - пожал плечами Хаус. - Но я бы сделал именно так.
Они говорили совсем не те слова, которые обязательно прозвучали бы в нормальной семье в подобной ситуации, потому что непроизнесенные, но главные фразы просто передавались воздушно-капельным или телепатическим путем, Уилсон так и не смог до конца определить природу их общения с Хаусом в ключевые моменты жизни.
- У тебя еще полчаса, - напомнил Уилсон, бросив взгляд на новые часы. - Иначе опоздаем в аэропорт.
Хаус кивнул и отправился в свою комнату, держа в опущенной руке обе лямки рюкзака, из которого виднелся задорно поблескивающий карий глаз медвежонка.
*****
- Что?
- Во-первых, привет.
- Агааэаууу, - душераздирающий зевок был ему ответом.
- Во-вторых...ты меня слушаешь?
- Угу.
Это "угу" было слишком хорошо знакомо Уилсону, являясь предвестником глубокого и беспробудного сна. А ведь в Мичигане сейчас полвторого дня.
- Хаус! - требовательно произнес в трубку Уилсон. - Выслушай меня...
- Угу.
- Сегодня я уезжаю на конференцию в Новый Орлеан.
- Повеселись там.
- Я еду на конференцию.
- Неважно. С Кадди у вас опять нелады, поэтому сбежать на пару дней – это самое разумное, что ты можешь сейчас сделать.
- Меня не будет неделю, - игнорируя совет, продолжил Уилсон. – На телефонные звонки и СМСки буду отвечать вечером…
- Не надо. Лучше сходи вечером в бар. Я серьезно, тебе надо развеяться.
- Хаус, - тяжело вздохнул Уилсон.
- Что? – знакомое дразнящее ехидство пробилось-таки сквозь сонную хрипотцу. – Будто ты не знаешь, как надо убегать от проблем.
Уилсон оценил жест Хауса, который недоговорил, что лучше всего Уилсон научился удирать от проблем с женщинами.
- Ладно, пока. Звони только в крайнем случае.
- Да не буду я звонить. Отключи телефон и наслаждайся разглагольствованиями…о чем будет конференция-то?
- Теоретические и практические аспекты современной медицины.
- Вот занудство! Надеюсь, все же бар там будет приличный. Желаю тебе напиться, подраться, ну или расколошматить что-нибудь.
...................................
– Я все уладил.
Уилсон вздрогнул, выныривая из зыбкой дремы. В первые секунды он подумал, что заснул куда крепче, чем казалось, потому что по ту сторону решетки стоял Хаус, вальяжно упирающийся локтем в железную продольную перекладину и прячущий улыбку в ладонь.
- Что ты здесь делаешь? - на всякий случай протирая глаза, осторожно спросил Уилсон.
- Не буду задавать аналогичный вопрос, так как это я продиктовал тебе руководство к действию.
Он засмеялся, разглядывая помятого Уилсона, который встал с топчана, но не сделал и шага к решетке.
- Но я не думал, что ты воспримешь мои слова так... - Хаус хмыкнул и закончил, - Так буквально.
- Это не смешно, - жалобно произнес Уилсон.
- Ага, - согласился Хаус бурлящим от ноток веселья голосом.
Он улыбался во весь рот, давая понять, что комичность ситуации превышает все возможные погрешности, а в душе был жутко доволен этой неожиданной выходкой Уилсона. В последнее время они созванивались крайне редко и в основном говорили о погоде, будто семейка сумасшедших синоптиков. Глухой, усталый голос Уилсона вызывал у Хауса не беспокойство, а жгучую досаду на двух взрослых людей, успешно скрывавших свои отношения несколько лет и живших при этом довольно счастливо, но не сумевших продолжить жить так дальше, когда пропала потребность скрываться.
- Я, конечно, возлагал надежды на твою поездку, - продолжил Хаус, пропуская офицера с ключами к двери. - Но не такие глобальные.
- Заткнись, - огрызнулся Уилсон, вылетая из камеры.
Хаус догнал его только на улице, на ступеньках полицейского участка. Он так яростно отряхивал мятые рубашку и брюки, словно надеялся смахнуть с себя все следы ночи, проведенной в камере. Бросил быстрый взгляд из-под непривычно растрепанной челки на подошедшего Хауса и вновь опустил глаза. Однако и этой доли секунды хватило, чтобы Хаус успел разглядеть сцепленные в крепкий узел смятение и вину. Ему пришлось подавить непрошенную улыбку, которая неудержимо расползалась по лицу при виде взъерошенного парня, таким знакомым жестом прикусившего нижнюю губу, но ничем не напоминающем безупречного, рассудительного, уважаемого отца. Скорее, он был похож первокурсника.
