В жизни каждого более или менее нормального человека с периодичностью в два-три месяца повторяется такой незатейливый ритуал, как стрижка/бритье, если вы мужчина, или окрашивание/укладка, если вы женщина. Пока ножницы мастера щёлкают над ухом клиента, а он почему-то не боится, что этот Фредди Крюгер его ужасно обкромсает, в голове крутятся мысли. Разные. Сначала человек рассматривает обстановку в салоне, подмечает перемены в интерьере или, если он тут первый раз, с интересом осматривается. Когда мебель, вид из окна, а также постеры с изображениями Пресли и Монро на стенах уже изучены, наступает блаженное время наедине с собой. Или ужасное – зависит от того, насколько человек сам себя любит. О чём человек думает в такие минуты? Обычно это назойливые нерешённые проблемы, приятные или досадные воспоминания, страхи и надежды – то, на что катастрофически не хватает времени в повседневной гонке за миражами. А если заглянуть в наши головы во время этой интимной процедуры? Скетчи рекомендуются к постановке в младших классах средней школы. :Р

Сценка №1.

Катнер (про себя):
- Скучища! И почему я не взял с собой дефибриллятор? Можно было бы показать мастеру, как он действует. Парикмахер бы оценил. Они же любят всякие колпаки с проводочками людям на голову надевать. И халаты тоже носят. Жаль только, что опасной бритвой пользоваться перестали – это ж какой адреналин и для клиента, и для мастера! Интересно, какая сволочь запретила такой замечательный аттракцион? Вот подумал про это и сразу завелся. Вспыльчивый я, мама права. Надо будет завтра еще кого-нибудь поджечь в барокамере, освободить дурную энергию. А то если её в организме оставлять, то и до самоубийства недалеко.

Парикмахер (про себя):
- Забавный парень. Наверное, снимается в комедийных сериалах, в фильмах о студентах-неудачниках. Попросил меня сделать ему укладку феном. А с виду такой мужественный… Неужели голубой? Шёл бы тогда в модный салон, там в этом лучше разбираются. Я-то причесываю по старинке: мужчин – как мужчин, женщин – как женщин. Хотя, что я удивляюсь-то? Артисты, они такие – чем чуднее – тем лучше. Может, попросить автограф для дочки? Вдруг станет знаменитым? Не Джонни Депп, конечно, но чем черт не шутит?

Катнер (внезапно, вслух):
- Скажите, а вы пользуетесь в работе опасной бритвой?

Парикмахер (не успев подумать, вслух):
- А что, я вам Суинни Тодда напоминаю?

Сценка № 2.

Тауб (про себя):
- И зачем я изменил жене? Зачем, а? Жил бы себе и не тревожился ни о чем. А теперь она во всем измену чует. Или мне мерещится? Из-за того, что совесть нечиста. К парикмахеру уже сходить нельзя – куда, зачем, почему так долго, для кого прихорашиваешься? А потом – и кому ты, старый чёрт, нужен. Хожу в эту дыру, чтобы она только не говорила, что я хочу понравиться медсестрам на работе. Ох! Если бы я нравился медсестрам…. Им только Уилсона подавай. Теперь у него, правда, есть Эмбер. Которая к нему никого близко не подпускает. Даже Хауза. Интересно, почему? Так, Тауб, не отвлекайся. О чём бишь я? А! Раз Уилсон занят, может и мне тоже что-то обломится? Вдруг подвернется случай утешить хорошенькую практикантку? А с женой – главное не признаваться ни в чем и баста. А уж со своей совестью я как-нибудь справлюсь.

Парикмахер (про себя):
- Приятный клиент, спокойный, не капризный совсем. Теперь такие редкость. И на чистоте помешан, как моя Рита. А нос какой великолепный! Мой дедушка всех клиентов-мужчин по носам оценивал: удобно будет за него придерживать во время бритья или нет. Этот нос ему понравился бы. И моей Рите тоже. У неё предки – итальянцы. Они считают, что чем меньше волос на голове и чем больше нос на лице, тем в мужчине больше…э-э-э….кхе! достоинства. Гм! Хорошо, что он ходит по четвергам, когда моя жена обедает у своей приятельницы.

