Уилсон вернулся в квартиру Эмбер.
Ах да, теперь он должен называть ее своей…
Устало опустившись на диван, он рассеянно запустил пальцы в волосы, а потом закрыл лицо руками. Мысли путались после занятий в одной из многочисленных групп, к которым он успел присоединиться. Психотерапия хоть и приносила некоторое облегчение, но не избавляла от чувства вины – Уилсон ни разу не говорил о дружбе, которую выбросил из собственной жизни.

– Вы лжете не только констеблям, вы лжете и всем остальным.

Он поднял голову и вздрогнул, увидев прямо перед собой высокого седовласого мужчину с серо-голубыми глазами, одетого так, будто принадлежал другой эпохе. Незнакомец был пугающе похож на… детектива Триттера.
У этой галлюцинации могло быть лишь одно объяснение: Уилсон окончательно тронулся умом. Неимоверным усилием воли подавив желание заорать, он заставил себя успокоиться и сосредоточиться на мысли, как избавиться от плохого воспоминания, выряженного в нелепый костюм. Однако до того как он успел что-либо сказать или сделать, мужчина издал сухой смешок и снова заговорил.

– Даже не думайте указывать мне на дверь, доктор Уилсон. Действительно, перед вами воплощение того, кого вы знаете под именем Майкл Триттер. Временная кривая – ни что иное, как зал из множества зеркал. Я пришел из прошлого. А известный вам детектив – это тридцать пятая по счету реинкарнация. Его душа пахала как проклятая, в том числе, и сверхурочно, поэтому, полагаю, я заслужил некоторую передышку.
Так или иначе, я здесь для того, чтобы говорить не о моей душе, уважаемый доктор Уилсон, а исключительно о вашей. Однако прежде чем я начну… не найдется ли у вас чего-нибудь покурить? Или пожевать?

Потрясенный Уилсон только и сумел, что отрицательно покачать головой.

– Может, хотя бы зубочистку? – вежливо осведомилось виденье.

И на этот раз все, что Уилсону удалось сделать – это снова покачать головой. Не в состоянии сдвинуться с места, он лишь взглядом сопровождал странно одетого господина, с любопытством изучающего окружающую обстановку. Прошествовав на кухню, «Триттер» остановился посреди неё и принялся увлечённо рассматривать предметы бытовой техники.

– Так значит, это и есть холодильник? – спросил он, указывая на высокий прямоугольный ящик.

Он открыл дверцу морозилки и потрогал металл с внутренней стороны, убеждаясь, что тот действительно очень холодный.

– Добротному погребу и подметки не годится, – заключил он.

–Я смотрел в «Бест Бай» и «КостКо»* – оказалось, что у них уже давно не было свежих поставок добротных погребов. Это все, что они могли мне предложить, – пролепетал Уилсон в своё оправдание.

Мнимый коп был одет так, словно сошел со страниц романтической новеллы. Светло-коричневые панталоны заправлены в начищенные до блеска ботинки из черной кожи. Облегающий жакет болотного цвета спереди доходил до талии, а сзади имел длинные фалды. Ярко-голубой, украшенный вышивкой жилет, по-видимому, должен был выгодно подчеркивать водянистый оттенок глаз его обладателя, однако не производил должного эффекта. Завершали ансамбль белоснежная сорочка и галстук с позолоченной булавкой. Выглядело все это чертовски неудобным…

– Это чертовски неудобно, но это то, что носили джентльмены в 1821 году. – Мужчина повернулся к Уилсону, гордо выпятив грудь и заложив руки за спину.

Сжав переносицу и зажмурившись, Уилсон окончательно утвердился в своих подозрениях: его поезд благополучно миновал станцию «здравомыслие» и следующая остановка явно зовется «захватывающий полет с катушек». Он потянулся за мобильником, молясь про себя, чтобы его психотерапевт был все еще в офисе.

