Коллаж и перевод интервью - HHHHHHHHHHHH

Это всегда было моей мечтой - мечтой, о которой я никогда не думал, что она действительно сбудется. Теперь это случилось, и, в то время как я это говорю, я вижу свое лицо на обложке компакт-диска и не могу в это поверить. Я просто не могу в это поверить. Я смотрю на этот предмет, как будто это подставка для стакана. Не могу поверить, что передо мной действительно настоящий альбом. Кроме того, он выходит ещё и на виниле, так что это - реальный, неподдельный альбом. Я никогда не думал, что это произойдет. Это большой опыт для меня.

Должен сказать, что без успеха сериала "Dr. House", я бы никогда не оказался в нынешней ситуации. Звукозаписывающая компания не обратила бы на меня внимания и не сказала бы мне: «Привет, хочешь записать альбом?» Этого просто никогда бы не случилось. И для того, чтобы оказаться в этой точке, я должен был пройти странный путь. Кроме того, я думаю, что у меня, наверное, нет куража… Я до этого уже занимался музыкой, и сочинял, и выступал, но это всегда было смешно, это было подражание и пародия. Мне не хватало мужества делать серьёзные вещи. Однако, когда становишься старше, уже больше нет желания притворяться. Я думаю, пришло время сделать что-то подлинное, что-то значимое для меня.

Это был лучший период в процессе создания альбома. Он длился месяцев шесть, вроде того. Мы обменивались… Он предлагал мне какую-то вещь: "Ты это уже слышал?" И я говорил: "Нет, никогда не слышал" - Миссисипи шейхи (Mississippi Sheiks), например. А я показывал ему фрагмент Вилли Диксона (Willy-Dixon-Stück), и он отвечал: "Боже мой, я никогда этого не слышал!" И так было с сотней песен, туда и обратно. Самое лучшее во всём этом то, что когда ты узнаёшь музыку - ты узнаёшь человека. Если кто-то тебе рассказывает о музыке, он рассказывает что-то о себе самом. Как будто узнаешь вкусы этого человека, что ему нравится, что им движет. Это стало началом замечательной дружбы и грандиозной работы и продолжалось в течение примерно шести месяцев. Но мы и дальше это проделывали, потому что процесс нас захватил - мы добавляли, удаляли, добавляли, удаляли. Я получил массу удовольствия. Я наслаждался этим периодом.

Да, такое случилось и с нами. Мы обсуждали некоторые вещи, или мы пробовали, а затем я говорил: "О, нет. Мы никогда не сможем... Я не могу это почувствовать. Песня слишком велика. Так много способов сделать это фальшиво. Не стоит даже пытаться ".

Да. Не все, но большинство. И некоторые из них очень давно. Но я думаю, - и это, пожалуй, знают многие слушатели - некоторые из песен хорошо известны, а другие неизвестны вообще, это смесь.

Ну, это действительно одно из интересных открытий в процессе записи. Я думал, все дело в плане, который имеешь в голове. Я себе представляю, как я хочу это сделать, и что я исполню в микрофон. Но в действительности происходит следующее: ты делаешь открытия. Запись - это не просто воплощение некого плана. Это отражение мгновения, в котором ты находишься, во время гастролей или какого-то путешествия. Мы начали играть песню, и она изменилась здесь и изменилась там, и мы никогда не делали одно и то же дважды. Я имею в виду, что есть несколько песен, которые мы играли десять или около того раз, и они никогда не звучали одинаково. Всё постоянно находится в движении, меняется, развивается, вы обнаруживаете другие нюансы, и запись есть только картина мгновения, в котором сейчас находится песня. Но моменты до и после могут быть совершенно другими.

Они очень помогали. Они были так великодушны. Они - а также продюсер Джо Генри - создали атмосферу приятия, очень щедрую и поддерживающую, и за это я очень, очень признателен. Более того, до прихода в студию, я знал, что моей самой большой проблемой была скованность, нервозность. Я должен был их преодолеть, потому что иначе не было бы никакого смысла вообще браться за дело. Когда я туда приехал, у меня в голове возникла абсолютная ясность: здесь не то место, чтобы извиняться или что-то скрывать. Мне захотелось освободиться, обнажиться.

Иногда мне приходилось напоминать себе об этом. Я оборачивался назад, отступал и думал: "О, я не знаю, как это сделать, я не уверен". А затем я должен был сказать себе: "Нет, надо непременно идти вперед, не назад". Но они (музыканты) так чудесно поддерживали меня. Они великие музыканты – не только как музыканты, но и как люди. Они были очень, очень заботливы и им было все интересно. Они только говорили: "Мы сыграем все, что ты хочешь, ну, или так, как мы себе это представляем". Они хотели пробовать разные варианты, и каждый раз создавать что-то новое.

Как Том Джонс, приглашённый вокалист, среагировал на ваш альбом? К своему 70-летию он должен был наконец-то представить новый альбом, его музыкальные корни восходят к госпелу, фолку и блюзу. Ему было немного завидно, что вы можете сделать это в уже 50?