- Меня попросили присмотреть за тобой, - кивнув на здание участка, сообщил Хаус.
Уилсон наконец выпрямился. Взгляд уже был более собранным, но вот пальцы, нервно блуждающие по рубашке, зарывающиеся в копну каштановых волос, в слабой попытке их пригладить, портили впечатление.
- Они решили, что мы с тобой братья, - фыркнул Хаус.
Нерешительная улыбка тронула губы Уилсона.
- Надеюсь, ты не стал вводить людей в заблуждение?
- Неа, - Хаус, прищурившись, посмотрел на солнце. - Я, конечно же, сказал, что это ошибка. Еще не хватало мне такого брата иметь.
- Но и папой ты меня не назвал, - полувопросительным тоном уточнил Уилсон.
- Какой ты мне папа, - фыркнул Хаус. - Друг, и хватит с тебя.
- Согласен. Завтраком накормишь?
- А обратный билет в Мичиган купишь?
- У тебя там незаконченные дела?
- Угу, - кивнул Хаус. - Два незаконченных, обнаженных, стройных дела, любезно согласившиеся согревать мою постель до возвращения.
- А если останешься, я тебе найду три дела, - вкрадчиво произнес Уилсон.
- Что, конференция совсем не удалась? - фыркнул Хаус.
Уилсон обиженно засопел, вновь становясь младше на добрый десяток лет, и с досадой отмахнулся:
- Сплошное занудство!
Если ты умрешь, то я останусь один (с)
|
| |
| |
| Андрей305 | Дата: Пятница, 01.06.2012, 20:01 | Сообщение # 6 |
|
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 2178
Карма: 11407
Статус: Offline
| 
"Я - поверхностный, несерьезный и эгоистичный. И мне это нравится" (с) Х.Лори
|
| |
| |
| ПоДождДинка | Дата: Пятница, 01.06.2012, 20:02 | Сообщение # 7 |
|
Аллерголог
Награды: 2
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 391
Карма: 4128
Статус: Offline
| *****
Уилсон дал себе несколько секунд передышки прежде, чем вошел в палату. Попытки абстрагироваться от бледного лица, едва различимого на белой подушке не претерпели успеха. Уилсон со всей полнотой и болью понимал, что это его Хаус. Словом "сын" даже мысленно он перестал пользоваться уже давно.
Машинально Уилсон подсчитал, в который раз он вот так входит в больничную палату с такой острой болью в груди, что хочется прижать ладонь к ребрам, и которая означает только одно – Хаус вновь решил испытать себя на прочность.
В первый раз он проделал это в детском саду, в возрасте четырех лет, наевшись снега с сахаром, солью, розмарином и другими приправами. Суть эксперимента объяснить не успел - свалился с высокой температурой через пару часов. Воспаление легких осложнилось аллергией на антибиотики и кишечной инфекцией. То были ужасные две недели, в течение которых Уилсон дневал и ночевал возле постели Грега, непрестанно держа его за горячую ладошку. Потому что когда тот открывал огромные, яркие от жара голубые глаза, то первым делом спрашивал:
- Я умираю, да?
Уилсон вздрагивал, слыша жуткую смесь ужаса и любопытства в ломком, охрипшем голосе сына.
Потом были переломы руки и пальцев, после которых Хаус, здорово напуганный перспективой завершить свои музыкальные изыски, переключился с каратэ на бокс.
А потом раздался звонок мобильного и Уилсон услышал в трубке голос Стейси. Иногда он просыпается по ночам, садясь рывком в постели, весь в поту, с гулко колотящимся сердцем и вновь слышит этот голос.
И вспоминает его позже, когда Хаус приходит в себя после кетаминовой комы. И сейчас тоже. Наверное, поэтому и прозвучало это железобетонное:
- Ты идиот!
И только Хаус, секунду назад вынырнувший из глубокого забытья, слышит в железе и бетоне мягкие, поддающиеся эрозии, нотки горечи.
- Ты чуть не убил себя.
- Я почти убил себя, - сделал важное уточнение Хаус.
Уилсон на секунду закрыл глаза, подавил в себе два больших желания, от которых веточками расходились сотни маленьких. Во-первых, хотелось схватить этого бестолкового гения за плечи, чтобы раз и навсегда вытряхнуть из сумасбродной головы все мысли, так или иначе приводящие на больничную койку, чтобы втряхнуть в него свой вечный большой страх за его жизнь, заставить хоть на пять минут взглянуть на мир своими глазами.