– Звонить совершенно не обязательно, доктор Уилсон. Вы не одурманены и не грезите. Я здесь с определенной целью, но для начала – разрешите представиться: судья Мика Трэверс.

***
Уилсон отчаянно надеялся, что это лишь временное помешательство, вызванное назначенными ему препаратами: либо доза оказалась слишком велика, либо слишком мала, либо ему прописали что-то не то. Он метнулся в ванную, чтобы внимательно рассмотреть рецепты и аннотации к своим лекарствам, но руки тряслись так сильно, что баночки с таблетками посыпались в раковину и на пол. Он всхлипнул, почувствовав, как теплое дыхание щекочет его ухо:

–Я же сказал вам. Вы в порядке, – прошелестел голос.

Волосы на затылке зашевелились.

Четко осознавая, что когда он произнесет эти слова, станция окончательно и бесповоротно получит название «полная психическая невменяемость», Уилсон повернулся к нависающему над ним человеку и спросил:

– Это одна из ваших садистских игр, чтобы свести меня с ума?

Он не прикасался к таинственному гостю, однако тот казался слишком осязаемым, чтобы быть привидением. Мужчина поднял руку в примиряющем жесте и мягко ответил:

–Поверьте, я здесь не для того, чтобы усугублять ошибки Триттера. Прошу вас, присядьте и позвольте мне все объяснить.

Уилсону ничего не оставалось, как обреченно вернуться на диван в гостиной.

–Дело в том, что у вас с Хаусом общая судьба, но вы упорно продолжаете совершать ошибки, из-за которых сбиваетесь с верного пути. Так уже бывало не раз, и вот снова…

Глаза Уилсона буквально полезли на лоб.

– Вы оба – сравнительно молодые души. За его плечами четыре перерождения, в то время как за вашими – пять. Так или иначе, ваши жизни обязательно пересекались: вы были отцом и сыном, братьями, друзьями. Но каждый раз между вами возникали серьезные недопонимания, и вы вынуждены были проходить весь круг заново.

Хоть Уилсон и был потрясен до глубины души, он все же ответил:

– Ну, нет. Если вы сейчас п-пытаетесь убедить меня в том, что наши души родственны, то посудите сами: как такое возможно? Мы же вредим друг другу и губим других людей!
Серо-голубые глаза встретились с карими.
– Или вы просто хотите так думать… Вы оба были обречены на то, чтобы «крутить» одну и ту же программу задолго до изобретения телевидения. Ваша преданность и симпатия по отношению друг к другу плюс вечные разногласия и ссоры – весьма увлекательное шоу. Есть у нас общий знакомый, которого вы знаете как Чейза... Так вот, в ожидании своего третьего перерождения он, в качестве приятного развлечения для других таких же томящихся собратьев, заключил с ними весьма любопытное пари. Многие из них были уверены, что прежде чем вы с Хаусом поймете друг друга, пройдет целое тысячелетие. А с учетом последствий надвигающегося глобального потепления, вы рискуете уладить свои конфликты, будучи тараканами.

Уилсон нервно тряхнул головой.

– Да, но лично вы уж точно не способствовали урегулированию этих разногласий.

– Иногда некоторые события кажутся совершенно случайными и лишенными всякого смысла, но в итоге оказывается, что это было своеобразное испытание. Каждое из моих временных отражений имеет определенную миссию во Вселенной, знаете ли, – Трэверс пожал плечами, – Я не помогал вам обоим заделывать очередную брешь, не так ли? Но ведь вы всё-таки стали цивилизованней – по крайней мере, уже не доходите до рукопашной, не хватаетесь за оружие.

Внезапно Уилсон почувствовал настолько резкую головную боль, что и вправду не отказался бы от пистолета, чтобы покончить с ней раз и навсегда. Вдобавок, у него тоскливо засосало под ложечкой.

– Мы что, стреляли друг в друга?

– О… конечно, вы этого не помните. Простите меня великодушно.

Во рту Уилсона разливалась горечь.

–Я не эксперт по прошлым жизням. Хватит играть со мной в кошки-мышки.