Тауб (внезапно, вслух):
- А нельзя меня в блондина перекрасить? Они женщинам больше нравятся.

Парикмахер (роняя ножницы, вслух):
- Разве? Впервые слышу. А вот если подбрить височки, аккуратненько…. Только надо старинной бритвой, она срезает хорошо. Очень брутально будет.

Сценка № 3.

Эмбер (про себя):
- Угораздило же попасть под ливень в такой день! Я как раз собиралась уговорить - нет, мягко заставить! - Джеймса купить водяной матрас. А то это ни в какие ворота не лезет. Кто у нас в доме главный? Нет, ёжику понятно, что я, но… Но мужчина-то все же он. Имею я право на иллюзию? С первичными половыми признаками у него все хорошо, с инстинктами тоже. Пора уже вторичными признаками заняться – матрасом, то есть. Я все могу понять — неудавшиеся браки, череда разводов, но и в тряпку мужчину превращать не надо. Вот если бы предыдущие жены были умнее и попробовали бы его заставить что-то для себя сделать, глядишь и жили бы в счастливом браке до сих пор. А теперь, уж не обессудьте, я в счастливом браке жить буду. Вот только заставить его нелегко. Упрямый он очень. Сам не знает, что ему надо. Ну, ничего! Теперь с этим покончено. Я знаю, что ему надо – матрас. И он тоже очень скоро об этом узнает. Вот только волосы высушу и прическу поправлю.

Парикмахер (про себя):
- Аппетитная бабёнка, рука сама пошалить тянется. Чем-то на мою Риту похожа в её молодые годы. Должно быть, такая же стерва. Вон как хорошо улыбается, задумалась. Наверняка каверзу готовит и сама собой упивается. У Риты это называется «любить по-настоящему» и заканчивается, обычно, плохо. Для окружающих. Но что поделать? Она мне не раз говорила: «Дорогой, даже стервы имеют право на любовь».

Эмбер (внезапно, страшным голосом, вслух):
- Парикмахер! Это ЧТО там в зеркале отражается? Вы хотите сказать, что макаронная фабрика после взрыва – лучшее, на что вы способны в своей карьере?! Я же ясно сказала – волосы должны лежать на плечах НЕПРИНУЖДЕННО!!

Парикмахер (пугаясь, умоляюще, вслух):
- Да, дорогая! Конечно, дорогая! Все будет сделано, дорогая!

Сценка № 4.

Тринадцать (про себя):
- Надо же, как быстро пролетел уикенд за городом. Надо будет позвонить
Розали и намекнуть на повторение, а то мало ли… не успею. Та-а-а-ак!
Стоп, Реми. Отставить грустные мысли. А, черт, я же хотела слегка
подровнять волосы. Идти в парикмахерскую рядом с домом я не хочу - вечно
они бросают на меня непрошеные сочувственные взгляды, делают скидку,
потому что я неизлечимо больна и лезут в душу. Чувствуешь себя, как
больной СПИДом, которому в аптеке продают презервативы со скидкой.
Смотри-ка, парикмахерская. Вроде неплохо выглядит.

Парикмахер (смотрит на Реми через стекло витрины, про себя):

- Симпатичная девушка, как раз в моём вкусе. Но уж больно измученная
какая-то… Жизни нет в глазах. Ах, если бы я был Суинни Тоддом! Помог бы
бедняжке прекратить её страдания. Ой! О чем это я?!

Тринадцать (заходит внутрь, вслух):
- Добрый день, могу я у вас подстричься?

Парикмахер (оживленно, вслух):
- Да-да, проходите, садитесь вон туда, это самое удобное кресло. Что
желаете, леди? А ля принцесс? А ля паж? Я всё могу.

Тринадцать (удобно устраивается, закрывает глаза, про себя):
- И этот смотрит на меня с жалостью. Черт всех подери и меня в первую
очередь! Видно по моему лицу, что я умираю? Или, что еще хуже, что я
ХОЧУ умереть? Ну уж нет, без боя не сдамся. Ни за что! Я ему покажу,
этому своему предательскому лицу. Больше никто не будет думать, глядя на
меня, «Ах, какая несчастная, бедняжка! А ведь такая хорошенькая». Они
будут думать «Чокнутая, оторва, ей сам чёрт не брат!». Что угодно пусть думают,
только не…. Я же авантюристка в душе, неужели у меня не получится? А,
знаю! Они будут смотреть на меня и думать «Какого пола это привидение?»
Бледность у меня уже есть, худоба имеется, большие глаза на месте, лицо,
словно посмертная маска…. Остается последний штрих.

