Утро выдалось на редкость холодным и мерзким. Шел мелкий колючий снег. Подгоняемые сильным ветром снежинки не кружили, а неслись с неистовой скоростью, выставив свои колючие кристальные грани. И, как будто специально, норовили попасть в лицо. Холодный ветер, мало того, что обжигал кожу и пробирал до костей, но еще и пронзительно завывал. В общем и целом, день выдался отвратительней некуда.

Хаус сидел в своем кабинете и пытался объяснить самому себе, какой черт его дернул согласиться дежурить на Рождество. Кадди, попросила его подежурить, не питая особых надежд на его согласие, и, едва не упала в обморок от внезапного удивления, когда он неожиданно безропотно согласился. Она ни чего не спросила и, подхватив сумку, быстро убежала, пока он не успел передумать.

Так почему же он согласился? Вилсон сказал бы тут что-нибудь о подсознательном желании каждого человека быть добрее и терпимее к людям. Да, станешь тут терпимее, когда со всех сторон несется эта дурацкая рождественская мелодия. Она звенела на всех мобильниках, играла на всех радиостанциях, и, о ужас, большая половина пациентов и персонала фальшиво напевала ее себе под нос. И самое ужасное, она поселилась во всех детских игрушках. Мерзкая мелодия атаковала всю клинику и распространилась за ее пределы.
«У нас тут эпидемия идиотизма»: думал Хаус: «Это пострашнее свиного гриппа».
Добрее тоже стать пока не получалось. Пациенты попадались один другого глупее: два подростка, попытавшиеся слизнуть иней со стальных перил; дети, пострадавшие по недосмотру кретинов-родителей и парень с ожогом кисти (он приходит уже втрое рождество, пытается сам смастерить фейерверк). Хаус предложил ему попросить взрывчатку у военных и понадеялся, что не встретит его на следующее Рождество.

На пейджер пришел новый вызов - в клинике его снова ожидал пациент.
Хаус проигнорировал это сообщение и снова погрузился в размышления. Так, что же заставило его согласиться дежурить? Наверное, ему захотелось что-то изменить. Уже не одно Рождество он проводил в одиночестве, один на один с бутылкой виски и своими мрачными мыслями. С тех пор, как он стал калекой, с тех пор, как ушла Стейси…
Хаус отогнал от себя ненужные воспоминания и поднялся с кресла. Он решил спуститься к новоприбывшему пациенту, чтобы хоть как-то отвлечься.

«Ну, так, кого мне тут приволокли Духи Рождества?»: мрачно пробурчал он, открывая дверь смотровой.
Женщина, сидевшая на краю кушетки, обернулась. Хаус вздрогнул и едва не выронил трость от удивления.
- Стейси!?
«Вспомни про заразу, появится сразу»: мелькнуло в голове у Хауса.
Они с удивлением посмотрели друг на друга и одновременно воскликнули: «Какого черта ты…»
- Эй, стоп, стоп, - насмешливо сказал Хаус, - Давай по очереди. Дамы вперед.
- Какого черта, ты делаешь в клинике на Рождество, Грег? Это на тебя не похоже, - продолжила Стейси, начатую фразу.
- Работаю за еду,- ответил Хаус, состроив печальную гримасу, и наткнувшись на ее удивленный взгляд, продолжил, - Сегодня в больничной столовой праздничное меню. Бесплатно. Ну, ты же знаешь поговорку: голодный мужчина - сердитый мужчин.
- Так вот в чем дело, Грег. Ты, оказывается, недоедаешь, а я-то думала, что у тебя от природы скверный характер, - саркастично заметила Стейси.
- Эй, теперь моя очередь. Какого черта, ты делаешь здесь в качестве пациентки, это на тебя не похоже? - спросил он.
- Поскользнулась, и, кажется, подвернула ногу, до Принстон-Плейнсборо было ближе всего,- ответила она.
- С каких это пор Принстон-Плейнсборо стал так близок к Балтимору? Произошло движение земных плит, а я не заметил? - с притворным удивлением спросил Хаус, осматривая ее ногу.
- Я приехала на Рождество к друзьям. Ай, и нельзя ли поаккуратней с моей ногой?! - прошипела Стейси.
- «Я приехала»,- повторил Хаус, - Не «мы», а «я», интересно. Насколько я помню, у вас с Майком нет здесь общих друзей. Что случилось, Стейси? Делать мужчин инвалидами и бросать их, снова твое любимое хобби?
- Грег, прекрати! - раздраженно бросила Стейси, - Марк не инвалид, он полностью поправился, и ни кто, ни кого не бросал. Не питай ложных надежд. Что с моей ногой?
- Нужен рентген, - ответил Хаус. Он поднялся и, распахнув дверь, закричал, - Эльфы! Санте нужны сани!
Через минуту, в палате появилась сестра и вкатила коляску, она сурово посмотрела на Хауса и удалилась.
- Мадам, не хотите прокатиться? - предложил он, протягивая Стейси руку.
Стейси проигнорировала предложенную руку и молча села в кресло.
- В кои-то веки решил быть джентльменом, а попалась невоспитанная мегера,- с притворной грустью заметил Хаус.
Выкатив коляску в коридор, Хаус снова закричал:
- Сестра! Увезите пациентку…на рентген.
Убедившись, что сестра отреагировала на его приказ, он бросил Стейси в коридоре и вернулся в палату, закрыв за собой дверь.

