Мяч снова аккуратно приземлился прямехонько на ручку трости. И еще раз… и еще. Пустое времяпровождение, подобное этому, имеет свои прелести. По-крайней мере, оно практически ничем не отличается от великого множества других его разновидностей. Вся эта рождественская (и предрождественская!) суета, к примеру. Среднестатистический обыватель готов потратить все свои наколенные сбережения на эту ежегодную муру с подарками, угощением, гостями, побрякушками, елками и прочей дребеденью. А чего стоит это незыблемое правило: «В Рождество все должны быть счастливы, веселы и добры друг к другу!» Пусть даже тысяча бездомных кошек скребет на душе, а в странах третьего мира детишки мрут от голода – ТЫ ОБЯЗАН ИЗЛУЧАТЬ СЧАСТЬЕ! Хаус негодующе фыркнул. Сейчас он поедет домой, откроет бутылочку бурбона… для хорошей выпивки повода искать не нужно, верно? И этот день решительно ничем не отличается от вчерашнего, разве что в отделении «скорой» работы прибавится. Как подсказывает многолетняя практика, «волшебная» рождественская ночь чревата неприятными сюрпризами вроде падений, переломов, отравлений и тому подобных последствий повального веселья. Но пока что в госпитале относительно спокойно, если абстрагироваться от милой, банальной вечеринки в холле – этакий приличный разгул дежурных врачей. Будь здесь Уилсон или Кадди, они наверняка попытались бы затащить его туда. Но предателя Уилсона унесло в Нью-Йорк. Клан Уилсонов, видите ли, соскучился по дорогому Джимми. Так что хороший мальчик Джимми в данный момент, вероятно, попивает шерри в окружении кровных родственников, а за их спинами мигает лампочками рождественская елка. Хаус даже скривился, представив себе эту картинку. Кадди и его верноподданные не далеко ушли от Уилсона – отправились кутить куда-то за город. Перед мысленным взором Хауса предстала его начальница, облаченная в одно из своих наисексуальнейших платьев – глубокое декольте, сверкающая ткань, подчеркивающая соблазнительный ландшафт… На какое-то мгновение Хаус чуть не пожалел о том, что отверг приглашение на эту вечеринку… Решительно отогнав подобные мысли (хотя сердце все же предательски дрогнуло) Хаус водворил мяч на стол и потянулся за своим пальто, брошенным на стул у окна… Приняв исходное положение, Хаус обнаружил, что он уже не один. Каким образом этому типу удалось так незаметно проникнуть в его кабинет – над этим Хаусу еще предстояло поломать голову. Но в первую секунду он просто в немом изумлении вытаращился на нежданного гостя, с комфортом устроившегося в кресле напротив. Облаченный в костюм Санты упитанный, убеленный сединами, пышущий здоровьем старикан с проницательными голубыми глазами, улыбающимися за стелами очков. «Весельчак с нижнего этажа забрел куда не следует» сделал вывод Хаус и открыл было рот, чтобы высказать свои соображения, но гость его опередил.
- Счастливого Рождества, сынок! – приятным баритоном произнес старичок, поглаживая свою окладистую белоснежную бороду (последняя выглядела совсем как настоящая).
- Если вы по делу, то мой рабочий день давно закончился, - отрезал Хаус, надевая пальто.
- Рождественская ночь – это особенная ночь, сынок. Даже если ты в это не веришь. – посетитель не сводил с Хауса своих странных глаз – они излучали свет и тепло, взгляд пронизывал насквозь, как рентгеновские лучи. Хаус готов был поклясться, что незнакомец читает его мысли, как с листа бумаги. Призвав на помощь свой могучий скептицизм, Хаус насмешливо поинтересовался у новоявленного Санты, кто из коллег подослал его сюда и сколько ему заплатили. Гость добродушно рассмеялся.
- Я прихожу только по доброй воле, сынок…
-Послушайте, может быть, по возрасту, я и гожусь вам в «сынки», но в кровном родстве мы с вами не состоим, так что…