Приподняв фалды сюртука, гость из прошлого царственно опустился на диван рядом с Уилсоном, положил ногу на ногу и изящным движением смахнул с плеча невидимую пылинку.
Уилсон представил себе сколько, должно быть, часов ушло у него, чтобы довести этот жест до совершенства.

– Вообще-то, дней. Но речь сейчас не об этом.

Прочистив горло, Трэверс продолжил:

– Я здесь, чтобы показать вам, как ваша дружба в первый раз пошла наперекосяк и чем всё это закончилось. Возможно, когда-нибудь вам удастся переломить этот сценарий. Хоть имена тут другие, уверен, вы узнаете всех. Рассматривайте реинкарнацию как игру одной и той же актёрской труппы, занятой в разных пьесах.

Заинтригованный, Уилсон подался вперед.

– Продолжайте, – попросил он.

Трэверс сел поудобнее и вытянул ноги.

– Вы всегда знакомитесь друг с другом в одном и том же городе. Вот и в тот раз…

Добавлено (30.08.2009, 18:04)
---------------------------------------------
***
Новый Орлеан, 1821 год

Солнце прогоняло последние звезды с горизонта. Новый изнуряюще жаркий день только вступал в свои права, приходя на смену влажной, томной ночи. От поросших кипарисом болот поднимался густой туман, в сизой дымке которого несколько пасущихся лошадей, одинокая повозка и пятеро мужчин, стоявших на укромной лужайке, казались лишь расплывчатыми силуэтами. Мрачные тени высоких сосен надежно укрывали их от постороннего взгляда. Небольшой участок открытой местности окружали пара могучих дубов, компанию которым составляли несколько вязов.

Под развесистой кроной одного из них две пары мужчин разошлись в стороны. Тот, что остался один, был врачом и представлял нейтральную сторону в происходящем. Он нервно мерил лужайку шагами в надежде, что секундантам все-таки удастся примирить будущих противников.

Доктор Чарльз был хоть и юн, но весьма компетентен в своей профессии. Его грязные светлые волосы спадали на лоб и немного вились за ушами. Женщины, да и мужчины тоже, находили его слишком красивым – к его глубочайшему удовлетворению.

Прислонившись к широкому древесному стволу, Чарльз уже в десятый или одиннадцатый раз перепроверил содержимое своей сумки, убедившись в наличии там множества марлевых повязок и инструментов для извлечения пуль.

– Чертовы идиоты, – сердито пробормотал он с ярко выраженным британским акцентом.

Ржание и фырканье лошадей несколько заглушало разговоры, которые велись поодаль. Двое мужчин постарше – Трэверс и Хоуф – обменивались сдержанными репликами, в то время как братья Уилкинсы снова вступили в негромкую перепалку.

– Джеймс, послушай меня, хоть раз в жизни! Ведь Хоуф твой самый близкий друг, – убеждал Дэвид. – С тех пор как родители умерли, а Джонатан пропал без вести на войне, именно Хоуф заботился о нас, как о родных! И «Южными вязами»* командовал, пока ты не достиг совершеннолетия…

– И тем не менее, сейчас он готовится меня убить, – холодно ответил Джеймс.

– Никто не осудит тебя, если ты отступишь. Как ты можешь всерьез полагать, что Джулия стоит того, чтобы получить серьезное ранение или умереть? Ты же сам не раз был его секундантом и прекрасно знаешь, что Хоуф – первоклассный стрелок!

– А еще именно я помогал штопать раны, которые он получал от ревнивых мужей, – Джеймс прикрыл глаза дрожащей рукой, – прошу, не напоминай мне.

Поколебавшись, Дэвид положил руку на плечо брата – как бы ни были близки молодые люди, они редко прикасались друг к другу.

– И ты готов пожертвовать этой дружбой – не говоря уже о большем – чтобы защитить свою невесту? После объявления о помолвке ты ведь сам мне признался, что у тебя есть сомнения.

