Я оказался прав. Прошло меньше 14 дней. Неравенство было в мою пользу. Но тогда почему на душе так…какое бы подобрать слово… паршиво? Если бы не был прав, она никогда бы не уступила. А она сломалась…или здесь уместнее сказать, что не она одумалась и уступила, а именно что, я её сломал? Все, включая Уилсона, подливали масла в огонь…который жег Хауса изнутри с завидной силой…казалось, каждый ненавидит его сейчас. Стоило только поднять глаза на Кэмерон или Тринадцать, и можно было не сомневаться, что горишь в аду наяву…женская солидарность?
С такими невеселыми мыслями Хаус медленно шагал к кабинету своей начальницы. Но когда он заглянул через открытые жалюзи в её офис, решимости поубавилось в разы. Кадди без конца вытирала щеки от подступающих слез, но с губ не слетало почти не звука. Лишь нечленораздельные полупридушенные всхлипы, которые она, взяв всю волю в кулак, усиленно подавляла. Она мерила кабинет быстрыми шагами, бросаясь из одного угла в другой, и собирала какие-то бумаги. Её плечи были почти сгорблены, и она то и дело заламывала руки и горестно вздыхала.
Хаус не хотел видеть её такой. Он не хотел, что бы она страдала, и, черт побери, почему же это именно он привел её к такому состоянию. Грохот. Кадди в сердцах разбила чашку и фотографию в рамочке, которая вместо стола теперь покоилась на полу, разлетевшись на куски и смешиваясь с осколками чашки…он так и не зайдет к ней в кабинет. Отпустит её домой одну.
Одну? О чем он только думал! Она в таком состоянии способна на что угодно, и это что угодно может оказаться куда большим, чем просто глупость. Он звонил уже четвертый раз, но она упорно не брала трубку. Это как когда после крупной ссоры ты звонишь приятелю один раз, он сбрасывает твой звонок. Ты не реагируешь и звонишь второй раз, та же картина. Набираешься терпения и звонишь третий, рассчитывая, что уж на третий-то раз он все-таки ответит. А здесь? Она не просто не ответила ни на первый, ни на второй, ни на третий раз…она даже не сбросила звонок. Терпением Хаус не отличался и решил больше не затягивая, поехать прямо к ней. Пока он на запредельной скорости несся на мотоцикле к назначенному месту, в голове всплывала одна мысль хуже другой. У неё на кухне много острых ножей, и зачем только? Готовить ей все равно некогда. На тумбочке в спальне несколько видов снотворных, наконец, ванна…Хаус нервно облизнул губы, когда достиг крайнего поворота и успокоил себя тем, что она могла ещё и не доехать до дома, все-таки пробки…
Во всем доме горело только одно окно и то, тусклым светом. Шаг за шагом, пока он приближался к её двери, решимость испарялась и испарялась…но мертвая тишина в доме заставляла идти вперед не откладывая. Он постучал сразу четыре раза. Что бы не терять время на то, пока она будет его игнорировать. Тишина. Когда он занес руку над дверью для новых попыток, ему все-таки открыли. Даже в полумраке было видно, что лицо Лизы играет бледными красками, и лишь глаза выдают всю бурю чувств, которые она испытывала. Хаус набрал воздуха в легкие и понял, что за всю дорогу так и не придумал, что же ей сказать. Да и как он мог утешить несостоявшуюся мать? Как он мог согреть такого близкого человека? Он сглотнул и начал:
- Кадди, я хотел сказать, что ты не виновата и что иногда людям нужно больше времени для ответственных решений, способных изменить всю их жизнь…
- Убирайся! Ты ещё смеешь говорить, что бы я себя не винила? Я тебя нена…- словно змея прошипела Кадди, выплескивая всю свою боль на него. Он понял, что у него нет и секунды на размышления. Она просто захлопнет дверь и, возможно, для него это будет навсегда. Он верно предугадал и не дал ей сделать этот последний хлопок дверью перед его носом. В этот момент он был рад, что может подставить трость, а не свою руку, преграждая путь двери. Хоть удар и пришелся по трости, но его внутренняя боль от этого не уменьшилась. Кадди не стала бороться за уединение дальше и быстро зашагала, если не сказать вбежала в гостиную, скрывшись в полумраке комнаты, озаряемой лишь жалким пламенем свечи. Он не сразу отыскал её в слабом освещении. Она позволила ему подойти ближе. Наклонившись, он уловил её еле слышное бормотание:
- Убирайся, Хаус, убирайся…дай мне побыть одной. Будь человеком хоть раз в своей гребанной жизни. Мне хватит страданий и без тебя, на остаток моей, теперь уже такой же гребанной.
- Кадди, послушай, твоя жизнь далеко не кончилась, в следующий раз у тебя точно все получится…
- Хаус…прошу, уходи-и-и…. – Кадди уронила голову на ладони и залилась уже ничем не сдерживаемыми рыданиями.