- Хорошо, хорошо, Грегори, будь по-твоему. Если хочешь, перейдем к делу.
- Вот первые разумные слова из ваших уст… - проворчал Хаус всем своим видом давая понять, что не намерен задерживаться здесь больше, чем на минуту.
Незнакомца, по-видимому, крайняя нелюбезность собеседника ничуть не смущала. Скорее наоборот.
- Ты не любишь Рождество, Грегори. Более того – ты пытаешься убедить себя, что вообще никого и ничего не любишь. «Все лгут», не так ли? И любовь – это тоже ложь? Но ты даже представить не можешь, скольким людям ты внушаешь любовь.
Хаус шумно вздохнул.
- Кажется, я догадываюсь, кто именно подослал вас ко мне. И речь эту тоже он написал, а? От нее за версту несет уилсонотропией.
Санта оставил это замечание без ответа. Доброжелательность не изменила ему, даже когда Хаус решительно направился к выходу.
- На Рождество все получают желанные подарки. Я знаю, какой подарок хотел бы получить ты, Грегори Хаус. И ты получишь его.
Хаус фыркнул.
- Пожизненный запас викодина или новый байк? А можно и то, и другое? – издевательским тоном поинтересовался Хаус, берясь за ручку двери. А когда, не услышав ответа, обернулся, в кабинете уже никого не было. Странный гость исчез так же неожиданно, как появился. Ошеломленный, сбитый с толку Хаус не поленился обыскать свой офис, даже под стол заглянул, но тщетно. Посетитель как сквозь землю провалился. Хаус вынул из кармана заветный пузырек викодина, нахмурился. Галлюцинациями его не удивишь, но эта была слишком уж реальной… Зря он, наверное, принял пятую таблетку на голодный желудок. Одолеваемый странными, запутанными мыслями, Хаус вышел из госпиталя. В морозном воздухе кружились бесчисленные снежинки, деревья, тротуары, крыши домов блестели, точно сахарные. Рождественская идиллия, черт бы ее побрал…

Вернувшись домой, Хаус разогрел в микроволновке сырный пирог Сары Ли, поставил тарелку, бутылку вина и стакан на низкий столик возле дивана. Фонари за окном давали достаточно света и Хаус не стал включать электричество. Вечерний визит проклятого «Санты» не шел у него из головы. «Ну, Уилсон, только вернись, я тебе устрою дополнительные праздники! До следующего Рождества не забудешь!» Хаус отхлебнул вина и откинулся на диванную подушку. Он услышал, как по улице мимо его дома прошла компания молодых людей. Взрывы беззаботного смеха, сухой треск хлопушек… Атмосфера Рождества проникала повсюду… Сам не зная почему, Хаус снова подумал о Кадди. Собственно, он думал о ней целый день. Он закрыл глаза, устроился поудобнее… и с поразительной четкостью увидел ее, эффектную, в открытом вечернем платье. Ему даже показалось, что он чувствует тонкий, изысканный аромат ее духов, слышит шуршание дорогой материи… А потом вдруг соблазнительный волнующий образ исчез, уступив место физиономии треклятого Санты со всезнающим выражением в светлых глазах. «Ты даже представить себе не можешь, скольким людям ты внушаешь любовь…» Ха, любовь! Хаус резким движением поднялся, протянул руку за стаканом, но не рассчитал и столкнул его со стола. Стакан не разбился, но остатки вина выплеснулись на пол. Хаус чертыхнулся и пошел на кухню за тряпкой. И в этот момент в дверь кто-то позвонил…

