Кстати, хотела вас спросить: что такое спойлер? Никак не могу понять.

"Спойлер (англ. to spoil — «гадить», «портить») — в кино, компьютерных играх, литературе — преждевременно раскрытая важная информация, которая портит впечатление от игры/книги/фильма и разрушает их интригу; реже — лицо, которое эту информацию преждевременно раскрыло. Классический пример спойлера, вошедший в анекдоты — имя убийцы в детективе («убийца — садовник»)."

Блин, такое чувство, что меня с дерьмом смешали..

Добавлено (06.07.2008, 02:31)
---------------------------------------------
Прошел уже целый месяц, а он все еще не поговорил с Уилсоном. Кади старалась не напоминать ему о произошедшем. Зачем напрасно теребить его? Зачем сыпать соль на рану? Она поддерживала его во всем. После выписки он сразу пошел на реабилитацию. Вот уже две недели он жил без викодина. Он сам так решил. И сразу сказал об этом ей, когда очнулся от комы месяц назад. Тогда она думала, что он дезориентирован, не понимает, что говорит. Но со временем решение не изменилось, и ее пугали возможные перемены в нем. Иногда в ее душу закрадывались сомнения на счет правдоподобности и искренности его намерений, но стоило ей увидеть его взгляд, в котором были боль и отчаяние, и, пожалуй, эта странная решимость, как она сразу переставала сомневаться.

Она держала его за руку, когда он бился в агонии, кричал от боли. Она плакала каждый раз, когда он просиживал на коленях перед унитазом добрую половину светового дня. Она чуть ли не каждый день ночевала у него в палате только потому, что он не мог заснуть, если ее не было рядом. Сначала она испугалась. А если это проявление любви? Но со временем поняла, что ему просто нужен друг. Так как Уилсона рядом не было, то другом стала она.

В реабилитационном центре для нее сделали исключение и она почти всегда была рядом с ним. Кемерон, Чейз и Форман часто навещали его. И вот что странно: он не отталкивал их от себя, а принимал их переживание и беспокойство с благодарностью, стараясь ничем их не оскорбить.

Новая команда Хауса тоже частенько приносила ему фрукты и соку, ссылаясь на то, что в больнице всегда плохо кормят, а уж фрукты и вовсе никогда не дают. Когда появлялось дело, они приносили белую доску к нему в палату, стараясь очередной загадочной болезнью отвлечь его от мрачных мыслей.

А в один из праздников, старая и новая команда решили сделать ему сурприз. Когда, после терапии, он вошел в свою палату, то увидел в углу пианино. Тайна того, как им удалось его сюда занести, так и осталась загадкой. Он был им благодарен за такой подарок. Теперь, он ежедневно тратил часы своей реабилитации, наигрывая разные мотивы, которые будили в его сердце самые приятные воспоминания его жизни.

Хаус стал более молчаливым; иногда в нем можно было увидеть прежний озорной огонек, но тот сразу пропадал, стоило ему вспомнить обо всем недавно случившемся. Максимум, что он мог сказать за целый день, это поспорить с врачами, какие таблетки ему стоит принимать; кинуть пару фраз своей команде о том, какие анализы им надо сделать; и спросить у Кади, как дела у Уилсона. Иногда он коротко благодарил за заботу, иногда же просто просил всех уйти. Правда, делал он это в прежней хаусовской манере: «Катнер, убирайся отсюда», «Тринадцать, тебя ждет работа в клинике», «Форман, уйди вон». Но никто не обращал внимания на подобную грубость, а Кади даже радовалась таким вспышкам: ей казалось, что он потихоньку возвращается к жизни.

Уилсон же, каждый свой рабочий день начинал с того, что спрашивал Тринадцать о его состоянии, о том, как продвигается реабилитация. Но ни разу не был у Хауса в палате, ни разу не виделся с ним, не разговаривал. Несколько раз он стоял в своем укрытии, наблюдая, как Хаус сидит на кровати, что-то разглядывая в небе, будто мог найти там ответы на свои вопросы. В такие моменты, Уилсону казалось, что Хаус будто разговаривает сам с собой или с кем-то, и, не получив ответа, ложится спать, даже не удосужившись снять одежду и обувь.

Тогда прибегала Кади и снимала с него кроссовки, укладывала поудобней на кровати, накрывала одеялом. «Возится с ним как с маленьким», зло думал Уилсон и ловил себя на том, что просто завидует Хаусу. Ведь ему уделялось намного больше внимания, чем Уилсону. И от таких мыслей он начинал злиться еще больше.

Тоже люблю Трофима, сама в очередной слушала песню, пришла идея написать фанфик. Трофим-вдохновитель))))

Добавлено (28.07.2008, 00:13)
---------------------------------------------
Уилсон.