Ему ужасно хотелось узнать, что же произошло между Стейс и Марком. Вилсон говорил ему, что Марк поправился и вернулся на работу и, что у них со Стейси все в порядке. Если бы Вилсон, что-то утаивал, это было бы заметно, у него ни каких способностей к обману, бездарь, так и не научился лгать. Возможно, Вилсон, был не в курсе событий? Так, что же произошло?

Пока Хаус отчаянно пытался найти объяснение, медсестра прикатила коляску со Стейси обратно.
- Так, что тут у нас, - пробормотал Хаус, рассматривая снимок, - Обычный вывих, скукота, я надеялся, что будет что-нибудь посложнее. Пару недель надо будет походить с тростью, но, думаю, Марку это даже понравится. Если будешь паинькой, одолжу тебе палку из своей коллекции.
Он внимательно посмотрел на Стейси. Она, хоть и пыталась сдержать эмоции, на лице все равно отразилась печаль.
«Пожалуй, я перегнул палку»: подумал он и произнес:
- Не переживай, нога быстро придет в норму.
- Мы с Марком расстались, - тихо и неожиданно сказала Стейси, - Ты ведь это хотел услышать?
- Почему? - только и смог выдавить из себя Хаус, глядя в ее грустные глаза.
- Он сказал, что я изменилась, что у меня даже взгляд переменился. Я думала, что он поправится и все наладится, но стало только хуже, мы стали раздражаться и ссориться по пустякам, оба допоздна задерживались на работе, и, в конце концов, решили провести это рождество отдельно друг от друга.
- Ты рассказала ему о том, что было между нами?
- Конечно, нет! Он ни чего не знает. Если только ты не прислал ему анонимное письмо?
- Была такая мысль, но я испугался гнева одной разъяренной фурии. Может, это побочное действие от лекарств, я забыл посмотреть противопоказания, когда выписывал их?
Стейси грустно улыбнулась.
- Он прав. Все изменилось, я пыталась подстроиться. Марк очень хороший человек, добрый, надежный, спокойный, но он вдруг стал раздражать меня.
Она закрыла лицо руками, и устало прошептала:
- Я снова все испортила.
Хаус подошел к ней и неловко обнял:
- Я все порчу…ты все портишь. Мы могли бы заняться этим вместе… Я имею в ввиду порчей всего.
Стейси высвободилась из его объятий и достала из кармана телефон:
- Мне нужно вызвать такси. Может быть, я еще успею на ужин к друзьям.
- Не звони, - сказал Хаус, неожиданно даже для самого себя.
- Что?
- Я сам отвезу тебя…к себе.
- Я к тебе не поеду, с какой это стати, ты что, с елки брякнулся?
- Или так, или я скажу, что у тебя подозрение на свиной грипп, и ты проторчишь здесь все Рождество.
- Это ты можешь, - обреченно пробормотала Стейси и нажала сброс на телефоне.
- Послушай, Стейси. Это просто рождественский ужин. Ведь могут же два…, - он посмотрел на ее забинтованную ногу и продолжил, - два калеки, которые давно друг друга знают, провести Рождество вместе? Обещаю не приставать, и даже уступлю тебе кровать, а сам лягу на диване.
Тут Хаус изобразил притворную задумчивость и продолжил:
- Нет, пожалуй, на диване ляжешь ты, а то я что-то слишком далеко зашел в своей доброте. Ах, что Рождество с людьми делает.
Стейси улыбнулась и посмотрела на него:
- Мне на секунду показалось, что Грега Хауса подменили инопланетяне, но теперь все в порядке. Вижу, ты тот самый Грег Хаус.
Хаус встретился с ней взглядом и улыбнулся в ответ.
- Ну, тогда поедем? - сказал он, протягивая руку.
На этот раз она приняла его руку, но вдруг остановилась и спросила:
- А, как же твое дежурство?
- Какое дежурство?! Мой лимит доброты на сегодня исчерпан. Здесь полно других добрых до идиотизма врачей, - ответил он, помогая ей сесть в коляску.

