Хаус стоял перед витриной в кафетерии и пытался найти кусок пирога побольше. «И как они умудряются резать его на абсолютно равные части?» - думал он с раздражением. – «И где, черт возьми, Уилсон? Придется самому платить за обед. А это неправильно».
Он услышал, как женский голос у него за спиной негромко произнес:
- Хаус…
Он узнал этот голос. Глубокий, чуть хриплый. Он слышал его лишь однажды, год назад. Он вспомнил ее лицо сразу, вспомнил ту неделю, когда она была его пациенткой. Она была за сотни миль отсюда, в Антарктиде. Он лечил ее дистанционно, через веб-камеру по интернету.
Хаус обернулся.
- А, доктор Вправьте-мне-мозг! – сказал он, состроив одну из своих гримас. - Прекрасно выглядите. Глубокая заморозка творит чудеса.
- А Вы выглядите паршиво. Бурбон и опиаты портят цвет лица. И настроение.
- Настроение мне портит идиотизм окружающих.
Она улыбнулась.
- Как ваши пациенты?
- Очень мило, что спросили. Один как раз пытается умереть сейчас. А моя команда пытается ему помешать. Кто знает, может быть на этот раз победит пациент? …А Вы? Вернулись в психиатрию?
- Нет. Разуверилась в целебной силе слова. Сейчас еду в Индию. По программе Врачи без границ. Встречалась с Кадди. Нужно было оформить кое-какие бумаги.
- Знаете, там могут быть проблемы с интернетом. Боюсь, не смогу помочь, если что случится.
- В Индии людей немного больше, чем в Антарктиде, кто-нибудь поможет.
Оба замолчали. Он смотрел на нее, настоящую. Она оказалась выше, чем он думал. Хаус рассматривал ее лицо. Сеточка морщин в уголках глаз, легкая улыбка, немного ассиметричная. Он не знал, как она выглядела в двадцать лет, но ее теперешний возраст ей шел. Ее нельзя было назвать красивой. Но что-то было в ее лице. Что-то такое, что заставляло его молчать. Не опыт, не ум, не уверенность в себе. Другое. Как будто она знала что-то, что было так нужно ему. Что он искал и не мог найти. Она стояла свободно, опустив руки, не смущаясь от его взгляда. Смотрела на него без вызова, не флиртуя и не стараясь нарушить паузу. У нее были карие глаза. Темные, с золотыми крапинками. Он видел в них свое отражение. Хаус вспомнил, как выглядело ее тело обнаженным. Вспомнил каждый изгиб. Ему вдруг захотелось узнать, какое оно на ощупь. Захотелось оказаться с ней в постели. И чтобы она обвила его тело, обнимая его руками и ногами. Захотелось близости. Близости абсолютной. Это желание было таким сильным и острым, что у него потемнело в глазах. Он хотел, чтобы она увидела его таким, какой он есть, настоящего. С этой женщиной он мог бы забыть о своем изуродованном теле, об одиночестве, забыть о сожалениях, о не сказанных вовремя словах, о не сложившихся отношениях. Он мог бы снять с себя эту маску сарказма и презрения, он от нее устал. Ему вдруг показалось, что, может быть, для него это еще возможно. Вот с этой женщиной – возможно…
- Хаус!
Еще один знакомый женский голос. Кадди. Боль волной прокатилась по ноге, накрыла его с головой и швырнула в реальность. Он непроизвольно сделал шаг назад. Наваждение исчезло. Мир вокруг принял привычные формы.
- До свидания, Хаус.
- До свидания, …Кейт.
Кадди подошла к нему, стуча каблуками. «Будто заколачивает гвозди в крышку гроба», - подумал он.
- Хаус, займись пациентом. И зачем я выделила тебе кабинет?
Хаус провел рукой по лицу, как человек, вынырнувший из воды.
- Убийца моей мечты. Ты хоть понимаешь, что только что сломала мне судьбу? – спросил он. И нарочито громко, чтобы слышали все, заорал:
- Ты исчадие ада, мой злой рок, проклятие всей моей жизни! Изыди, сатана!
Кадди пожала плечами, пропустив мимо ушей всю эту тираду. И вдруг с удивлением посмотрела на него:
- Подожди… Ты назвал ее по имени? Хаус, что…?
Хаус выхватил папку у нее из рук, резко развернулся и направился к выходу, не обращая на нее внимания.

Дверь кабинета Уилсона распахнулась без стука. Уилсон заполнял бумаги и даже не поднял головы. Так мог зайти только Хаус. Это было нормально. Хаус закрыл за собой дверь и молча прошел к окну. А вот это было странно. Хаус не заглянул за дверь, проверяя, сидит ли кто-нибудь в кресле, не схватил ни одной вещи со стола Уилсона, не плюхнулся с размаху на диван. Он молча стоял и смотрел в окно, опираясь на трость двумя руками. Уилсон знал, что это может означать. Знал слишком хорошо, чтобы спрашивать. Хаус отошел от окна, сел на край дивана. Продолжая молчать, начал отстукивать тростью по полу.
Уилсон не выдержал:
- Ты видел ее?
- Кого? – с наигранным непониманием спросил Хаус. «Чертов Уилсон. С чего я взял, что он не знает?», - подумал он. И как ни странно, испытал облегчение.
Уилсон выжидающе молчал.
- Да, видел. – Хаус перестал стучать тростью и уставился взглядом в одну точку перед собой.
- И…?
Хаус перевел взгляд на Уилсона.
- Что и…? Я не умею вести светскую беседу. Я вообще ее впервые вижу, если подумать. Что я, по-твоему, должен был делать?
- Пригласить ее на свидание, например.
- А вдруг она замужем? За тем идиотом, который пил ее мочу?
- Когда это тебя останавливало?
Хаус улыбнулся, откинулся на спинку дивана, устраиваясь поудобнее и вытягивая ноги.
- Ну, знаешь ли, - протянул он. - Я тоже несвободен. Я дорожу твоими чувствами. Не хотелось бы разрушить наш с тобой брак из-за минутной слабости…
- Хаус, ты идиот!
- Вообще-то, это моя фраза. Перестань меня цитировать.
Уилсон поднял руки, жестом показывая «сдаюсь», и снова вернулся к своим бумагам. Хаус прикрыл глаза, скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что он здесь надолго.
- Ты собираешься сидеть здесь? – спросил Уилсон.
- Ага.
- А тебе ничью жизнь спасать не надо?
- Мой пациент в реанимации. Вся эта суета… Дефибриллятор, искусственное дыхание… Я буду там только мешать. – Хаус открыл глаза. - Полчаса у меня точно есть. Пообедаем?
Уилсон вздохнул и встал из-за стола, надевая пиджак.