И во-вторых, схватить все того же бестолкового гения за плечи, чтобы обнять, прижать к себе, удержать, объяснить…
Но что можно объяснить человеку, который уже в пять лет требовал звать себя Хаусом, вовсе не для стремления отдалиться от Уилсона, а чтобы самостоятельно найти дорогу в жизни, утвердить собственное представление о мире. И до сих пор Уилсон был благодарен ему за то, что после вопроса "откуда я у тебя взялся" не последовало "зачем я тебе нужен?"
Они опять, незаметно для себя, перешли на ментальное общение. Вслух продолжали обсуждать пациента и диагноз, который поставила команда кандидатов, а меж тем вели совершенно другой, беззвучный диалог:
«- Зачем?»
«- Ты же сам хотел, чтобы я все увидел!»
«- С каких пор ты стал послушным мальчиком и делаешь все, что я хочу?»
«- Я всегда таким был, по-своему».
Да, точнее и не придумаешь. Все, что другие могут принять за саморазрушение, на самом деле является неуемным любопытством. Одержимый страстью узнать "а что будет, если..." маленький мальчик вырос во взрослого мужчину, который довел эту черту характера до абсурда, до собственного придуманного мерила. И успешно играл словами Уилсона, извлекая из них особый смысл, который можно было легко использовать в угоду собственным экспериментальным настроениям.
- На тебя даже смотреть больно, - завершил диалог Уилсон. – Выпишу еще обезболивающих.
- Я люблю тебя.
То, что Хаус произнес это вслух, отчетливо, не спрятав под вуалью сотен метафор, Уилсон осознал не сразу. Сначала дописал слово, но не приступил ко второму, сдавил ручку до белизны пальцев, и бросил настороженный взгляд на притихшего Хауса. Потом почему-то посмотрел на его расслабленную ладонь, сохранившую следы вчерашнего безрассудства, вспомнил рукоятку ножа в розетке, и словно соскользнул с одной волны на другую – нахлынувшие горечь и досада удержали его даже от ничего не значащего «Я знаю». И одновременно с этим взорвалось в душе что-то такое яркое и горячее, отчаянно требующее выхода, что Уилсон зажмурился. Через несколько секунд открыл глаза, облизнул пересохшие губы и ничего не сказал, завороженный странным зрелищем.
Лицо Хауса менялось. Становилось детским, округлым, тут же на нем появлялись морщины, щетина седела, темнела, исчезала, превращалась в подростковый пушок, не менялись только глаза…как и люди. Уилсон увидел рядом с кроватью стул, на спинке которого висел пиджак, рыжая баночка виднеется в оттопыренном кармане, это не викодин, а кетамин, и лицо Хауса бледнеет, глаза словно подсвечены изнутри огнем боли, капельки пота на лбу, не отец, но больше у меня никого нет, это моя нога, нетерпимый к жалости, операция и ложь, спасенные жизни как расплата за все резкие слова и дикие выходки, сколько раз тебе говорить, что надо…
- ...быть осторожней! Открывай глаза немедленно! - голос Хауса звучит непривычно громко и испуганно.
Не повиноваться этому тону Уилсон не может, разлепляет ресницы и едва не ахает, увидев нависшего над собой Хауса. Изломанные тревогой брови, крепко сжатые губы, потемневшие глаза, растопыренные вилкой указательный и средний пальцы правой руки, которые подрагивают в такт бьющейся на виске жилке. Уилсон несколько секунд всерьез раздумывает, чего ради Хаус приветствует его победным жестом, но тут же слышит требовательный вопрос:
- Сколько пальцев?
- Два, - лепечет Уилсон, делая попытки привстать на локтях.
Хаус практически плюхается на пол и медленно вытягивает ноги. Уилсон морщится от стреляющей боли в затылке, нащупывает пальцами огромную шишку и озирается, пытаясь вспомнить, что же произошло. Но куча вываленного на пол хлама, распахнутая кладовка, обессиленно привалившийся к стене Хаус, мрачно сверкающий глазами ("Ты только меня любишь? Правда?" – звенит в голове тонкий детский голосок), ни о чем ему не говорят.
- Я так и не понял, чьей смерти ты добивался - своей или моей? - бурчит Хаус. – Но все факты говорят за второй вариант. План весьма очевидный: оставить несчастного калеку голодным, и для верности довести до инфаркта.