В последнее время Уилсон стал больше выпивать и чаще оставался один. В то время, как Хаус постепенно налаживал свою личную жизнь с Кади, слезал со злополучного наркотика, не выпил ни капли алкоголя с тех пор, как вышел из комы, Уилсон всё больше становился похож на одинокого, вечно хмельного Хауса - прежнего. Вот какая ирония судьбы, подлость жизни: тот, кто виноват в смерти его, Уилсона, женщины, сейчас просто цвёл и пах. Джеймс был несказанно зол на Хауса, но то сострадание, которое непонятно откуда взялось… Что-то Уилсон увидел такое в глазах друга, что пока помогало ему оставаться человеком. Он пока не стал спившимся бездомным бродягой только потому, что впереди был разговор, ради которого Хаус сейчас удивлял всех и вся своим рвением к нормальной жизни. Он так ненавидел эту реабилитацию, даже под угрозой тюрьмы он не начал заниматься своим здоровьем всерьёз. И тут вдруг такой шаг. Ради чего? Ради его, Уилсона? Ради…светлой памяти Эмбер? Или он что-то такое увидел в коме, что вдруг решил резко изменить свою жизнь, нашёл силы? Эта, именно эта загадка не давала покоя Уилсону. Благодаря этому вопросу, он ещё пока работал в этом злополучном госпитале, а не отправился собирать бутылки по дворам.

************************************************************************
Спустя два месяца(Хаус прошел реабилитацию и уже выписался):

Уилсон стоял около стойки в приёмной, когда к нему обратился высокий мужчина, гладко выбритый, поглаженный и одетый в костюм с иголочки.
- Доктор Уилсон? Я могу с Вами поговорить? – по-деловому серьёзно обратился к нему мужчина.
- Хаус… Я не думаю, что нам есть о чём…
- Нам есть о чём поговорить, – твёрдо перебил его Хаус и предложил пройти в более тихое и укромное место. Кабинет главы диагностического отдела так кстати оказался рядом, что Уилсон и моргнуть не успел, как обнаружил себя уже сидящим в удобном стуле Хауса. Сам хозяин кабинета стоял перед ним с наисерьёзнейшим видом. Сначала Уилсон хотел начать разговор сам, сказать что всё кончено, что этой странной непонятной дружбы больше нет, мол, не о чем беспокоиться, но тут заметил, что Хаус был в смятении, в полной растерянности, и потому решил подождать. Ничего плохого ведь не случиться от того, что он просто посмотрит, что будет дальше. В конце концов, хозяин положения он, так что при экстренных обстоятельствах он может просто встать и уйти. Он имеет на это право. Вот так. Тем временем Хаус, по-видимому, уже собрал все свои силы в кулак, и, с таким выражением лица, будто собирался выпрыгнуть из самолёта без парашюта, начал говорить.

- Джимми…- Уилсон вздрогнул. Он так давно слышал подобное обращение, что успел напрочь позабыть как это, когда тебя зовут не Уилсоном.
- Джим, я только хотел сказать, что в смерти Эмбер нет ничьей вины. Так случилось, так сложились обстоятельства…
- Послушай, Хаус. Я не виню тебя ни в чём… Ты сделал всё, что мог.
Уилсон пытался выглядеть спокойным, но сердце, казалось, вот – вот выпрыгнет из груди.
- Это ложь.
- Чёрт, Хаус! Ты три месяца сидел на безвикодиновой диете только для того, чтобы после снятия мной с тебя всяких обвинений, обличать меня во лжи?
- Я прошёл реабилитацию ради того, чтобы доказать тебе, что я могу измениться. Что наша дружба может быть нормальной. Чтобы тебя не мучила, ко всему прочему, моя наркомания, алкоголизм и сволочизм. Я готов измениться ради тебя. Тебе нужен друг, не приносящий тебе ещё больше проблем, чем у тебя уже есть. И этим другом хочу быть я.
- Хаус, я хочу лишь чтобы ты жил там, где нет меня. Чтобы ты ел там, где не ем я. Чтобы ты работал там, где не работаю я. Я хочу, чтобы в моей жизни не было тебя. Я понятно изъясняюсь?
- Послушай, не надо так категорично. Я тебе клянусь, что я теперь другой. Я такой, каким ты раньше хотел меня видеть. Джеймс… я не хочу потерять единственного друга… - Хаус смотрел в пол и по его состоянию было видно, что ему просто напросто стыдно за себя. Это открытие очень удивило Уилсона. «А может не надо было мне так резко разрывать нашу дружбу?»
- Хаус, ты хоть капельку чувствуешь себя виноватым? Я не хочу сказать, что ты виноват во всём, но признай, что ничего не случилось бы, если б ты не напился в тот вечер!
- Я виноват… - еле слышно проговорил Хаус. И сам себе удивился. Видимо, он действительно изменился, потому что ему стало тяжко. По настоящему.
- Что? Я не расслышал тебя.
- Я виноват и прошу тебя, хотя и знаю, что это почти невозможно, но всё же прошу тебя: прости меня… если сможешь.
Такого волнения Хаус в своей жизни не испытывал ни разу.
- Хаус… я даже не мог предположить, что ты такое когда-нибудь скажешь. Но ты ведь понимаешь, что этого мало?
- Я слез с наркотиков, по-настоящему, не как с Триттером, я осознал свою вину и я действительно прошу у тебя прощения. Больше я ничего сделать не могу. Решение за тобой. – и он вышел из кабинета, оставив Уилсона наедине со своим удивлением.

А эту песню Трофима я заслушала до дыр! Очень удачно подобран эпиграф.

Счастья мне надолго хватит,
Говорю СПАСИБО Кате!