Парикмахер (снует вокруг кресла, про себя):
- Бледная, как привидение. А глаза-то, глаза! Как будто уже на том свете
побывала, аж страшно делается. Лицо такое бесстрастное и холодом веет.
Не стал бы её Суинни Тодд трогать. Не то умерла уже, не то собирается
покончить с собой. Ух ты! А вдруг она пришла привести в себя в порядок
перед смертью? Надо для неё постараться, авось замолвит за меня словечко
перед смертью. Запоминается тот, кто был рядом в последнюю минуту. А я
ведь грешен, ох грешен, господи!

Тринадцать (сладко замирая, вслух):
- Обрейте меня наголо, парикмахер. Я хочу продемонстрировать всем свой
безупречно красивый череп.

Парикмахер (роняя ножницы, заикаясь):
- Па-па-пазвольте! Как – наголо? Я…я…я парикмахер, а не палач. Самую
красоту, такие волосы… Нет барышня, увольте, у меня рука не поднимется.
И ни у кого, уверяю вас.

Тринадцать в сердцах отнимает у парикмахера ножницы и грубо отстригает у
себя большую прядь волос. Парикмахер разводит руками и мрачно
принимается состригать остальное, не забывая делать это аккуратно –
парик неплохой выйдет.

Тринадцать (про себя):
- И можно больше не ходить в парикмахерскую. И можно проверить любовь
Розали на верность. И можно сделать татуировку на голове. И можно
посмотреть, как вытянется лицо у Формана. И больше никто не посмеет
назвать меня милой барышней. Вот я себе ещё куртку с шипами куплю. Нет,
Реми, ты абсолютно права во всём, что ты делаешь. А это – самое главное,
в конце концов. А когда ты умрешь, какая тебе разница? Главное – умереть
по-своему.

Парикмахер (про себя):
- Ого! Как лицо-то у неё переменилось. Все-таки, прическа людей меняет
здорово, правильно моя Рита говорит. Жесткая линия губ, металлический
блеск в глазах, напряглась, как пружина. Угли под пеплом, а не женщина.
Убить такую – настоящее удоволь… Господи, твоя воля! Что это я сегодня?
Надо бы передохнуть, перерывчик сделать. А то и впрямь зарежу кого-нибудь.

Сценка №5

Форман смутно представлял себе, как сюда попал, хотя последний раз баловался марихуаной в колледже. Причина была в тяжелом рабочем дне, по вине Хауза плавно перешедшем в незапланированное ночное дежурство. Эрик скептически оглядел вывеску. Потом решительно толкнул дверь и вошёл.

Форман (про себя):
- Черти бы взяли такого начальника! Из-за него я снова начну стричь себе ногти на ногах сам, как раньше. Ни на что другое просто не останется времени. Самому бриться не надо, так и другим не дает, деспот несчастный. И Уилсон хорош – нашёл, чего посоветовать. Наверное, он тут с одной из своих многочисленных пассий познакомился, вот и питает к этому месту сентиментальные чувства.

Парикмахер (вздрогнув от резкого звука колокольчика, про себя):
- Что-то я не помню, когда подписал контракт на обслуживание рэперов. Ой, о чем это я? Толерантнее надо быть, как говорит моя Рита, это ключ к успеху. Но я же не виноват, что он выглядит как здоровенный наглый негр. Фу ты, ну ты, ножки гнуты! И галстук лиловый в ладонь шириной. А у миляги Джеймса галстук-то покруче будет. Он, кстати, тоже скоро должен подойти… Клиент просто косяком идёт сегодня, хоть режь.

Форман (важно, вслух):
- Подстригите меня покороче, только аккуратно. И не вздумайте пользоваться машинкой для стрижки овец. А педикюр я тут делать не буду, слишком грязно.

Парикмахер (подобострастно, вслух):
- Добро пожаловать, кресло ещё теплое! Мы всем клиентам рады. То есть, я хотел сказать «всегда».

