Кадди.
Она была одна в своем кабинете, рабочая смена давно закончилась, но Лиза Кадди не спешила уходить. Допивая свой кофе, она мельком поглядывала на часы. Удобно расположившись в красивом стуле из красного дерева, она смотрела на улицу. Листопад за окном кружил администратору голову, колыхая воспоминания о прошедших днях. Мысли точно попали во временную петлю: одни и те же ситуации снова и снова вставали перед глазами, раскрываясь с различных сторон, порой грозивших противоположностью. Вот уже почти две недели она чувствует себя словно fall in love. Легкие подъёмы по утрам, пение в душе, фруктовые десерты на обед, вечерние прогулки у фонтанов, воскресные посещения выставок и эта ничем не омраченная улыбка. Только все это «словно». Лишь оставаясь наедине с собой, она позволяла внутренней борьбе проявиться на её лице. Почему же «словно»? Лиза вдохнула аромат, как всегда безупречных и свежих роз на своём столе. Сегодня они были чайные, будто специально подобраны под цвет её бежевой блузы и жемчужного браслета, впрочем, Лиза бы и не удивилась, если и специально подобраны. Лукас замечал и предусматривал всё: от высоты каблучков её дорогих туфель, до цвета маникюра ногтей, от первой интонации её голоса, до силы её рукопожатия, от аромата её новых духов до узора на чулках, в которые облачены, давно замеченные Лукасом, её красивые ноги. Он всегда знал её настроение, будто читал. Неужели она так проста, как открытая книга и детективу не составляет труда найти нужную страницу и прочитать её с той самой интонацией, которую она желает слышать? Лиза улыбнулась. Нет. Нет. Ведь он же детектив, ему положено знать, хоть она, и не старалась спрятаться. А может, стоило? Но для чего…он не глуп, хорош собой и чертовски обаятелен. Он романтичен до мозга костей и каждая его новая выходка заставляет её вспоминать давно позабытые сказки о прекрасных благородных принцах на белых конях…принцах. А был ли принц? Ну да…только современный. С биноклем, прослушивающими жучками, отмычками и…цветами. Все же классика не забываема. И все-таки, что-то было не так. Словно…словно не по настоящему. Слишком быстро, слишком ровно, слишком идеально. Он не злился и не огрызался, когда она пребывала в скверном настроении, он терпел её опоздания на пять-пятнадцать-шестьдесят минут, прощал ей невыполненные и откровенно забытые обещания. Он будто губка впитывал её, отдавая лишь тепло объятий и никогда не жалуясь. Ей не хватало борьбы мнений, трения отношений, накала чувственности, ей не хватало противоположности… Она поменяла перекрещенные ноги местами, от неподвижного сидения они начинали затекать, а Лукаса все не было. Сегодня их первый вечер не на нейтральной территории, а у него дома. Она долго не соглашалась, находила причины отказываться, пока, наконец, они себя не исчерпали. Она оглядела себя, уверяясь в безупречности наряда: кричаще декольтированная блуза, искусно прикрываемая весь рабочий день медицинским халатом, разрисованные мелкой паутинкой черные чулки, твидовая юбка, чуть более короткой длины, чем обычно и отливающие черным атласом туфли. Сообщение на пейджер…он пишет, что приготовил сюрприз, стоящий её ещё немного ожидания, она снова улыбается, не придумывая, что бы это могло быть. Она перестала угадывать, он всегда превосходил ожидания…

Дверь распахнулась, обрывая Кадди на середине мысли. Но в проеме стоял не тот, кого она ждала. Там был тот, кого она никогда не ожидала и так же не загадывала, потому, как он всегда был не вовремя и не к месту, и являлся синонимом “да-я-большая-заноза” или, как минимум, незабываемая “мигрень-на-ночь”.

Хаус.
Тысяча проклятий, он не лгал! полчаса назад, нанятый им же мнимый друг и хитроумный соперник позвонил со словами: «Я выйграл, она выбрала меня, и знаешь, я безумно рад. Скоро мы поедем ко мне, да-да, можешь смеяться сколько хочешь, но я за этот минимальный срок показал ей , где её золото, её гарант счастья. Это было не сложно, ведь она потрясающая. Не знаю, Хаус как ты вообще мог работать с такой как она, я бы забывал не то что о работе, а как ходить и как дышать. Ладно, я с тобой заболтался, она меня ждет…»
Грэг выругался, бросая трубку, и тут же вспомнил, что Лиза задержалась на работе сегодня. Это означало: а) либо детектив врет, и к нему она не поедет б) что они займутся друг другом прямо там…ещё пара секунд, и Хаус выдвинул третий вариант, более возможный в свете событий. Он вспомнил, что сегодня Кадии была необыкновенно хороша, всё на ней было новым. Воистину самая эрогенная зона женщины это зеркало в её гардеробе. Вот значит, для кого она принарядилась. И значит они поедут прямо из больницы. Кадди осторожничала, не хотела что бы Лукас заезжал за ней домой. Не хотела марать собственные простыни? Хотя скорее забыла подмести ковер, или на кухне бардак…при такой загруженности работой, кулинар из Кадди был хреновый, с досадой думал Хаус. Ему больше нравилась идея о том, что Лиза не хотела прыгнуть в постель с детективом, чем о том, что она боялась облажаться с ужином…Кадди, Кадди… Разве нужно много фантазии для сливочного десерта прямо на собственной атласной коже? Каким бы детектив не был гурманом, от такого блюда бы не отказался…с невеселыми мыслями диагност сел на мотоцикл и, не внимая дорожным знакам, сорвался в больницу, надеясь успеть вовремя.
И вот он перед ней. Без пятнадцати девять. Значит вероятнее всего их встреча в девять. Как можно успеть за пятнадцать минут перешагнуть события нескольких лет, миллионы терзаний и бесконечных порывов? Вопреки логике, сейчас любые рациональные решения были не пригодны. Хаус не привык так мыслить, без анализа, без взвешивания идей, без сравнения теорий, вся его умная голова сейчас не пригодилась. А думать сердцем он толком и не умел.

