«Никто из нас никогда в своей жизни не мерз так сильно как сейчас. Пожалуй, я уже готов признать ошибочным свое глубочайшее убеждение, что сильный холод лучше ужасающей жары»

Техас огромен. От северо-западного Амарилло до юго-восточного Браунсвилля лежит расстояние, превосходящее восемьсот миль. Да, Техас велик. А Аляска в два с половиной раза больше! Следующие по величине штаты – Калифорния и Монтана. Аляска больше этих двоих вместе взятых вместе с Техасом в нагрузку! Она слишком обширна для охвата неповрежденным умом. Тут можно с удобством разместить семь Соединенных Королевств или тринадцать Англий. Возможно, вы помните, что Мен (первый штат, который я посетил в начале моего путешествия) гордится тремя с половиной тысячами миль побережья. Но Аляска присвоила себе столько разнообразных побережий, что отдыхает не только штат Мен, но и все американские штаты, взятые вместе! Аляска велика до неприличия. Ее невозможно одомашнить. В столичный город Джуно не попадешь на машине, туда надо ехать паромом. А внутренние районы зимой постоянно погружаются в 52-градусный мороз (по Цельсию, ребята!).

Полет от Сиэтла, штат Вашингтон, до Анкориджа, штат Аляска, занимает три с половиной часа. Мы пролетаем над Британской Колумбией, которая принадлежит Канаде. Аляска, как и Гаваи, не имеет общей границы ни с одним из американских штатов. Технически они являются эксклавами Соединенных Штатов.

В Анкоридже мы пересаживаемся на небольшой самолетик до Кадьяка. Я рвусь на этот остров с незапамятных времен. Такой рецидивист-любитель плюшевых мишек как я всегда стремится пополнить коллекцию новым экземпляром, и кадьякский медведь, огромный представитель подвида бурых своих собратьев, точно стоит усилий. Однако, у меня нехорошее предчувствие, подкрепленное чтением соответствующей литературы, что мы прибыли слишком рано. Сегодня - двадцатое апреля, и на острове Кадьяк царит глубокая зима. Медведи обычно выходят из спячки как раз в тот момент, когда лосось направляется на нерест. А в этом году, как мне авторитетно было заявлено, нерест запаздывает.

По крайней мере, мне удалось пожать лапу огромному чучелу, что охраняет въезд в гавань. Порт Кадьяка прекрасен на свой особый спокойный и сюрреалистический манер, какого я нигде больше не встречал. Властная высокая горная цепь крепко держит в объятиях ярко раскрашенные деревянные домики и залив, густо населенный лодками, хлопающим такелажем и трепещущими на ветру косыми треугольниками парусов. Десятки белоголовых орланов облепили фонарные столбы и парапеты, а чайки с бакланами визгливо кричат старушачьими голосами, провожая рыбацкие лодки, возвращающиеся домой. Все питательные вещества, белки и жиры, существующие в этой части света, приходят из моря. Неоспоримая правда в том, что самые холодные воды несут самую вкусную рыбу. Любой, кто имел счастье путешествовать по южной Испании, а затем пересечь побережье Португалии, мог убедиться, что качество продуктов моря невероятно повышается при смене теплых средиземноморских вод на холодную Атлантику. Здешний палтус, которого мне подали в маленьком ресторанчике с видом на гавань, полностью подтвердил это мое убеждение. Никогда в своей жизни не ел я рыбы вкуснее!

Полдевятого вечера, но светло как в три пополудни, что совершенно сбивает с толку. Ко мне за стол подсаживается длинноволосый бородатый парень в черной рясе. Он представляется отцом Иннокентием, православным священником и восторженным поклонником «Дживса и Вустера». Не хочу ли я послушать службу на Вербное воскресение, что будет завтра вечером?

- Вербное воскресение? Но оно же было неделю назад?

- По вашему грегорианскому календарю, возможно. Но наша церковь все еще
придерживается юлианского.

- Справедливо.

Малиновый остров

На следующее утро маленький гидросамолет перебрасывает нас на Малиновый остров. Мое тело униженно страдает от его физической переноски через ледяные прибрежные воды хозяином здешних мест, Ли. А Ли в свою очередь страдает спинными судорогами после этой самой переноски. Никто ведь не предупредил меня, что будут нужны ходули! Никто также не предупредил Ли, что во мне больше 125 килограмм живого весу.

Люсинда, жена Ли, фарширует нас бутербродами и провожает в путь. Специальная лодочка «Леди Л», названная в ее честь, катает туристов и путешественников вокруг острова, совершая рыбачьи и охотничьи набеги. Наш план состоит в осмотре острова и поиске следов кадьякского медведя.

