Стеклянные шарики

Дождь шел четвертый день. Не переставая барабанить по стеклу с настойчивостью, достойной лучшего применения. Иногда он превращался в мокрый снег и напоминал о том, что скоро Рождество. Еще об этом напоминали карамельные трости на столе, напевающая Away in a Manger Кэмерон и свежие порезы на предплечье. Как они напоминали Хаусу о Рождестве, он не задумывался.

- Хаус! Это просто курс реабилитации! С тебя снимут обвинения!
- Только не говори, что ты меня спасал!
Уилсон покачал головой. Триттер улыбнулся.
- Слова лгут, доктор Хаус. Действия нет. Считайте это сделкой. Сутки на обдумывание.
- Проваливай из моего кабинета.
- Хаус...
- И ты тоже.

Уилсона не было в клинике 2 дня. Хаус не звонил ему, только изредка думая о том, на что он теперь жил. Заблокированный счет, отсутствие машины и допуска к лекарственным препаратам. Изредка...изредка значило все время, когда Хаус не думал о списке симптомов на белой доске и Триттере.
О том, что ему все вернули, как только тот дал признательные показания, Хаус не знал.
4 дня назад Уилсон пришел к нему сам, вместе с Триттером - и рассказал, что сдал его. Идиот. Почувствовал вину и решил, сострой он виноватое лицо, и Рождество опять пройдет на кушетке перед телевизор с виски и китайской едой.
Но устой кабинет по соседству его раздражал всегда. Даже когда он был готов по стенке размазать его владельца.
Ну хорошо, подписи он подделал. Наркотики незаконно получил. Оскорбил пациента. Хорошо, оскорбил пациента-полицейского детектива.
Ладно, не просто оскорбил, а заставил простоять 2 часа с ректальным термометром в соответствующем месте.
У него было оправдание - ему было больно. Очень. Какое оправдание было у Уилсона? Пока Хаус не мог ответить на этот вопрос. Или не хотел. Но вопрос, куда делся от своих обожаемых лысых детишек на химиотерапии лучший онколог штата, начинал волновать его все больше.

Уилсон сидел в машине Триттера и бездумно смотрел, как дворники безуспешно пытаются стереть бесконечные потоки воды со стекла.
Чувствовать себя предателем было паршиво. Кэмерон не разговаривала с ним. Чейз и Форман разговаривали, но отвечали только по существу и только, если дело касалось пациента. Хаус не отвечал на звонки. Хорошо, машину, практику, деньги - это он обратно получил, как только признался что на чертовых рецептах не его подписи. А что потерял? Все. Несмотря на то, что Хаус сам во всем был виноват...все это теряло смысл без него.
Триттер смотрел на него все это время. Он задал вопрос и терпеливо ждал ответа.
- Нет, - наконец выдавил из себя Джим, - я не буду свидетельствовать против него в суде.
- Вы понимаете, что делаете? Вас посадят.
- Статистически...лучше я, чем он.
- Его тоже посадят. Нам не нужны ваши устные свидетельства. Достаточно бумаг.
Уилсон промолчал.
- Я...я постараюсь, сделать так, что бы этого не случилось, - попытался открыть дверцу машины. Триттер положил руку ему на плечо.
- Доктор Уилсон, вы задержаны за пособничество преступнику. Вы имеете право...
- Детектив, вы в своем уме?, - как можно более спокойно выдавил из себя Уилсон, скинув его руку со своего плеча. Он даже успел выйти из машины - и тут же оказаться лицом к капоту с руками за спиной. На которых моментально защелкнулись наручники.
- И за сопротивление властям..., - добавил Тритттер, выходя из машины следом, - Кэмпбелл, в машину его. У меня есть право продержать вас сутки. Что с вами случится за эти сутки, я не могу сказать. Так же, как и гарантировать вашу безопасность. Я надеюсь, вы знаете свои права, мистер Уилсон.

Курс реабилитации доканывал его медленно, но верно. Очень сложно думать о чем-то, если тебя постоянно рвет. А когда твое общение с унитазом ненадолго прерывается, тебя начинает бить озноб. Хаус думал только о том, что бывают ломки и пострашнее. Процесс творчества в курсе детоксикации перестал казаться бредом. По крайней мере, он позволял чем-то занять трясущиеся руки и давал возможность подумать о чем-то, кроме боли.
- Красиво. Гусеница?, - знакомый чуть насмешливый голос заставил поднять голову и фальшиво улыбнуться.
Хаус посмотрел на то, что он последние полчаса лепил из глины - потом снова на самодовольно улыбающегося Триттера.
- Толстая кишка с язвенным колитом.
- Я не думал, что вы пойдете так далеко, доктор Хаус. Жаль, это ничего не меняет.
- Я исполнил свою часть чертового договора. Вы не снимите обвинения?
- Почему я должен?
С этим детектив развернулся и направился к выходу. Хаус молчал. Секунда. Воторая.
- Ты...чертов сукин сын!
- Я много думал, Хаус. И пришел к выводу, что с такими, как вы это не срабатывает. Даже ваши действия лгут.
На этом он ушел. А на Хауса накатил очередной приступ тошноты.