Кадди.
Лиза встала из-за стола, снимая халат, и потянулась к плащу. На её лице маска безразличия сменялась то тревогой, то недовольством. Она встряхнула волосами, завязывая пояс. Она хотела что бы он исчез, так же как и появился, не давая её внутренней борьбе вскарабкаться наружу, распирающей всё её существо изнутри.

Хаус.
Какая же она…потрясающая…детектив подобрал как нельзя более верное слово, и что же он её вот так просто уступит? И сколько можно молчать? Слова застряли единым комом в горле. И тут диагноста словно волной окатило…донесся запах её волос. Он никак не мог угадать что это, шампунь, запах духов или их собственный аромат. В любом случае он был неповторим и с такого расстояния опьянял лучше любого алкоголя. И как любой алкоголь, он отравлял сознание.

Кадди.
Снова он, и почему сейчас? Я никогда не привыкну. Он всегда «почему сейчас». Ничего не говорит, а вот это уже что-то новенькое. Ещё и пришел так поздно, не верю, что пришел на дежурство, да и пациентов у него сейчас нет. Надоело ждать, и где же Лукас….
- Хаус, чего тебе?

Хаус.
Её голос прорезал тишину, но он не знал что сказать. Поэтому просто подошел вплотную, впитывая появившееся статическое напряжение между ними. Так близко. Он слышит её прерывистое, почти возмущенное дыхание. Он видит её глаза насыщенно серые в крапинку. Так близко.

Кадди.
Боже мой, за что он свалился на мою многострадальную голову? Эти глаза, такие холодные, такие затягивающие и такие проницательные. Я сама себя так не вижу насквозь как он, и я чувствую, как его взгляд пронзает меня. Я была почти счастлива минуту назад. Я была словно влюблена минуту назад. Я почти. Я словно. Вот ключевые слова. А вот передо мной мой ключник, и как бы я не старалась заменять замки, он всегда подбирает способ как меня открыть. Не ключом, так отмычкой, не по щелчку затвора, так силой. Я не могу перестать мыслить о нем. Он, кажется, уже просто стал моей мыслью. Навязчивой, не отпускающей, царапающей моё сердце, обремененное вечно незаживающей раной. А Лукас, словно отточенный клинок, поразил меня в сердце, и эта старая рана будто перестала кровоточить.
Она не хочет новых ран, она не хочет трогать старую. Она повторяет свой вопрос:
-Хаус? Мне надо идти, говори, если тебе что-то надо, и я ухожу...

Он понимает, что нет времени на предисловия. Как нет его и на ошибку теперь.
- Ты хочешь быть с ним? Он не сделает тебя счастливой, он просто изучает….
- Хаус, когда мне понадобится твоя консультация по поводу моей личной жизни, я тебе сообщу, это примерно в следующей или после следующей жизни…
- у меня одна жизнь, и я, возможно, делаю самую большую ошибку в ней, но, не сделав её, я буду сожалеть до…
- Хаус, дай мне пройти…

Но он не слушает, тростью он сбрасывает красивую вазу на ковер, рассыпая чайно-жемчужный розы по его плоскости. Вторую руку он кладет на изгиб шеи Кадди и закрывает её губы своими, одновременно подминая свои телом Лизу, облокотившуюся на стол. Её губы неловко отвечают на поцелуй и пытаются его прервать, но после того как Хаус зарывается подбородком в её волосы и тонкие музыкальные пальцы нежно скользят по шее, Лиза сдается. С каждым новым поцелуем, покрывающем её плечи, уши, пальцы, ключицу и затылок, нож, заключенный в сердце Лизы, проворачивался, и она готова была это выносить. Она хочет это выносить.

Часы били без минуты девять, но увлеченные друг другом в почти не дающих вдыхать объятиях и таких же почти не дающих выдыхать поцелуях, ни Кадди, ни Хаус не обращали на тикающие стрелки ни малейшего внимания.
Вот она, та самая противоположность. Та самая борьба. Это то самое чувство, которого они оба желают. Это то самое чувство, без которого они оба не могут, и которое они оба хотят выносить.