- Никогда не знаешь, - говорит Ли. - Они могут проснуться прямо сегодня. Тепло. (Наглая ложь! Холодина такая, что мои глаза поскрипывают, когда я моргаю).

Пока мы пыхтим, пробираясь по многочисленным каналам острова, вокруг нас резвятся дикие морские выдры (они плавают на спинках, конечно), сбиваясь в группы, называемые «плотами». Они выскакивают из воды вертикально, чтобы рассмотреть нас, отчего становятся похожи на сурикатов. Убедившись, что мы не представляем опасности и непригодны в пищу, они жизнерадостно нас игнорируют. Некоторые носят на своем брюшке детенышей. Кажется невероятным, что теплокровные млекопитающие, гигантские куньи, могут всю жизнь проводить в ледяной воде. Интересно, неужели их не привлекает тепло человеческих обиталищ? Ли рассказывает, что мех морской выдры, изрядно преследуемой охотниками, один из самых ценных в животном царстве.

- Поэтому, лучше пусть они живут здесь.

Он прав, конечно, однако, как не переносить свои собственные чувства на братьев меньших? Мне очень хочется сейчас свернуться клубочком у огня, а значит и любому млекопитающему тоже.

Морские выдры прекрасные рыбаки. Ли решает, что пришло время мне померяться с ними этим умением. Он протягивает мне удочку и какую-то наживку, из которых я сооружаю обычный свой пессимистичный висяк. Я рассказываю Ли об огромной рыбе, которую мне удалось выловить в Миннесоте. Естественно, как все рыбаки, я сильно преувеличиваю, и давно съеденная миннетонковская рыба-солнце увеличивается в размере, по крайней мере, сантиметров на десять. Неожиданно…леска оживает! Я выбираю и выбираю и выбираю, и поднимаю, и тяну, и тащу пока…ага! Гротескное создание глубин показывается на поверхности. Грибные и серые оттенки, кофейные и карамельные отблески, странным образом привлекательная на отталкивающе уродливый манер, с оранжевыми плавниками и невообразимо широким ртом.

- Что за…?

- Это, - говорит Ли, - Ирландский Лорд.

- Съедобный? - интересуюсь я.

- Абсолютно нет.

Мы позируем для обязательного снимка, прежде чем вернуть его пренесъедобную светлость в глубины.

Печально, но никаких следов медведей. Я исследую вершины холмов, откуда можно заметить очертания медвежьих спин. Ничего.

- Да. Может, задержитесь на недельку? – предлагает Ли. – Они точно уже скоро проснуться.

- Если бы, - вздыхаю я. Но у нас впереди многие километры и назначенные встречи. Действительно, я пообещал отцу Иннокентию посетить его церковь этим самым вечером.

Удивительно православная

С середины восемнадцатого века Аляска была частью Российской Империи. К 1869 году, когда многочисленные охотники и торговцы довели популяции пушных животных практически до полного истребления, царю надоела эта невзрачная земля и он известил Соединенные Штаты о своей готовности ее продать. Американский секретарь Уильям Сюард договорился о цене в 7 200 000 долларов, что составляло около 1,9 цента за акр. Вы, должно быть, полагаете, что американцы должны были быть счастливы этой сделкой, но общественное мнение тех времен посчитало, что Сюарда обвели вокруг пальца, как сосунка. «Выжали как лимон» писала газета Нью-Йорк Ворлд. «Сюардово безумие» было именем нарицательным, пока всего лишь тридцать лет спустя на Аляске не обнаружили … та-дам!.. золото (слишком поздно для Сюарда, чтобы посмеяться последним: он умер спустя три года после приобретения). Однако, Аляске, как и Гавайям, необходимо было дождаться 1959 года, чтобы официально быть включенной в союз на правах полноценного штата.

Следы русского заселения в Кадьяке видны невооруженным взглядом. Одних названий улиц, оканчивающихся на -офф и –ински, уже более чем достаточно. Но самым очевидным доказательством является существование двух русских православных церквей.

Отец Иннокентий – служитель церкви Святого Германа, названой в честь самого великого святого Аляски. Я проскальзываю в последние ряды, обнаружив, что служба уже началась. Со всем должным уважением к благородной традиции православной литургии, это – самая унылая служба, которую я когда-либо посещал! Слишком много пения. Слишком много повторов. Они попросили Бога о милости не меньше трех тысяч раз. Я не преувеличиваю. Либо Он помилует, либо нет; простое нытье, напоминающее ребенка, просящегося в Диснейленд, не облегчит участь, разве не так? Однако запах фимиама достаточно приятен, и иконы загадочно мерцают в вечернем свете.

