Но что то мне подсказывает, что фик надо было в радел Хаус/Кади

Хотя мне лично очень нравится, написано красиво, читается легко))

SilverWind, спасибо, жду проды))

2.
Хаус закинул руки за голову. В голове лениво ворочались тоскливые мысли.
Откуда у Уилсона этот листок? Записка оставленная в прихожей за зеркалом, у холодильника или на подушке? Он вернулся домой и нашел ее.
Даже если все образуется со временем, придет смирение со смертью, призрак Эмбер всегда будет стоять между ними, не давая зарасти ране. Если ей вообще суждено зарасти. Эта тема будет старательно обходиться обоими, прорываясь на поверхность в редких случаях, всегда с риском утонуть во взаимных обвинениях, жалости к себе и тотальной обиде на несправедливость судьбы.
Знакомый стук каблучков отвлек его. Хаус постарался придать своему лицу нейтральное выражение, но обмануть Лизу Кадди было невозможно.
– Прости, зря я отправила к тебе Уилсона. Как я вижу, разговор был неудачным.
– Он считает виноватым себя.
– Здесь нет ничей вины, Хаус. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. И Уилсон знает. Поверь мне.
– Не заметно.
– Что он тебе сказал?
– Ничего такого, чтобы я не сказал себе сам. Закончим на этом.
– Хорошо, – покорно кивнула она. – Но если ты захочешь об этом поговорить…
– Не захочу. У тебя нет дел в офисе? Свидания? Обязательно нужно сидеть здесь?
– Хорошо быть начальником. Сам можешь планировать, чем заняться. Сейчас я хочу посидеть здесь и поболтать с тобой. Если ты не против.
– Если про Уилсона и Эмбер то против.
– А если про тебя и Кемерон?
– Господи, боже мой! Ну, ты и темы выбираешь!
– Нет, правда, Хаус… Эллисон забежала к тебе разок, одарила меня убийственным взглядом и ушла. Вот думаю, что это может значить.
– Это называется ревность.
– Ха! И еще раз ха! Ну, у тебя и самомнение! Да, три года назад, она сидела бы тут не выходя. А сейчас? Нет… Дурак ты, Хаус, проворонил девчонку.
Хаус хмыкнул.
– Подожди… или не проворонил? У вас было что-то или нет?
– Кааддии… – протянул Хаус, – кто бы мог подумать! Начальник всего госпиталя, а интересуешься черт знает чем.
– Не черт знает чем, а личной жизнью подчиненных и друзей. Самое естественное желание.
– Самое естественное желание это… – он запнулся, взглянув в лицо Лизы. Нет, на ее губы.
– Только попробуй!
Хаус с деланно разочарованным видом откинулся на подушку.
– Э, нет, ты так просто от меня не отделаешься. Я тут провела пару бессонных ночей и заслужила награду.
– Ну, так наклонись пониже, и я тебя с удовольствием поцелую. На что-то еще сегодня вряд ли у меня сил хватит, но если подождешь пару дней…
– Расскажи мне, что было у вас с Кемерон в Малайзии и будем с тобой в расчете.
– А ты знаешь историю про кошку, которую сгубило любопытство?
– Я готова рискнуть.
– В этом заведении хоть что-то, что ускользнет от твоего бдительного административного ока?
– Давай рассказывай. Обещаю сохранить все в секрете.
– Не шутишь?
– Конечно!
Кадди поудобней устроилась на кровати у Хауса.
– Но, кажется, Кемерон и без меня растрепала по всему госпиталю историю про остров.
– О, да, начало я знаю. И помню, какие вы вернулись оттуда. Обожженные солнцем, похудевшие и… отчужденные. Верно? Расскажи мне. Пожалуйста. Мне, правда, важно знать это.
– Но почему?
– Потому что ты мой друг, Хаус. Разве нет?
– Не только друг, – сказал Хаус ухмыльнувшись.
– Ну… не будем углубляться в прошлое. Хотя, как ты, верно заметил, через пару дней мы можем вернуться к этому вопросу.
– Обломщица! Только обещаешь.
– Ха! Тоже самое могу сказать про тебя.
– Кадди!
–Хаус! Я дождусь сегодня истории или нет?
Дурачась и поддразнивая Хауса, Кадди была готова выслушать историю на любую тему, если она способна была отвлечь Хауса от его раздумий об Уилсоне и Эмбер. В общем-то, никто и не сомневался, в том, что в период вынужденной робинзонады мужчина и женщина сделали шаг друг другу навстречу. То, что этот шаг привел к чему-то существенному, было видно по самодовольным взглядам Эллисон, которые она по возвращении периодически бросала на Хауса, думая, что никто этого не видит. Загадка была в том, что иногда в этих взглядах проскальзывала то обида, то вина. Если с обидой, зная несносный характер главы диагностического отделения, все было понятно, то вина не давала Кадди покоя. Если кому-то и позволено обижать Хауса, то только ей.
Потом Хаус разогнал свою команду, вернее не особо позаботился о том, чтобы сохранить ее. С одной стороны это было в характере Хауса, с другой, возможно, что-то его к этому подтолкнуло. Скрытный во всем, что касалось личных чувств и переживаний, Хаус так и не дал прямого ответа на ее вопросы о происшедшем. В бульварной газете можно было почитать более подробный отчет о приключениях двух американцев на диком острове, чем узнать историю от одного из ее непосредственных участников. И если про начало Кемерон рассказывала не без удовольствия, то про конец хранила молчание. Ограничиваясь фразой: «ну а потом нас нашли и ничего интересного не было». Кадди с улыбкой смотрела на ушедшего в воспоминания Хауса. Возможно, приятные моменты этой эпопеи доставят ему радость, успокоят, в чем-то утешат, да и она узнает конец таинственной истории? Но почему на его лице отражается тоска и боль? Не зря ли она затеяла все это? Но теперь дороги назад нет. Она будет сидеть и слушать все, что он расскажет…

