Спустя три недели после увольнения своей команды, Хаус сидел в своём кабинете и предавался размышлениям над картой больного. В смысле, карта больного закрытой лежала на рабочем столе, а Хаус маялся бездельем. Называть идиотами и издеваться было не над кем, Уилсон улетел на конференцию в Нью-Мехико, Кадди отправилась к своим разлюбезным спонсорам, и великий диагност заскучал. От скуки он с утра взял пару папок из клиники, но даже в самой интересной из них обнаружился банальный синдром Мюнхгаузена, и благие намерения Хауса были посланы куда подальше. В общем, делать было решительно нечего, и мужчина повернулся к своему монитору, как вдруг кое-что в коридоре привлекло его внимание. Краем глаза Хаус заметил подозрительно знакомую фигуру, быстро прошмыгнувшу мимо кабинета и явно старающуюся не привлекать к себе внимание. Грэг вксочил с кресла и, насколько позволяла нога, максимально быстро вышел в коридор, судорожно оглядываясь. Как и следовало ожидать, замеченного Чейза и след простыл.
- Ты не видела тут блондина с противным акцентом? - Хаус остановил первую проходящую медсестру.
Вопреки его ожиданиям девушка хихикнула, ткнула указательным жестом за угол, и поспешила скрыться из поля зрения диагноста.
В соседнем коридоре обнружился его бывший "утёнок", взятый в оборот шутрыми медсёстрами. Чейз, судя по всему, уже отчаялся от них избавиться, и теперь молча кивал головой на каждое хихиканье девушек, обречённо закатывая глаза. Хаус, глядя на это дело, только многозночительно хмыкнул. Что-то в парне явно изменилось, и он решительно был настроен выяснить, что именно.
Громким покшливанием обратив на себя внимание и довольно ухмыльнувшись вслед мгновенно испарившися медсёстрам, Хаус повернулся к Чейзу:
- Ну, здравствуй, солнце моё ясное.
Краем глаза Хаус отметил, что молодой человек весь напрягся, словно в ожидании удара, проворчав нечто нечленораздельное в ответ на приветствие.
- Поговорим? - диагност кивнул в сторону своего кабинета, и Чейз обречённо вздохул, двигаясь в заданном направлении.
Опустившись в своё любимое кресло и приглашающе кивнув парню на другое, Хаус выжидательно уставился на Роберта, просверливая его взглядом.
- Ну и?
Чейз сделал непонимающее лицо.
- Какими судьбами?
Молодой человек попытался улыбнуться:
- Да вот, хирургом устроился. Применяю забытые навыки.
- И как? - Хаус внимательно следил за переменами в лице и голосе собеседника, подмечая мельчайшие подробности.
- Пока не жалуются, - Чейз попытался свести нежелательный разговор к шутке, но Хаус, как обычно, не дал ему этого сделать.
- Я не об этом.
Новоиспечённый хирург вымученно улыбнулся, набрал в грудь побольше воздуха (судя по всему, для очередной лжи), несколько секунд помолчал, шумно выдохнул... и беспомощно покачал головой:
- Не знаю.
В этот момент Хаус окончательно понял, что в облике молодого человека не давало ему покоя. Чуть отросшая щетина. Волосы, ранее всегда аккуратно уложенные, а сейчас пребывающие в художественном беспорядке. Заменившие выглаженные костюмы джинсы и чуть мятая рубашка, приоткрывающая какую-то невообразимую футболку с неким летающим животным на груди.
Но самое главное - глаза. В их искрящейся синеве всегда таилась буря эмоций - будь то радость, грусть, разочарование, злость, бешенство либо счастье. Сейчас эта синева поблёкла и потускнела. И, что самое страшное - не выражала ничего, кроме пустого равнодушия. Только где-то в самой глубине - горькая обида. Взгляд человека, которого выбросили, словно сломанную игрушку.
А Роберт продолжал говорить, иногда невнятно, иногда сбиваясь, будто внутри него провало невиимую плотину.
- Знаете, я всегда думал, что в диагностике работаю вынужденно. И увольнение будет для меня облегчением - никаких ночных изысканий, никаких внеурочных вызовов в четыре утра, никаких подколок... А всё оказалось неправдой. Я ведь жил тут. В этой больнице, в этом кабинете. Приходил рано утром - уходил поздней ночью. И больше у меня ничего не было. Здесь днём мы препирались с Форманом - а вечером, после того, как доска становилась снова чистой, мы шли в какой-нибудь бар и болтали. Здесь были вторники с Кэмерон...
- Вторники?! - Хаус не выдержал и перебил Чейза. - Один день в неделю?! И ты согласился?!!
Молодой человек поднял на диагноста глаза, в которых сейчас плескалась чистая грусть, и просто прошептал:
- Да.
- Вы с ней больше не виделись?
- Нет.
В одно это еле слышное слово было вложено столько всего, что Хаус просто кивнул Роберту, побуждая его продолжать. Всё-таки за столько лет работы он так и не понял свого утёнка-австралийца.
А Чейз тем временем продолжал:
- Я всегда считал, что освободиться от вашей тирании - это почти счастье. А тут... Оказалось, что ваше молчаливое одобрение - да даже не одобрение, просто констатация факта - для меня гораздо дороже, чем многословные похвалы нынешнего босса. У нас как-то... Была почти семья. Мы переживали. Друг за друга, за пациента. А теперь... Конвейер.