Уилсон вновь касается пульсирующего комка боли и несдержанно шипит от очередного лезвия, вонзившегося в затылок. Но на пальцах крови нет, что немного успокаивает.
- Что случилось? - наконец спрашивает он.
- А ты не помнишь? - уточняет Хаус.
- Мне сначала надо понять, что случилось, а потом вспомнить.
- Окей, поиграем в ассоциации, - Хаус почти пришел в себя, по крайней мере, в голосе вместо звенящей ошеломляющей тревоги звучит лишь будничная ирония. - Пицца, пиво, бой за чемпионский титул по версии WBA.
- Я нес пиццу, а на ней упаковку пива, - добавляет задумчиво Уилсон.
- Хвала богам, баночного пива, - делает важное уточнение Хаус. - А я как раз искал в кладовке мяч.
- Какой?
- Которым мог бы заменить вышвырнутый с балкона, - ворчливо говорит Хаус. - Форман почему-то безумно раздражается, когда пациент подает в суд на клинику. Уилсон оглядывает кучу вещей, расползшихся от дверей кладовки до того места, где сейчас сидит Хаус, и кажется начинает что-то понимать.
- Нести перед собой коробку с пиццей, загораживая обзор, это не очень умно с твоей стороны, - добавляет Хаус.
- Я споткнулся, - резюмирует Уилсон, садясь и приваливаясь к дивану.
- Клюшки для гольфа, - Хаус нелюбезно лягает чехол с глухо перекатывающимися клюшками. - А потом наступил на скейтборд.
Ну да, все точно. Коробка с пиццей и упаковкой пива полетели в одну сторону, а он в другую, и с такой силой приложился затылком об пол, что на какое-то время потерял сознание. Хотя сейчас Уилсон склонен поверить в то, что он провалился в параллельную реальность, где нянчился не со взрослым Хаусом, а с маленьким, практически с самого рождения. Иначе с чего бы Хаус, дергая колечко пивной банки и делая большой глоток, ворчит:
- В следующий раз, когда вздумаешь устроить фейерверк из пиццы и пива, спроси совета у меня. Я знаю, как сделать из этого шоу. Позовем девочек, старина Фрэнки споет "Нью-Йорк", будет куда веселее, чем сегодня.
Уилсон улыбается, даже несмотря на то, что улавливает в его голосе звенящие серебром нотки тревоги:
- Джордж Майкл тоже подойдет.
*****
*«Гибсон» — американская компания, производитель гитар.
** Комбик – гитарный усилитель
*** Риф- короткая мелодическая фраза. Риф композиции " Iron Man"("Железный человек") британской рок-группы Black Sabbath второй в списке лучших всех времен.
**** Плохие парни из Бостона – прозвище группы «Aerosmith». А напевает Хаус самую знаменитую их композицию, ставшую саундтреком к блокбастеру «Армагеддон» «I Don't Want to Miss a Thing»
**** Вестерн – вид акустической гитары
Если ты умрешь, то я останусь один (с)
Сообщение отредактировал ПоДождДинка - Пятница, 01.06.2012, 20:17 |
| |
| |
| abracadabra | Дата: Пятница, 01.06.2012, 20:44 | Сообщение # 8 |
Поисковик-переводчик
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 2513
Карма: 7619
Статус: Offline
| ПоДождДиночка, Андрюша, это просто замечательная история! Спасибо!
Идея, кстати, не нова, но воплощение лучшее из того, что мне попадалось. Действительно, такое единение душ - невероятно редкая штука, и все могло быть и так, как привиделось Уилсону.
Очень изящно упомянут Джон Хаус - действительно, а будь отец не таким строгим, будь он любим - кто знает, может быть был бы и вправду капитан Хаус Не то, чтобы я этого хотела, но все же...
И здорово, что сериал закончился, а в фиках наши любимые герои живее всех живых. Keep them alive, please! 
Сообщение отредактировал abracadabra - Пятница, 01.06.2012, 20:46 |
| |
| |
| Fio | Дата: Пятница, 01.06.2012, 21:18 | Сообщение # 9 |
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 3472
Карма: 10911
Статус: Offline
| ПоДождДинка, прекрасный фик! Читала с огромным удовольствием не отрываясь! Спасибо!  И нашей дорогой Бете тоже спасибо! 
