Основные факты
Сокращенное наименование: AL
Прозвище: штат овсянки (птица), Сердце Дикси (дух американского юга)
Столица: Монтгомери
Цветок: камелия
Дерево: сосна широкохвойная
Птица: овсянка
Земноводное: норная саламандра
Девиз: Audemus jura nostra defendere (Мы смеем защищать наши права)
Знаменитые жители и уроженцы: Роза Паркс (Rosa Parks), Кондолиза Райс (Condoleezza Rice), Зелда Фитцджеральд (Zelda Fitzgerald), Хелен Келлер (Helen Keller), Труман Капоте (Truman Capote), Харпер Ли (Harper Lee), Уолкер Перси (Walker Percy), Джимми «Википедия» Уэлз (Jimmy “Wikipedia” Wales), Таллула Банкхэд (Tallulah Bankhead), Дин Джонз (Dean Jones), Джон Бэдхэм (John Badham), Фрэд Томсон (Fred Thompson), Кортни Кокс (Courteney Cox), Хэнк Уильямс (Hank Williams), Эммилу Хэрис (Emmylou Harris), Тэмми Винетт (Tammy Wynette), Лайонел Хэмптон (Lionel Hampton), Нэт Кинг Коул (Nat King Cole), Уилсон Пикетт (Wilson Pickett), Лайонел Ричи (Lionel Richie), Бобби Голдсборо (Bobby Goldsboro), Дина Вашингтон (Dinah Washington), Джимми Баффет (Jimmy Buffet), Перси Слэдж (Percy Sledge), Джесс Оуэнс (Jesse Owens), Джой Луис (Joe Louis), Уилли Мэйс (Willie Mays), Карл Льюис (Carl Lewis)

Алабама

Нигде «Добро пожаловать!» не произносят столь же убедительно, как на Юге.
Алабама, возможно, десятилетия и десятилетия будет избавляться от мрачной славы, заслуженной в 60-х. Не забыты образы бритых расистов в белых рубашках с короткими рукавами, орущих с ненавистью на идущих в школу чернокожих детей, выкрикивающих ТО СЛОВО на улицах, препятствующих попыткам федерального правительства упразднить разделение по расовому признаку, позорящее Юг после Гражданской Войны.
Я приехал, чтобы лицезреть гражданскую войну иного рода.

The Iron Bowl («Железный кубок»)