Вчера прооперировал пациента. А спустя несколько часов он умер. Не по моей вине. Просто врач поставил не тот диагноз, и операция была вовсе не нужна. А мы заставили ждать другого пациета, спровоцировав у него в итоге кризис. И мне никто ничего не сказал... Чувствую себя винтиком в механизме, который ничего не может изменить только вывести из строя систему.
Хаус подавленно молчал. Он никогда даже предположить не мог, что кто-то мог относиться к своей работе в дигностике как к семье, что для кого-то его слова могли быть настолько важны. Ему всегда казалось, что работа на него, Грегори Хауса, для всех подобна тяжкой обязанности, и хлеб вольного хирурга - голубая мечта того же Чейза.
Почему-то вспомнилось, как его "утята" переживали, когда нашли поддельные анализы и телефон онкологии. Может, иногда он всё-таки бывает не прав?..
- Чейз. Это ведь ещё не всё?
Австралиец в очередной раз мысленно поапплодировал проницательности бывшего начальника. Он давно ни с кем не говорил настолько откровенно. И остался последний слой защиты, который он с безумной надеждой на то, что что-нибудь изменится, собирался сейчас сбросить.
- Не всё. Знаете... Я с детства хотел быть свободным. Хотя бы относительно. Хотел иметь возможность сделать СВОЙ выбор. А сейчас... Я в клетке.
Чейз поднял глаза, внимательно вглядываясь в лицо Хауса. Но на нём была привычная маска. Молодой человек не настолько знал своего бывшего начальника, чтобы понимать, какая буря сейчас бушует у него внутри, и какое переосмысление нескольких последних лет. Роберту показалось, хотя он и отчаянно не хотел в это верить, что все его слова ушли в пустую, разбились о вечную броню Хауса, и сейчас уже на него самого посыпется град из подколок.
Поэтому молодой человек встал и, скрывая мелкую дрожь, пробегающую по всему телу, медленно направился к выходу.
Уже у двери его догнал хриплый голос:
- Возвращайся.
В одном этом слове Чейз распознал безумно много чувств, главным из которых было смятение. Он знал, что ещё не время для равного разговора по душам. И знал, что сейчас не стоит доставать Хауса распросами. Поэтому Роберт только кивнул и с еле заметной улыбкой вышел из знакомого кабинета.
Приводить себя в порядок и готовиться к возвращению. Домой.

Спустя несколько дней Хаус и Чейз сидели в старом лекционном зале перед сорока соискателями должности новых "утят" диагноста. Хаус многозночительно ухмылялся, предвкушая все каверзы, которые он устроит этим "номерам". А Чейз изучал резюме нескольких выбранных наугад кандидатов, ибо Хаус, естественно, этим занятием не озаботился.
- Итак, дамы и господа, на несколько недель вы поступаете в полное распоряжение меня и доктора Чейза... - Хаус прервал свою напутственную речь, заметив несколько многозначительных взглядов, брошенных женской частью соискателей на молодого доктора.
- Дамы, вам ничего не светит, - Хаус зло ухмельнулся. - Видете ли, доктор Чейз у нас недавно сменил оринтацию, и...
Чейз мысленно рассмеялся. Достал из кармана сумки тонкую коробочку, открыл её, и глядя, на своё "отражение", начал внимательно поправлять причёску (щетину он сбривать наотрез отказался, но перед выходом на работу всё-таки нашёл заброшенную в дальний угол расчёску).
Хаус, закидывающийся в это время викодином, едва не поперхнулся, и трагическим голосом простонал:
- Чейз, неужто Ева тебя всё-таки соблазнила?!!
Кадди, пребывающая в шоковом состоянии, когда Чейз пришёл к ней переводиться обратно в диагностику, а Хаус зашёл это подтвердить, от шока отдала им дело с пациентом-трансвеститом Евой. Чейз бегал от него уже к концу первого дня лечения, а Хаус только смеялся на решительные намерения Евы заставить австралийца пересмотреть жизненные приоритеты.
В ответ на восклицание Хауса, Роберт продемонстрировал ему открытый портсигар (курить он начал тогда же, во время недолгой работы в хирургии, и бросил сразу по возвращении в диагностику, но портсигар до сих пор валялся у него в сумке). Диагност погрозил своему подчинённому кулаком и вернулся к своим претендентам, а бывший хирург с довольной улыбкой вновь уткнулся в резюме некой Реми Хедли.
Жизнь налаживалась. На данный момент Чейз был полон решимости заставить Хауса принять на работу красивую молодую девушку и закрутить с ней роман (резюме, собственно говоря, он и отбирал по этому признаку). Кроме того, он предвкушал марафон, в который Хаус превратил простые собеседования, и последующую акклиматизацию новых диагностов - это обещало быть весёлым зрелищем.
А самое главное, и Роберт только недавно признался в этом себе, причиной его хорошего натроения было то, что после его возвращения в диагностику Хаус стал к нему относиться по-другому. Конечно, не как к другу, и пока ещё не как к хорошему приятелю. Но в тот момент, когда они осматривали дом Евы (Хаус не смог удержаться от искушения залезть в дом к трансвеститу, а Чейз донельзя обрадовался возможности очередного незаконного проникновения на частную территорию), Роберт чётко понял: Хаус ещё начальник, но он уже не дурак. И за это Чейз готов был отдать многое.
Отложив резюме и сделав пометку в памяти обратить внимание на эту Реми, Роберт Чейз, вновь сотрудник диагностического отделения Принстон Плейсборо под командованием Грегори Хауса, приготовился к старту месячного марафона "Даёшь диагностику!"
Чёрт побери, жизнь действительно налаживается!