***
… Они принялись кидать в огонь ветки, плавник, все, что собрали за несколько дней. Пламя взметнулось, опасным жаром обдавая лица.
– Они идут сюда. Точно!
– Эээээй!
– Мы здесь!!!
Стук мотора стал ясно слышен, уже виднелся фонарь на носу катера, тени на палубе. Спустя секунду мощный луч прожектора осветил двух людей, стоявших на песке.
Катер ткнулся носом в песок. Несколько человек спрыгнули в воду.
Кемерон хотелось закричать от восторга: все закончилось, их нашли!
Двое мужчин подошли к ним поближе. Прожектор слепил глаза, и они не сразу разглядели лица прибывших и их одежду. Это была не береговая охрана. Один толстый, волосатый в майке и шортах, другой с длинными прямыми волосами, с кожей покрытой татуировками.
Рука Кемерон пробралась Хаусу в ладонь и крепко ее сжала.
Он шагнул вперед, закрывая Кемерон от их взглядов.
– Вы кто? – спросил татуированный. – Что вы тут делаете?
– Да мы бы отсюда с большим удовольствием отчалили, было бы на чем, – ответил Хаус.
– Мы американские врачи, – вылезла Кемерон из-за плеча Хауса. Нас, наверное, давно ищут!
– Врачи? – Толстый рассмеялся. – У нас никто не болен. Он обернулся к катеру и закричал: Эй, где вы там?
Еще несколько человек попрыгали из катера в воду.
– Заткнись, ради бога, – прошептал Хаус Кемерон.
Воздух наполнился женским смехом, визгом, плеском воды. Из катера выгрузили ящики с провиантом. Вскоре запылал огромный костер, недалеко от него развернули тент и палатку. По всем признаком на их необитаемом острове какая-то компания решила устроить пикник.