Он бросил трость. К черту. Сейчас его руки нужны другой. Но она оттолкнула его и вскочила на ноги. Она ругала себя за то, что он увидел её настолько подавленной, настолько неприкрытой, настолько слабой и настолько ранимой. Хаус с трудом, но почти так же быстро поднялся, не давая ей уйти. Он даже пожалел, что отбросил трость так далеко. Мог ведь и не успеть. Чуть неуклюже он сделал шаг вперед, приблизившись почти вплотную к Кадди. Она подняла лицо к потолку, то ли для того, что бы сдержать слезы, то ли для того, что бы не видеть лица Хауса.
- Зачем ты здесь? Какие бумажки на разрешение процедур тебе подписать? – скороговоркой проговорила Кадди.
- О, мой бог! Кадди, ты действительно думаешь, что я пришел ради пациентов? – он начинал злиться, отчасти от того, что его и впрямь раздражали Лизины реплики, отчасти от того, что он не мог подобрать нужные слова. Он быстро перевел дыхание и решил все-таки не ругать её сейчас за неадекватность:
- Я здесь потому, что я знаю, что такое терять мечты, терять надежды…поверь, нет сейчас такой преграды, которую ты не смогла бы теперь преодолеть после всего, что случилось. Да, я не могу предсказывать и утверждать, но я верю, что у тебя все получится…и я очень не хочу, что бы ты страдала. Я не хочу, что бы ты меня ненавидела. Я не хочу ещё боли. Я не хочу, что бы тебе было больно… - его голос стал срываться, и он сделал паузу. Вдобавок нога начинала ныть.
Кадди перестала отводить глаза и смотрела теперь только на него. Этот человек знает её. Знает её очень давно. Он переубедил её не принимать долгожданный подарок судьбы, и теперь…он заставляет её идти вперед дальше…он кажется искренним…он верит в неё? Хаус в неё верит?
- Я постараюсь помочь тебе как смогу, или хотя бы не мешать, - продолжал он непослушным голосом, - Только…только не падай духом…
Она смотрела на него во все глаза, и он боялся даже моргнуть, лишь бы не потерять этот взгляд сейчас. Лишь бы не потерять это призрачное доверие. Слова кончились, он был не мастером красноречия в ключе утешений. Хаус понял, что и Кадди пока не знает, что ответить. Он едва не оступился, ногу словно терзали пасти злобных гиен. И Кадди чуть протянула руку к нему. Буквально пару сантиметров, но этого было достаточно для его следующего решения, ещё полшага и он прямо над ней. В её глазах все ещё плескаются слезы. У него перехватывает дыхание от одного этого вида. Какая же она беззащитная сейчас. Какая хрупкая. Она пытается сказать что-то ещё, но он понимает, что любых важных слов между ними на сегодня сказано уже больше чем когда-либо. Каких-то несколько сантиметров разделяет их. Глаза Кадди уже переполнены слезами, и она вот-вот опустит веки, что бы отпустить их. Зрительный контакт, эта тонкая нить между ними будет прервана. Хаус, буквально шагнув в неизвестность, прильнул к её губам. Он видит, как она закрывает глаза и теперь её слезы оставляют след на его щеке. Она преодолевает секундную слабость и пытается отстранится, уперев ладонь ему в грудь. Но Хаус перехватывает её руки и заключает в свои, понимая что её отстранение, скорее от нерешительности, нежели от нежелания. И она поддается. Она сжимает его почему-то замерзшие пальцы своими влажными и дрожащими. Всё её тело бьёт неудержимая дрожь, и когда Хаус прижимает её к стене, она с удивлением понимает, что и он еле ощутимо дрожит. Она хочет унять эту дрожь и одновременно наслаждается ей, лаская его губы своими. И ей и ему кажется, что они уже очень долго не дышат и почти одновременно, они, боясь задохнуться от восторга, прерывают этот глубокий и спонтанный поцелуй. Секунда тянется вечность. Потому что это секунда по одиночке, когда они так нуждаются друг в друге.
- Грэг, что мы…- одними губами вопрошает Лиза, пытаясь прийти в себя.
- Я был тебе должен его вернуть и уже очень давно – отвечает он, с трудом совладав со сбившимся дыханием. Но он не хочет тратить время на его восстановление и прекращает дальнейшие вопросы Лизы уже проверенным способом. Она легонько скользит ногой по его здоровой ноге, оплетает руками его шею, словно спасательный круг и отвечает на новый поцелуй, ещё слаще предыдущего. Хаус обнимает её ещё крепче, и его пальцы согреваются, блуждая по её спине под халатом, по её ногам. Он освобождает её волосы от заколки и зарывается второй рукой в рассыпавшиеся локоны. Наконец и ему тепло. И, наконец, он может поделиться этим. Поделиться этим с ней.