Барроу

На следующее утро мы прощаемся с Кадьяком и его дремлющими медведями. Мы направляемся на север. Правда, правда – на север. Ну, в пределах Арктического круга, конечно. Самый северный город Соединенных Штатов – Барроу.

В аэропорту Барроу мы ожидаем, пока наш багаж выгрузят из самолета, и развлекаемся как школьники, высовываясь наружу и тут же заскакивая с глупым хихиканьем назад. Никто из нас нигде не мерз так сильно как здесь. Жестокий пронизывающий ветер удваивает дискомфорт. Я закутан до носа в самую экстремально-профессиональную толстенно-противоморозную одежду, какую только смог найти, и этого все еще недостаточно. Пожалуй, я уже готов признать ошибочным свое глубочайшее убеждение, что сильный холод лучше ужасающей жары.

В полдесятого вечера все еще светло как днем. Я слоняюсь по городу, осматривая достопримечательности, пока не осознаю, что темнота не наступит никогда. Шторы в моем гостиничном номере недостаточно плотные, чтобы удержать этот белый свет, и я провожу ночь в пароксизмах сна.

Бой китов

В самый разгар барруанского лета температура иногда приподымается выше нуля. Это лучшее, на что они могут рассчитывать. Большинство населения города составляют эскимосы-инуиты, которые существуют за счет охоты на карибу, рыбалки и китового промысла. Федеральные и международные официальные органы позволяют барруанским эскимосам (и да, они действительно предпочитают называться эскимосами, а не инуитами) забивать двадцать два кита ежегодно. Киты, в основном, гренландские и белуги, делятся всем сообществом. На земле, где не растут фрукты и овощи и где их тяжело достать даже сейчас, китовое мясо, особенно муктук из шкуры или гениталии, обеспечивают инуитов необходимыми витаминами и питательными веществами.

У меня назначена встреча с капитаном китобоя - Генри, который пригласил меня к себе домой познакомиться с его энергичным и громогласным семейством. Генри - само очарование: приветливый, дружелюбный и очень гордый инуит. Он сам мастерит свои инструменты и пытается жить жизнью своих предков. Он соглашается показать свое китобойное судно. Сезон на подходе и вполне возможно, что нам повезет увидеть китов в открытом море. Вообще-то, я буду вполне счастлив, если нам не удастся увидеть китов, поскольку такая встреча будет означать убийство. Несмотря на то, что я абсолютно уважаю права и традиции инуитов и признаю, что их методы охоты с весельных лодок не угрожают популяции ни гладких китов, ни белуг, я все таки не хотел бы присутствовать при забое, неважно насколько традиционно он будет проистекать. Однако, похоже, что, как и в случае с Кадьяком, мы опять прибыли слишком рано.

Барроу - прибрежный город, во что сложно поверить, поскольку море сковано льдом. Китобойное судно, принадлежащее Генри, находится приблизительно в миле отсюда на замерзшем Чакте (так здесь называют Арктический океан). Генри тянет нагруженные нами нарты, запрягши в них свой снегоход. Ледяная голубизна поражает меня в самое сердце. Я не мог даже представить, что волны замерзшего моря могут быть так незабываемо прекрасны.

Мы останавливаемся у китобоя, который оказывается немногим больше среднего деревенского обеденного стола. Команде, состоящей из восьми человек, удается оторвать лодку ото льда и запрыгнуть в нее, как только она коснулась воды – воды, в которой человек, независимо от количества теплой одежды на нем, не продержится более трех минут. Парни настолько тренированы, что никто никогда не падает. Как только все оказываются на борту, начинается настоящая работа, на которую у них нет других источников энергии, кроме собственных калорий: весельная энергия восьми земных млекопитающих против морского зверя в восемь раз их превосходящего. По крайней мере, поединок выглядит честным.

Лодка сделана вручную и обтянута шкурой морского зайца, чтобы сделать ее водонепроницаемой. Генри объясняет мне, что очень важно надежно обработать шкуру, поскольку полярный медведь может учуять ее запах и примет за мясо. Голодный мишка способен превратить лодку в щепки за считанные минуты.

Генри показывает свои гарпуны, в которые вмонтированы небольшие бомбочки. Они убивают кита мгновенно, заверяет он меня. Инуиты гордятся тем, что не причиняют боли и страданий своей добыче. Генри передает мне латунную гарпунную пушку. Она весит около тридцати килограмм, и я едва могу забросить ее на плечо.

Мы останавливаемся там, где заканчивается замерзшее море, и смотрим на горизонт. И я счастлив, что не вижу ни единого кита.
Сейчас я нахожусь в самой северной точке Америки. Вскоре я окажусь в самой южной.