24 декабря стремительно заканчивалось, заливая палаты, коридоры и каждый уголок Принстон–Плейсборо кислотным оранжевым светом закатного солнца.
- Какая все-таки прелесть! - выдохнул Хаус, подперев кулаком щетинистую щеку.
- Что именно? – Чейз вошел в кабинет и облокотился на стеклянную стену, являя сочетание мощи и хрупкости.
- О, ну во-первых, то, как эти ангельские обесцвеченные локоны ниспадают на твое новое перманентное выражение «А мне плэвать!».
- Благодарю.
- Не стоит. Даже твоему лицу не удается избежать австралийского акцента! А во вторых, – Хаус заботливо развернул монитор в сторону Чейза, - последний выпуск «Шаловливых проказниц»! Представляешь, они надели на каждую праздничные красные шапочки, совсем как у Санты! Это, знаешь ли, создает настроение, наполняет мир ожиданием чуда и рождественских благостей, ты как считаешь?
- Ты закончил?
- Вообще – то нет - вы пришли и все испортили.
- Ты сказал, что всем нам нужно поговорить, если ты занят, мы будем рады перенести это недели на три, как раз между новогодней серией «Проказниц» и посвященной Дню святого Валентина, так тебе будет удобно?
- Идея хорошая, но нет. Это важно. Прошу.
Хаус сделал приглашающий жест тростью и вошел вслед за Чейзом в диагностическую залу. Команда скучала, развалившись на стульях в живописной асимметрии.
- Да уж, здесь рождественским духом и не пахнет. И праздничную шапочку не на кого надеть в этом году, что бы не прослыть любителем мальчиков. – Хаус перешел на доверительный шепот.
Тринадцатая выразительно вскинула брови.
- А помнишь, Чейзи- малыш, - Хаус занес было руку над мускулистым плечом блондина, но увидев его тяжелый взгляд смиренно отправился гулять по комнате,- как Кемерон наполняла здесь все рождественской суетой и всепроникающей заботой. Она бы приготовила мне горячего шоколаду. Кто-нибудь из вас, ребята, пойдет на это? Форман? Тринадцатая? Чейзи?
- Нет! – прозвучало с разной степенью вялости.
- А меня не спросите? – Тауб развернулся к Хаусу, щурясь от бьющих в глаз последних лучиков солнца.
- Ты бы отказался.
- Вообще – то я неплохо умею.
- Поэтому и не спросил. Это мой тебе маленький подарок.
- Не понял.
- Чувство собственного достоинства, Тауб!
- Спасибо большое. Я как раз приготовил вам ректальный термометр и еще талант говорить по делу.
- Сэкономить решил? Откуда в тебе эта типичная еврейская черта?
- Мы опять участвуем в ваших играх с Кади или Уилсоном? – обе челюсти Тринадцатой сомкнулись демонстрируя ее знание жизни и уверенность в собственных правах, – сегодня канун Рождества. У меня планы.
- Справедливо, мой мальчик. – Хаус торжественно остановился во главе диагностического стола – Итак, как наш пациент?
- Умер. – Чейз занял место напротив и в упор уставился на Хауса.
- Так и должно быть. Гайморит на последней стадии – мы не всесильны, в конце концов!!! – преданный и неистовый слуга человеческий в отчаянии вскинул руки к небу.
- Пациент выписался два с половиной часа назад. – Форман облокотился на стол и поймал взгляд Тринадцатой, - серьезно, Хаус, что мы здесь делаем?
- Спасаем жизни, пьем шоколад, строим глазки Тринадцатой, интересней то, чего мы не делаем…
- Кстати, пациент хотел подняться сюда и поблагодарить вас. Понятно, вы этого не любите, но, скорее всего, он не ограничится благодарственным словом и открыткой, я взял его номер, - Тауб протянул белый квадратик с именем, телефоном и правительственными эмблемами.
- Надеешься и тебе что-нибудь перепадет?- Хаус вырвал визитку, - Ты бы подарочек мой распаковал.
- После вас, Хаус. И в стремлении продвигаться вперед нет ничего недостойного.