Форман (удобно развалившись, про себя):
- А кресло и правда теплое…. Не заснуть бы! А то этот старый черт ещё ухо отрежет – вон как руки трясутся. Надо запретить быть парикмахерами людям старше шестидесяти лет.

Парикмахер (еле сдерживаясь, про себя):
- Странно, почему у Суинни Тодда не было ни одной темнокожей жертвы? Ведь из них получаются такие красивые чемоданы! И потом, мне надо новое кресло. Рита одобрит, она практичная. Да и денег у него наверняка нет – все на галстуки спускает. Миляга-то Джеймс,
небось, заколачивает бешеные бабки в своей уморительной клинике. Уморит очередного миллионера… То есть, я хотел сказать, ласково убедит его умереть, и наследники в зубах тащат ему деньги, утреннюю газету и тапочки. Эх! Надо мне было стать онкологом или, в крайнем случае, похоронным агентом. Денег было бы… И клиент всегда доволен.

Форман (распаляясь, вслух):
- Ну, что ты встал, как будто МРТ в очереди дожидаешься? Ты вытянул счастливый билетик и можешь придать надлежащий вид голове невролога. Если поторопишься и сделаешь из рук вон плохо, то тебя ждет бонус – трехведерная клизма.

Парикмахер (тихо зверея и наливаясь помидорным соком, вслух):
- Инструменты кипячу в автоклаве. Специальный бонус для неврологов. Сей момент предстанете в лучшем виде! *тихо-тихо* Перед Господом.

Форман (успокаиваясь, про себя):
- То-то же! А ничего так пошутил, в стиле Хаус-лайт. Хороший стиль, безотказно действует на этих ослов. Все же босс иногда бывает прав – все люди идиоты.

Парикмахер (про себя):
- Я не Суинни Тодд, не Суинни Тодд, я не связываюсь с неврологами, они невкусные, всю начинку портят. Господи, ну что за мысли у меня в голове? Ведь мы уже договорились с моим психоаналитиком, что имя Тодд я не стану произносить без крайней нужды. Или это мы с Ритой договорились? Проклятая память, ничего не помню, когда злюсь. А я зол, очень зол, надо как-то отвлечься.

Вертит в руках бритву, заворожено смотрит на неё, вздыхает. Потом, поглядев на задремавшего в кресле клиента, осторожно берет со столика машинку для стрижки овец и начинает стричь. Оба получают огромное удовольствие от процесса.

Парикмахер (про себя):
- Интересно, кем работает этот парень? Одет прилично, пахнет дорогим парфюмом, руки ухоженные… Сказал бы, что политик мелкого масштаба, да что такому делать в моей забытой богом цирюльне? Да и акцент знакомый проскальзывает.
Форман (засыпая, про себя):
- Везде засыпаю, кроме работы. А уж стоит до постели добраться… Нормальных отношений не было уже сколько? Давно уже не было, столько в коме не лежат... А ведь хочется по-настоящему влюбиться, так, чтобы небесам жарко стало! Но когда её искать? Да и бабы теперь слошь карьеристки пошли, кроме работы их волнует только… работа. Взять хотя
бы эту новенькую, Реми. Есть в ней что-то, загадка, тайна какая-то. Зацепила вроде. Да как к ней подступиться? Она ведь такая красивая и такая независимая. Да ещё белая. Гм! Представляю, как я отправляю ей сигналы через пейджер: «Тринадцать, Тринадцать, отзовитесь, вас вызывает Черный Тюльпан!». Да и дразнить станут наверняка. Весь младший персонал начнет называть нас Четырнадцать, знаю я этих гадов. А я от дразнилок со школьного возраста отвык. Хватит с меня Хауза, тот хоть начальник.

Парикмахер (просияв от неожиданной догадки, вслух):
- А место у нас тут бойкое, вы не думайте. От клиентов отбою нет, приходится дустом выводить. У нас даже недавно хорошую машину угнали.

Форман (угрожающе, вслух):
- ЧТО ТЫ СКАЗАЛ, ПОГАНЕЦ?!

Парикмахер (про себя):
- Резать их надо, а не травить! РЕЗАТЬ!!!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ СЕРИИ.