Прежде всего, я должен сказать, что песня, которую он должен был исполнять, ему очень понравилась, как только он её услышал. Она должна была ему понравиться настолько, чтобы он захотел приехать и спеть её. Это хороший вопрос, и я не знаю, что он подумал. Я имею в виду, что он настолько талантлив и велик, как певец, что не существует музыки, которую он не мог бы исполнить. И это - правда… Я думаю, это – глубоко в его сердце. Он любит все эти вещи, он всегда говорил, что любит Джерри Ли Льюиса (Jerry-Lee-Lewis), что он дорог его сердцу. И у него такой мощный голос! С огромным диапазоном. С таким даром он может двигаться в любом направлении, и я подозреваю, что иногда это может быть проклятием. Как в случае, когда меню бывает попросту слишком большим.

Это верно. Только недавно мне пришло в голову, что она (музыка) есть нечто противоположное актёрской игре. Во время создания образа ты перевоплощаешься, а если музыка действительно для тебя что-то значит, ты пытаешься сбросить любую маску. Хотя можно «спрятаться» за инструментом или экстравагантными уловками… но всё равно, то, что ты делаешь и как ты это делаешь: в конце концов, ты раскрываешь самого себя. Это просто – истинная форма самовыражения. Этот альбом – истинное представление обо мне, без всяких сомнений. Это очень близко к моему эго.

Я полагаю, что люди реагируют на то, что искренне. Если это правдиво и действительно искренне, тогда у тебя есть хотя бы шанс. Однако если люди думают, что ты делаешь это, чтобы единственно привлечь их внимание, или попробовать, как тебе кажется, доставить им удовольствие, тогда никто не заинтересуется. По крайней мере, это – моё ощущение.

Могу. Я не знаю точно, какая это была песня, но у меня такое ощущение, что это был Вилли Диксон (Willy Dixon). Я не уверен, но я думаю, это был он. Я вспоминаю себя с братом, который вёз меня на машине, и тут зазвучала песня по радио. Это было как разряд электрошоком, он отпечатался в моей памяти, я воскликнул тогда: «Боже мой, что это за музыка?», и связал это ощущение с мелодией блюза, которая заставила меня трепетать, и это чувство не покидает меня по сей день. Независимо от того, откуда она исходят… это может быть губная гармошка, гитара, человеческий голос, саксофон – странно, но это не может быть фортепьяно, поскольку в нём нет блюзовых звуков – но когда я слышу именно эти звуки, у меня мурашки бегут по спине. Они заставляют меня дрожать.

Я не думаю, что смог технически продвинуться за такое короткое время. Но поскольку я был уверен в себе и расслаблен, моя игра стала более искренней. Она стала более честной. И я хотел непременно начать альбом с фортепьяно, чтобы не прятаться за других музыкантов. Только фортепьяно. И сказать этим: «Смотрите, это – я и моя игра на фортепьяно. Это – чистая музыка, никаких трюков, никакой демонстрации профессионализма, ничего этого нет. Это только я и моя игра на фортепьяно». Я с самого начала хотел быть искренним. Может быть, во время записи я стал более уверенным, это и есть улучшение.

Ну, я, пожалуй, последний человек, которого нужно об этом спрашивать, потому что я был очень взволнован. Я чувствовал себя так, как будто нахожусь в полёте, прыгнув с парашютом. Но я полагаю, что концерт прошёл очень хорошо. Это выглядело так, словно публика наслаждается, это выглядело так, словно музыканты наслаждаются. Я думаю, всё было хорошо. Никого не арестовали, никто не умер, насколько я знаю, мы можем это вполне назвать «Хорошим результатом». Если мы будем отталкиваться от этого уровня, то получим шоу, сделанное действительно со вкусом…Обычно я такого не говорю, потому что пытаюсь отыскать негативные моменты, но я верю, что концерт прошёл очень хорошо.

Нет, я не имею права на беспокойство. Кроме того, я не могу жаловаться. Если люди приходят на концерт, я рад, что они приходят на концерт. Если они приходят, потому что знают меня как актера, я надеюсь, что, в конце концов, они придут и полюбят музыку. Не существует никакой гарантии, но я надеюсь. И, конечно, я не вправе жаловаться, если люди приходят, потому что видели меня по телевизору.

Они ни в коем случае не должны меня об этом спрашивать, поскольку я ничего не знаю о медицине. Я могу запомнить что-то на десять минут и потом забыть. Поэтому им не стоит меня ни о чем спрашивать.

Я призываю Вас, изучить фортепьянную игру Профессора Лонгхайра (Professor Longhair), если Вы ещё этого не сделали. Он является одним из гигантов новоорлеанской фортепьянной школы, он нашёл способ игры на фортепьяно, как на мелодичном инструменте и, одновременно, как на барабанной установке, как на ударных. Он создал на фортепьяно ритмы, которые были своеобразным миксом кубинских, испанских, карибских и афро-американских… Там так много ритма, я нахожу это сегодня совершенно опьяняющим. Профессор Лонгхайр – давайте, послушайте его!