- Твой нос, очевидно, с тобой согласен.
Кади замедлила шаг, входя в комнату.
- Добрый вечер, всем. Я зашла поблагодарить вас.
- Ох, Кади, ты опять перепутала праздники.- Хаус отошел назад, предоставляя начальнице место для толкания речи, - в Рождество - радуемся, на День благодарения -благодарим, каждый третий четверг месяца знакомим подчиненных с симпатичными няньками в пустых домах.
Кади решительно вдохнул через нос, так что даже маркеровой доске стало совершенно ясно: она не собирается реагировать на просто смешные провокационные выпады.
- Я не знаю, как вы пришли к этому, но благодаря тому, что вы возьмете сегодня два дела, я смогу отпустить кое-кого из персонала домой к детям на праздник. Это очень важно для них. Спасибо.
Тишина, конечно, была звенящей, но все-таки, трудно было не услышать, как четверо врачей пытаются взять себя в руки. Молчание длилось долго. Казалось, они никак не могли решить между утомленным стоном, удивленным возгласом и гневным полным возмущения криком. Слишком долго для Хауса.
- Я горжусь вами, птенчики.
Умение снять напряжение – это определенно искусство, и оплачивается лучше, чем поэзия.
- Какого черта, Хаус!!?
- Нет, нет, нет, этого не будет!
Кади выдохнула через рот, и, захватив в ладони рукава пиджака, развернулась к Хаусу.
- Что происходит, Хаус? – спросила она.
- На нас работают черствые, безразличные люди, доктор Кади, вот что. Но не волнуйтесь, я использую все свое влияние и обаяние, этой ночью мы исполним свой долг. Я надеюсь, это прозвучало двусмысленно?
Команда тревожно перетащила тяжелые взгляды с Хауса на главврача.
- Доктор Кади, вы же понимаете: нас тоже ждут. Столики заказаны, билеты куплены, ужин в духовке, а Хаус сволочь. – Форман всегда гордился своим умением «раскладывать по полочкам».
- Я уезжаю…- Триндцатая, похоже, всерьез задумалась над возможностью помочь человечеству, ее лоб сал морщинист, а взгляд остекленел.
- Снова Таиланд? Решила подработать в праздники? Похвально.- Хаус одобрительно закивал, – Но и здесь в твоих умениях нуждаются не меньше. Да ладно вам, будет весело!
Тень понимания и сочувствия пронеслась было по лицам команды. Одинокий циник не сумел на сей раз укрыться от рождественских настроений и хочет провести праздник в кругу людей? Нееее, точно нет!
Кади наконец-то произвела полный дыхательный цикл: вдох-выдох.
- Все понятно. Все свободны, счастливого Рождества. Хаус прямо сейчас отправляется в приемную скорой помощи, что бы хоть как-нибудь возместить недостаток персонала.
Прощаясь с Кади, команда красноречиво игнорировала хаусовы махания ладошкой. Когда они наконец скрылись из виду, Хаус присел на край стола, готовясь провести время за приятной беседой.
- Ты же понимаешь, что если я когда и появлялся в отделении скорой, так это только ради сердобольной блондиночки, еще там леденцы и ватные палочки разбросаны без присмотра.
- У меня есть другое наказание для тебя.
- Ой, ой подожди, такой простор для иронии, я не могу выбрать…
- Хаус, я буду рада, если вы с Уилсоном, придете к нам на рождественский ужин.
- Ну уж нет! я еще не отошел от алкогольных конкурсов на Дне благодарения.
- Я уже извинилась.
- Да, но как я могу доверять тебе? Как я вообще могу доверять кому- либо?!! – Хаус вдруг перевел взгляд с груди Кади в сторону, и, нахмурившись, пытливо заглянул в ее глаза, - зачем ты это делаешь? Из жалости или чувства вины?
- И то и другое. Я не собираюсь уговаривать, ради этого ты истрепал сегодня команде все нервы. Начало в восемь.
- Будем в девять. Люблю, когда гости начинают забывать, что собрались почтить рождение сына божьего, а не обсуждать новую грудь Мэдлин из бухгалтерии.