Но Джеймс твердо стоял на своем.

– Теперь это уже неважно. Была задета честь Джулии. То, что Хоуф прилюдно назвал ее черной вдовой – непростительно. Ее доброе имя будет запятнано, а репутация разрушена навсегда, если я не женюсь на ней.

Не увидев в глазах Джеймса ничего, кроме холодной решимости, Дэвид взмолился:

– Да не будь же таким упрямым ослом. Хотя бы поговори с ним еще раз!

Не глядя брату в глаза, Джеймс мягко ответил:

– Если он хочет взять свои слова назад, то сам сделает первый шаг.

Подобный диалог происходил и по другую сторону от дерева, под которым стоял Чарльз. Судья Трэверс, выступающий секундантом Хоуфа, делал все возможное, дабы убедить своего давнего знакомого в бессмысленности этой дуэли.
Он глядел на эксцентричного упрямца, пытаясь найти подходящие аргументы, чтобы отговорить его от недальновидных намерений. Небритое лицо Грегори Хоуфа, впрочем, как и его мятый костюм, вовсе не являлось свидетельством того, что на дворе стояло раннее утро. Не будучи рабом социальных условностей, он щеголял в неглаженном костюме и вечной щетиной на щеках – вне зависимости от времени суток.

Пыхтя своей сигарой, Трэверс осведомился:

– Вы понимаете, что ведете себя как глупец?

– Боюсь, что мое несогласие с этим тезисом будет воспринято вами как оскорбление, – ответил Хоуф.

– Считайте, что уже воспринято. Однако если это убережет вас от самоубийства, я готов с этим смириться.

Судья всегда находил общество Хоуфа, человека, живущего исключительно по своим правилам, несколько раздражающим, но в то же время, странно притягательным.

– Вы думаете, я позволю этому придурку запачкать свой лучший костюм? – презрительно усмехнулся Хоуф. – Я ведь объяснил вам план.

Судья Трэверс продолжал пытливо всматриваться в стоящего перед ним человека, которого он знал с детства. И ему вдруг подумалось, что до самой своей смерти он не узнает, что творится в этой умной, чертовски упрямой голове. По его мнению, во многих поступках Хоуфа отсутствовал здравый смысл – во всяком случае, то, что вкладывали в это понятие обычные люди.

Он выплюнул окурок в мокрую траву и раздавил его каблуком.

– И в ваших, и в его интересах – поговорить в последний раз.

Согласно кивнув, Хоуф опустил глаза.

– Возможно, так и следует поступить.

***
Двое некогда лучших друзей вышли на средину поляны. Они стояли лицом друг к другу, но избегали встречаться взглядами. Потому что стоило им сделать это – и вся гордость, все взаимные претензии рассыпались бы в прах.
Хоуф начал первым.

– Ты знаешь, что я прав. Твоя невеста – не более чем алчная охотница за состоянием, заинтересованная в твоем поместье.

– Странно, что извинения у тебя всегда похожи на обвинения. Что, по-твоему, я должен сделать, разорвать помолвку? Поступить как невежественный грубиян? Как ты по отношению к Саре?

Пожав плечами, Хоуф объяснил:

– Мы с Сарой не подходили друг другу. Предложив ей поискать того, кого она могла бы нянчить и кому отдавать приказы, я сэкономил ей годы пролитых слез… Поиск замены в лице Маркуса занял у неё не так уж много времени, – бросил он, отвернувшись в сторону. – Но у тебя, разумеется, другой случай. Вы с Джулией будете жить душа в душу, а вскоре ты сам не заметишь, как тебя столкнут с лестницы или отравят, совсем как тех двоих покойничков, которые имели несчастье когда-то на ней жениться! Стоит ли подвергать опасности свою жизнь, чтобы доказать мою неправоту?

Уилкинс упер руки в бока.

– Но у меня нет выбора. Тебе не приходило в голову, какие последствия повлекут твои необдуманные слова? Что после этого я буду вынужден защищать ее?