Если бы меня попросили найти один образец культурной жизни в Штатах как доказательство того, насколько непохожа Америка на Европу, то я выбрал бы студенческий футбол. До тех пор пока ты не разгадаешь все знаки и смыслы, первобытные нормы и таинственные общественные оттенки, стоящие за этим всесильным и сбивающим с толку феноменом, я не признаю того, что ты приблизился к пониманию, постижению американского общества. Но, не обращаясь к деталям, - просто дело в масштабе.
Представьте, - Университет г.Лидз тратит 2 миллиона фунтов в год на тренера студенческой футбольной команды. Представьте, - Университет г.Лидз располагает стадионом, большим настолько, что может разместить 90 тысяч человек. Представьте, - ежегодный матч университета г.Лидз против Шеффилдского университета, собирающий не просто полные трибуны (все их игры делают это), но также сотни и сотни тысяч тех, кто приезжает в студенческий городок в ночь матча и устраивается там с барбекю, стульями, палатками. Представьте, - что примерно весь Йоркшир несколько недель перед матчем, в сущности, не обсуждает больше ничего. Представьте, людей безоговорочно и гордо неистовых в поддержке Лидза или Шеффилда, несмотря на то, что никогда не посещали эти университеты и даже не знают никого, кто бы учился там. Кажется, невозможно найти что-то похожее на столь странное положение дел. Предполагаю, что наиболее близким к этому явлением в Британии, могли бы считаться состязания по гребле между Кембриджем и Оксфордом где-нибудь в 1920-х. В США таков студенческий футбол: американский его вариант, естественно. Это не настолько безумно, как кажется. Есть много штатов, где не играет ни одна из главных профессиональных команд Национальной Футбольной Лиги. Студенческий футбол - все, что у них есть, и он превратился за последнее столетие в главный выплеск спортивной верности и страсти. Из всех продолжительных местных соперничеств нет более страстного и знаменитого, чем таковое между Университетом Оберна (Тигры) и Университетом Алабамы (малиновый, кровавый прилив). Событие, которое всегда происходит в позднем ноябре, известно как «Iron Bowl» и принимается очень, очень серьезно по всей Алабаме.
Место проведения поочередно в одном из двух университетов: в этом году в Оберне, городке примерно в 50 милях к востоку от столицы, Монтгомери.
За шесть часов до начала игры мне потребовалось большая часть часа, чтобы проехать на такси в плотном потоке на подступах к университетскому городку. С обеих сторон каждый свободный клочок земли уже был занят трейлером, грузовичком, автомобилем. Но это не стоянка машин, - здесь, за милю от стадиона, остановились участники пикника на капотах машин (tailgaters), приехавшие смотреть матч. Словно огромный лагерь беженцев. Лагерь беженцев, где у всех есть пиво, еда, телевизор, электричество, акустические системы, соус для барбекю и еще пиво. Вдоль дороги тысячи маршируют, напевая, аплодируя, размахивая шарфами, как на Уэмбли. Но это событие больше, чем FA Cup Final (финал Кубка Футбольной ассоциации). Кажется нелепым подобное утверждение, но по критериям логистики, числа зрителей и полиции, уровню шумихи вокруг – это действительно грандиознее, чем самое большое британское спортивное состязание. И оно между двумя командами студентов-любителей.
Нам было позволено со склона снять представление перед игрой. Американское действие с размахом: марширующие оркестры с теми странными головными уборами оловянных солдатиков, танцевальные группы поддержки с помпонами и обручами. Атмосфера все более и более раскаляется, человек поднимается на подиум и управляет кричащим стадионом. «Бэма» - фанаты университета Алабамы кричат «Накати волна» («Roll, Tide»), поддерживающие Оберн выкрикивают «Вперед, Орлы». Несмотря на официальное название «Тигры», обернцы также и боевые орлы: у них преимущество родных стен и численное превосходство, по крайней мере, десять к одному.
Меня узнали по кино и теле ролям в группе моряков в первом ряду и в насыщенно оранжевой толпе студентов Оберна. Немного погодя, и моя рука была окрашена в их цвета. Когда я прошелся до противоположной стороны, где рассадили болельщиков «Кровавого прибоя», то держал эту руку глубоко в кармане.
Орел выпущен в воздух и царственно кружится над стадионом, прежде чем вернуться на руку дрессировщика. Орел. Интересно, а выпускают ли кого-нибудь на студенческий матч Манчестера и Сэлфорда. Хорька, разве что.
Оркестр начинает американский национальный гимн. Все присоединяются с большим энтузиазмом и искренностью (буквально: рука на сердце). Заключительная строка крещендо…
«Земля свободных и дом храбрых».
Последний звук не покинул наших губ, как полотно мира словно распорото тремя истребителями F18, идущими на бреющем полете над нашими головами. Часть меня, та, что кино и теле профессиональна, восхищена точностью исполнения. Они не могли парить неподалеку. Как, черт возьми, они появились так вовремя?
Из туннеля выбегают команды. По меньшей мере, 60 юношей испытывают величайший момент в своей молодой жизни. Только немногие из них продолжат как профессионалы в NFL. Это ДЕНЬ для них. Остальные дни постепенно иссякнут в горечи, неудачах, безвольном пьянстве. Ладно, оставим штампы кино и романам, которые всегда были немилосердны в отношении участи студенческого спортивного героя. Мы же надеемся на лучшее.
Мачт сыгран. Напряжение ушло. Все это возбуждение, так превосходно организованное, - ради бездарной игры - Американский футбол. Не тот вид спорта, который я мог бы признать, хотя б отдаленно захватывающим. Бейсбол я люблю, баскетбол, неизбежно повторяющийся и скучный, я могу иногда принимать. Но американский футбол, с его судорожными остановками и рывками, нелепыми доспехами и утомительной тактикой игры,- оставил меня совершенно безучастным. Этот матч, возможно, из-за высоких ожиданий, больше чем обычно разочаровывал, и чувствовалось, как напряжение и возбуждение утекало из атмосферы, словно жидкость из пеленок.
Оберн торжествовал снова, добившись победы в самой долгой беспроигрышной серии в истории Iron Bowl. Но к моменту, когда раздался финальный свисток, я уже был в своей уютной постели, грезя об орлах, истребителях и помпонах.