Кади закрыла за собой стеклянную дверь, Хаус улыбнулся. Если б маркеровая доска не научилась за столько лет брать себя в руки, зашлась бы вздохами и румянцами от этой улыбки.

Взявшись за ручку двери кабинета Уилсона, Хаус на мгновение замер, что бы доформулировать рождественскую метафору. Не входить же молча.
- Миссис Клаус собирает оленей на смотр!
- Получил весточку из дома?
- Я иду к Кадди на ужин. Тебя тоже позвали, из жалости.
- Да, она заходила ко мне пару часов назад, я сказал, что это плохая идея.
- Это гениальная идея - она моя.
- Излагай,- Уилсон махнул рукой, не отрывая взгляда от бумаг на столе.
- Рождество – время визуализации всех Кадиных мечтаний. Праздничный Лукас под елкой, нежный, заботливый, приголубливающий Рахель. Она получит максимум из того что может ожидать от их отношений. Пик нежности, заботы и приголубливания. Идеальная американская семья с коробки из-под йогурта в непосредственной близости, здесь и сейчас. И я буду там. Для контраста.
- И это твой план!?- Уилсон поднял голову и настороженно следил за разгуливающим по кабинету Хаусом.
- Просто и изобретательно сразу, как …что-нибудь гениальное.
- Автоматы с шоколадными батончиками?
- Автоматы с шоколадными батончиками, да.
- Хаус, я полагал, эта тема закрыта.
- Ты с ума сошел? Они установили сразу два новых на первом этаже.
- Ты хочешь Кади.
- Я иду туда не ради Кади. Я иду ради развенчивания Рождества и йогуртовых коробок. Зайду домой, начищу зубы и копыта. Выходим в десять, нам нельзя опаздывать.
- Я не пойду. Я не собираюсь смотреть на это. Это не весело, это глупо. Не очень изобретательно, самоистязательно и глупо. Ты нагло врешь себе в лицо, Хаус.
Рот Хауса стремительно перемещался в пределах нижней части лица, оказываясь в самых непредсказуемых местах, избегая одного, анатомически ему предписанного. Хаус вышел.
Он замер у закрытой двери уилсоновского кабинета и сурово уставился на противоположную стену. Судя по этому взгляду, он ждал, когда наступит полдень, и с единственной в городе башни с часами дадут сигнал, что можно стрелять.

Ударив тростью об пол, Хаус задумчиво побрел к своему кабинету. Коридоры опустели, только с нижних этажей раздавался гул голосов. Хаус остановился. Ему вдруг показалось, что он уже раза четыре заворачивал за угол, а до кабинета так и не добрался. Он вытянул шею, как австралийский сурок на посту, и прислушался. Гул то нарастал, то исчезал совсем. Это скорее не голоса даже, а повторяющееся лязганье. Похоже на приближающийся звук затачивающегося ножа. Хаус обернулся.
Триттер в сияющих коньках и очаровательном красном берете появился из-за угла, и, обернувшись вокруг своей оси, замер прямо перед Хаусом. Двое мужчин и напряженная тишина застыли посреди третьего этажа учебного госпиталя Принстон- Плейсборо, в самом центре сошедшего с ума мира. Хауз отвел взгляд и обнаружил две горстки снега на своих кроссовках. Блестящий диагностический ум словно молния связал этот факт с покрывающим весь коридор, толстым слоем льда. Почему в Хаус размышлял о происхождении мерзлой воды на его обуви? Видимо потому, что касательно других аспектов происходящего он не мог сформулировать даже вводных вопросов, не говоря уже об ответах.
- Не к добру Тауб ректальный помянул.
- Скучал по мне Хаус? Пойдешь со мной, есть кое-что, что я должен показать тебе.
- Поведешь к своей бабушке, Красная шапочка? Нет, спасибо, я на старушек нагляделся сегодня - доктор Кади заходила проведать.
Титтер оттолкнулся и проскользил за спину Хауса, заставив того развернуться и wtf нуть: стены коридора на глазах затягивались высокохудожественной изморозью в стиле модерн, из потолка прорастала омела, зацветая и разрешаясь леденцовыми тростями.