Они сидели на диване в гостиной и смотрели, как потрескивают в камине дрова.
- Знаешь, Грег, - улыбнувшись, иронично заметила Стейси, - У меня давно не было такого Рождества. Удивительный рождественский ужин: жареные сосиски, омлет, попкорн, два апельсина и виски.
- Я же не знал, что Духи Рождества сбросят тебя на мою голову. Пришлось импровизировать. Не жалуйся, у меня есть еще два леденца и печенье многолетней выдержки.
Он помолчал и задумчиво произнес:
- Я не зажигал его много лет.
- Печенье!?
- Камин. Последний раз я разжигал его, когда мы еще отмечали Рождество вместе.
Где-то на улице прозвучали взрывы фейерверков, послышались радостные голоса, кто-то крикнул: «Веселого Рождества!».
Стейси встретилась с ним взглядом и произнесла:
- С Рождеством, Грег!.
- С Рождеством, Стейси! - улыбнулся он. Они чокнулись стаканами с виски.
- Наверное, сейчас самое время загадать желание? - сказала Стейси.
- Думаю, что стоит попробовать, - ответил Хаус и состроил задумчивую гримасу. - Что-то ни чего пристойного на ум не приходит.

Он ухмыльнулся, откинувшись на спинку дивана. Вдруг его глаза снова стали грустными, Хаус отвернулся и посмотрел на камин. Стейси почувствовала перемену и, наблюдая, как языки пламени отражаются в его голубых глазах, спросила:
- Что ты загадал?
Он повернулся и, пробежав по ее лицу теплым, но немного встревоженным взглядом, произнес:
- Загадал узнать, что ты загадала.
Она посмотрела на него сначала удивленно, но потом серьезно сказала:
- Я загадала, что бы ты попросил меня остаться.
В его глазах вспыхнул уже знакомый огонек. Он наклонился к ней и, едва касаясь ее губ своим дыханием, произнес: «Останься».
Она ответила на его поцелуй, истосковавшись по его ласкам, то страстным и требовательным, то нежным и умоляющим.
Он остановился и, наклонившись к ее уху, прошептал:
- У меня есть еще парочка непристойных желаний. Может, ты поможешь мне их осуществить?
- Хм, Грег, все же ты не сильно изменился, - ничуть не удивилась Стейси.
- Признай, что тебе это нравиться, - снова прошептал он, целуя ее шею.
- Признаю, - ответила она.
Хаус проснулся, когда солнце только начинало пробиваться сквозь ночную темноту. По-прежнему шел снег, но ветер уже не гнал снежинки в стремительном потоке, а кружил их в медленном вальсе. Больше не было слышно пронзительного завывания, наоборот, Хаусу даже показалось, что в этом мягком дуновении он различает мелодию, он даже хотел встать и наиграть ее на пианино, но увидев, как сладко спит Стейси у него на плече, он передумал и покрепче прижал ее к себе. Он улыбнулся своим мыслям. Позже, он обязательно сыграет эту мелодию для Стейси, которую ему вернули Духи Рождества (ладно, не такие уж идиотские), и которую он больше не отпустит.