Первые несколько часов прошли спокойно. Компания развлекалась, как умела – море спиртного, еды, потом в ход пошло что-то повеселее этанола; так отплясывать под жуткие завывания музыки, в здравом уме и твердой памяти, было невозможно в принципе.
Хаус и Кемерон сидели в отдалении, наблюдая пришельцами. Хаус рискнул сходить к общему столу, нагрести на тарелку хорошую порцию жареной свинины и овощей. Кемерон было вызвалась помочь ему, но взглянув в его мрачное лицо, молча села на место.
– Они же нас заберут, да? Утром? – спросила она, когда они очистили тарелку со снедью.
– Ага, – процедил Хаус, – это праздник такой корпоративный. Местного салона татуажа. Вместе со стиптиз-баром.
– Шутишь, да? Они вроде бы ничего. – Кемерон зевнула. От сытной еды клонило в сон.
– Иди в хижину, поспи немного, – сказал Хаус.
– А ты?
– А я присмотрю за тем, чтобы они без нас не уплыли.
Кемерон взглянула на дергающиеся тени у костра, потом покачала головой.
– Нет. Я тебя не оставлю тут, – она хихикнула, – одного.
Хаус закрыл глаза, сдерживая желание напугать, впавшую в эйфорию спутницу.
Это были не сотрудники тату-салона. Если даже не учитывать замеченное Хаусом автоматическое оружие, на запястье и толстяка и второго парня он видел татуировку – иероглиф, означающий солнце. Такие отметки помнилось ему, были в ходу у одной малазийской мафиозной группировки. Нет, сам факт общения с криминальными личностями Хауса не напрягал, да и был не внове, но не тогда, когда на его стороне нет ни одного преимущества, а за спиной молодая, симпатичная спутница.
Он надеялся, что привезенных с собой женщин им хватит и ему не придется защищать Эллисон от предложений или требований присоединится к веселящейся толпе. Поскольку шансов у него на такую защиту нет в принципе.
Он взглянул на Кемерон. Эллисон улеглась на песке, пытаясь пристроить поудобней перевязанную руку. Похудевшая, с измазанным лицом, она выглядела совсем девчонкой, коей, в сущности, и была.
Хаусу захотелось лечь рядом, согреть ее теплом своего тела, успокоить, Но он не сделал этого. Нельзя расслабляться. Он привалился спиной к камням, лениво наблюдая за людьми у костра, стараясь не думать о том, что опять начинает болеть нога и о том, что финал вечеринки мог быть совсем не таким, на который рассчитывает наивное существо, сопящее рядом. Если их сочтут опасными свидетелями, то шансов остаться в живых – ноль целый и ноль десятых.

Компания угомонились около пяти утра. Хаус надеялся, что о них в пьяном угаре просто забудут. Было еще темно, но Хаус столько времени провел, наблюдая за пирушкой, что мог и с закрытыми глазами определить, где что находится. Часовых не выставили, это радовало, значит, гуляющие ничего особо не опасались, и возможно его страхи ни на чем не основаны. Но все же, если есть возможность… Ему хотелось заполучить сотовый телефон. Работающий телефон. Желательно два. Чтобы уйти куда подальше и позвонить. Вызвать помощь – более безопасный вариант спасения, чем отдать себя на милость незнакомым людям с оружием.
Пробираясь между полуголыми храпящими телами, Хаус приблизился к палатке. Вчера все более менее ценное было снесено именно сюда.
То, что Хаус встал и куда-то пошел, Кемерон почувствовала сразу. Она не могла объяснить, как она ощущала его присутствие. Словно что-то сильное и теплое вот только что сидело тут рядом, охраняя ее дрему, а вот теперь этого нет. А есть чувство потери с легким привкусом опасности. Она приподнялась на колени, пытаясь различить, куда делся Хаус. Позвать его она не рискнула – наверняка есть причина тому, почему он куда-то пошел.
Бесконечные волны разбивались на берегу, а неровно двигающая фигура мелькала у палатки. Что он задумал?
Кемерон встала на ноги и тихонько пошла следом.

Чувства обострились до предела. Ему казалось, что он даже различает, как пахнет песок: странным сухим запахом кварца. Ткань палатки скользнула под рукой. Он готов был поклясться, что внутри палатки нет никого. Душная тропическая ночь позволила людям спать на пляже. Пьяным и укуренным в дым людям. Рука сжала зажигалку. Придется рискнуть и зажечь ее на несколько секунд – не искать же сотовые телефоны на ощупь. Если они там вообще есть.
Была у него мысль добраться до катера, наверняка там есть стационарная рация, но как с ней обращаться Хаус не имел ни малейшего представления. И потом – «умеренность – путь к успеху», как известно.
Маленький язычок пламени после полного мрака казался ослепительным. Ящики со спиртным: оказывается, они выкушали еще не все, что привезли с собой. Видимо просто физически были не в состоянии. В другое время Хаус не преминул бы позаимствовать пару другую бутылочек, но сейчас он искал глазами одежду или сумки. Ага, вон в том углу кажется сложено что-то такое…
– Хаус! – шепот за спиной прозвучал как набат. Рука дернулась, огонь ожег пальцы.
– Черт! – ругнулся он, оборачиваясь. – Женщина, что б тебя! Тихо!
Зажигалка потухла, но Хаус уверенно направился в угол палатки, где лежала многообещающая куча.
Прежде чем запустить в нее руки он обернулся к Кемерон.
– Замри и не шевелись.
Она переступила с ноги на ногу, недоумевая, что за блажь на него нашла.
– Ты что, собрался поживиться мелочью из карманов?
Он не отвечал, обшаривая чужую одежду. Нечто, похожее на сотовый, ему уже попалось, но это оказался фотоаппарат; ага, вот один – он сунул телефон в карман, и для гарантии бы найти еще один. Или два.