- Красиво,- Хаус огляделся с видом придирчивого квартиросъемщика,- итак, я спятил. Снова.
Триттер, закинув одну ногу к голове, стремительно вращался. Острое лезвие конька уходило в лед все глубже, раскорчевывая один из вмерзших в пол, то тут, то там, мандаринов. Хаус следил как оранжевый сок окрашивает крошки льда и сладкий запах ворвался в нос, взметнув воспоминание. Он тряхнул головой и нахмурился.
- Так я спятил?
Неуемный инспектор наконец остановился и его обвисшие щеки покрылись веселым румянцем.
- Ты и твое эго Хаус. Почему это обязательно должно происходить в твоей голове? Что если это просто происходит?
- Я настолько боюсь потерять разум, что скорее соглашусь на рождественское чудо? Это не мое эго, это мой здравый рассудок,- Хаус отмахнул крохотных ангелочков, пытающихся нацепить ему омеловый венок на голову,- и здравый рассудок нашептал, что у меня бред.
Триттер произвел несколько изощренных па и оказался у лифта, двери которого распахнулись с радостным перезвоном. Хаус подошел и заглянул внутрь. Вместо пола он увидел крутую ледяную горку, уводящую куда-то вниз.
- Давай спускайся. Нас ждут.
- Сумасшедший Шляпочник и Соня? Мама научила меня извлекать уроки из книжек - я туда не полезу, клянусь твоими ушками и усиками.
- Конечно ты полезешь, Хаус. У тебя все так и зудит от любопытства. Думаешь это твое безумие, а для тебя нет ничего интереснее собственного сознания. Ты не пропустишь это путешествие.
- А ты проницательный. А, нет, я проницательный, это ж моя голова.
Хаус уселся на зад и соскользнул вниз, в темноту, навстречу голосам, смеху и запаху имбирного печенья.

Хаус бродил по дому своих родителей, заглядывая в лица гостей, большинство из которых он не помнил; слушал разговоры, которые всегда его раздражали; вдыхал запахи, грыз печеньки, все глубже и глубже погружаясь в атмосферу своего безрадостного отрочества и оставаясь незамеченным.
- А какое именно это Рождество? Они все были похожи одно на другое.
- Я не в курсе, Хаус, меня ни на одно не приглашали, - Триттер следовал по пятам, нелепо ковыляя в коньках по коврам и паркету.
- Это же я! Глазам своим не верю! Как мне удавалось быть тощим и жирным одновременно?(с).
Триттер пожал плечами: - Я думаю, ты до сих пор блещешь талантами в этом смысле.
Хаус подошел ближе к юному себе. Удачный момент. Отец как раз трепал его по плечу, громогласно наставляя, призывая окружающих гостей в свидетели, и не особенно следя за их реакцией, а, тем более, не обращая внимания на раскрасневшееся от стыда и гнева лицо сына.
- Врачом?! Он решил стать врачом. Ну так вот, что я тебе скажу, сынок: я отказался от идеи сделать из тебя военного, отказался от своей мечты, хотя это было больно. Но на то была веская причина, и я с ней считался. И по той же самой причине, я не позволю тебе идти в медицинскую школу. Знаешь почему? Ну, Грегори, ты же умный мальчик. Я тебе отвечу. Что бы быть врачом, хорошим врачом, так же как и хорошим военным, нужно принимать решения, Грегори, решения, от которых зависят жизни других людей, а для этого нужно быть личностью. Понимаешь? Быть мужчиной.
- А, это Рождество я помню,- Хаус постукивая тростью, следил за пробирающимся сквозь толпу юным Грегом.
Сидящая в кресле женщина схватила Грега за руку.
- Ну здравствуй. Счастливого Рождества, милый.
- Тетя Агата, спасибо конечно, но я сейчас немного занят, - Грег нетерпеливо переминался с ноги на ногу, пряча глаза в пол.
- Да, я вижу ты тут развлекаешься, но может согласишься составить мне компанию?- тетушка заговорщицки подмигнула.