«Распознаю “своих” по сиянию глаз, по невзначай сказанному слову, даже жесту – и плевать я хотел, как давно мы знакомы» (с) Макс Фрай
|
| |
| |
| MarishkaM | Дата: Пятница, 01.06.2012, 22:01 | Сообщение # 10 |
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 8154
Карма: 28518
Статус: Offline
| ПоДождДинка, Андрюша, ну ооооочень здорово! я бы процитировала, да много цитировать придется. скажу лишь, что "рюкзак полный детства" умилил и растрогал до невозможности, а "семейка сумасшедших синопитиков" доставили 
отдельное спасибо за сочные, продуманные детали - фик большой, а боялась даже словечко пропустить.
Quote (abracadabra) Идея, кстати, не нова, но воплощение лучшее из того, что мне попадалось.
да, мне тоже попадался фик на английском, но там така печаль была.... у, я боялась, вдруг и здесь такое будет 
но, ура! спасибо девчоночки за прекрасную историю! очень интересно и вхарактерно
… врут, восклицая «Я этого не переживу!». Врут, когда клянутся «Без тебя я умру». Они умирают и живут дальше. А у тех, кто упорствует и оборачивается, отчаянно болит шея…© Korvinna (2012) Феникс безвыходно
|
| |
| |
| Ginger82 | Дата: Пятница, 01.06.2012, 22:20 | Сообщение # 11 |
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 7391
Карма: 16965
Статус: Offline
| Девы, какой чудесный фик - трогательный до невозможности!
Я то улыбалась (а то и хохотала), то была растрогана до щипания в носике - особенно, когда Грег собирал вещи для отъезда из дома (этот медвежонок и обмен часами - просто awww)
Quote (ПоДождДинка) больше у меня никого нет.
Уилсон ничего не ответил, чтобы не повторять те же слова.
Так и есть. Они самые близкие друг другу люди. Семья
ПоДождДинка, Андрей305, спасибо за тепло
Robert Sean Leonard - he's a man I would put my life in his hands, and almost have on occasion (с) H. Laurie
|
| |
| |
| Андрей305 | Дата: Пятница, 01.06.2012, 22:45 | Сообщение # 12 |
|
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 2178
Карма: 11407
Статус: Offline
| В этот раз я пожалуй тоже скажу, потому как я тут руку практически и не приложила..Так, первый читатель, не более...
Я фика, написанного с таким куражом не читала пожалуй со времен "Крутых парней"
Читала и до последнего не могла понять как совместить возраст, и вообще в какую реальность "вынесет" И как прям ухнула от восхищения, как повествование перетекло в канон и как благодаря этому стал понятен "застывший" возраст Вилсона.
Дождинка, ты прелесть-прелесть-прелесть! Спасибо тебе за чудное настроение, которое подарил фик.
"Я - поверхностный, несерьезный и эгоистичный. И мне это нравится" (с) Х.Лори
|
| |
| |
| jerom2003 | Дата: Пятница, 01.06.2012, 22:49 | Сообщение # 13 |
Психотерапевт
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 1669
Карма: 1263
Статус: Offline
| Прекрасный фик! Трогательный, добрый, сама идея не нова, я так понимаю, но воплощение прекрасно!
Спасибо автору и бете!
|
| |
| |
| Larisanew | Дата: Пятница, 01.06.2012, 22:51 | Сообщение # 14 |
Психотерапевт
Награды: 2
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 1560
Карма: 8857
Статус: Offline
| Но в своём подсознании Уилсон спит с Кадди...момент,однако. Не возжелай жены ближнего своего (с)
Подождинка, я сейчас в полусне читала, утром неприменно перечитаю на свежую голову. Пока что у меня ощущение, будто я стою рядом с высоким зданием и не понимаю, что оно из себя представляет- нужно отойти подальше, чтобы оценить всю красоту...
Спасибо за эту вещь, тут приложена душа. 
"Хорошо было Адаму! Если ему случалось удачно сострить, он мог быть уверен, что не повторяет старые шутки" Марк Твен
|
| |
| |
| Андрей305 | Дата: Пятница, 01.06.2012, 22:57 | Сообщение # 15 |
|
Иммунолог
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 2178
Карма: 11407
Статус: Offline
| Quote (Larisanew) Но в своём подсознании Уилсон спит с Кадди...момент,однако.
А почему б и нет...В театр то он ее приглашал...
Может у него нереализованное желание и сидит в подсознании.. ( А может это "ответ" на то, что Вилсон говаривал, что Кади Хаусу как мамочка..да и Хаус частенько :" ну, маам..."
"Я - поверхностный, несерьезный и эгоистичный. И мне это нравится" (с) Х.Лори
Сообщение отредактировал Андрей305 - Пятница, 01.06.2012, 23:00 |
| |
| |
|
Наш баннер |
|
|
|