Коллегия помилований и условно-досрочных освобождений

Судебная и исправительная система Юга всегда отличались особенностью черт. Кинематограф, литература, музыка и фольклор долго смаковали особую жестокость и унизительность преступлений и наказаний в Южном стиле. Эта смесь мстительного христианства, социального консерватизма и расовой дисгармонии в сочетании с летописью ужасных насильственных злодеяний, кажется, оставляет мало места для милосердия и прогрессивных взглядов.
Много лет назад законодательная власть штата Алабама учредила в столице Монтгомери ведомство, названное Коллегией помилований и условно-досрочных освобождений, чья задача - выслушать обе стороны апелляции о досрочном помиловании. Обе стороны, то есть представители осужденных и представители их жертв получают возможность выступить.
Я говорю с тремя членами Коллегии Робертом Лонгшором, Уильямом Винном и Велиндой Уэтерли. Они сидят на своих местах в суде, знак их службы на стене за ними излучает Южный шарм, учтивость и авторитет. Не думаю, чтобы какое-либо похожее британское ведомство (будь там что-то подобное) позволило бы съемочной группе присутствовать на рассмотрении дел, не ограничивая существенным надзором и бюрократическими помехами. Мистер Лонгшор с величественным шармом в медлительной манере объясняет мне, что помилования – самая приятная часть их работы, как правило, это принимает форму прошения преступника давно освобожденного, который нуждается в помиловании, чтобы голосовать или владеть оружием. Редко, когда противоположная сторона препятствует этим прошениям, что дает Коллегии удовольствие восстановить гражданина в конституционных правах. Условно-досрочное освобождение, однако, совершенно другое дело. Это когда боль преступления входит в дом, когда мудрость Соломона не может обещать счастливый исход.
По обеим сторонам судебного помещения есть двери. Каждая дверь ведет в комнату ожидания, одна - для подавших петицию, вторая - для семей и представителей жертв.
После немногих простых дел помилования, начинается дело об условном освобождении.
Через дверь комнаты пострадавших в зал прошаркала семья. Женщина позднего среднего возраста, испуганная настолько, что ей требовалась поддержка. С ними бледная молодая белая девушка, работающая на организацию «Жертвы преступлений и терпимость», которая безоговорочно, при любых обстоятельствах, на стороне пострадавших и противников освобождения, независимо от сути дела. Их выбранная точка зрения – никогда не поддерживать раннее освобождение. Для любого заключенного. Всегда.
Через другую дверь прошаркала другая, равно страдающая семья. Молодого человека, чье дело они представляют, среди них нет. Сами заключенные никогда не присутствуют, только их семьи и временами (при наличии денег, что редко) их адвокаты.
Рассматриваемая история так грустна, так убога, так несправедлива, что через пару минут я (и многие в суде, в том числе часть съемочной группы) смахиваю слезы.
Заключенному 27 лет, в тюрьме с 17 по обвинению в непредумышленном убийстве. Был приговорен к 20 годам. Он играл с ружьем и подстрелил своего 15 летнего друга в голову. Очевидно, - это была игра, которая вышла за рамки. Никто при первом рассмотрении дела и никто здесь не считал, что это что-то больше, чем ужасный несчастный случай. Два мальчика, две семьи были друзьями, но мать погибшего юноши не стала слушать о милосердии к заключенному.
Она поднялась - центральная картина дрожащего материнского горя. Она причитала, кричала, не могла высказать словами ее продолжающуюся скорбь, и ее увели с заседания, рыдающую и голосящую. Представитель «Жертв преступлений и терпимость» говорила за нее. Парень в тюрьме еще жив. Он отбыл только половину срока. Суд приговорил его к 20 годам, Коллегия должна считаться с этим. Ему не должно быть позволено даже подавать прощение снова в течение 5 лет.
Семья заключенного парня доказывала свою правоту. Их сын примерно отбывает срок. Ни одного наказания за нарушения тюремных правил. Он приобрел новые знания и сдал экзамены. Он никогда не был преступником. Какой смысл держать его в заключении? Ведь это был несчастный случай, трагическая случайность.
Для меня это, как они говорят в Америке, - верный успех. Уверены, что парень должен получить свое освобождение?
Он не получает его. Не в обязанности Коллегии рассматривать обоснованность приговора, только принимать решение по делу в сложившихся обстоятельствах. Эта первое прошение осужденного не может быть удовлетворено, говорит мистер Лонгшор, - слишком рано. Однако его примерное поведение замечено, и ему дается право апеллировать спустя 4 года. Перед ним еще четыре тяжелых года
Я удивлен. Удивлен, что родственники убитого мальчика могли желать такого отмщения другу, который так трагически увлекся забавой с оружием. Разве, они не должны были простить? На месте подстрелившего парня мог быть и их сын, сдай судьба по-другому карты. Несомненно, им следовало бы обнять мальчишку, убившего их сына, разве это не помогло бы им успокоиться, смириться с судьбой? Я поражен бессердечностью женщины из организации «Жертвы преступлений и терпимость», совершенному отсутствию у нее сострадания к убийце. Я не христианин, но я уверен, что основатель ее религии испытывал бы другие чувства. Неужели невозможно тревожиться и о жертве, и о преступнике.
Я распрощался с Коллегией и Алабамой, смешанные переживания теснились в моей груди. Редко встречал я людей более очаровательных, более вежливых, более гостеприимных. Служащий, заливающий бензин, действительно назовет вас «Сэр», администратор гостиницы широко улыбнется, спрашивая вас о делах, и ее улыбка будет теплой и нефальшивой. Но не здесь, предпочел бы я очутиться, будучи бедным или независимым в суждениях, и уж, конечно, здесь я бы не пожелал вступать в конфликт с законом.