Их гневные взгляды пересеклись. Каждый из дуэлянтов испытывал сожаление, ведь до появления женщины, из-за которой их дружба дала более чем серьезную трещину, они находили компромиссы всегда и во всем.

– Извини, Уилкинс, – произнёс Хоуф, уставившись себе под ноги.

–За что?

– За смерть Аннабэль. Я должен был быть рядом с тобой. Но вместо этого Джулия воспользовалась твоим одиночеством и горечью потери.

–У нее была малярия. Ты все равно не смог бы ничего сделать. Кроме того, тебе и она не нравилась, – хмыкнул Уилкинс.

Они смотрели друг на друга, как смотрит в бескрайний синий горизонт моряк, что за время затянувшегося штиля уже отчаялся увидеть землю. Так и не найдя подходящих слов, чтобы перекинуть мосток над пропастью, разверзнувшейся между ними, бывшие друзья вернулись к своим секундантам.

Через несколько минут они сошлись спина к спине, почти касаясь друг друга.
Стволы револьверов были подняты вверх, будто в приветствии.
Сюртуки сброшены, сорочки из тонкого льна трепетали под легким дуновением ветра.
Отсчитали по двадцать шагов.
Развернулись.
Теперь каждый являл собой открытую мишень для другого.

– На счет три, – неохотно объявил доктор.

- Раз..! Два..! Три..!

Тишина. Ни одно оружие не выстрелило.

Хриплый голос был слышен отчётливо даже через разделяющую их дистанцию.

– Грег, я не хочу этого делать. Ради Бога! Извинение все решит, – револьвер в руке Уилкинса ходил ходуном.

Хоуф прицелился. Выстрелил. Из ствола вырвался огонь, облако густого дыма...

Пуля прошла мимо.

Уилкинс вздрогнул, палец непроизвольно дернулся на спусковом крючке. Грохот, запах серы и клубы дыма наполнили воздух перед ним.

Когда дым рассеялся, Хоуф лежал на земле. На неверных ногах Джеймс сделал несколько шагов к своему другу. Но Чарльз первым подоспел к телу, картинно раскинувшемуся на траве, и прикрыл его пальто: на груди Хоуфа уже распустился ярко-алый цветок.

После беглого осмотра врач объявил:

– Он мертв.

– Нет! Не может быть! – Уилкинс хотел подойти ближе, но Дэвид и Трэверс не давали ему этого сделать. Как ни старался Джеймс, но двоих соперников он одолеть не мог.

Глаза Дэвида были полны боли, когда он сказал:

– Ты должен уезжать сейчас же. Если власти узнают…

– Кто-то, кроме меня… – вставил судья.

– …Ты пойдёшь под суд за убийство, – закончил Дэвид.

– Нет. Я не могу просто так взять и сбежать…

Джеймс был не мог отвести глаз от мертвого тела Хоуфа, когда брат и Трэверс силой тащили его к лошади.

Голос Дэвида едва доносился до него сквозь пелену скорби и отчаяния.

– У тебя нет другого выхода. Послушай меня, Джеймс. Ни с кем не разговаривай. Постарайся добраться до фермы дяди Джейкоба и тети Иви в Теннеси как можно скорей. Скажи им, что ты опрометчиво расторгнул помолвку и после этого не можешь показаться в Луизиане. Я напишу и дам тебе знать, когда ты сможешь вернуться.

Лицо Дэвида было мокро от слёз, когда он обнял брата на прощание. Хоть Джеймс едва соображал, что происходит, он отчаянно нуждался в утешении и поэтому обнял Дэвида в ответ. Судья наблюдал за прощанием Уилкинсов, и когда Джеймс вскочил в седло, хлестнул прутом круп лошади, чтобы та резвее припустила с места.

Доктор присоединился к ним, и все трое пристально смотрели вслед лошади и всаднику, пока те не скрылись из виду. Когда стих стук копыт, они переглянулись между собой и повернулись к лежащему на земле человеку.