Уилсон все-таки добрался до отеля. И даже до кровати. Даже смог скинуть ботинки, с трудом нагнувшись. У того парня сильный удар левой. Какая могла бы быть карьера в боксе…
Триттер посадил на сутки. В камеру к ребятам из южной части города. Что значило, что у ребят были кастеты, которые непонятно как остались при них в камере, и огромная нелюбовь к ребятам в дорогих галстуках и французских ботинках.
Уилсон пообещал себе доехать завтра до какого-нибудь госпиталя. Завтра…завтра.
Иногда сон оказывался сильнее боли. Кажется, он начинал понимать Хауса.
Чертов Хаус…из-за него. Для него. Мысли рассыпались и отскакивали друг от друга, как стеклянные шарики, которые он любил в детстве. Больше всего ему нравился синий с зелеными пузырьками внутри…

Добавлено (24.04.2008, 17:45)
---------------------------------------------
- Черт, Уилсон, дерьмово выглядишь..., - потряс его за плечо Хаус. Джим попробовал пошевелиться и понял, что он все еще жив. По крайней мере, раз он чувствует боль, значит жив.
- Хаус?.., - вышло хрипло и неуверенно. Он попытался привстать и не смог.
- Нет, Форман. Я так надеялся, что меня не выдаст откровенно европейская внешность, - усмехнулся.
- Как ты вошел? Что…, - поморщился от боли в ребрах и повернулся на спину.
- Я пришел извиниться, - тихо ответил Хаус, опуская глаза, - но, видимо это сейчас для тебя будет слишком большим шоком.
Уилсон попробовал усмехнуться и выяснил, что у него разбита губа. По крайней мере, соленый вкус во рту убеждал его именно в этом.
- Нет, продолжай…просто…непривычно, - чуть пожал одним плечом.
- Ты пытался защитить меня. Так ведь друзья поступают. Короче…спасибо, - замолчал и снова на него посмотрел.
- Ок, - просто ответил Джим и закрыл глаза.
- Кто...тебя так?
- Парни в камере. Триттер задержал меня на сутки за сопротивление властям. Когда твой суд?
- Завтра, - Хаус помрачнел и вдруг встал, - я вызову скорую. Ты идиот, раз не сделал этого раньше.
- Хаус..., - негромко позвал Джим, когда тот уже почти дошел до двери.
Тот обернулся и посмотрел на него. Уилсону этот взгляд показался почему-то странным. Он не видел его таким раньше.
- Нет, ничего. Не Принстон. Пожалуйста.
- Ок, не Принстон, - слишком быстро согласился с ним Хаус и тихо закрыл за собой дверь.
Уилсон снова провалился в болезненную полудрему. Ему даже не пришло в голову подумать, что для того, что бы вызвать скорую, ходить никуда не надо.

- Триттер, каковы мои шансы остаться на свободе?, - вламываясь в кабинет детектива, громко спросил Хаус.
- Добрый вечер. 1 к 100, что завтра ты сядешь.
- Значит, это уже ничего не изменит?
Триттер поднял голову на вопрос.
- Что…?, - договорить детектив не успел, потому что в этот самый момент Хасу ударил его.
- Ушибся, детектив?, - с нехорошей усмешкой, замахиваясь снова. Второй раз ударить ему не дали подоспевшие подчиненные Триттера.
Эту ночь Хаус провел в камере с теми же ребятами, что и Уилсон два дня назад.

- Доктор Уилсон?, - заглянула в палату Кэмерон.
Уилсон открыл глаза и сонно на нее посмотрел. Викодин действительно был сильным обезболивающим. Ничего не ныло и не горело. Почти.
- Я…, - замялась девушка, - подбирая слова. Уилсон заметил, что у нее были красные глаза.
- Доктор Кадди просила не говорить. Все с ней согласны…просто я подумала, вы должны знать…, - Кэмерон снова замолчала, опуская глаза.
- Его посадили?
- Нет.
Уилсону не понравился ее тон. И боль в ребрах вернулась, несмотря на сильное обезболивание.
- Доктор Хаус…он ударил Триттера. Его задержали позавчера. Утром…утром его нашли в камере…
Уилсон молча ждал. Девушка снова замялась, и ее голос задрожал.
- Утром его нашли в камере, - закончила она, - Триттера отстранили от работы за превышение служебных полномочий.
Уилсон закрыл глаза. Стеклянные шарики. В детстве он любил высыпать их из мешочка на траву и смотреть, как в них играют солнечные лучи. Когда ему было семь, он потерял свой самый любимый шарик. Синий с зелеными пузырьками воздуха внутри. Мама говорила ему не играть с ними в траве. А он не послушал. Так отчаянно и громко, как тогда, он никогда не плакал.

Уилсон сидел в машине Триттера и бездумно смотрел, как дворники безуспешно пытаются стереть бесконечные потоки воды со стекла.
- В пятницу суд. Ваши показания…
Джим очнулся. О чем он только что думал? О стеклянных шариках? Он только что о чем-то думал…и не мог вспомнить, о чем.
Триттер ждал ответа на заданный вопрос.
- Нет, - наконец выдавил из себя Джим, - я не буду свидетельствовать против него в суде.
- Вы понимаете, что делаете? Вас посадят.
- Статистически...лучше я, чем он.
- Его тоже посадят. Нам не нужны ваши устные свидетельства. Достаточно бумаг.
Уилсон промолчал.
- Я...я постараюсь, сделать так, что бы этого не случилось, - попытался открыть дверцу машины. Триттер положил руку ему на плечо.
- Доктор Уилсон, вы задержаны за пособничество преступнику. Вы имеете право...
Дальше Уилсон не слушал. Но почему-то подумал, что начни он сейчас выяснять кто прав, кто виноват, что-то точно пойдет не так. Непоправимо не так.

Хаус, лежа на спине, на полу своего кабинета, вертел перед глазами синий стеклянный шарик с зелеными пузырьками внутри и гадал, как тот оказался под столом в кабинете Уилсона.