–Хаус! Кемерон шагнула вперед, наткнулась на ящик с консервами, и упала вперед, сбив по дороге еще один ящик уже со спиртным, бутылки полетели вниз со страшным грохотом.
– Джейк!!! – Кто-то закричал на улице. Дальше полилась такая цветистая брань, что Хаус даже насладился новыми оборотами речи. На улице заметались тени, вспыхнул свет.
– Какого хрена ты орешь??? Это макаки небось, тут прыгают! – ответил кто-то.
Опять брань, потом к палатке начали приближаться два силуэта.
Хаус подхватил Кемерон под мышки и усадил ее на кучу одежды. Схватил первую попавшуюся бутылку, свинтил колпачок, сделал большой глоток сам и сунул бутылку Кемерон, по лицу которой катились слезы.
– Пей, быстро!
Она непонимающе взглянула на него
– Господи, пей же!
Он почти насильно вложил бутылку ей в руку и поднял ее к губам; коньяк заставил ее закашляться и пролить жидкость на себя.
Дверь палатки распахнулась.
Толстяк смотрел на них налитыми кровью глазами. Следом в палатку вошел татуированный.
– О, – Хаус расплылся в пьяной ухмылке. – Привет, парни! Мы вас разбудили? Прости. Выпить захотелось.
Он развел руки показывая, что уж кто кто, но он полон самых мирных намерений.
– Ну не хрена себе. А это кто? – Толстяк ткнул пальцем в Кемерон. Та отсалютовала бутылкой.
– Ваше здоровье!
Хаус мельком взглянул на нее, потом шагнул к толстяку.
– Извиняюсь, что разбудил, но можно мы тут поедим немного?
Хаус наклонился и поднял с пола большую банку мясных консервов.
Татуированный парень вошел в палатку, оглядел помещение.
– Я че то не понял, это кто? – продолжал вопрошать толстяк.
– Да вы же нас вчера тут нашли, – сказал Хаус. – Мы тут типа того, застряли.
– А утром вы нас обещали увести с острова, – сказал Кемерон немного нервно.
– Хотя мы можем и остаться, – добавил шутливо Хаус, пытаясь отвлечь внимание пьяных мужчин от белокожей молодой девушки.
Напрасный труд.
Толстяк окончательно осознал ситуацию и шагнул к Кемерон.
– Конечно, отвезем, милашка, только за проезд надо заплатить, правильно? – он обернулся к татуированному. – И моему приятелю тоже. И потом погляди-ка, какой погром вы тут устроили? Нет, детка, надо с этим, что-то делать, ты должна нам кое-что, верно?
Он сделал еще один шаг вперед и наткнулся на Хауса.
Толстяк замер на пару секунд, оценивая препятствие, нахмурился.
Хаус следил за его движениями и как только мужчина отклонился назад, явно собираясь напасть, ударил его рукой в которой держал банку консервов. Железо впечаталось в висок, толстяк упал, а Хаус, продолжая движение, налетел на второго мафиозника; но тот оказался, во-первых, не настолько пьян насколько хотелось Хаусу, а во-вторых, был намного более опытным бойцом: он отшатнулся в сторону, пропуская Хауса вперед, а потом ударил нападавшего в бок. Хаус упал, Кемерон завизжала, когда татуированный наклонился к ней, сначала сграбастал девушку за плечи, а затем запустил лапу к ней в топик.
– Твою мать… – это поднялся на ноги толстяк. Из рассеченной головы текла кровь. Он шагнул к Хаусу, пытавшемуся одновременно восстановить дыхание и встать на ноги. Ни то ни другое не получалось.
Он понимал, что в его распоряжении осталось несколько секунд, если он не вырубит хотя бы одного, то его просто убьют. Нет, забьют насмерть, потом сделают с Кемерон, все что захотят и утопят два трупа где-нибудь метрах в ста от берега.
Это было абсолютно ясно, и значит мозг, понимая смертельную опасность, должен был сделать что-то с его телом – приказать впрыснуть в кровь адреналин, снять боль, заставить легкие раскрыться, придать силу рукам… но ничего этого не происходило, все что он мог – нелепо пытаться отползти от надвигающего на него толстяка, в руках которого играл нож.

(окончание следует)