Сначала Хаус решил, что викодин, растворившись в бурбоне, опять вызвал у него видения. Иначе он просто не мог объяснить себе появления на пороге своего дома той, о которой он только что грезил, лежа на диване. Ощущение нереальности усиливалось тем, что она была одета именно так, как ему и представлялось. Она шагнула в прихожую, осыпанная, точно алмазной пылью, сверкающими снежинками, окутанная морозной свежестью и своим тонким ароматом. Хаус, точно оглушенный, стоял и смотрел как струится шелк ее платья, как искрами блестит растаявший снег на мехе ее короткого манто. Знакомый голос вывел его из оцепенения.
- Мне можно пройти в дом, или мы так и будем стоять в прихожей?
Спустя несколько секунд Хаус снова сидел на диване, а прямо напротив него расположилась самая что ни на есть реальная Лиза Кадди, совершенно непостижимым образом очутившаяся здесь этой ночью.
- Как вижу, ты все еще игнорируешь Рождество. – Кадди со вздохом огляделась. – Праздником здесь и не пахнет.
- Зато пахнет первоклассным бурбоном. И может запахнуть хорошим виски, если хочешь.
- Хочу. Сиди, я сама все принесу…
Она принесла два стакана для виски, бокалы для вина… и подсвечник с двумя свечами.
- Хоть немного праздничного настроения ты можешь себе позволить, Хаус? Притворись, что в доме отключили электричество…
Теплой отсвет от пламени ложился на лицо Лизы, огоньки отражались в ее глазах, алый шелк платья мерцал и переливался… Хаус поймал себя на том, что не может оторвать от нее глаз. Сердце вело себя странно – ему будто стало тесно в грудной клетке, где оно прекрасно умещалось столько долгих лет.
- А как же классная попойка… ой, прости, вечеринка за городом? – это все что Хаус смог выдавить из себя – от учащенного сердцебиения перехватывало дыхание.
Кадди пригубила вино, улыбнулась.
- Я сбежала оттуда. Мне стало скучно.
-Надеешься, что здесь будет веселее?
Кадди ничего не ответила. Она опять отпила из своего бокала и Хаус завороженно смотрел, как вздрогнуло ее горло под кремовой кожей шеи. Он зачем-то рассказал ей о визите странного старикана. Кадди эта история позабавила.
- Но послушай, я уверена, что Уилсон тут совершенно не причем. Он бы мне рассказал.
- Угу, конечно, а теперь ты скажешь, что мне явился сам всемогущий Дух Рождества, чтобы вразумить меня и наставить на путь истинный…
- Не уверена, что Дух справился бы… Кстати, - Кадди поднялась со своего места и подошла к дивану, на котором лежало ее манто. – Я принесла тебе подарок.
Она наклонилась и пряди ее распущенных волос коснулись лица Хауса. Он погрузился в сладостное облако ее аромата, ее тепла… Полуоткрытые губы, овал нежной щеки, точеная шея были так близко от него… Чувство реальности растворилось в полумраке… Лиза Кадди, для которой этот вечер тоже был окутан волшебным маревом, взглянула на мужчину и утонула в волнующей синеве его глаз… Никто из них не нарушил магической тишины, воцарившейся в комнате… в городе… во всем мире… Было только жаркое дыхание, губы, прильнувшие к губам в таком долгом, таком неистовом поцелуе… объятия, прикосновения, от которых по телу словно пробегали электрические разряды. Эта ночь принадлежала им, была создана только для них… они могли бы сказать это друг другу, но слова были не нужны им в бесконечной головокружительной вышине, куда они поднялись…

Впервые за очень долгое время его разбудила не боль, а незнакомое ощущение легкости во всем теле… и в душе. Он так привык к тоске одиночества, он почти забыл, что это значит – быть счастливым, просыпаться рядом с любимой женщиной… Он не был уверен, что сможет произнести это вслух (пока), но в мыслях он уже называл «любимой» ту, чье теплое дыхание чувствовал на щеке. Лиза Кадди нежилась в волнах предрассветного сна, и по лицу ее скользила улыбка. Хаус тоже улыбнулся, глядя на нее, и собрался было погрузиться в приятную дрему, но тут его внимание привлек странный шум в соседней комнате. Сон как рукой сняло.

В гостиной он не обнаружил ничего подозрительного. Бокалы, бутылки на столике… платье Лизы на полу ( Хаус почувствовал, как по лицу его снова расползается улыбка, полная блаженства). Спальня притягивала его, как магнит. Но Хаус все же задержался еще на минуту, поскольку увидел в камине предмет, которому там было не место. Предметом оказалась большая Рождественская открытка. На обороте Хаус прочел:
«Как видишь, праздник постучался и в твои двери, Грегори. Чудеса случаются. Береги свой подарок. Счастливого Рождества вам обоим!»
Открытка не была плодом воображения. Так же как и удаляющийся звон колокольчиков. И в то Рождественское утро можно было поверить в чудеса, которые еще случаются…