Грег поднял глаза и улыбнулся. Через несколко мгновений они покинули и эту гостиную, и этот дом.
-Черт ее знает, чьей конкретно она была родственницей, но она была удивительной, - Хаус присел на колени к потягивающему виски генералу, - Мы тогда поехали за город. У нее был наверно целый багажник этих мандаринов... Самая высокая снежная гора в округе…Через полтора года она вышла замуж. Превратилась из смелого и веселого друга в озабоченную, истеричную, одержимую детьми домохозяйку. Одна из самых горьких потерь.
- Начинаешь ныть Хаус. Я знал, что этим кончится, но все-таки думал ты дольше продержишься – праздник только начинается. Твой отец был прав - ты размазня. Слишком много сомнений. Не нужно выдумывать мир заново, Хаус. У нас тут уже есть кое-какие правила, их придумали люди поумнее и задолго до тебя. Я ведь уже объяснил тебе это при нашей последней встрече, ты ничего не понял?
- Ты, кажется, забыл как там дело было..
- Пока, Хаус.
Триттер подтолкнул его, и Хаус ударился лбом об стеклянную дверь собственного кабинета.

Подняв воротник и недоверчиво озираясь по сторонам, Хаус торопливо шагал прочь от Принстон- Плейсборо. Он смог без удивительных приключений выйти из больницы и сейчас довольно наблюдал, как люди вокруг придавались своим обычным идиотским праздничным забавам. Огромный снежок появился из неоткуда, Хаус ловко увернулся, отступив в сторону и поскользнувшись, растянулся на льду.
Кемерон в полном
-Ну наконец-то! Шаловливая проказница во плоти.
-Смирились с тем, что это реальность, Хаус?
- Я верю в исполнение только самых заветных мечтаний!
- Вы не против, если мы по пути заглянем в пару домов?
- Ты только что сбила меня с ног, а теперь спрашиваешь разрешения? Похоже на счет тебя я уже ни в чем не уверен.
- Возьмите меня за руку, Хаус..Хаус, именно за руку!!
Побывав поочередно под окнами у всех членов своей команды, Хаус обнаружил, Форману и Тринадцатой нравится проводить время вдвоем, а так же втроем и в вчетвером. Чейз действительно справляется сам со своим одиночеством, если не считать, соблазнительной снегурки. заглянувшей на огонек и потребовавшей плату вперед. А его, Хауса, имя, помянутое всуе в доме Тауба, способствует налаживанию взаимоотношений.
На последок, Кемерон уверила, что то, что ему следует сейчас чувствовать – это гордость за своих подчиненных. Хаус и сам так думал, и потому не ожидал после такого взаимопонимания размашистой пощечины.

Хаус поднялся на ноги, отряхивая снег из-за воротника. Знакомая улица пустовала. Обернувшись, он увидел, что находится на пороге своего собственного дома. «Удобно.»- подумал Хаус и вошел внутрь. Подойдя к своей двери , Хаус достал ключ и замер. Тонкая струя холодного воздуха вырвалась из квартиры сквозь тонкую щель незапертой двери и полоснула щеку, заставив его вздрогнуть. Хаус приложил ладонь к гладкой деревянной поверхности, и, невольно вспомнив грудь Кемерон, распахнул дверь.
Хауса охватило нетерпение. Насколько он помнил классика, теперь очередь призрака будущего рождества. Он увидит свой конец – могилу одинокого, всеми забытого великого диагноста. Или свое безумие – самый страшный конец для него? Хаус обернулся на шорох. Длинные белые пальцы, руки скрещенные на груди, черные одежды в пол. Явился.
- Здравствуй, Грег.
- Стейси?!! Какого черта?! Почему ты? Ты такое глубокое прошлое, что..Или..Ты – мое будущее?!! Это - мой конец, да?
Стейси сладко улыбнулась, и, глядя всепонимающим взглядом, обвораживающе изрекла:
- Нет, Грег, мы больше никогда не будем вместе.
- Эта квартира – мое прошлое, ты, как мы радостно выяснили, - тоже прошлое. У меня что, нет будущего? Или я сошел с дистанции и должен начинать все с начала?