– Уберите с меня эту гадость, – раздался вдруг голос «мертвеца».

Все трое опустились на колени, чтобы осмотреть рану. Кровь на рубахе оказалась бутафорской – театральный трюк, задуманный Хоуфом и реализованный судьей. В жертву благого дела была принесена свинья.

Однако брюки на правом бедре пропитались самой настоящей кровью. Приподнявшись на локтях, раненый велел сквозь стиснутые зубы:

– Удалите пулю, немедленно. А потом отвезите меня домой.

Пока молодой врач доставал все необходимое, Трэверс извлек из кармана фляжку и передал ее Хоуфу. Ожидая пока виски подействует, тот обратился к троице:

– Как считаете, он купился на это?

Дэвид ответил за всех:

– Мой брат был в ужасе от содеянного и настолько убит горем, что не мог мыслить здраво.

Многозначительно взглянув в голубые глаза, он добавил:

– Только вы могли сотворить с ним такое. Вероятно, сейчас он уже пересекает границу штата.

Хоуф зажал зубами дубовую ветку, а Трэверс удерживал его на месте, не давая дернуться, пока Чарльз извлекал застрявшую в мышце пулю. Обильно залив рану собственным виски, доктор наложил плотную, широкую повязку.
Дэвид шагал по высокой траве, чтобы подогнать повозку, благодаря провидение за то, что ей не пришлось служить катафалком.

Доктор решился заговорить. Зная план с самого начала и не веря, что он сработает, он счел нужным отпустить циничное замечание по поводу этого глупого поступка:

– Вы сильно рисковали, всерьёз веря, что Джеймс не убьет вас.

Привалившийся к дереву Хоуф покачал головой:

– Уилкинс ни за что бы меня не застрелил. Мне просто не повезло, что он выбрал револьвер с разболтанным спусковым механизмом.

– Но вместо пули в ногу вы запросто могли бы получить пулю в голову!

– Что привело бы к аналогичному результату: Уилкинс убрался бы из Луизианы, тем самым вырвавшись из когтей ангелоподобной, но порочной Джулии.

– А как вы объясните ему, что живы, когда он вернется?

Вопрос висел в воздухе, пока Трэверс, наконец, не изрек:

– Он не вернется. Дэвид будет продолжать настаивать, что это опасно, пока в сетях этой паучихи не запутается следующая жертва – за это время Джеймс успеет осесть в Теннеси. Для него будет лучше находиться отсюда подальше. Если он узнает о поступке Хоуфа, то, боюсь, не переживёт этого. Вы будете держать рот на замке и никогда никому не расскажете о случившемся здесь.

Доктор Чарльз перевел взгляд на своего одурманенного, но все еще находящегося в сознании пациента:

– И вы с готовностью принимаете тот факт, что больше никогда не увидите своего друга? Не слишком ли высока цена?

От пульсации в ноге темнело в глазах, но прежде чем провалиться в забытье, Хоуф ответил:

– Лучше живой друг далеко, чем его могила поблизости.

****
Уилсон сидел, обливаясь холодным потом. Он знал, что история Трэверса – не выдуманная. Он был там. Он пережил это. Он был Уилкинсом. Он чувствовал, как теплый ветер треплет его волосы и играет в складках сорочки. Ощущал под собой жесткое седло и лошадь, что неслась галопом, унося вдаль своего всадника – потрясенного, раздавленного горем, уверенного в том, что убил своего лучшего друга.

– Я решил, что сейчас для вас настало время узнать правду, – объяснил Трэверс.

Внезапное прозрение поразило Уилсона. Голос срывался от нахлынувших эмоций.

– Я ранил Хауса в ногу!

– Вы были первым из многих.

– И много ещё неприятностей произошло между «тогда» и «сейчас»?

Трэверс пожал плечами.

– Что я могу сказать? Такова уж его планида.

Уилсон попытался сглотнуть, но во рту было сухо как в пустыне.

– А что случилось потом? Я всё-таки не вернулся?

– Нет, не вернулись. В конечном итоге вы унаследовали имущество дяди и тети, и преуспели в разведении чистопородных лошадей. И так никогда и не женились, – спокойно поведал Трэверс.

–А Хаус?.. Хоуф?

Бывший и будущий слуга закона тонко улыбнулся.

– Ранение сделало его инвалидом. К алтарю с черной вдовой он шел, опираясь на трость.

Растерянность и ревность на мгновение пересилили чувство вины.

– Вы имеете в виду, в этом и состоял план Хоуфа? Он сам хотел на ней жениться?

– Я имею в виду, что таким образом он хотел вывести ее из игры, чтобы она больше не могла убивать мужчин. Доктор Чарльз как-то признался мне, что мог бы уволиться и жить припеваючи на гонорары, которые платила ему эта пара. Болезни и несчастные случаи в упомянутом семействе следовали один за другим. Через пять лет покойную Джулию поместили в одноместный склеп. Никто не пришел на ее похороны, однако некоторые слухи всё же имели место быть. В итоге Хаус оказался кем-то вроде отверженного, но это его не слишком заботило.

В первый раз за время их беседы Трэверс казался смущенным:

– Он уделял много свободного времени тому, чтобы освоить искусство курения сигар. Я научил ему всему, что знал сам.

Уилсон чувствовал себя совершенно несчастным и выжатым как лимон. Он откинулся на спинку дивана.

– Это я начал цепочку несчастий, покалечив Хауса. Это все моя вина – я вовремя не осознал, что он пытался защитить меня.

– Не берите всё на себя. Вам обоим есть над чем поработать. Я начал с вас, но поверьте, с Хаусом мне ещё предстоит обсудить немало его поступков. Не забывайте, что вы были всего лишь пешкой в его игре.

– Это ваша карма, – продолжил он, – все мы играем свои роли, как можем, пока не осознаем, как делать это правильно. И ваше нынешнее решение уволиться из больницы и сбежать от Хауса приведет вас обоих к той же червоточине, что и двести лет назад. Я решил вас предупредить. Потому что если все пойдет так и дальше, пройдет еще две добрые сотни лет, прежде чем появится возможность все уладить. А срок моего пари, понимаете ли, истекает в 2010 году.

– Ясно.

Уилсон устал неимоверно. Его переполняла печаль и чувство вины. Он всегда думал что знает, как поступить правильно, но спустя пять жизней выяснилось, что он глубоко заблуждался.

Голова была налита свинцовой тяжестью, но все же он нашел в себе силы спросить:

– И что мне теперь делать? Ворваться к Хаусу домой и поцеловать его в губы, чтобы вы сорвали банк? Кстати, что вы получите в качестве выигрыша?

– Бесплатный ТиВо. С ним-то я не пропущу ни одного из эпизодов сериала о доблестных рыцарях правосудия под названием «Закон и Порядок», пока Триттер подделывает свои протоколы.

Трэверс смотрел, как глаза Уилсона закрываются против воли, и как он, не в силах больше сопротивляться сну, роняет голову на грудь.

Выходя за дверь, судья прошептал:

– Доктор Уилсон, вы забудете обо всем, что здесь произошло. Останется лишь непреодолимое желание во что бы то ни стало спасти вашу дружбу с одним из самых неэгоистичных придурков на этой планете.

****
Дзиииинь!

Дзииииииинь!

Вздрогнув, Уилсон поднял голову.

Дзиииииинь!

Он схватил надрывающийся телефон.

– Да. Здравствуйте, Блайт... Джон умер?.. Примите мои соболезнования… Грег не приедет на похороны?...

Потирая затекшую шею, он помедлил, прежде чем ответить:

– Не волнуйтесь. Мы оба там будем.

Конец

*Бест Бай и КостКо - магазины бытовой техники
*Что есть Южные Вязы, мы не знаем(
*ТиВо – цифровая видеоприставка